Она скорее почувствовала, чем увидела, что он идет за ней, как будто жар его мужского тела обжигал ей спину. Наконец не выдержав, Надя сделала шаг в сторону. Райдер тут же оказался сбоку от нее и пошел рядом, как будто так и надо. Как будто в последний раз, когда они виделись, его губы не прижимались к ее губам, а руки…
Понимая, что не сможет от него сбежать и что ей обязательно нужна бутылка красного вина, Надя сказала:
– Вы тоже решили слегка отовариться?
Он протянул пакетик миндаля в сахаре, бросив одну штуку себе в рот.
– Лучший в городе.
Она постаралась не смотреть, как он облизывает испачканные в сахаре губы.
– Не сомневаюсь, раз вы выложили за него такие деньги.
В глазах Райдера мелькнула улыбка, и Надя бросилась в атаку:
– И как ваши дела, после того как вы дали деру во вторник?
Вот так-то. Получи.
– Я был занят. – Он бросил на нее по меньшей мере загадочный взгляд, к несчастью не сопровождавшийся никакими объяснениями.
Надя не собиралась ничего выпытывать.
– Райдер, я хочу, чтобы вы знали, я попросила свою начальницу предоставить вам другого инструктора.
Райдер выглядел по-настоящему удивленным. Он споткнулся и слегка отстал. Хотя, как она и предполагала, быстро пришел в себя. Ослепленная бурлившей в ее душе страстью, Надя не сразу заметила, что Райдер Фицджеральд поразительно хладнокровный тип, обладавший способностью в одну секунду эмоционально отстраняться от того, что только что испытывал.
Она и раньше встречала людей с такой же степенью отчужденности и потратила много времени, пытаясь пробиться сквозь эту стену. Хорошо, что все закончилось ничем. По крайней мере, теперь она знала, когда надо подумать о себе. И отойти в сторону.
Добравшись до винного прилавка, Надя встала в очередь и уставилась прямо перед собой, хотя уголком глаза видела, что Райдер остановился рядом.
– Значит, мне ждать, что во вторник какой-то новый инструктор будет ворчать по поводу моих ног?
– Начальница не смогла найти другого дурака, готового в десять вечера возиться со странным субъектом.
Надя подвинулась чуть вперед.
– Значит, опять вы и я?
Надя сделала долгий медленный выдох. Правда заключалась в том, что она действительно подбросила Амалии идею сменить Райдеру преподавателя, но когда та начала судорожно искать замену, Надя сказала, что она может не беспокоиться.
Один поцелуй, после которого он сбежал, был позором для него. Когда это повторилось во второй раз, стыдно стало ей. Третьему разу не бывать.
К счастью, ее очередь подошла как раз вовремя, избавив ее от необходимости отвечать ему. Не обращая на него внимания, Надя принялась болтать со своим любимцем, хозяином лавки – франтоватым сомелье с очаровательным французским акцентом. В свои восемьдесят этот человек заигрывал с самыми хорошенькими женщинами, и делал это просто, мило и невинно. Если бы все мужчины были такими.
Надя купила бутылку и, продолжая улыбаться, повернулась. Райдер смотрел на нее. Во взгляде этих темных глаз не было ни простоты, ни невинности. От слегка подергивающейся щеки до вздувшихся мышц на скрещенных руках он весь был как сжатая пружина. И не дай ей бог оказаться рядом с ним, когда она разожмется.
Дождавшись, когда он встретится с ней взглядом, Надя сказала:
– Для меня это не игрушки и не развлечение. Это моя работа. Моя жизнь. Я продолжу учить вас с одним условием. Когда вы находитесь в классе, вы должны вести себя и делать так, как я говорю.
– О’кей. – Райдер даже не колебался. Как будто действительно собирался слушаться ее.
Однако успех оказался недолгим, когда его глаза скользнули по губам Нади и замерли, вглядываясь в них, как будто Райдер хотел вспомнить их вкус.
Надя со стоном вышла из очереди и пошла прочь.
– Где ваша машина? – спросил он, снова догнав ее.
– Я езжу на метро.
– Приятная прогулка с такими сумками.
– Выбирать не приходится, – ответила она, меняя руки. – Я не вожу машину.
– Почему, скажите, ради бога.
– Я всю жизнь прожила в больших городах. Там это не нужно. – Надя поморщилась и стала снова менять руки, когда вдруг почувствовала облегчение. – Райдер забрал у нее сумки. – Спасибо, но я сама справлюсь.
Райдер многозначительно посмотрел на ее покрасневшие руки, которые сами собой сжались в кулаки. Он с легкостью взял сумки в одну руку, а другой слегка обнял ее, ограждая от толпы.
– Теперь моя очередь ставить условие.
Ну конечно.
– И какое же оно?
– На прошлой неделе получилось совсем нехорошо. На следующий день я с трудом смог заставить себя работать.
Надя засмеялась. Когда их взгляды встретились, глаза Райдера вспыхнули.
– И где же вам приходится заставлять себя работать?
– На стройке.
– Вы строитель? – Ха. – А как же ваши прекрасные костюмы?
– На самом деле я архитектор, – сказал он, и свет в глазах сменился сексуальной улыбкой, которая в сочетании с грубой щетиной выглядела серьезным оружием.
– Так вот почему вы так заинтересовались моим зданием?
Он ответил не сразу, и Надя, рискнув бросить на него взгляд, обнаружила, что сексуальная улыбка исчезла. Ну вот, опять. Мы снова мистер Высокий, Хмурый и Молчаливый. Надя мысленно одернула себя. Не поддавайся. Если хочешь протянуть эти полтора месяца, чтобы тебя не выбило из колеи.
– Я строю совсем другие здания.
– Какие?
– Высотные. Небоскребы. Большие, высокие и блестящие.
– За которые хорошо платят.
Его смех шел неизвестно откуда, как будто большие волны радости прокатывались по его легким. Люди стали останавливаться. Оборачиваться. Вздыхать. Они стояли как загипнотизированные. И все они были женщинами. Надя протиснулась мимо них на улицу.
– Однако ваша машина не такая уж блестящая, – бросила она через плечо на случай, если он вышел оттуда живым. – Это всегда дает девушке надежду.
– Моя машина очень даже блестящая. Просто вы не были у нее внутри.
– Ваша машина – девушка? Мои надежды тают.
Он бросил на нее смеющийся взгляд, в котором таилось что-то еще. Что-то, от чего у нее по коже побежали мурашки.
– Итак, мисс Надя, – сказал он, наклонившись настолько близко, что ее тело резонировало с его голосом, – потрудитесь объяснить, что у вас за надежды?
Надя прикусила нижнюю губу.
– Не волнуйтесь, не на вашу жизнь. Скажите лучше, почему бы не заняться реставрацией красивых старых зданий с достаточно прочными потолочными балками, которые вам так нравятся?
Райдер моргнул, а потом усмехнулся.
– Я занимался этим на стажировке после окончания университета. Когда одна коммерческая фирма предложила мне хорошие условия, я согласился. И многому научился. Быстро. Несколько лет назад я создал свою фирму.
– И с тех пор работаете по восемьдесят часов в неделю.
– Да. Помогает то, что эта работа дает очень хорошую отдачу. По большей части… – На мгновение хмурое выражение вернулось, но почти сразу же исчезло.
– Ладно. Это хорошо. Уверена, что ваши… башни впечатляют.
Он снова бросил на нее один из тех взглядов, которые она стала замечать недавно, где наряду с насмешкой сквозила страсть, которую он не мог подавить полностью, даже когда становился высокомерным и отчужденным. Сейчас он смотрел под другим углом, как будто пытался разгадать ее.
– А как у вас? Вам нравится преподавать?
– Это дает возможность платить по счетам.
– Звучит не слишком радостно.
– И это говорит человек, считающий, что его работа дает очень хорошую отдачу, по большей части?
Надя ждала хмурых бровей, но увидела улыбку. Из тех, которые, обезоруживая ее, проникали в самое сердце, как нож в масло.
М-м-м. Чтобы разгадать эту улыбку, Наде понадобилось бы тысячелетие. А у нее было всего несколько недель. Слишком мало. И в то же время слишком много.
Она остановилась и протянула руки к своим сумкам:
– Спасибо за помощь, Райдер, но мои руки пришли в чувство. Я сама донесу.
Райдер остановился и не торопясь поменял руки. Взгляд его темных глаз был непроницаемым.
Надя щелкнула пальцами, но он не шелохнулся.
– Райдер…
– Это Сэм звонила той ночью, – произнес он, как будто эти слова вытягивали из него клещами. – Это из-за нее мне пришлось уйти.
Как будто теплый дождь пролился на Надю. Она почувствовала, что краснеет. Жар стал еще сильнее, когда она вспомнила то, что заставила себя забыть, – муку в его глазах, когда он уходил от нее.
Сэм. Ну конечно. Хотя в том, что он говорил, не было смысла. Если только…
Надя сглотнула и почти шепотом спросила:
– О, Райдер. С ней что-то случилось?
Он поднял было руку, словно хотел успокоить ее, но потом понял, что обе руки заняты.
– Ничего страшного. Все нормально. Просто в ту ночь ее расстроили. Очень расстроили.
Когда тем вечером Сэм с Беном приходили к ней на занятия, Надя ничего не заметила. Похоже, все члены семьи Фицджеральд умели держать свои чувства при себе.
– И все-таки что случилось?
– Случился наш отец, – ответил он. И поскольку он держал в руках ее ланч и остальные продукты, Наде ничего не оставалось, как последовать за ним.
– Ваш отец жив? Я думала… Поскольку вы собираетесь вести Сэм к алтарю…
Глаза Райдера метали молнии.
– Он жив и в полном порядке. Просто он не является частью нашей жизни. В тот вечер он явился к Сэм. Стал мучить ее из-за того, что она не попросила его вести ее к алтарю. Видите ли, отец невесты имеет некий социальный статус. Ей пришлось спрятаться в ванной, чтобы позвонить мне. Он отказывался уходить, пока она не изменит своего решения.
Голос Райдера сделался холодным и жестким, как лед, и у Нади волосы встали дыбом, когда она представила себе, как Сэм прячется в ванной из страха перед собственным отцом.
– Райдер, простите меня. Я ничего не знала. Какой гад!
Губы Райдера изогнулись в кривой усмешке.
– Не извиняйтесь. Он просто негодяй. Или кретин. Эгоистичный ублюдок, обладающий поразительной способностью мучить всех, кто к нему хорошо относится.
Ого! Откровенно. У Нади вдруг так кольнуло сердце, что она невольно прижала к нему тыльную часть ладони.
– Когда она звонила… Я слышал, как он… А Сэм…
Он замолчал. Глубоко вдохнул. Надя совсем перестала дышать.
– Незадолго до этого у Сэм была паническая атака. Ничего особенно страшного. Но к тому времени, когда я приехал, она так разволновалась, что мне пришлось вызывать скорую. Только к трем часам ночи ей удалось успокоиться и уснуть.
Надина рука сжалась в кулак. Бедная Сэм. Бедный Райдер. Пока она, надув губы, пинала вещи, обзывая его как только можно, он разгребал все это. Она почувствовала себя полной дурой. Но…
– А где был Бен?
Глаза Райдера стали непроницаемыми, как куски гранита. Под этой непроницаемой оболочкой Надя увидела такое море тревоги, что у нее сжалось сердце.
– Она ему не звонила. Она позвонила только мне.
– О нет.
– Да. Я тоже об этом подумал.
Они снова пошли рядом, близко и в ногу, как пара марширующих солдат. Весь мир вокруг них погрузился в туман. Они почти не замечали его, думая о своем.
Прошла почти минута, когда Надя задала еще один вопрос, на который не находила ответа:
– А какое место на этой картине отведено вашей матери?
Сквозь гранитный блеск мелькнуло что-то теплое.
– Моя мать… она была совсем другая. Она создавала скульптуры из вещей, найденных на улице. Никто не умел, как она, создавать красоту из того, что другие выбрасывали. – Он замолчал, как будто хотел принять какое-то решение. – Она долго болела и умерла, когда мне было одиннадцать. Не прошло и нескольких месяцев, как отец женился на матери Сэм. А через несколько недель после свадьбы родилась Сэм.
Надя не стала спрашивать через сколько. Она видела ответ в том, как напряглись его широкие плечи, как сжался красивый рот. Его отец обзавелся женой номер два, не дожидаясь ухода первой.
Она не могла представить, как чувствовал себя ребенок, которому пришлось пройти через такое. Отношения Нади с матерью складывались по меньшей мере непросто, но даже когда ее не было рядом, она всегда была где-то. Даже если это "где-то" означало другой конец света.
В конце концов, ей не понадобилось тысячелетие. Этот большой сильный мужчина вдруг неожиданно позволил ей заглянуть за свой железный занавес. Заглянуть в те тайные глубины, которые скрывались за блестящим фасадом. И хотя Надя пыталась убедить себя, что это ничего не значит и ничего не меняет, она ощущала это, как нежданный подарок.
Почувствовав внезапную потребность сделать ответный шаг, она сказала:
– Я никогда не знала своего отца.
Темные глаза Райдера сверкнули.
– Думаю, он был кем-то из мира танца. Моя мать тоже была танцовщицей. Из того, что мне удалось собрать по крупицам, я сделала вывод, что он был хозяином балетной труппы или кем-то вроде этого. – Из непрерывного бормотания своей рассудительной бабушки, Надя выяснила, что мать переспала с кем-то ради карьеры и была крепко наказана за это. Кому нужна беременная прима-балерина?
– Ваша мать близка вам? – спросил Райдер.
– Она живет в Тураке.
Конечно, он имел в виду не это. По тому, как блеснули его умные глаза, как опустился уголок рта, Надя видела, что он понял цель подмены. Но настаивать не стал. Не стал выпытывать больше, чем она хотела сказать. Этот человек нес ее продукты. Этот человек дал ей свою толстовку, чтобы она согрелась. Этот человек после каждого занятия – не считая того, когда он должен был позаботиться о сестре, – провожал ее на улицу, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.
Дойдя до перекрестка, Надя нажала кнопку переключения светофора. Когда Райдер остановился рядом с ней так близко, что она почувствовала его дыхание, у нее побежали мурашки.
– Вы хотите есть? – спросила она, прежде чем успела понять, что говорит.
Райдер бросил на нее взгляд. Томный, жгучий, понимающий, что происходит.
Но дело было сделано. Приглашение произнесено. Приглашение к продолжению.
– Меню без деликатесов. Ребрышки и салат. Домашний сырный пирог, сделанный в чьем-то другом доме. Бутылка красного вина.
Райдер ответил не сразу, и Надя вся внутри съежилась.
– Я в игре, – сказал он. На его лице появилась улыбка, способная в одночасье лишить чувств целую армию женщин. Он повернулся и пошел назад в сторону автомобильной стоянки. – Вы будете готовить, а я поведу машину. Если, конечно, вы в состоянии терпеть мое не слишком блестящее авто.
Надя чуть помедлила, как будто обдумывала его слова, а потом с неожиданной легкостью пошла за ним.
* * *
Райдер сидел напротив Нади за шатким кухонным столом и смотрел, как она, закрыв глаза, объедала остатки мяса со свиного ребрышка.
Или эта женщина совсем не понимала, что он изо всех сил вдавил ноги в пол, чтобы удержаться и, опрокинув стол, не броситься целовать ее, слизывая мясной сок с ее манящих губ, или она точно знала, что делает с ним, и наслаждалась этим.
С вероятностью девяносто пять процентов Райдер был уверен в последнем.
В попытке избежать возможных неприятностей он принялся озираться по сторонам. Ее жилище оказалось такой же загадкой, как она сама. Он ожидал увидеть изобилие ярких естественных цветов, вспышки молний, возможно даже, потайные коридоры. Вместо этого квартира оказалась маленькой, невыразительной и без всякого декора. Если не считать пары фотографий танцоров, в ней не было никаких признаков личных пристрастий.
И все же, сидя за жалким столом в этой крошечной квартирке над неработающей прачечной, Райдер чувствовал, что отдыхает. Впервые за многие дни.
И неизвестно откуда к нему вдруг явилась мысль, что его яркой творческой матери понравилась бы эта женщина. Твердость духа, ее бесстрашие, то, как она жила, не задумываясь над тем, что скажут другие.
А что думал он? С того первого момента, когда Надя вышла к нему в танцевальной студии, такая сердитая, загадочная и бесстыдная, он считал ее порождением ночи.
Но в этой светлой, теплой, тихой комнате он отбросил первое впечатление и посмотрел на нее заново.
При свете дня ее прекрасная кожа оказалась светлой и гладкой. Пряди темных волос отливали каштановым и рыжим. Она убрала их наверх, показывая самую изящную шею, какую он когда-либо видел. Подогнув под себя босую ногу и склонившись над едой, она выглядела спокойной и довольной. И казалась даже как-то меньше.
Райдер с трудом мог вспомнить, почему на протяжении последних дней так тщательно и решительно гнал от себя мысли о ней. Он чувствовал, что освобождается от навязчивого желания, сковывавшего его, как узкий пиджак.
Надя облизнула губы и открыла глаза. Заметив, что Райдер наблюдет за ней, она засмеялась. Желание снова всколыхнулось в нем с силой и яростью могучей волны.
– Вы довольны? – спросил он хриплым голосом.
– Да, – ответила она, медленно и глубоко вздыхая. – Десерт?
Он покачал головой. Десерт и рядом не лежал с тем, чего он хотел.
– Не уверен, что в вас влезет еще и десерт.
Надя похлопала по своему плоскому животу, и Райдер едва сдержал стон.
Моргнув с самым невинным видом, она сказала:
– Танец чертовски тяжелая работа. Вы бы поняли это, если хотя бы наполовину выкладывались, как я вам говорю. Мне нужны силы.
Райдер приподнялся на стуле, пытаясь найти безопасную тему для разговора, которая позволила бы ему успокоиться.
– Вы всегда были танцовщицей?
– С той минуты, как вышла из материнской утробы, – ответила она. – Фамильное призвание.
Райдер вытянул руку, которую отбил, стукнув по крыше отцовской машины, и задумался над тем, какими должны быть отношения, чтобы ребенок захотел пойти по стопам родителей. Он повернул голову в сторону фотографии, изображавшей худющую балерину в балетном одеянии, с трагическим выражением лица.
– Это она?
– Была она, пока я не родилась. Я смотрела старые видео. – Надя криво улыбнулась. – Ее танец был похож на шепот: нежный, плавный и такой тихий, что никто не слышал, как она приземлялась.
– Вы тоже были балериной?
Она резко выпрямилась, положив руку на живот.
– Нет, конечно! Разве я выгляжу как балерина?
Она выглядела так, что ее хотелось съесть.
– Чтобы танцевать в балете, нужны невероятное упорство и постоянный контроль за своим телом. Всю жизнь. Поэтому карьера моей мамы рухнула в тот день, когда она забеременела. А я слишком люблю поесть.
Надя пошевелила бровями и отпила вина.
Райдер сделал вывод, что после всего их отношения едва ли остались особенно близкими. Мать и дочь жили в одном городе и почти не общались. Мать, которая так и не назвала дочери имени ее отца. Мать, для которой рождение дочери означало крах ее карьеры. Он решил сменить тему.
– Но если не балет, то в чем ваша… специализация? Как это называется?