Сент-Клер замирает. Его лицо принимает забавный вид прежде, чем я осознаю, что ляпнула. Я имела в виду совсем другое.
Не то чтобы я против…
Но мне нравится Тоф, а у Сент-Клера есть девушка. И даже если бы всё было по-иному, еще есть Мер. Я никогда не отобью у неё парня, после того как она была так добра со мной в первый день. И во второй. И во все дни на этой неделе.
Кроме того, Сент-Клер просто привлекательный парень. Зачем гнать волну. Улицы Европы ведь кишат красавчиками, правильно? Ухоженными парнями с аккуратными стрижками и в элегантных пальто. Не чтобы я нашла даже отдаленно такого же красивого как месье Этьен Сент-Клер. Но всё же.
Он отворачивает от меня лицо. Это мое воображение, или он смутился? Но почему он смутился? Это у меня идиотская улыбка.
- Это твой парень?
Он указывает на обои моего ноутбука - дружескую фотографию с коллегами. Мы ее сделали перед полуночной премьерой экранизации одного фэнтезийного романа. Большинство из нас было одето как эльфы или волшебники.
- Тот с закрытыми глазами?
- ЧЕГО? - Он думает, что я встречаюсь с парнем аля Геркулес? Геркулес - помощник управляющего. Он на десять лет меня старше, и, да, это его настоящее имя. Но он весьма мил, настоящий гуру японских ужастиков, и забирает волосы в конский хвост.
Конский хвост.
- Анна, я шучу. Этот. С бакенбардами. - Он указывает на Тофа, причину, по которой я так люблю эту фотографию. Наши головы повернуты друг другу, и мы заговорщески улыбаемся, как будто разделили личную шутку.
- О. М-м-м... нет. Не совсем. Я имею в виду, Тоф - почти мой парень. Я уехала прежде... - я затихаю от смущения. - Прежде, чем начались серьёзные отношения.
Сент-Клер не отвечает. После неловкого молчания он прячет руки в карманы и раскачивается на пятках.
- Предусмотрели всё.
- Что? - Я поражена.
- Ту пурвар. - Он указывает подбородком на подушку на моей кровати. Слова вышиты над изображением единорога. Это подарок моих бабушки и дедушки, девиз и герб клана Олифант. Давным-давно, мой дедушка переехал в Америку, чтобы жениться на бабушке, но он все еще предан Шотландии. Он всегда покупает нам с Шонни вещи в цвете фамильного пледа (сине-зеленый фон с черными и белыми линиями). Например, мое покрывало.
- Да, я знаю, что это значит. Но откуда ты узнал?
- Ту пурвар. Это на французском.
Превосходно. Девиз клана Олифант, который сверлил мою голову с самого младенчества, оказывается, написан на ФРАНЦУЗСКОМ, а я даже не знала. Спасибо, дедушка. Как будто я уже не похожа на идиотку. Но откуда мне знать, что шотландский девиз будет на французском? Я думала, шотландцы ненавидели Францию. Или это были англичане?
Блин, не знаю. Я всегда считала, что он на латыни или другом мертвом языке.
- Твой брат? - Сент-Клер указывает на единственную фотографию, которую я повесила над кроватью. Шонни улыбается в камеру и указывает на одну из черепах, которые тянут шею и угрожают оттяпать палец. Мама проводит исследование на тему репродуктивных привычек каймановых черепах и посещает их выводок на реке Чаттахучи несколько раз в месяц. Мой брат любит ходить с нею, в то время как я предпочитаю безопасность нашего дома. Каймановые черепахи - противные.
- Да. Это Шон.
- Маленький ирландец в семье с шотландскими одеялами.
Я улыбаюсь.
- Это больная тема. Мама влюбилась в имя, но дедушка - отец моего отца - фактически умер, когда услышал эту новость. Он-то болел за Малкольма, Эвана или Дугала.
Сент-Клер смеется.
- Сколько ему?
- Семь. Уже во втором.
- У вас большая разница в возрасте.
- Либо он был ребёнком по залету, либо последней попыткой спасти брак. Мне никогда не хватало дерзости спросить, что именно.
Ничего себе. Не могу поверить, что вот так это выболтала.
Сент-Клер садится на край кровати.
- Твои родители разведены?
Я зависаю над стулом, потому что не могу сесть рядом с Сент-Клером на кровати. Возможно, когда я привыкну к его присутствию, то смогу совершить "подвиг". Но не сейчас.
- Да. Папа ушел через шесть месяцев после рождения Шона.
- Мне жаль. - И я могу судить, что это действительно так. - Мои живут раздельно.
Я дрожу и прячу ладони под мышками.
- Тогда мне тоже жаль. Такое врагу не пожелаешь.
- Всё нормально. Мой отец - ублюдок.
- Мой тоже. То есть, очевидно, что это так, если он бросил нас, когда Шонни был еще младенцем. А он бросил. Также по его вине я застряла здесь. В Париже.
- Я знаю.
Откуда?
- Мер сказала. Но гарантирую, мой отец куда хуже. К сожалению, он в Париже, в то время как мама одна, за тысячу миль отсюда.
- Твой папа живет здесь? - Я удивлена. Знаю, что его папа француз, но не могу представить, чтобы родитель отправит свое чадо в школу-интернат, когда они живут в одном городе. Это бессмысленно.
- Он владеет картинной галереей в городе и еще одной в Лондоне. Всё свое время он тратит на них.
- Как часто ты его видишь?
- Никогда, да и я сам стараюсь с ним не встречаться. - Сент-Клер становится угрюмым, и тут до меня доходит, что я понятия не имею, зачем он пришел, так что я прямо спрашиваю его об этом.
- Я разве не сказал? - выпрямляется он. - О! Ясно. Я прекрасно понимаю, что если кто-нибудь ни придет и фактически ни вытащит тебя отсюда, ты сама на улицу никогда не выйдешь. Так что мы идем гулять.
В животе взбалтывается странная смесь бабочек и пузырьков.
- Сегодня?
- Сегодня.
- Ясно. - Я делаю паузу. - А Элли?
Сент-Клер падает на кровать.
- Планы сорвались, - отвечает он, так неопределенно жестикулируя рукой, что я не решаюсь расспрашивать дальше.
Я указываю на пижаму.
- Я не одета.
- Да ладно, Анна. Неужели ты снова хочешь проходить через старое?
Я одариваю его подозрительным взглядом, и мне в голову прилетает подушка с единорогом. Я кидаю ее обратно, и Сент-Клер усмехается, спрыгивает с кровати и бьет с полной силой. Я пытаюсь схватить ее, но безуспешно. Достав меня еще два раза, Сент-Клер позволяет отобрать "оружие". Он сгибается пополам от смеха, и я бью его по спине. Пытается отобрать подушку, но я не сдаюсь, и мы тянем на себя, пока он не отпускает. Я падаю на кровать. Голова кружится, на лице выступил пот.
Сент-Клер плюхается около меня, едва переводя дух. Он лежит настолько близко, что его волосы щекочут мою щеку. Наши ладони почти соприкасаются. Почти. Я пытаюсь выдохнуть, но больше не знаю, как дышать. И затем я вспоминаю, что не надела лифчик…и во мне просыпается параноик.
- Хорошо, - задыхается Сент-Клер. - Вот - вздох, вздох - план.
Я не хочу испытывать к нему чувств. Не желаю всё усложнять. Я хочу быть ему лишь другом, а не ещё одной глупой девчонкой и питать несбыточные надежды. Я заставляю себя встать. Мои волосы торчат во все стороны после боя, так что я беру резинку с комода, чтобы убрать их в хвост.
- Надень нормальные штаны. И я покажу тебе Париж.
- Вот так? Таков план?
- Типа того.
- Ничего себе. "Типа того". До чего мы докатились.
Сент-Клер бурчит и бросает в меня подушку. Раздается телефонный звонок. Наверное, мама; на этой неделе она звонила каждый вечер. Я хватаю сотовый со стола и собираюсь сбросить звонок, как высвечивается имя. Сердце останавливается.
Тоф.
Глава 8.
- Надеюсь, ты не забываешь носить берет, - приветствует меня Тоф.
Я уже смеюсь. Он позвонил! Тоф позвонил!
- Ещё нет. - Я мерею шагами свою комнатушку. - Если хочешь, я и тебе привезу. Вышьешь инициалы и будешь носить вместо бейджа.
- Введу берет в моду, - с усмешкой в голосе произносит он.
- Берет никто не может ввести в моду. Даже ты.
Сент-Клер всё ещё лежит на моей кровати. Он подпер голову рукой, чтобы наблюдать за мной. Я улыбаюсь и указываю на картинку в ноутбуке. "Тоф" беззвучно произношу я.
Сент-Клер качает головой.
"Бакенбарды"
Ах, он беззвучно шепчет мне в ответ.
- Вчера приходила твоя сестра. - Тоф всегда говорит о Бридж как о моей сестре. Мы одного роста и стройного телосложения, и волосы у нас длинные, прямые как палки, только Бридж блондинка, а я русая. И так как мы всегда вместе, то одинаково говорим. Хотя Бридж использует слова подлиннее. И ее ладони огрубели от игры на барабанах. И у меня щелочка между зубами, а у нее скобы. Другими словами, она похожа на меня, но симпатичнее, умнее и талантливее.
- Я не знал, что она барабанщица, - удивляется Тоф. - А она хороша?
- Лучшая в своем деле.
- Ты так говоришь, потому что она твоя подруга, или она действительно ничего?
- Она лучшая, - повторяю я и краем глаза отмечаю, что Сент-Клер разглядывает часы на комоде.
- Мой барабанщик оставил судно. Думаешь, она заинтересуется?
Прошлым летом Тоф создал панк-группу "Ужасы по дешевке". С тех пор коллектив пережил большую текучку и ссоры из-за песен, вот только настоящих выступлений не перепадало. А плохо. Уверена, Тоф хорош с гитарой в руках.
- Честно, - отвечаю я. - Думаю, она согласится. Придурочный учитель по музыке не назначил её лидером секции, и ей нужно выпустить накопившейся пар. - Я диктую номер. Тоф повторяет его, а Сент-Клер указывает на воображаемые наручные часы. Сейчас только девять, так что я не понимаю, чего он так спешит. Даже я знаю, что в такое время вечер в Париже только начинается.
Он громко откашливается.
- Эй, прости. Мне нужно идти, - говорю я.
- Ты не одна?
- М-м-м, да. С другом. Мы сегодня вместе гуляем.
Ту-дум.
-- С другом?
- Он просто друг. - Я поворачиваюсь спиной к Сент-Клеру. - У него есть девушка.
Я зажмуриваюсь. Надо ли было это говорить?
- Значит, ты не забыла о нас? Я имею в виду... - Он осекается. - Нас, здесь, в Атланте? Ты не променяла нас на какого-то француза и вернешься?
Мое сердце поет от радости.
- Конечно, нет. Я вернусь на Рождество.
- Хорошо. Хорошо, Аннабель Ли . Так или иначе, меня ждет работа. Кажется, Геркулес злится, что я не закрыл дверь. Чао.
- Вообще то, - говорю я. - Оревуар.
- Неважно. - Он смеется, и мы вешаем трубку.
Сент-Клер встает с кровати.
- Ревнивый бойфренд?
- Я же говорила. Он мне не бойфренд.
- Но он тебе нравится.
Я краснею.
- Признаю... да.
Лицо Сент-Клера непроницаемо. Возможно, он раздражен. Он кивает на дверь.
- Ты все ещё хочешь выйти?
- Что? - Я смущена. - Да, конечно. Только я сначала переоденусь. - И я выпроваживаю Сент-Клера из комнаты.
Пять минут спустя мы идем на север. Я надела любимую рубашку, милую поношенку, подчеркивающую тело в нужных местах, джинсы и черные парусиновые кроссовки. Я знаю, что кроссовки это не очень-то по-французски - надо было выбрать остроносые ботинки или высоченные каблуки - но, по крайней мере, они не белые. А о белых кроссовках говорят правду. Их носят только американские туристы; эти большие уродливые бутсы созданы для того, чтобы косить траву или красить дом.
Ночь чудесна. Париж переливается желто-зелено-оранжевыми огнями. Теплый воздух разносит веселую болтовню прохожих и звон бокалов в ресторанах. Сент-Клер оживляет прогулку и описывает самые ужасные аспекты биографии Распутина, которую он закончил сегодня днем.
- И вот на обеде другие русские дают ему дозу цианида, которая способна уложить пять взрослых мужчин, и что? Ничего не происходит, поэтому запасной план - ему стреляют в спину с револьвера. Но он все равно жив. Фактически, у Распутина хватает сил, чтобы попытаться задушить убийцу, и в него стреляют еще три раза. И ему все еще хватает сил встать! Поэтому его бьют до кровавого месива, заворачивают в простыню и бросают в ледяную реку. Но ты только послушай…
Его глаза сияют. Такой же взгляд я вижу, когда мама рассказывает о черепахах, а Бридж - о тарелках.
- Во время вскрытия обнаружили, что фактической причиной смерти стала гипотермия. Его убила река! Не яд, пули или кулаки, а мать-природа. Так еще и руки его были заморожены в вертикальном положении, а значит, он пытался выбраться из-подо льда.
- Что? Нет...
Перед табличкой магазина с выгравированными золотыми буквами фотографируются немецкие туристы. Мы быстро пробегаем мимо, чтобы не испортить кадр.
- Но это еще не всё, - продолжает Сент-Клер. - Когда его тело кремировали, он сел. Нет, правда! Видимо, товарищ, который готовил тело, забыл разрезать сухожилия, и они сжались, когда труп загорелся…
Я одобрительно киваю.
- Гадость, но круто. Продолжай.
- …тело и ноги согнулись, но все же. - Сент-Клер торжествующе улыбается. - Все сошли с ума, когда это увидели.
- И кто утверждает, что история скучная? - Я улыбаюсь в ответ, и всё прекрасно. Почти. Поскольку в этот момент, мы пересекаем порог США, и теперь я дальше от школы, чем когда-либо. Моя улыбка дрожит, и я возвращаюсь к своему естественному состоянию, нервозному и странному.
- Знаешь что, спасибо. Остальные всегда перебивают меня прежде… - Он замечает изменение в моем поведении и останавливается. - С тобой всё хорошо?
- Нормально.
- Да? Тебя когда-нибудь говорили, что ты ужасная лгунья? Ужасная. Худшая из всех.
- Просто… - я колеблюсь из-за смущения.
- Да-а-а-а?
- Париж такой... чужой. - Я борюсь за правильное слово. - Пугающий.
- Неа, - тут же отмахивается Сент-Клер.
- Тебе легко говорить. - Мы обходим величественного джентльмена, который наклонился взять на руки свою собачку, бассет-хаунда с отвисшим животом. Дедушка предупредил меня, что на тротуарах Парижа полно собачьих мин, но до сих пор они мне не попадались.
- Ты знаком с Парижем всю жизнь, - продолжаю я. - Свободно говоришь на французском, одеваешься как европеец...
- Что, прости?
- Ну, ты знаешь. Хорошая одежда, хорошая обувь.
Он поднимает левую ногу, обутую во что-то потертое и громоздкое.
- Типо этого?
- Ну, нет. Но ты не ходишь в кроссовках. А я белая ворона. Не говорю на французском языке, боюсь метро и должна, вероятно, ходить на каблуках, но я ненавижу каблуки…
- Я рад, что ты не ходишь на каблуках, - прерывает меня Сент-Клер. - Тогда ты была выше меня.
- А я и так выше.
- Едва.
- Пожалуйста. У нас три дюйма разницы. И ты в ботинках.
Он толкает меня плечом, и я выдавливаю из себя улыбку.
- Расслабься, - говорит он. - Ты со мной. Я фактически француз.
- Ты англичан.
Он усмехается.
- Я американец.
- Американец с английским акцентом. Двойной повод для французской ненависти?
Сент-Клер закатывает глаза.
- Прекрати слушать стереотипы и начни формировать свои собственные мнения.
- Я не стереотипирую.
- Правда? Тогда, пожалуйста, просвети меня. - Он указывает на ноги девочки, идущей перед нами. Она треплется на французском по сотовому. - Что это на ней?
- Кроссовки, - бормочу я.
- Как интересно. А те джентльмены на той стороне тротуара. Может объяснишь, что это у левого? Что за специфические изобретения привязаны к его ногам?
Естественно, кроссовки.
- Но, эй! Видишь того парня? - Я киваю на мужчину в джинсовых шортах и футболке с надписью "Будвайзер". - Только мне очевидно?
Сент-Клер искоса смотрит на незнакомца.
- Очевидно, что? Облысение? Избыточный вес? Отсутствие вкуса?
- Он американец.
Сент-Клер мелодраматически вздыхает.
- Честно, Анна. Ты должна это перебороть.
- Я просто не хочу никого оскорблять. Я слышала, французы очень обидчивые.
- Сейчас ты никого не оскорбляешь, кроме меня.
- Что насчет неё? - Я указываю на женщину средних лет в шортах хаки, с фотоаппаратом на поясе и в трикотажном топе со звездами и полосами. Она отчаянно спорит с мужчиной в панаме. Вероятно, муж.
- Абсолютно оскорбительно.
- Разве я не настолько же бросаюсь в глаза?
- Учитывая, что на ней американский флаг, я рискну ответить нет. - Он кусает большой ноготь. - Послушай. Кажется, я знаю, как решить твою проблему, но ты должна подождать. Просто обещай, что больше не будешь просить меня сравнить тебя с пятидесятилетними женщинами, и я обо всем позабочусь.
- Как? С чем? С французским паспортом?
Он фыркает.
- Я не говорил, что сделаю тебя француженкой. - Я открываю рот, чтобы заспорить, но он не дает мне вставит и слова. – По рукам?
- По рукам, - отвечаю я, чувствуя неловкость. Не люблю сюрпризы. - Но сюрпризу лучше быть хорошим.
- О, он хороший. - И Сент-Клер делает такой самодовольный вид, что так и тянет сказать колкость, но тут я понимаю, что больше не вижу нашу школу.
Не могу поверить. Он полностью отвлек меня.
Целую минуту я жду проявления болезных симптомов, но вместо них ноги готовы пуститься в пляс, а в животе трепещут бабочки. Я наконец-то рада, что вышла!
- Так куда мы идем? - Я не могу сдержать энтузиазма. – К Сене? Я знаю, она где-то рядом. Будем сидеть на берегу реки?
- Не скажу. Продолжай идти.
Я молчу. Да что со мной? Второй раз за минуту я позволяю ему держать себя в неизвестности.
- Только сначала взгляни на это. - Он хватает мою руку и тянет через улицу. Сердитый скутер клаксует нам вслед, и я смеюсь.
- Постой, что… - И тут у меня перехватывает дыхание.