- Вижу, ты все же нашла своего автора? - Борис не оставлял меня своим вниманием. - У нас каждый находит что-то свое. Все ж люди разные. У каждого свои эмоции, ощущения, представления. Свой жизненный опыт, свой уровень знаний. Как всем может нравиться только один официально утвержденный канон? В этом изначально заложено некое лукавство, верно? А я собираю очень разные вещи, на самые разные вкусы, для самых разных людей…
- Вы их продаете? Или только выставляете? Или просто собираете для себя? - пытаюсь понять, куда мы все же попали.
- И то, и другое, и третье. Что-то беру только на продажу, что-то не продам ни за какие деньги. А что-то беру специально для выставки, чтоб знакомить молодежь с современным искусством во всей его многогранности.
- Вы и сами еще не старый.
- Мне уже тридцать восемь. Полжизни прожил. А когда приходят вот такие молоденькие девочки, так и вовсе чувствую себя стариком… Показать тебе еще Вашукова? У меня не все здесь выставлено. А на других, я гляжу, ты и не смотришь.
Киваю:
- Да, если можно.
Он ведет меня в кабинет. Здесь задернуты шторы, царит полумрак, есть письменный стол и пара шкафов. А на стенах - вновь картины, картины, картины. Но эти - иные. Совсем. Вместо холста или картона основой им служат тяжелые деревянные доски. На каждой - фронтальное изображение человеческой фигуры, застывшей в мрачной торжественности. Ни объема, ни пространства, лишь пронзительные взгляды огромных серьезных глаз.
- Вы собираете и такое? - не знаю, как сформулировать вопрос, на который хочу получить ответ, не показав своего абсолютного невежества.
- Иконы? Это Иришина страсть. Она у меня реставратор. О древнерусской живописи знает практически все.
- Они древние? - с трудом вычленила хоть что-то, за что смогла зацепиться.
- В основном - восемнадцатый век, семнадцатого меньше. А вот эта - самая ранняя, звезда коллекции, - он указал на маленькую, ничем, на мой взгляд, не примечательную доску с изображением женщины. - Четыреста лет ей. А нашли, представляешь, случайно, в каком-то амбаре. Она черная вся была, доска гнить начала… Сейчас за нее безумные деньги нам предлагают. Не отдаем. Ириша верит, что хранит она нас… А Вашуков у меня здесь, - Алиханов оборачивается к холстам, что стоят на полу возле одного из шкафов, повернутые к стене. Перебирает их, вытягивая на свет несколько. - Вот интересная его работа… эта мне нравится меньше… а вот эта самая первая, он ей со мной расплатился как-то. Были еще - но их я уже продал, спрос на них есть, даже иностранцы интересуются…
Опускаюсь на пол, чтоб лучше рассмотреть. И вновь теряюсь в изгибах фантазии этого художника. Мне, напротив, вторая нравится больше.
- Сразу видно истинного ценителя, - удовлетворенно кивает Борис. Мой искренний интерес ему явно глубоко импонирует. - А сестричка твоя первым делом в ванну побежала.
- Ой, - возвращаюсь к суровой реальности. - Мне ж ей, наверно, помочь нужно. Да и самой… Вы ведь простите, ничего, если я тоже… воспользуюсь?
- Да беги, не стесняйся, никуда картины не денутся, - смеется хозяин. - Разве что новые с минуту на минуту прибудут.
- Новые?
- Вместе с автором. Привезет он нам, я думаю, что-нибудь кроме себя любимого.
- Так он что, к вам приезжает? Скоро?
- Ну так встреча с автором у нас с каким на сегодня назначена? - чуть усмехается Алиханов. - Ты с каким художником-то пообщаться хотела?
- Да я, если честно… с любым…
- А приедет тот самый, - откровенно потешается надо мной Борис. - Беги, мойся.
Яся сидит, сгорбившись, под потоком воды, никак не реагируя на мое вторжение. Ее лицо не выражает ничего - отрешенное, пустое, нечитаемое. Или это я не в состоянии прочесть там хоть что-то, слишком дезориентированная отсутствием на этом лице самого главного.
- Помочь тебе вымыть голову?
- Если не тяжело… Я могу и сама, я даже нашла шампунь, вот только… устала…
Устала. Не удивительно: голод физический, энергетический, перенесенные пытки, жуткие условия содержания… И она еще держалась, она еще шла, ехала, искала… Я просто ходить, и то устала уже, не представляю, как она продержалась так долго.
- Теперь отдохнем, верно? - начала была засучивать рукава на рубахе, а потом подумала: да кого стесняться? Слепую вампиршу? А намочу одежду, менять будет не на что. Да и самой помыться не помешает. - Я залезу к тебе, ты не против?
- Только воду поправь.
Недоуменно подставляю пальцы под струю воды, чтоб тут же с криком отдернуть.
- Яська, да ты в уме?! Ты холодную вообще, что ли, не включала?
- Холодно. А вода вроде теплая, а не греет…
- Теплая? Да ты кипяток включила, им ошпариться можно! - отворачиваю от нее воду, начинаю судорожно крутить краны. Багровые пятна, оставленные водой на ее спине, прямо на глазах исчезают, сравниваясь в цвете с остальной кожей. - То, что ты себе регенерацию лишний раз на ровном месте запускаешь, разве здорово? Разве у тебя энергии на это переизбыток?
- Да оно, вроде… не тратится, - неуверенно оправдывается она. - Или немного совсем. Не знаю, я не задумывалась никогда. Просто согреться хотелось.
- Сейчас согреешься, маленькая, не переживай, - забираюсь к ней в ванну, покрепче прижимаю ее к себе спиной. - Так теплей, верно?
Она глубоко вздыхает, обнимает мои руки, держащие ее за плечи.
- Да, так хорошо. В тебе есть эта искра. Частичка крови вампира. От нее - так тепло.
Частичка крови вампира… Да, им же вечно нужны прикосновения, ласки себе подобных. Бесконечный энергетический обмен. Только кровью, похоже, его не восполнить… Но Анхен ведь путешествовал. Как-то он жил один… Или то, что нормально для здорового, становится невозможным для больного? У нее же энергетические узлы разрушены. Значит, энергия вытекает… или не аккумулируется… Нам нужен Анхен. И пусть он последний вампир на свете, которого я хотела бы видеть, нам нужен Анхен, чтобы спасти ее. Пусть отвезет ее домой, покажет Сэнте, та обязательно что-нибудь придумает. Даже если зрение уже не вернуть, как-то помочь ведь можно. Чтобы Яся хотя бы перестала мерзнуть.
- Ты думаешь, он сможет найти нас здесь?
- Владыка? - Яся понимает по-своему. - Нет, не должен. Но лучше побыстрее уехать. Найди где-нибудь карту, выбери город. Побольше. И подальше отсюда. Завтра утром заберем твой паспорт и поедем…
- Завтра утром? Мне казалось, лучше забрать его сразу, пока о нем никто не узнал.
- Завтра утром, - убежденно повторяет Ясмина. - Потому что сейчас ты отдыхаешь со мной в летнем домике. Потом будешь помогать добираться до Границы. Потом опять отдыхать. И только завтра с утра приедешь в Пермь.
- По-моему, ты перестраховываешься. Кто будет проверять?
- Леха твой и проверит. Он был против того, чтоб меня отпустить, и теперь его явно совесть мучает. Да и не верю я, что "почти настоящий" паспорт здесь могут сделать за одну ночь.
- Ладно, с паспортом можно и завтра, меня и саму при мысли о том, что надо вновь искать что-то на этих улицах, в дрожь бросает… Наклоняй голову, волосы намочим… Ты мне лучше скажи, как нас отыщет Анхен? Тем более, если мы и отсюда уедем.
- Ребенок, Лар. Я ведь ношу его ребенка. Это такой энергетический след. Он найдет, просто… чуть-чуть попозже. К лету. Когда ребенок воплотится физически, ему будет легче его почувствовать. Нам надо продержаться совсем немного. Пожалуйста, Лара. Не важно, куда мы уедем. Анхен найдет, - она вздыхает. - А здесь нас может найти кто угодно. И если это будет твой Леха, вспомнивший долг…
Леха нас не предаст, я почему-то была уверена в этом. Но для Яси он был просто одним из охотников. Олицетворение всего того ужаса, что они сотворили с ней. И она боялась, она панически боялась находиться столь близко от их логова. Я понимала ее, мне и самой было не слишком спокойно.
- А мы справимся, Ясенька? Ты разве сможешь одна - без соплеменников, без врачей? - с сомнением вздыхаю я, намыливая ей волосы. Они отрастают, скоро будут касаться плеч, и, наверное, это хорошо. Те, кто, возможно, будут ее искать, едва ли ожидают, что они могут расти так быстро.
- Одна - не смогу, - признается она. - Только если с тобой. Я знаю, я обещала тебя оставить, едва мы дойдем до людей, но теперь… Не бросай меня, Лара, - едва слышно шепчет она, - пожалуйста. Без тебя мой ребенок погибнет, только в тебе есть эта искра, это тепло, его нам хватит, а потом…
- Тихо, Яся, ну что ты? Конечно я не оставлю. Я просто пытаюсь понять, как лучше, - вода течет по ее волосам, смывая пену. А я вспоминаю ее брата, как он заботился обо мне, беспомощной, выхаживал, согревал. Могла ли я когда представить, что мне придется так отдавать свой долг? В мире, где его больше нет…
- Лучше уехать, Лара, - убеждает меня Ясмина. - Это очень хороший дом, и нам просто сказочно повезло, но лучше уехать. Завтра. Как можно раньше. В этом городе опасно.
- Хорошо, мы уедем, - я скольжу мочалкой по ее спине, словно мылом можно отмыть весь тот ужас, что въелся под ее кожу в том жутком ангаре. - А эти люди, что нас приютили, неужели они действительно верят, что мы ехали к ним, ради этих картин, ради этого художника?
- Насколько я могу чувствовать - да, - перемена темы Ясю успокаивает. - Причем они допускают мысль, что не ради картин, а просто переночевать. Для них это нормально. Здесь постоянно какие-то гости, у них постоянно кто-то ночует, будучи проездом…
- Посторонние люди?
- Друзья друзей, друзья друзей друзей… Им это нравится. Новые люди, новые знакомства, связи, известность… Как же еще функционировать их галерее, если в газету о ней объявление не дашь?
- Почему не дашь? - не понимаю я.
- Не знаю… Местные вампиры не разрешают?
- Какие вампи?.. Ты меня не пугай, - выдыхаю я, понимая, что она просто шутит. - Лучше скажи, что ты думаешь о собственном ужине. Ну, чтоб я сразу знала, чего мне ждать, - закончив с Ясей, начинаю приводить в порядок себя. Расплетаю косы. Такие длинные, такие пышные. И ведь Леха прав - придется резать. Не носят здесь так, я смотрела. Совсем, никто. Разве что дети малые… Вот и на меня все как на ребенка смотрят. - И да, Ясь, ты все же учитывай, у людей нет традиции заниматься сексом с гостями на глазах у жены… То есть бывает, конечно, всякое, но если Ирина застанет тебя с мужем - скандал будет грандиозный, с битьем лиц и порчей картин. Ты им просто разрушишь семью в ответ на гостеприимство.
- Да нет, о нем я думала в последнюю очередь, - успокаивает меня Яся. - На крайний случай. Я больше рассчитываю на их гостей. Ирина обещала, их будет много, смогу выбрать по вкусу.
- Но ведь глупостей… ты же не наделаешь? Ты ведь понимаешь, что нам надо уехать отсюда тихо, не оставив лишних воспоминаний?
- Глупость очень хочется сделать одну и прямо сейчас…
- И? - вопрошаю, не дождавшись продолжения.
- Очень крови твоей хочу, - она чуть тянется и безошибочно берет меня за руку. Притягивает ее к себе и с нежностью целует в ладошку. - Понимаю, что надо дождаться вечера и тех мальчиков… Но очень хочу твою. Сейчас. Здесь.
Что ж, я ведь ей обещала. А она все еще страшно голодная.
- Хорошо. Я только домоюсь, ладно? Потом у меня уже вряд ли получится… А здесь - это даже неплохо, - пытаюсь искать плюсы в мероприятии, которое понравиться мне не может по определению, - очнусь - а кругом вода.
Очнулась я на кровати, с замотанными полотенцем волосами и укрытая пледом. Яська обнаружилась рядом, одетая в черно-серое трикотажное платье с широким кожаным поясом. Обхватив меня рукой за талию и привалившись к моему боку она, должно быть, спала, поскольку никак не прореагировала на мое шевеление.
Вожделенную воду нашла в графине на тумбочке. Заодно обнаружила, что под пледом я не совсем, чтобы раздета. На мне красовалось ночная сорочка явно из гардероба хозяйки. А оккупировали мы, соответственно, хозяйскую спальню. В постельке, впрочем, мне понежиться не дали, уложили поверх покрывала. Но даже за это было неловко. Ворвались к чужим людям, расположились, словно любимые родственники… Это сколько же я без сознания провела, что даже Яська уснула, меня дожидаючись?
Напившись, посидела немного, приходя в себя и разглядывая картины на ближайшей стене. Взгляд притянул натюрморт из бутылок различной степени целости и наполненности. Тошнотворно-зеленая гамма и болезненно-искривленные силуэты не позволяли именовать сие творение иначе, чем "Утро алкоголика". Даже любопытно стало, зачем Борис поместил ее в спальне. Чтоб бросить пить? Или чтоб даже не начинать?
Моя сумка, как и одежда, обнаружились возле кровати. В сумке оказались две чистых футболки и трогательно упакованный в оберточную бумагу комплект белья. Этакий интимный подарок от того, кто знал, что не будет у нас интима. Но намекал, что хотел бы…
Примеряя его подарок, впервые подумала собственно о Лехе: а я бы хотела быть с ним? А смогла бы? А получилось бы у нас хоть что-нибудь, кроме ночи любви? Или не вышло бы и ее? И не находила ответа. Я совсем не знала его, и не знала, что он увидел во мне, и было ли хоть что-то из его чувств ко мне искренним, а не вызванным "вампирским взглядом". И совсем не была уверена, что смогу хоть что-то почувствовать сама. Впрочем, его поцелуй мне понравился. Но еще больше мне понравилось то, что он нас отпустил. Он был для меня средством спасения, не более… Но, быть может, будь у нас шанс узнать друг друга получше…
… он сумел бы выяснить мой размер. Лифчик был мал. Кое-кто, кажется, слишком всерьез считал меня "деткой". А у меня от "детки" косички, разве что.
Зато футболка оказалась впору. Дополнив ее своими неизменными брюками (которые хорошо бы сменить, да не на что) и заплетя свои пока еще неизменные (но уже приговоренные) косы, отправилась искать хозяев.
Ирина нашлась на кухне. В компании двух дев неопределимого возраста с агрессивно вздыбленными шевелюрами и невероятным количеством яркой косметики на лицах. Обе были в брюках свободного покроя сильно сужающихся на щиколотках: одна в черных, другая в ярко-зеленых, и в пиджаках с невероятно широкими плечами. В ушах - крупные пластмассовые серьги, на руках какое-то дикое количество браслетов… Вот еще бы определить с ходу, это норма для местной молодежи, или какая-то разновидность нашей вампиромании…
А вот на Ирине платье. Длиной чуть ниже колена (что для Светлогорска было бы вызывающе, а для Новограда почти в рамках приличий), с крупными накладными карманами и такими же, как у дев, широкими накладными плечами. И волосы у нее гладкие, собраны сзади в куцый хвостик. Ну так Ирина и старше.
- А, Лариса, - заметила меня хозяйка, - проснулась? Проходи, знакомься: это Марина, это Кристина.
- Очень приятно, - что тут еще скажешь? - Ирина, я вам хотела отдать на общий стол, - выставляю тушенку, колбасу и конфеты. - И вы простите, что я вас так побеспокоила. Никак не думала, что усну, даже не добравшись до кровати…
Девицы хихикнули.
- Да не переживай, здесь и не такое бывает, - утешила меня Марина. - Вон Толян прошлый раз на всех обиделся, сказал что уходит. Но набрался так, что идти уже не смог, пополз… - они вновь хихикнули на пару с Кристиной. - Ну и дополз до коврика в прихожей. Там утром и нашли…
- Смешно, - мрачно подтвердила я, впервые подумав о том, что вечер едва ли будет трезвым, и на что тогда рассчитывать моей Яське?
- Да ты маленькая просто еще, не знаешь толку в хорошей пьянке, - Снисходительно улыбнулась мне Кристина. - Ничего, милый домашний ребенок, мы научим тебя плохому.
- Да, девочка, ты попала в очень дурную компанию, - поддакивает ей Марина. И они опять веселятся.
Смотрю на них - таких ярких и самоуверенных, и понимаю, что я пусть я в этой простенькой белой футболочке, с косичками и без грамма косметики и выгляжу для них как ребенок, я старше на жизнь, а то и на две. Вспоминаю, как веселилась Ясмина, когда мы выбрались из пещеры по эту сторону границы. Как она смеялась, и порхала, как мотылек, каким счастьем сияли ее глаза…
- Вы уж простите, тетеньки, - мило улыбнулась, сдерживая подступающие слезы. - Но учиться я собираюсь исключительно живописи. Пить водку, есть мясо или краситься, как ярморочная плясунья, научить меня невозможно, - а дальше разворачиваюсь и иду прочь, прочь…
В спальне Яська, в комнате слышны голоса, ванна кем-то занята. После недолгой борьбы с замком открываю дверь на лестницу, чтобы упасть на ступеньки, и завыть от боли и отчаянья, которые я просто не могу больше носить в себе.
- Ты чего, Лариса, что ты? - Ирина выскакивает за мной.
- Какие же дуры, - удается выговорить между нервными всхлипами. - Какие же счастливые… беззаботные дуры! Всех проблем в жизни… как бы тушь не смазалась… А она больше не может летать… Понимаешь, не может! Совсем! Никогда! А она так смеялась… так смеялась! Такая красивая была, такая счастливая!.. Два дня назад всего было! Представляешь, два дня! И ничего больше нет… Осколки… Обломки… А он на коврик полз… как смешно… обхохочешься… Картину на голову не надел?.. Упущение. Надо было надеть… - Я рыдала долго и безобразно, неся какие-то глупости и пугая добрую женщину, которая безуспешно пыталась меня утешить. Даже предлагала мне какие-то капли, и я бы согласилась, с удовольствием согласилась бы упиться успокоительным до бесчувствия, но у меня была Ясмина, и я не знала, можно ли ей это лекарство, не отравит ли оно мою кровь. Ведь больше, похоже, Яське в этом доме рассчитывать не на что.
Потом мы готовили все-таки еду, и даже что-то поели, и девицы все интересовались у меня, а правда ли, что я вегетарианка. Отвечала, что инопланетянка, не понимая, что они имеют в виду и даже не пытаясь вникнуть в суть вопроса. А потом воспользовалась моментом и утянула Ирину в кабинет, чтобы она рассказала про те картины.
Девицы с нами не пошли, им не нравилась "эта рухлядь", они присоединились к компании в гостиной. А у меня пока не было сил, да и желания с ними знакомиться. В кабинете был полумрак, и тишина, и отсутствие посторонних. Лишь Ирина рассказывала мне одну историю за другой, а я слушала, смотрела и пыталась понять… Не запомнила и половины, слишком уж много было новой информации и незнакомых слов, о значении которых я боялась переспрашивать. Зато удалось успокоиться.
А дальше все же пришлось вливаться в компанию, уже достаточно большую, шумную и разношерстную. "Тот самый художник", как выяснилось, уже прибыл. Где-то под тридцать, высокий, худощавый, чуть сутуловатый, с заметно обозначившимися залысинами. Он был в центре компании, активно общался, громко смеялся… И было у меня подозрение, что стопку за встречу он уже накатил. А то и не одну. А впрочем, не только он.
Борис, от которого тоже весьма ощутимо несло спиртным, но все такой же обходительный и важный, представил меня Вашукову лично, расписав как страстную поклонницу его таланта, выделившую его картины с первого взгляда и мечтающую об уроках гениального мастера.
Вашуков, которого звали, как выяснилось, Пашей, на столь явную и грубую лесть даже не поморщился, потрепал "милую девочку" по щечке и снисходительно сообщил, что для того он и дает сегодня мастер-класс, чтобы каждый смог… И отвернулся к девам, которых явно считал взрослее, раскованнее и перспективнее… И точно не в плане живописи.