Я повернулась к нему и встретила его взгляд. Хотела проверить свою реакцию. Надеялась, что за два месяца сомнения в душе немного улеглись и рядом с Димкой я смогу что-то почувствовать. Думала, вдруг увижу его и пойму, что по-настоящему соскучилась, что накроет прошлое чувство, хоть уже и не такое острое, но пока ничего не происходило. Димка сидел, красиво откинувшись на спинку, поза была немного вызывающая, но в то же время заявляла о его уверенности в себе. Дорогой костюм, белоснежная рубашка, галстук, живописно сбитый немного набок, и красивое мужественное лицо с правильными чертами. Но самое главное взгляд - тёплый, проникновенный, с насмешливой искоркой. Он всем своим видом, словно старался мне сказать - ну куда ты денешься от меня, дурочка?
Полгода назад бы мне такой подарок. Я бы, наверное, не отказалась.
Да что там наверное? Точно бы не отказалась. А сейчас от этих мыслей даже страшно.
- И чего же ты не ожидал? Что я могу выглядеть потрясающе?
Я заметила, как он растерялся, не ждал провокационных вопросов в ответ на комплимент. И далеко не сразу нашёлся, что ответить. Замялся, потом принялся оправдываться, что уж было совсем ни к чему.
- Я имел в виду, что не ожидал, что отпуск так благотворно на тебя повлияет.
- Ясно. Дим, ты чаю хочешь? Просто у меня кроме чая нет ничего.
- И пирогов нет?
- Не смейся.
- Не хочу я ничего. Лучше расскажи, чем ты занималась два месяца на чужбине.
- Отдыхала. Столько интересного увидела... Я довольна поездкой.
- А вдохновение?..
Я с улыбкой кивнула.
- Присутствует.
- Просто замечательно. Это очень кстати. - Он едва ли руки не потёр в предвкушении. - Почему ты меня ни о чём не спрашиваешь? Тебе не интересно?
- Я спрашиваю, - послушно проговорила я. - Что у нас нового?
- Ничего особенного. Если только твоя выставка... Персональная, в Москве.
Я нахмурилась.
- Кому ты продал душу?
- Таких крайних мер не потребовалось, - рассмеялся он. - Я же всегда тебе говорил, что нужно только чуточку везения и побольше уверенности в себе. Как только всё это сошлось, - бах! - и мы в выигрыше.
Я с трудом сглотнула.
- Дядя? - глухо поинтересовалась я. - Дима, мы же говорили об этом, я не хочу, чтобы он...
- Успокойся. Борис Владимирович, конечно, тоже поучаствовал, как он мог в стороне остаться, но в остальном моя заслуга. Я спонсора нашёл, милая. Вот так-то.
- Какого ещё спонсора?
- Ну, какая тебе разница?
- Есть разница, ты же знаешь.
- Богатый человек, ценитель живописи, поддерживает молодые таланты. А ты у нас молодая, да к тому же талант. Прекрасно подходишь. А ты везде ищешь подвох. Не надо. У него своя галерея в столице и он готов организовать тебе персональную выставку. Просто ему нравятся твои картины. Он купил две.
- Какие?
- "Улыбку" и пионы.
- Пионы?
Димка безразлично пожал плечами.
- Повесит в столовой. Красиво.
- Да, красиво... - эхом повторила я за ним.
А Калинин поднялся и подошёл ко мне.
- Только не грусти, я тебя прошу. Не время впадать в меланхолию и подозрительность. У тебя сейчас каждая минута на счету. Через неделю выставка здесь, уже реклама идёт, а в феврале в Москве.
- Так быстро?
- Не быстро, Ева. Просто ты два месяца путешествовала, как ты это называешь. А я работал.
Я прислонилась плечом к стене и, опустив голову, согласилась.
- Хорошо, Дима.
- Ева, мы же мечтали об этом.
- Мечтали, - еле слышно проговорила я.
- Ты ведь об этом помнишь? Не забыла?
- Я не забыла, просто кое-что изменилось.
- Что?
- Раньше я мечтала о признании, а сейчас... Я просто хочу заниматься любимым делом. А всё остальное потом.
Димка склонил ко мне голову.
- Вот и занимайся. А я буду заниматься всем остальным. - Он улыбнулся. - Для этого я тебе и нужен - решать твои проблемы.
Я подняла на него глаза и вдруг поняла, что Калинин стоит слишком близко ко мне. Уже притиснул меня к стене, наклоняется ко мне, а в глазах искорки пляшут. И не надо долго мучиться, чтобы понять, к чему он ведёт.
Я судорожно втянула в себя воздух и нырнула под Димкину руку. Отошла от него и постаралась придать себе безразличный вид. Правда, раньше мне этот фокус никогда не удавался. Сдула со лба чёлку, поправила воротник блузки, а когда обернулась к Калинину, посоветовала себе не замечать его снисходительную улыбку.
- Значит, через неделю?
- Через неделю. Кстати, тогда с нашим многоуважаемым спонсором и познакомишься. Он приедет. И если он останется доволен, тогда вопрос с московской выставкой решится уже через неделю, так что постарайся, я тебя прошу.
- Что значит, постарайся? - переспросила я. - Мне платье короткое надеть или банкет в его честь закатить?
- Просто постарайся быть самой собой и не спугни его.
Я усмехнулась, немного злорадно.
- А для таких проблем, Димочка, у меня ты есть. Вот и старайся.
Мой ответ Калинину, конечно, не понравился, он бы предпочёл, чтобы я клятвенно пообещала его не расстраивать и всё исполнить так, как он хочет и как задумал, но меня теперь так и подмывало ему надерзить. Он, наверное, это почувствовал, потому что всю следующую неделю с нравоучениями ко мне не лез. Да и вообще я видела его не часто. Видимо, у него на самом деле было много работы, и вся она каким-то боком касалась меня, и это было несколько непривычно. Из-за этого я нервничала, и из-за приближающейся выставки не находила себе места. И по ночам не спала уже из-за этого, а не... сами знаете из-за кого. Это была моя первая персональная выставка. И видеть на улице афиши с моим именем, было непривычно и волнительно, но в то же время безумно приятно. "Спешите видеть! Впервые на арене - Евгения Дорофеева! Молодая, но очень талантливая. Правда-правда". Смешно... Димке говорила, что меня на данный момент жизни больше волнует работа, чем её оценка, но, как оказалось, ошибалась.
- Всё-таки я тщеславна, - пробормотала я себе под нос, разглядывая афишу на доске объявлений у входа в Димкину галерею. И тут же решила, что фотографию Калинин выбрал удачную. У меня тут такое мечтательное лицо!..
- Не нервничай, - шептала мне Сонька на ухо, когда великое событие, наконец, свершилось и открытие выставки состоялось. - Всё-таки надо было тебе коньячку чуть-чуть... Борь, я же говорила!
- Ты говорила это час назад, я уже выпил всё.
- Молодец.
- Что? Я тоже нервничаю. Не заметно? А когда банкет?
Сонька выразительно на него посмотрела.
- Банкет после выставки.
- Жалко. Женька вся белая стоит.
- Прекратите, - шикнула я на них. - Я, кажется, глупостей журналистам наговорила.
Дядя только улыбнулся.
- Им всё равно, что ты им наговорила. Напишут то, за что им платят. Так что не волнуйся. А Димка твой где?
- Он не мой.
Сонька только вздохнула.
- Хорошо было бы... То есть, если бы немой был. А то он опять кого-то обхаживает. Борь, что это за мужик?
Дядя посмотрел в ту сторону и плечами пожал.
- Не наш.
Я тоже нашла взглядом Калинина. Он что-то втолковывал мужчине внушительной комплекции, а тот на Димку поглядывал не слишком радостно, потел и постоянно промокал лоб носовым платком.
- Это и есть твой спонсор, Жень? - шепнула Сонька.
- Откуда я знаю?
- Наверное, он. Смотри, как потеет. Денег ему жалко.
Димка подошёл ко мне минут через пятнадцать. Я к тому времени от дяди с Сонькой отошла, обходила зал, смотрела на людей, стараясь понять, как они реагируют на мои картины. Короче, пыталась подслушать чужие разговоры. Но ничего не слышала. Толкового, в смысле. Говорили о чём угодно, только не обо мне и не о моих картинах. Можно подумать, что все сюда пришли повеселиться и засветиться в обществе. Я расстроилась, о чём Калинину и сообщила, как только он оказался рядом. Да настолько, что даже позволила ему обнять меня за талию, вот как сильно мне требовалась моральная поддержка. Ну и где моя хвалёная храбрость и свежеприобретённая уверенность в себе?
- Им не нравится, - шепнула я Калинину. Он удивлённо посмотрел.
- Кому?
- Всем. Они даже не смотрят!
- Солнышко... - Димка глаза закатил. - Это открытие. Это светское мероприятие. Вот завтра придут те, кому на самом деле интересно, а сегодня... Ты расстроилась что ли?
- Да, - еле слышно выдохнула я.
Димка ткнулся носом мне в ухо.
- Успокойся. Всё идёт просто замечательно. Пойдём, я тебя познакомлю.
Я слабо улыбнулась.
- Со спонсором? С тем потеющим дядечкой?
- С кем? А-а... нет. Это совсем другие дела. Пойдём. Они уже здесь.
- Они? - насторожилась я.
- Сама всё увидишь.
Мы прошли через зал, люди расступились и я, к своему изумлению, увидела инвалидную коляску и молодого мужчину в ней. Достаточно хрупкого телосложения, у него было очень интеллигентное, приятное лицо, очки в дорогой оправе и галстук-бабочка на шее. Мужчина улыбался, с интересом оглядывался, и когда на меня посмотрел, мне захотелось улыбнуться ему в ответ, настолько открытым был его взгляд, обращённый ко мне. Но я не улыбнулась. К тому моменту я уже наткнулась на хмурые взгляды двух широкоплечих ребят, стоявших позади инвалидной коляски и внимательно следивших за происходящим в зале, а теперь и к нам с Димкой приглядывающихся с большим подозрением. Складывалось такое впечатление, что они в любое мгновение готовы броситься вперёд и закрыть своего подопечного грудью. А противников убить. Стало немного не по себе.
- Здравствуйте, - сказал мужчина в коляске, разглядывая меня. - Вы ведь Женя? Мне говорили, что вы красивая.
Я кинула на Калинина осуждающий взгляд, а мужчине улыбнулась.
- Здравствуйте. - И тут же созналась: - Я Женя.
- Мне очень приятно.
Димка очнулся и выступил вперёд.
- Ева, это Виктор Сергеевич. Коростылёв. Я тебе рассказывал...
Виктор Сергеевич рассмеялся.
- Интересно, и что же про меня рассказывать можно? Я понимаю, мне рассказывали про красивую девушку, послушать приятно, а про меня-то что?
- Если человек интересный, то и послушать приятно, - в тон ему проговорила я и тут же Калинина сдала: - К тому же, он обманывает, Виктор Сергеевич, и он мне ничего не рассказывал, тайну хранил.
Димка предостерегающе вытаращил на меня глаза, но я отвернулась от него, сосредоточившись на Коростылёве. А тот после моих слов рассмеялся.
- И вы не расспрашивали? А как же пресловутое женское любопытство?
- Если честно, я перед выставкой так волновалась, что мне было всё равно.
- А по характеру, когда не волнуетесь, вы особа любопытная? Признавайтесь, Женя, я по вашим глазам вижу, что да.
Я лишь руками развела, признавая своё поражение. Виктор Сергеевич довольно кивнул. А потом его коляска вдруг зажужжала и поехала вперёд, мне показалось, что сама по себе. Я испуганно и смущённо отступила, и только потом заметила под ладонью Коростылёва, которая лежала на подлокотнике инвалидного кресла, небольшой управляющий механизм. Надо же, а я такие коляски до этого только в кино видела.
Виктор Сергеевич тем временем сделал едва уловимый жест рукой, и его охрана не стала торопиться следом за ним, да и Димку задержала, а я пошла за Коростылёвым, не совсем представляя, как мне нужно себя с ним вести. Но потом решила, что нужно просто быть самой собой, как советовал Калинин, а дальше видно будет.
С коляской Виктор Сергеевич управлялся весьма ловко и, кажется, своего положения совсем не смущался. Это перед ним люди расступались, причём провожали его весьма заинтересованными взглядами, а не бестактно любопытными.
- Мне нравятся ваши работы, Женя, - сказал Коростылёв, остановившись перед одной из картин.
- Вы сегодня первый человек, который говорит со мной о моих картинах. У меня такое чувство, что все пришли посмотреть на меня.
Он улыбнулся.
- А они и пришли посмотреть на вас. А может, и позлорадствовать. Такое тоже бывает.
- А вы из Москвы специально приехали на мою выставку?
- Вас это удивляет?
- Если честно, то... да.
Он легко развернул коляску и посмотрел на меня весело.
- Правда?
Я пожала плечами.
- Расскажите мне про Европу, Женя, - вдруг попросил он.
- И всё-то вы знаете, - рассмеялась я.
- Я тоже любопытный, каюсь. Мой друг говорит, что если бы не моё любопытство, я был бы жутким занудой. Иногда я люблю позудеть.
- А вы бывали в Европе?
- О, много раз. Но чаще в клиниках европейских, чем просто из удовольствия. И путешествовать в полном смысле этого слова я не могу, всё по пятизвёздочным отелям разъезжаю.
После таких слов очень хотелось извиниться за свою бестактность, но Виктор Сергеевич говорил это не для того, чтобы я его пожалела. Он просто рассказывал, а если и жаловался, то скорее в шутку, поэтому я только рассмеялась над его словами и принялась делиться впечатлениями от своей долгой поездки.
- Я очень люблю Прагу, - сказал Коростылёв, выслушав меня. - До Праги вы добрались?
- К сожалению, нет. Испугалась, что если доберусь туда, то до Нового года точно вернуться домой не сумею.
- Обязательно съездите, потрясающий город. Я всегда останавливаюсь в одном и том же отеле, там из окон потрясающий вид. Знаете, я люблю смотреть в окно, и вид для меня очень важен.
- И для меня, - согласилась я.
Он улыбнулся.
- Я знаю. Может, поэтому я и влюбился в ваши картины? - Виктор Сергеевич сложил руки на животе и стал смотреть на одну из моих картин. - У вас очень красивый город.
- Особенно, Старый город, - подтвердила я.
- Да... Глеб надо мной смеётся всегда. Как офис меняем, так я всех риэлторов довожу до истерики - вид из окна мне шикарный подавай. И это при том, что работаю я в основном дома. А ведь в нашем первом офисе, помнится, окон вообще не было. Вентилятор в углу стоял. - Коростылёв посмотрел на меня и улыбнулся. - Вот так-то. Меняются времена.
Я вежливо кивнула. Потом облизала губы и спросила:
- Вашего друга зовут Глеб?
- Глеб, Глеб... Мне ещё вот эта картина нравится. Откуда у вас такой вид? Я был бы не прочь посмотреть...
- Это с моей крыши, - тихо проговорила я, а на Коростылёва взглянула задумчиво. Интересно, если я поинтересуюсь фамилией этого Глеба, буду выглядеть очень глупо?
- Жаль... Хотя, может, когда-нибудь вы пригласите меня к себе в гости.
- С удовольствием. Но лучше летом. Сейчас крыша снегом завалена.
- Ловлю вас на слове.
Он развернул коляску и поехал обратно к своей охране.
- Я знаю, что вы купили... мои пионы?
- Купил. Подарю их Глебу. Правда, он в живописи не соображает, так что его жилище и кабинет облагораживаю я.
- А Глеб... любит пионы?
Коростылёв на меня странно взглянул. Мы уже приблизились к охранникам и Димке, который смотрел на меня с жадностью и нетерпением, а я ждала ответа от Виктора Сергеевича. Почему-то мне очень важен был его ответ. Хотя, это так глупо...
- Не помню, чтобы он хоть раз в жизни заговаривал со мной о цветах, но кто знает?.. Глеб, ты пионы любишь? Чтобы тебя не вводить в транс, поясню: пионы - это цветы такие.
- Красные люблю, - прозвучал за моей спиной знакомый голос, и я едва удержалась на ногах.
Мартынов был одет в дорогой костюм модного стального оттенка, на нём был белый галстук, а из нагрудного кармана выглядывал шёлковый платочек. Он выглядел респектабельно и разговаривал с моим дядей о политике. А мне улыбался. Вежливо и отстранённо. Как чужой.
Я едва терпела всё это. Видеть его не могла, если честно.
После выставки хотела незаметно улизнуть, но сделать это мне не дали, пришлось ехать вместе со всеми на банкет. В ресторане совсем тяжко стало. Все чему-то радовались, меня поздравляли, вели умные беседы, а мне с трудом удавалось сдерживать внутреннюю дрожь, но я заставляла себя улыбаться. Иногда мы с Глебом случайно сталкивались взглядами, и мне казалось, что внутри меня что-то медленно умирает. Никак не могла поверить в то, что он вернулся.
Не могла поверить, потому что это было не так. Он не вернулся. Он просто приехал, по каким-то своим делам, которые меня не касаются, вот о чём нужно думать. И не смотреть на него. Он же на меня не смотрит... Почти не смотрит.
- Что-то вы загрустили, Женя.
Я посмотрела на Коростылёва и вымученно улыбнулась.
- Устала, наверное... Столько волнений. Надо же, вот и прошла моя первая выставка.
- Да что вы, так говорить не надо. Всё только начинается.
- Хотите сказать, что мне нужно привыкать волноваться?
- Не думаю, что вы всегда будете так волноваться. Человек ко всему приспосабливается. Да и выставки, разве это так важно? Намного важнее вдохновение. Вот без него действительно не прожить. Один раз попробуешь и никогда не забудешь это ощущение. Я прав?
- Наверное. А вы сами пишите?
- Пробовал, но ничего достойного не выходит. А я из тех людей, кто делает либо хорошо, либо никак. Предпочёл остаться ценителем. - Он рассмеялся. - Других судить легче.
Подошёл Димка, приобнял меня за талию, а Виктору Сергеевичу улыбнулся.
- Всё в порядке?
- А что у нас может быть не в порядке? - удивилась я. - Разговариваем.
- Очень хорошо. - Калинин присмотрелся ко мне внимательнее, потом шепнул на ухо: - Ты хорошо себя чувствуешь?
- А что?
- У тебя щёки горят.
Я схватилась за щёки, от прикосновения холодных пальцев на мгновение стало очень приятно.
- Душно, - сказала я, лишь бы от Димкиных расспросов отвязаться.
- Переволновалась, говорит, - подсказал Коростылёв.
- Она любительница попереживать, - улыбнулся Димка. - Правда, милая?
Я одарила его нетерпимым взглядом, но сказать ничего не успела. К нам подошёл Мартынов и с интересом на Калинина уставился. Я занервничала сильнее. А Димка, как назло, сел на своего любимого конька - изо всех сил налаживал деловые контакты.
- Надеюсь, не скучаете? - обратился он к Глебу.
Тот вроде бы удивился, взглянул на друга, потом усмехнулся.
- Я выгляжу таким неотесанным?
Коростылёв громко рассмеялся.