Поразительно, но поезд действительно приходит через три минуты. Еще более удивительно то, что в вагоне есть свободные места. Я сажусь и ищу в сумочке книжку. Кто-то садится рядом со мной. Это плохой знак. В полупустом вагоне только психи выбирают тот ряд, где одно место уже занято. Я твердо решаю не смотреть на него.
- Спасибо за то, что поддержали меня, - говорит псих.
Я тайком обвожу взглядом вагон в надежде, что он обращается к кому-то другому. Эта слабая надежда исчезает без следа, когда я вижу, что в этой части вагона, кроме меня и психа, никого нет. Вдвойне плохая новость: во-первых, это значит, что псих обращается ко мне; во-вторых, никто мне не поможет, если возникнут какие-либо проблемы. Я не пессимист, но, если в метро с тобой заговаривает человек, которого ты совсем не знаешь, очень вероятно, что события начнут развиваться не в самом благоприятном для тебя ключе. Я никогда не понимала этого городского закона. Когда я только покинула страну Оз, то имела обыкновение говорить "добрый день" совершенно незнакомым людям, но скоро заметила, что после этого они всегда пересаживаются на другое место или выходят на ближайшей остановке. Мне не понадобилось много времени на то, чтобы понять, что, заговаривая с незнакомцами в метро, ты не столько нарушаешь правила этикета, сколько даешь повод усомниться в твоей вменяемости.
- Однако я чувствую, что теперь должен вам фунт стерлингов. Вы же почти ничего не услышали. Только зря деньги потратили.
Я поднимаю глаза и узнаю гитарный футляр, по которому вычисляю его владельца, - сходя с эскалатора, я бросила на музыканта только один беглый взгляд и потому совсем его не запомнила.
- Ничего страшного, - настороженно отвечаю я. Я не собираюсь выказывать особенного дружелюбия. То, что он уличный музыкант, еще не означает, что он не сумасшедший. По правде говоря, я даже думаю, что тот, кто пытается заработать на жизнь, полагаясь на щедрость и милосердие лондонцев, изначально немного того.
Музыкант улыбается и протягивает руку:
- Стиви Джонс. Рад знакомству.
Я прихожу к выводу, что было бы грубо не ответить на рукопожатие, ровно в ту секунду, когда решаю, что из всех мужчин, что я видела в жизни, у Стиви Джонса самая красивая улыбка. Его глаза тоже мне нравятся. Когда улыбка расплывается у него по лицу, я чувствую нечто похожее на то ощущение, которое я испытываю, разбивая над сковородой яйцо. Для меня это волшебный момент изменения, ожидания и освобождения. Улыбка Стиви Джонса - это нечто подобное.
- Лаура Ингаллс, - отвечаю я. Внизу живота происходит взрыв, во все стороны разлетаются искры. Ничего себе. Сексуальное влечение. Никаких сомнений. Это совершенно выбивает меня из колеи. На мне ведь, в конце концов, обыкновенные серо-белые хлопчатобумажные трусики, они не рассчитаны на такие ощущения. Более того, я и забыла, что мое тело способно на такие выходки. Я привыкла видеть в нем емкость, куда следует запихивать еду, и некую твердую структуру, предназначенную для того, чтобы Эдди мог за нее цепляться и карабкаться на нее. Как странно…
- Лаура Ингаллс? Вы шутите? - смеется он.
- Вовсе нет. Когда родители дали мне имя, они ничего не знали о "Маленьком доме в прериях". То-то и обидно, - мямлю я.
Способны ли люди видеть сексуальное влечение? Знает ли этот мужчина, что я мысленно раздеваю его? Надеюсь, что нет.
- Держу пари, вы ненавидели его, когда этот сериал был на пике популярности, - говорит Стиви.
- Ненавидела, - не спорю я.
Большинство людей полагают, что, раз меня зовут так же, как и главного героя фильма - не по годам развитую девочку-шалунью, - "Маленький дом в прериях" должен был быть моей любимой программой. Требуется незаурядная проницательность для того, чтобы догадаться, что я не в восторге оттого, что являюсь полной тезкой глупого веснушчатого ребенка, испытывающего нездоровую страсть к огромным чепцам и панталонам.
- Все могло обернуться еще хуже. Вас могли бы назвать Мэри.
Я задумываюсь над такой возможностью, и меня передергивает от отвращения. В этом фильме Мэри более приятный персонаж, но она все равно слащавая и противная до невозможности.
- В детстве я очень хотела какое-нибудь более энергичное имя. Тройкой лидеров были Зара, Зандара и Жулейка.
Он смеется.
- Лаура - это очень красивое имя.
И я вдруг влюбляюсь в свое имя.
- Когда я был маленьким, моим любимым мультфильмом был "Топ-Кот".
Я воспринимаю это мало связанное с предыдущим разговором заявление как нечто совершенно естественное и живо откликаюсь:
- А мне нравились "Сумасшедшие гонки"!
Мы принимаемся болтать обо всяких пустяках и продолжаем это занятие до тех пор, пока поезд не останавливается на "Баронс-Корт".
- Я выхожу на следующей станции, - спохватываюсь я.
Что же я такое говорю? Неужели мы сейчас должны будем расстаться? Возьми себя в руки. Его глаза имеют яркий, чистый зеленый цвет.
- Я тоже, - говорит Стиви.
- Я перехожу на линию "Хаммерсмит-энд-Сити". Я живу рядом с Лэдброк-роуд, - выпаливаю я. Это уже ни в какие ворота… Случайному встречному такие вещи нельзя рассказывать.
- Я еду в Ричмонд. У меня там что-то вроде собеседования.
- Правда?
- Насчет регулярных выступлений. Я двойник Элвиса. Это моя работа - по крайней мере, вечером.
- В самом деле? - Я улыбаюсь, надеясь хотя бы улыбкой показать те заинтересованность и одобрение, которые я не смогла выразить голосом.
Поезд доезжает до "Хаммерсмита" как-то очень уж быстро. Мы оба выходим и мгновение стоим в нерешительности. Мы оба хотим что-то сказать, но ничего стоящего на ум не приходит.
- Ну ладно, удачи вам на собеседовании… и… в выступлениях, - говорю я.
- Спасибо. Еще увидимся, - отвечает Стиви.
Мы оба знаем, что никогда больше не увидим друг друга. Сейчас он, вместе с другими вышедшими из поезда людьми, исчезнет в переходе на линию "Дистрикт", а я смешаюсь с толпой, которая течет через турникеты, ведущие к линии "Хаммерсмит-энд-Сити". Мне должно быть все равно. Но мне не все равно.
- Ну до свидания, - неловко бормочу я.
И тут он целует меня. Стиви Джонс делает шаг ко мне и - после пятнадцати с половиной минут знакомства - целует меня. Очень нежно, в щеку, совсем близко к уголку рта.
У меня в мозгу возникает несколько вариантов возможных действий. Можно дать ему пощечину - вряд ли, ведь я не актриса в черно-белом довоенном фильме. Можно схватить его, прижать к себе и поцеловать по-настоящему. Тоже вряд ли, хотя я уже успела заметить, что он очень привлекателен (красивые волосы, не короткие и не длинные, рост больше шести футов, широкие плечи, аккуратная задница, худощавое, почти худое тело), но, на мой взгляд, мы еще недостаточно знаем друг друга для того, чтобы я могла быть настолько прямолинейной.
Поцелуй был мягким и ласковым, пытливым и многообещающим. Ко мне нечасто проявляют такие чувства. Это был хороший поцелуй.
По правде говоря, до того хороший, что мне больше ничего не остается, кроме как сбежать - со всей скоростью, на какую я способна. Вверх по лестнице и вон из его жизни, не оставив позади ничего похожего на хрустальную туфельку.
7. ЭТО ЛЮБОВЬ
Белла
Я постаралась, чтобы дом выглядел на все сто. Раз уж Филип платит такие огромные ипотечные взносы, то я, по крайней мере, могу хотя бы создать приятную обстановку, приглашая сюда друзей и время от времени покупая свежие цветы.
Когда мы поженились, я съехала со стильной "квартиры" в Клеркенвелле, а Филип продал свою квартиру в Патни.
Я была бы не прочь переехать к нему, но он хотел начать все заново. Мы купили дом с пятью спальнями в Уимблдоне - Филип сказал, что он почти идеален и для того, чтобы стать полностью идеальным, ему не хватает только играющих в комнатах прелестных дочерей и бегающих по лестницам крепких сыновей. Кто я такая, чтобы возражать? Мне даже не приходится его убирать. Этим занимается наша тайская домоправительница Гана.
Несмотря на то, что Филип планировал заниматься интерьером дома вместе со мной, он фактически сделал все сам. Это получилось не специально - просто всякий раз, когда я приносила что-нибудь домой, он качал головой и говорил, что вещь, конечно, замечательная, но она не совсем соответствует атмосфере и духу старого викторианского дома. Иногда я была не согласна, но не настолько, чтобы доводить дело до ссоры, - и в какой-то мере он был прав, особенно когда речь шла о люстре в виде вращающегося зеркального шара или прозрачном, с разноцветными вкраплениями, сиденье на унитаз. Мы оба получали то, что хотели: я - готовое окружение и образ жизни очень небедной представительницы среднего класса; он - осознание того, что он поступил правильно.
Филип накупил старинных комодов, буфетов, полок, стульев и столов - столы, чтобы не поцарапать, нужно было накрывать тканью или стеклом. Такие мелочи напоминали мне о том, что я уже выросла. Мы держали рулоны туалетной бумаги в шкафчике в ванной, а лампочки - в коробке в гараже. Елочные украшения я хранила на чердаке. Наша кухня - "Поггенполь" - просто забита всякими устройствами и приспособлениями. Многие из них мы даже еще не распаковывали.
Этой весной было на удивление много теплых и ясных дней, и почти каждый вечер мы с Филипом сидели в саду за бутылкой вина. Мы наблюдали, как оживают после зимы деревья и как из маленьких почек появляются свежие, изумрудно-зеленые листья. Летом я собираюсь проводить в саду еще больше времени. Там так спокойно.
Сегодня нам понадобятся все пять спален. Я проветрила их и оставила в комнате Лауры журналы "Вог" и "Нау", а в комнате Амели - журнал "Тэтлер" и туристическую брошюру. Мальчики будут ночевать в одной комнате - думаю, это их ничуть не смутит, - а Фрейя будет роскошествовать одна в двуспальной постели. Я не спешу заводить своих детей, но быть хорошей, предупредительной крестной матерью мне очень нравится. Когда бы Фрейя, Дэйви или Эдди ни оказались у меня в гостях, я стараюсь обеспечить им максимальный комфорт. Я иду в "Блокбастер" и беру там детские фильмы или мультфильмы, покупаю большие пакеты воздушной кукурузы "Баттеркист" и изрядные запасы шоколада. Я покупаю комиксы, светящиеся краски, игрушечные машинки и кока-колу. Тот, кто считает, что счастье нельзя купить за деньги, просто ходит за покупками не в те магазины.
Амели прибывает первой. Ее окружает аура серьезности и целеустремленности. Она была у нее и до того, как погиб Бен, но после смерти мужа аура Амели стала более заметной и перестала уравновешиваться добродушием Бена и его легким взглядом на жизнь. Я не говорю, что Амели Гордон зануда, - она скорее просто очень вдумчивая женщина. В ее присутствии и другие люди как-то успокаиваются, прислушиваются к себе и начинают больше размышлять над своими словами и поступками. Она попросту умнее всех моих подруг. У нее диплом магистра по религии и философии, так что она знает о сайентологии кое-что помимо того, что ее адептом является Том Круз.
Дети нагружены большим количеством багажа. Они всегда приносят с собой собственные спальные мешки, разрисованные диснеевскими персонажами, несколько комплектов сменной одежды и целую гору игрушек. Амели тоже не знает, что значит путешествовать налегке. Она притащила с собой весь ассортимент средств для ухода за кожей фирмы "Эсти Лаудер", чистую одежду на завтра (два костюма: один для прогулки в парке, второй для прогулки по Кингз-роуд), ночную рубашку, цветы (мне), несколько больших коробок конфет (всем), книги, вырезанные из журналов статьи, которые ее заинтересовали и, как она надеется, могут показаться небезынтересными и мне (Амели считает, что люди должны быть в курсе того, что происходит в мире, и иметь собственное мнение по волнующим общественность вопросам; она очень высоко оценивает мои умственные способности - выше, чем кто-либо еще), и бутылку шабли (уже охлажденного).
- Я решила купить себе керамические щипцы для распрямления волос и подумала, что у тебя, наверное, они есть. Я могу их попробовать? Не хочу, чтобы мне попался кот в мешке, - говорит Амели, вовремя напомнив мне, что она может разговаривать и о вполне приземленных вещах. Я подтверждаю, что у меня есть самая новая модель и что они творят чудеса.
- Тетя Белла, ты проколешь мне уши? - спрашивает Фрейя. Она смотрела "Бриолин" раз пятьдесят и определенно отождествляет себя с Оливией Ньютон-Джон.
- Нет, - хором отвечаем мы с Амели. Звенит дверной звонок.
- Поставь, пожалуйста, пиццу в духовку - она, наверное, уже оттаяла, - прошу я Амели.
Дети уже копаются в DVD-дисках и спорят, что они будут смотреть: "Шрека" или "Лапочку". Амели направляется в кухню, а я иду открывать дверь Лауре и Эдди.
Они появляются с таким же шумом и суматохой, как до этого Амели с детьми. Эдди успевает отдать решающий голос в пользу "Шрека". Фрейя выглядит расстроенной, но снова приходит в хорошее расположение духа, когда я говорю, что у них будет время посмотреть оба фильма. Амели и Лаура смотрят на меня как на сумасшедшую. Похоже, я разрушила их стратегические планы, нацеленные на то, чтобы запихнуть своих отпрысков в постель даже раньше десяти часов вечера. В ответ на их нерешительные возражения я только пожимаю плечами - я отлично знаю, что после пары бокалов вина деспотического пыла у них поубавится.
Через пятнадцать минут дети надежно локализованы перед телевизором, пицца почти готова, а вино уже начало действовать на наши мозговые клетки. Мы перемещаемся в кухню и располагаемся у узкого стола-стойки. При встрече с Амели мне всегда хочется сразу спросить, как у нее дела.
- Амели, как у тебя дела? - Я склоняю голову набок. Я вычитала в журнале, что такое положение головы располагает собеседника к откровенности.
- Ну, ты же знаешь. - Амели смотрит на купленную мной коробку конфет. Швейцарские - стоят кучу денег, но стоят этих денег. - Может, откроем их до пиццы? Или лучше не надо? Нельзя ведь есть сладкое перед едой.
- Моей мамы здесь нет, - смеется Лаура. - Никто нас не выдаст.
Амели открывает коробку и кладет в рот конфету. Я жду, когда она ответит на мой вопрос, но она поворачивается к Лауре и говорит:
- Ты замечательно выглядишь.
У меня еще не было возможности подробно рассмотреть Лауру - все мое внимание было поглощено детьми и Амели, - но Амели права: Лаура выглядит великолепно. На самом деле великолепно, а не на уровне новой футболки, которую нужно оценить. Она спокойная и улыбчивая. Ее чисто вымытые блестящие волосы не стянуты в хвост, и рассыпавшимся по плечам локонам позволено беззастенчиво хвастаться своей красотой и силой. На ней другая футболка - розовая, с растительным рисунком, очень стильная, но не вызывающая. И я вижу, что вдобавок ко внешним изменениям с ней произошли изменения внутренние: она вся просто светится.
- Я кое с кем познакомилась.
- Правда? - В одном слове мы с Амели умудряемся выразить одновременно радость и недоверие.
- Где? - спрашиваю я. - В детском саду? Я его знаю?
Лаура хитро улыбается. Ей нравится наше внимание.
- Я встретила его в понедельник, после того как мы с тобой расстались.
- Ты встретила его в понедельник, а рассказала мне об этом только сегодня, в пятницу?! - Я слегка оскорблена. Учитывая, что иногда она звонит мне, чтобы обсудить новую марку стирального порошка, я не могу понять, почему она так долго молчала о столь значительном событии.
- Я хотела при этом видеть твое лицо и… ну, ничего пока не ясно.
- Рассказывай, - говорит Амели. Она садится на стоящий возле стойки высокий табурет и, приглашая Лауру, хлопает по соседнему.
- Ну, во-первых, сейчас я в это почти уже не верю - я поначалу и не заметила, какой он классный. Я услышала, как он играет в метро…
- Так он уличный музыкант! - с искренним изумлением восклицаю я.
- Да. А что? - враз насторожившись, спрашивает Лаура. Очевидно, она подозревает, что ничего хорошего по этому поводу я сказать не могу. По ее лицу ясно видно, что она бы не советовала мне вбухивать деготь в ее бочку меда. - Когда я его увидела, его как раз сгоняли с того места, где он работал.
- У него что, нет даже разрешения? - Я что, это сказала? Я не хотела.
- На самом деле это не настоящая его работа. Он двойник Элвиса, трибьют-исполнитель, - заявляет Лаура с таким видом, будто "двойник Элвиса" звучит солиднее, чем "канцлер казначейства".
Мне становится нехорошо. Что может быть хуже? Я хочу сказать Лауре, что трибьют-исполнители никогда не претендуют ни на что иное. Я не принимаю самой идеи: если уж ты решил стать эстрадным артистом, зачем идти в подражатели? Почему нельзя быть собой? Найти свой стиль? В своем воображении я вижу, как Лаура сидит за столиком в дешевом клубе, в окружении алкоголиков, бездельников и прочих ничтожеств, и потягивает "Блу-Нан" из стакана, а ее мужчина в это время втискивается в костюм с блестками (гримерка там - это просто отгороженный занавеской угол). Все свое неодобрение я вкладываю в разочарованное бормотание:
- Лучше бы он был банковским менеджером. Лаура обиженно смотрит на меня.
- Извини, я больше не буду перебивать. Рассказывай дальше.
- Потом я села в вагон и вдруг поняла, что он сидит рядом со мной. Мы разговорились. У него очень красивая улыбка.
- О чем вы говорили?
- О "Маленьком доме в прериях".
- Что?
- А когда мы сошли с поезда, он меня поцеловал.
- Он тебя поцеловал? - Амели удивлена, не говоря уж обо мне, - но она улыбается, будто думает, что этот развязный, наглый уличный музыкант не сделал ничего плохого! - Когда ты снова его увидишь? - спрашивает она.
- Я не знаю. В этом-то все дело. Я не взяла у него номер телефона.
- Но дала ему свой, - говорит Амели.
Лаура качает головой, а затем с чудовищными подробностями пересказывает историю своей мимолетной встречи. Она упоминает про "невидимые связи" и "что-то в воздухе". Говорю ей, что это смог. Она делает вид, что не слышит.
- Ты сумасшедшая, - заявляю я. Это наводит меня на мысль, и я начинаю паниковать: - Он ведь мог оказаться сумасшедшим! Я имею в виду, настоящим психом.
- Я сначала тоже так подумала, но он для этого слишком шикарный, - улыбается Лаура.
- Безумцы не обязательно должны выглядеть безумцами. Они могут маскироваться и под опытных соблазнителей, - едко говорю я. Мне кажется, я беру на себя роль ее матери.
- Как хорошо, что на мне была новая футболка, - мечтательно говорит она.
У меня перед глазами проплывает нескончаемая вереница вполне достойных мужчин, которых я три года без устали таскала к Лауре на смотрины. Ни один из них не вызвал у нее ни малейшего интереса. Она ни разу даже не моргнула при виде очередного кандидата на место в ее сердце, не говоря уже о том, чтобы светиться, как сейчас. Она фантастически красива. Из-за мимолетного флирта, краткого мига, который не достиг бы даже самой низкой отметки на моей сексуальной шкале Рихтера, она явно свалилась в штопор.
- Интересно, как его теперь можно найти, - размышляет вслух Амели.
- А зачем ей нужно его искать? - задаю я резонный вопрос.