– Ты ошибаешься, думая, что Халиф и остальные слуги видят в тебе калеку, – заявила Нихат. – Они видят принца, который всегда находил для них доброе слово, принца, который знает их по именам, принца, которого они оплакали и похоронили. Они не замечают твою хромоту, твои шрамы или твое чувство вины. И в их глазах светится не жалость, Азиз, а любовь. Я все отдала бы, чтобы снова увидеть свою мать. Подумай, что ты делаешь со своей.
Мышцы бедра побаливали, но вместе с тем были удивительно расслаблены, когда Азиз сел на скамейку в саду.
Он рассчитывал, что Нихат отвергнет его приглашение. Но нет.
Ее так же мучает любопытство, как и его?
Раздался звон серебряной посуды, когда она наливала ему мятный чай. Азиз не обращал внимания ни на небо, окрашенное в золотисто-алые тона, ни на пышные розы. Он наслаждался запахом Нихат – ароматом жасмина и чего-то еще, что было присуще только ей. Это возбуждало желание в его истерзанном теле. Ощущение было сильным и всепоглощающим. Ничего подобного он не испытывал уже много лет.
Нихат подала ему чай и взяла кусок сладкого пирога.
Азиз сделал глоток и состроил гримасу:
– Мне нужно что-нибудь покрепче.
– Никакого алкоголя, если ты действительно хочешь, чтобы я тебе помогла.
Он нахмурился, однако на его губах заиграла улыбка.
– Ты получаешь от всего этого удовольствие, верно?
– Да. Многие ли женщины могут похвастаться, что Азиз аль-Шариф склоняется в поклоне, если они того требуют?
– Ни одна.
Пирог задрожал в пальцах Нихат. Залившись румянцем, она откусила кусок.
Нихат слизнула крошки с уголков рта, и боль другого рода пронзила его мышцы. Азизу страстно захотелось почувствовать вкус ее губ, вкус, которого он был лишен уже давно. Он не прикасался к женщине после нападения террористов. Шесть лет воздержания только усиливали желание.
Восхитительное напряжение мышц, жар, охвативший его тело и распространившийся как лесной пожар, – все это было вызвано тем, что эта женщина смело трогала его шрамы, хотя дыхание было готово застрять у нее в горле.
Нихат являла собой смесь силы и уязвимости, заботы и отстраненности, каждое ее слово шло вразрез с поступками, и он боялся, что никогда не сможет ее понять.
Нихат была единственной женщиной, которая не испытывала перед ним страх, она всегда говорила то, что у нее на уме.
Они могли обсуждать что угодно: философию, необходимость образования для женщин Дахара… С ней Азиз никогда не был принцем. Ее ответы, ее доводы были честными, и это привлекало его, как и ее безыскусность. Однако, несмотря на свою импульсивную и страстную натуру, он влюбился в Нихат не мгновенно.
Азиз влюблялся в нее медленно, не осознавая этого. Однажды утром он проснулся в номере отеля после дикой вечеринки и неожиданно подумал, что она сказала бы, если бы видела его сейчас, какими словами уколола бы. И в его крови вскипел огонь. Он понял, что любит Нихат, что нашел свою будущую королеву и что ничто на свете не остановит его. Она будет принадлежать ему.
Он только не принял в расчет железную волю этой женщины.
А когда Нихат ушла, она не только задела его эго, но и разбила ему сердце. Она забрала с собой частицу его, оставив в душе пугающую пустоту, которую ничем нельзя было заполнить.
Азиз внимательно смотрел на нее, и в нем вскипала жгучая ревность. Сейчас Нихат была краше, чем прежде. Она превзошла его ожидания.
Возраст отточил ее красоту, она была в потрясающей форме. К тому же она повидала мир, нашла себя в чужой стране и добилась всего, к чему стремилась. А он…
– Почему ты не вышла замуж?
Нихат застыла. Азиз заметил, как задрожали ее пальцы, когда она положила остаток пирога на маленькую серебряную тарелочку. Она устроила целое шоу, медленно вытирая руки. Тянет время, понял он. Почему?
– Ты ждешь честного ответа?
– Когда я требовал от тебя что-нибудь, кроме правды? Ты успешная, красивая и, как упомянул твой отец, не связана традициями и обычаями Дахара. Так почему ты все еще одна?
Нихат обхватила себя руками, плечи ее поникли.
– Или у тебя где-то припрятан бойфренд, ждущий сигнала, чтобы объявиться?
На ее лице мелькнул вызов. Она выпрямила спину, ее губы упрямо сжались – что он ненавидел.
– А если бы даже и так!
– У меня нет желания видеть тебя и твоего любовника в стенах дворца!
Нихат вскочила, словно ее подбросило пружиной. Она наклонилась к нему, ее глаза решительно сверкали. Азиз почувствовал, что его охватывает странный восторг.
– Личная жизнь карьере не помеха.
Она дразнила его, заново проверяла, какой эффект способна на него оказывать, подзуживала его. Азиз поднялся и потрепал ее за щеку.
– Не притворяйся, что не понимаешь меня, и не будь дерзкой, не бросай мне вызов, Нихат. Ты – женщина, которую я любил, которую хотел сделать королевой, женщина, которая могла дать жизнь наследнику Дахара. Конечно, за восемь лет все изменилось. Но мысль о том, что другой мужчина владеет тобой, всегда будет приводить меня в ярость. То, что считал своим, я не отдам никому, даже в мыслях. Поэтому, если не хочешь добавить еще один пункт в длинный список моих прегрешений, держи своего любовника подальше, пока я не уеду.
Азиз резко повернулся к ней спиной, что вызвало пульсирующую боль в ноге. Ему было невыносимо смотреть на Нихат, невыносимо смотреть вглубь себя. Он был уверен, что после всего произошедшего в нем не осталось ничего, способного откликнуться бы на нее, однако оказалось все не так.
Он погубил себя, свою семью, на нем лежала ответственность за смерть сестры и за страдания, которые перенес брат. А когда Нихат порвала с ним, это раздавило его, толкая на безрассудные поступки.
– Я была помолвлена три года назад с коллегой… – сообщила она. Азиз замер. Его кровь заледенела. – Однако ничего не вышло, – закончила Нихат.
– Почему?
Она пожала плечами, и Азиз инстинктивно понял: что бы она ни собиралась сказать – это ложь.
– Он разорвал помолвку за неделю до свадьбы, поменял свои жизненные планы. – В ее взгляде отразилась боль. – Я… я не создана для отношений.
Не дожидаясь реакции Азиза, она ушла в сад, а в его мозгу продолжали звучать ее слова: "Ты понятия не имеешь, с чем мне пришлось столкнуться, с чем мне еще предстоит сразиться, чтобы хватило сил стоять перед тобой и не разбиться на миллион осколков".
Может, и так, но впервые Азиз был рад своему неведению. Потому что правда приведет к тому, что они себя истерзают.
Он не желал больше слышать ни слова правды.
Глава 6
Нихат не приходила два дня.
Два долгих дня, которые Азиз провел, размышляя, почему его это беспокоит. В конце концов он был вынужден признать, что ему не все равно. Но сначала нужно было убедиться, что у Зохры все хорошо.
Принцесса сама сказала ему об этом. Она была явно удивлена тем, что он соизволил поинтересоваться ее самочувствием.
Затем Зохра бросила на него сердитый взгляд и с вызовом заявила, что Нихат находится под ее защитой.
Однако все же добавила, что вчера утром Нихат чувствовала себя неважно. Азиз был уверен, что она ни к кому не обратится за помощью. Это заставило его покинуть покои.
Он стоял перед ее дверью, глядя на темное дерево с замысловатыми резными узорами.
А ведь казалось, что все вошло в колею.
По утрам он бывал в бане, после чего следовал интенсивный курс физиотерапии. Нихат во время занятий обращалась с ним так, словно желала наказать за все грехи. Иногда она обедала с ним. Они ели в тишине, но их молчание нельзя было назвать некомфортным. Впрочем, и компанейским назвать его тоже было нельзя.
Азиз видел, что Нихат бросает на него озадаченные взгляды, видел, что она с трудом сдерживается, когда ее выводит из себя его церемонная вежливость. Азиз удивлялся самому себе: только с ней он был на это способен.
Сейчас, стоя перед ее дверью, он снова усомнился в своем здравомыслии. Ему нужно общаться с ней как с персоналом. Это она должна искать его, когда ей полегчает, и приносить извинения.
Тем не менее он желал выяснить, что заставило решительную и сильную женщину отсутствовать два дня. Азиз толкнул дверь и вошел внутрь.
Был ранний вечер, французские окна в ее покоях были открыты, и через них вливалась прохлада.
На столике лежали медицинские журналы, айпад и шарф. Рядом в старинной рамке стояла фотография трех ее младших сестер.
Из спальни донесся тихий мучительный стон. Азиз мгновенно повернулся, по его спине побежал холодок. Он распахнул дверь в спальню.
Нихат лежала на кровати в белых брюках, низко сидящих на бедрах, и просторной тунике бледно-желтого цвета. Ее густые волнистые волосы блестели на фоне белых простыней. Лежа на боку, она так сильно сжимала живот руками, что побелели пальцы. Она снова застонала, и волоски на его руках встали дыбом.
Азиз медленно подошел к кровати, стараясь оберегать правую ногу. Нихат была бледна, глаза у нее были красные и воспаленные. Без сомнения, она плакала, но Азиз не мог поверить этому.
Нихат никогда не плакала. Даже в тот день, когда умерла ее мать. Ей было двенадцать лет. Он до сих пор помнил ее решимость быть сильной ради младших сестренок. Подойдя ближе, он убрал со лба Нихат влажные от пота пряди. Убедившись, что у нее нет жара, Азиз глубоко вдохнул.
Она неожиданно замерла, а затем по ее телу прокатилась дрожь, и женщину снова сотряс приступ боли. Он сжал ее пальцы, мысленно призывая черпать силу у него. Азиз чувствовал, как медленно проходит дрожь, услышал ее прерывистое дыхание. От облегчения у него встал ком в горле.
– Нихат, посмотри на меня.
Глядя на нее, Азиз чувствовал себя беспомощным и одновременно был преисполнен решимости помочь ей.
Голова Нихат дернулась, взгляд ее устремился на него. Он думал, что она отодвинется, потребует, чтобы он убрал руки, скажет, что ей не требуется его утешение.
– Азиз?
– Да, Нихат.
Ее прекрасные глаза наполнились слезами, и Азиз почувствовал себя так, словно получил удар в живот. Она придвинулась ближе.
– Мне больно, Азиз. Так больно! Каждый раз, когда начинается приступ, я боюсь умереть.
Из глаз Нихат текли слезы, оставляя влажные дорожки на щеках. Азиз утер их дрожащей рукой, сердце его готово было выскочить из груди.
– Во имя всевышнего, почему ты не позвала на помощь? Я заставлю прислать специалиста. Это какая-то лихорадка? Инфекция?
Она покачала головой и уткнулась ему лицом в живот. Но прежде он увидел тень в ее глазах. Азиз погрузил пальцы в ее густые волосы и принялся гладить их.
– Скоро у меня должны начаться месячные, – не стесняясь сказала она.
Он вспомнил, как раньше Нихат каждый месяц исчезала на несколько дней и как смущалась, когда он интересовался, где она пропадает.
– Они всегда были такие болезненные? – спросил он и содрогнулся, представив, что она страдает так каждый месяц в течение многих лет.
А ему казалось, что он знает о боли все.
Нихат кивнула. Азиз напрягся, мысленно усмиряя свое тело.
– Сколько себя помню.
– Так что нам делать?
– Я научилась справляться с ней с помощью лекарств, специальных упражнений и дыхательной гимнастики. Это глупо, но я… забыла запастись лекарствами перед отъездом из Нью-Йорка. К завтрашнему утру их должны доставить.
– А до тех пор? – В горле у него пересохло.
– До тех пор придется терпеть. Мне бывает очень плохо только несколько часов, – прошептала Нихат.
Ее ладонь переместилась с его живота на грудь, и под дрожащими пальцами Нихат сердце Азиза забилось как птица в клетке.
– Азиз…
Он наклонился и ощутил ее дыхание на своей шее, запах женщины возбудил его. Азиз чувствовал себя так, словно стоит на зыбучих песках, которые могут увлечь его вглубь в любую минуту.
– Да… – В его горле стало так же сухо, как в пустыне.
– Ты останешься со мной на ночь?
Он окаменел. Нихат не просила ни о чем подобном в те времена, когда он готов был подарить ей весь мир.
В любом случае сейчас у нее на это нет прав, утверждал голос разума.
– Пожалуйста, Азиз…
– Завтра ты возненавидишь меня за то, что я видел тебя такой. Ты никогда не любила делиться своей болью или горем, – сказал он, вспоминая, какой стойкой она была. Именно ее сила влекла его к ней.
Обстоятельства заставили Нихат стать сильной, и она никогда не жаловалась. Азиз видел, как она училась готовить и воспитывала своих сестренок. Она была вне себя от счастья, когда ей позволили то, чего ей больше всего хотелось – учиться вместе с Амирой.
Она вздохнула и обняла его. Ее мягкие груди, прижавшиеся к нему, стали для него пыткой. Его кровь пела от удовольствия, но видеть ее изможденной и уязвимой было невыносимо.
– Нет, Азиз. – Нихат вздохнула. – Самое странное заключается в том, что я не смогла бы тебя возненавидеть, что бы ты ни сделал. У тебя… у тебя есть власть надо мной. Я всегда считала себя сильной женщиной, и я действительно сильная. Но когда дело касается тебя, я… – Она прижалась к нему.
– Ты приняла какое-нибудь обезболивающее?
– Что? – прошептала она, моргая. – А, да. Просто нужно время, чтобы оно подействовало. Ты останешься со мной? – На ее полных губах заиграла улыбка. – Можем притвориться на несколько часов, что ты меня не ненавидишь?
Азиз закрыл глаза и обнял ее. Она была сейчас такой нежной, такой хрупкой.
Он никогда не предлагал женщинам утешение. От женщин, за исключением Нихат, ему было нужно только сексуальное удовлетворение.
– Ты предъявляешь дерзкое требование своему принцу, доктор Захари. Но я попробую.
Нихат с вздохом расслабилась. Она держала его крепко и вместе с тем доверчиво, и это вызвало в нем сильнейший чувственный голод.
– Мне нравится, когда ты меня так называешь.
– Я тот, кто заплатил за то, чтобы ты получила специальность. В моих устах это должно звучать особенно.
Он почувствовал, что она улыбнулась.
Одна ее рука легла на живот, словно это могло утишить боль. Нихат напряглась.
Азиз был готов отдать все что угодно, лишь бы избавить ее от мучений. Он прижал Нихат к себе.
Когда ее дыхание стало ровнее, что-то, над чем у него не было власти, заставило его спросить:
– Нихат, это твое состояние имеет название?
– Четвертая степень эндометриоза.
Название крепко засело у него в голове. Он его не забудет.
"Твой принц…"
Он назвал себя ее принцем. Слышать такое приятно, решила Нихат, устало прижимаясь к его теплому телу.
Этот мужчина когда-то обещал ей осуществить каждую ее глупую мечту.
Азиз бин Рашид аль-Шариф, потрясающий восхитительный наследный принц Дахара, каким-то образом влюбился в нее. Он со смехом отмел ее сомнения, когда она сказала, что не годится на роль королевы. Принц, который заставлял женскую половину человечества терять голову, забыл других женщин, забыл ради нее. Он обещал ей, что всегда будет ее любить и сделает счастливой.
Рядом с ним Нихат чувствовала, что сможет управлять вселенной, если потребуется…
В животе возникло эхо тупой боли, и неожиданно все ее мечты разлетелись на миллионы кусочков. Это было горько, но это была ее реальность, ее жизнь.
Открыв глаза, Нихат обнаружила, что она обвила Азиза, будто виноградная лоза. Она чувствовала его восхитительное тепло. Облизнув сухие губы, она взглянула на электронные часы. Была половина третьего. Прикроватная лампа горела.
Она лежала на левом боку, ее ноги переплелись с его ногами, ее рука лежала на его бедре. Нихат задержала дыхание, заметив, что сильно надавила на раненое бедро Азиза. Она хотела убрать руку, но он схватил ее за запястье.
– Приятно чувствовать твою руку.
Она застыла, не протестуя. Она чувствовала только возбуждение и какую-то приятную расслабленность. Не было ни стыда, ни недоверия, ни чего-то в этом роде.
Азиз аль-Шариф, даже если он считал себя калекой, являл собой прекрасный образец мужественности, который привел бы в трепет любую женщину. И близость с ним, действовавшая как наркотик, наполнила ее необъяснимой тоской.
Прижавшись к нему, взволнованная Нихат остро ощущала свою женственность. После целого дня боли она чувствовала жар в теле, медленно разгорающееся желание и приветствовала это всем сердцем.
От Азиза пахло, как всегда, сандаловым деревом и тайными грешными обещаниями. Нихат вдохнула его запах. В сравнении с охватившими ее ощущениями тупую боль в животе можно было не принимать в расчет.
Азиз пожал плечами и посмотрел на нее с такой жадностью, что это должно было бы ее встревожить. Вместо этого она испытала дикий восторг.
– Не помню, спал ли я ночью. Каждый раз, когда я пытался лечь удобнее, ты ко мне прижималась. А потом я боялся тебя разбудить, когда тебе наконец стало легче.
Нихат почувствовала, как румянец заливает ей щеки.
– Спасибо, что остался со мной. Я и забыла, как болезненно все это протекает.
– А когда ты принимаешь лекарства, которые ждешь завтра?..
– Это гормональные препараты, от них мое тело… – Она заморгала и осеклась. – Они дополняются специальными упражнениями и дыхательной гимнастикой.
– А те поездки по Дахару и за границу?
Нихат моргнула, вспоминая поездки с сестрой отца. Сильнее всего она запомнила отчаяние, что боль никогда ее не отпустит.
– Я показалась всем докторам, которых смогла найти. Никто не поставил мне диагноз. Они говорили, что это нормально, что я должна научиться переносить боль.
– Эта боль каждый месяц грозила убить тебя.
– Мой отец… – Она прочистила горло. – Раньше я очень на него сердилась. Мамы уже не было, когда начались боли, а он… – Нихат почувствовала гнев Азиза и дала волю своему: – Он не желал говорить со мной, даже не подходил ко мне. Традиции для него были на первом месте. Впрочем, он не махнул на меня рукой. Он отправил меня в Нью-Йорк. Там специалист заставила меня сделать кучу анализов, выписала препараты и порекомендовала методы борьбы с болью.
– Поэтому ты стала акушером-гинекологом?
Нихат кивнула, радуясь, что может сказать ему хотя бы часть правды.
– Никто не должен страдать от боли столько лет. Я хочу привлечь внимание людей к этой проблеме. Это непростой разговор для юной девушки. Когда же она набирается смелости и поднимает эту тему, ей твердят, что нужно смириться, что это естественно. Но как можно смириться, если боль просто невыносима?
Он сильнее сжал ее пальцы и ощутил ответное пожатие.
– Ты справишься, Нихат. Я нисколько не сомневаюсь. Подготовь свои предложения. Пригласи специалистов в этой области, которые хотели бы поработать в Дахаре. Продумай, что тебе может понадобиться. Я полностью тебя поддерживаю и предоставляю в твое распоряжение мое личное состояние.
Ее глаза защипало от слез, и на этот раз она не стала их удерживать. Они появились не от боли и горя.
– А я-то думала, что ты бедный принц, – сказала Нихат, улыбаясь сквозь слезы. – Придется быть с тобой милой.
Его губы сложились в улыбку, глаза, обрамленные поразительно густыми ресницами, расширились.
– Пытаешься соблазнить принца ради денег? Ты меня разочаровываешь, доктор Захари, – с деланной укоризной произнес он, и Нихат расхохоталась.