При том, что Мишель находила столько счастья в общении с дочерью, сомнения по поводу ее торопливого соглашения с Розой Джефферсон одолевали ее. Юридические документы прибыли через два месяца после рождения Кассандры, и Мишель должна была посвящать им долгие часы. Нельзя сказать, что Роза не сдержала слова: контракт отражал точно то, о чем приняли решение обе женщины. Мишель приняла банковский чек на миллион долларов, парафировала документы на ссуду, подписала отказ от прав на имущество Франклина. Теперь от прошлого действительно остались только воспоминания, которые не могли помочь ей, когда она оказывалась лицом к лицу с будущим.
Первой реакцией Мишель было установить контакт с Монком. Больше чем когда-либо она нуждалась в силе его любви и присутствии. Она продолжала подолгу беседовать с ним о своих идеях, слушая звук собственного голоса. Мишель сочиняла бесчисленные телеграммы, но в конце концов рвала их. Каждый раз, глядя на Кассандру, она сознавала, что она не может рисковать, вовлекая Монка в то, что она начала сама и должна делать сама. Это только усиливало ее неуверенность и одиночество.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Среди гор подарков, полученных для Кассандры, была хорошенькая серебряная чашка для шоколада от Кристофа, герцога Шамбора. В записке герцог упоминал, что он будет в Париже, и просил разрешения позвонить. Мишель была в восторге.
– Простите, что не смог приехать раньше, – сказал Кристоф, потягивая маленькими глотками вино в гостиной Мишель. – Будучи наслышан, как уединенно вы устроились в Париже, не хотел вторгаться в ваши владения. – Он помолчал, потом добавил. – Ребенок замечательный, Мишель. Вы очень, очень счастливая.
Мишель была тронута и поймала тоску в его голосе.
– Что слышно от Патриции? Кристоф улыбнулся и покачал головой.
– У нас была любовная интрижка и, похоже, кончилась.
Его тон не располагал к дальнейшим расспросам, поэтому Мишель сменила тему разговора. Вместо этого они заговорили о соглашении с Розой.
– Вы заключили очень хорошую сделку, – заметил Кристоф.
– Кроме того, что я не знаю, с чего начать.
– Я думаю, у меня как раз есть ответ.
Кристоф углубился в описание Международной выставки, которая должна состояться в Париже следующей весной. Тысячи бизнесменов и предпринимателей со всего мира посетят ее.
– Это будет отличная витрина для вашего дорожного чека, – заключил он.
– Как продавать то, чего у меня еще даже нет?
– Вот что, Мишель. Думайте над решениями, а не над проблемами. Чтобы начать, надо искать контакты.
Мишель была готова протестовать, но передумала.
– О чем вы думаете?
– Завтра я даю маленький обед. Я был бы в восторге пригласить вас.
На следующий день Мишель испытывала терпение фрейлейн Штайнмец, репетируя, что может быть сделано ею неправильно в этот вечер. В последний момент, когда машина Кристофа и его водитель ждали на улице, Мишель расплакалась и ехать отказалась.
– Мадам, – сказала швейцарская нянечка, – если не уйдете вы, – уйду я.
Через час после прибытия в парижскую резиденцию Кристофа в фешенебельном 16-м муниципальном округе, Мишель забыла о своих опасениях. Сливки общества проходили через его двери, и герцог Шамбор был рад представить ее своим гостям, так что Мишель обсуждала жизнь в Лондоне с американским посланником, слушала интерпретации Жана Кокто о новых направлениях во французском театре и высказывания Коко Шанель о веяниях моды. Наиболее интересная часть вечера началась, когда сели за стол. Мишель обнаружила, что сидит между Эмилем Ротшильдом и Пьером Лазаром, чрезвычайно богатыми и влиятельными банкирами, которые руководили двумя наиболее известными во Франции финансовыми институтами.
– Кристоф говорил, что у вас лицензия на использование дорожного чека "Глобал" в Европе, – пробормотал Эмиль Ротшильд в свой раковый суп. – Пожалуй, мы могли бы обсудить возможность совместной деятельности.
Не успела Мишель ответить, Пьер Лазар прошептал тихо:
– Дорожный чек, мадам, – это поручено какому-нибудь институту?
Мишель крутила головой. Позже, вечером, она договорилась о встрече с обоими, чтобы побеседовать о своих планах.
– Я не могу поверить, что они так заинтересовались! – воскликнула она Кристофу, когда гости разошлись.
Кристоф улыбнулся, наполняя вновь фужеры.
– Это только начало, моя дорогая Мишель!
Это было обещающее начало, но переговоры, которые велись весной и летом, вновь заставили Мишель поверить, что банкиры – самые осторожные и подозрительные люди на земле. Лишь накануне Рождества 1921 года ей удалось подписать соглашение с Ротшильдом и Лазаром. Даже учитывая то, что она вела переговоры тщательно, обговаривая все детали, расход времени был огромен.
Когда контракты были подписаны, Мишель рыскала по Парижу, пока не нашла то, что показалось ей подходящим помещением для офиса: строение, примыкающее к элегантному отелю "Ланкастер" на улице Де Берри. Рента была ошеломляющая, но Мишель подписала аренду, утешая себя мыслью, что хороший адрес отражает качество продукции, которую она хочет продавать.
Как только печатные формы дорожных чеков прибыли из Нью-Йорка, Мишель встретилась с директорами Банка Франции. Национальный банк согласился рекламировать ее документ, а также печатать чек. Поскольку по закону банк имел монополию на такие услуги, вознаграждение ему заставило бы покраснеть самого ненасытного ростовщика.
Следующим встал вопрос о персонале. Мишель провела несколько недель, ища претендентов и беседуя с ними, прежде чем поняла, что банковские клерки, привыкшие иметь дело с обычной валютой, не могут понять, что такое дорожный чек вообще. Мишель наняла наиболее обещающих, и в ее мало меблированных офисах началась серия курсов, где нанятым работникам предстояло понять, с чем они будут иметь дело. В результате Мишель потеряла половину персонала, люди просто ушли, убежденные, что их будущий наниматель похож на капитана "Титаника": обречен на гибель.
К концу года Мишель начала просыпаться по утрам с уже привычным ощущением – паники. Менее чем за год она потратила треть миллиона долларов. Растущие расходы, такие как рента, гонорар банкирам и юристам, зарплата основного персонала и собственные домашние нужды были постоянными статьями расходов ее ресурсов. Заглядывая вперед, она видела, что сотни тысяч долларов придется потратить на рекламу, чтобы привлечь общественное внимание. К тому времени ей удалось продать единственный чек.
Что вернуло Мишель к фатальному изъяну операции: не имеющий опыта равнодушный персонал, чья грубость, медлительность и плохо скрываемое неуважение стали частью его природы. Сколько ни пыталась Мишель объяснить, что продажа дорожных чеков – это сервис, что учтивость, внимательность, чуткое отношение абсолютно необходимы, ее большей частью не слушали.
– Если я не найду нужных людей, мне придется все бросить, – сказала она Кристофу как-то поздно вечером, когда они смотрели на проливной холодный январский дождь, превращавший Париж в призрачный город.
– Возможно, выход в том, чтобы найти тех, кто уже знает о компании, – предположил Кристоф.
Сначала Мишель была озадачена этим ответом, потом ей стало ясно, что герцог схватил существо дела.
– Вы имеете в виду, что надо попытаться переманить сотрудников, работающих на европейских фрахтовых операциях "Глобал"? Кристоф, это было бы браконьерство! Кристоф пожал плечами.
– Из того, что вы сказали мне об условиях вашего контракта с Розой, нет ничего, что могло бы остановить вас.
На более серьезной ноте он добавил:
– Мишель, я сталкивался с браконьерами. Профессионалов я оставляю инспекторам. Но я бы никогда не отрицал за голодным человеком права застрелить зайца или поймать рыбу. Кроме того, на карту поставлена ваша мечта и, что еще важнее, само выживание – ваше и Кассандры.
Идея была соблазнительной. Но чем более она привлекала Мишель, тем более явно возникали проблемы.
– Если я попытаюсь делать что-нибудь подобное, Розу хватит удар. Кроме того, в большинстве офисов сотрудники – не только менеджеры, но также секретари и клерки. И как я поняла, мужчин, особенно французов, смущает такая проблема, как работа на женщину.
– Кто сказал, что они должны быть мужчинами? – невинно спросил Кристоф. – Приглядитесь внимательнее к тому, как работают отраслевые офисы "Глобал". Вас ожидает сюрприз, и не один.
Мишель абсолютно не понимала, к чему клонит Кристоф. Она думала, что знает операции "Глобал" насквозь. Тем не менее, намек она приняла и начала осторожное исследование Европейского фрахтового бизнеса компании. То, что она открыла, потрясло ее.
Транспортные агенты, исключительно мужчины, свои операции превращали в семейный бизнес. Хотя Роза вела жесткую политику против найма женщин, Мишель узнала, что жены и дочери знают столько же о ежедневных делах транспортной конторы, как и их мужья и отцы. И все же, когда мужчина умирал, никому не приходило в голову разрешить этим женщинам делать то, с чем они справились бы лучшим образом. Место просто передавалось другому мужчине. Когда Мишель рассказала о том, что узнала, она потребовала объяснить, почему он подтолкнул ее в этом направлении.
– Потому что многие из вдов, имея маленькую пенсию или не имея ее вовсе, пытаются устроиться хотя бы прислугой. Некоторые работают на меня. Вот где я слышал обо всем этом.
Он внимательно посмотрел на Мишель.
– Что вы думаете делать теперь? Мишель слабо улыбнулась:
– Смотрите!
Мишель составила список вдов, чьи мужья работали на "Глобал" и весной отправилась в поездку по стране, знакомясь с ними. Для многих женщин предложение Мишель было настолько хорошим, что они не могли поверить. Она хотела, чтобы они и их дочери, если они были соответствующего возраста и имели склонность, приехали в Париж, где Мишель подготовит из них специалистов по дорожному чеку. На период обучения они будут размещены с необходимыми удобствами, получат пособие на еду и другие расходы. Если в конце обучения Мишель будет удовлетворена их результатами, им будет предложена постоянная работа.
Мишель тщательно отбирала претендентов. Стоимость приглашения и содержания их в Париже была огромной, и она знала, что другого шанса не будет. Она связала все свои надежды с женщинами, прожившими свои жизни в тени мужей. Если ей удастся заставить их поверить в себя и свои способности, она была уверена, они и отплатят ей добросовестной работой и признательностью. Но если по какой-нибудь причине – несовместимости, ностальгии или просто недостаточной квалификации – большинство из этих женщин уйдет, ее мечты рухнут вместе с ними. Больше чем деньги, время работало против Мишель: каждый день, когда дорожный чек бездействовал, приближал к сроку выплаты. И Роза Джефферсон, Мишель это знала, не помилует ее.
Двенадцать из восемнадцати месяцев прошли, когда почти половина персонала Мишель прошла два долгих месяца обучения. Под сводами Банка Франции дорожные чеки, стоимостью в миллионы долларов, ожидали отправки на улицу Де Берри, и то, во что они обходились Мишель, росло с каждым днем. Тем временем Париж прихорашивался, готовясь к Международной выставке. По всему городу статуи и здания чистились и полировались, репетировались парады, планировались темы вечеров. По всей Европе говорили, что готовится главный праздник десятилетия.
– Вы знаете, сколько они берут за место в залах Выставки? Я разорилась бы до последнего су, если бы приобрела там место.
Мишель и Кристоф завтракали в маленьком придорожном кафе за углом ее офиса. Мишель подняла лицо к солнцу и закрыла глаза. Глядя через стакан, Кристоф вдруг осознал, как устала Мишель. Хотя она рассказывала ему о Монке Мак-Куине, и Кристоф понял, для чего она это говорит, он все еще звонил ей по крайней мере раз в неделю узнать, как она поживает. Довольно часто Мишель бывала на улице Де Берри поздно вечером, углубившись в схемы и цифры, пытаясь найти пути растянуть истощающиеся ресурсы. Когда он изредка предлагал ей вместе пообедать, Мишель настаивала на том, чтобы обедать дома. Когда первый раз это случилось, Кристоф понял, почему дома. Пока варился обед, Мишель исчезла в детской и не выходила, пока пища не была почти готова. Так дороги ей были моменты общения с дочерью.
Мишель открыла глаза и увидела, что Кристоф следит за ней.
– Простите, я плохой компаньон в эти дни.
Она посмотрела на свои руки в тонких голубых венах под бледной кожей. Хотя она была не склонна признавать это, Мишель знала, что она не заботится о себе. Она сильно похудела и питалась кое-как. Временами она была очень раздражительной. Надо было столько сделать, что в сутках постоянно не хватало часов. Хуже всего было то, что занятость мешала проводить время с Кассандрой, время, которое, Мишель знала, наверстать потом невозможно.
Кристоф видел боль в глазах Мишель.
– Вы почти что там, – мягко подбодрил он ее. – Все в порядке, и Выставка уже на носу.
Мишель легонько стукнула по ободку своего стакана, раздался звон.
– Я боюсь, Кристоф. В первый раз с тех пор как я начала все это. Я действительно испугалась.
– Вы потратили бы целое состояние, чтобы купить место для рекламы в газетах и метро, – размышлял он. – Причем в то время, когда внимание людей будет обращено совсем на другое. Высшее качество стоит палатки на Выставке.
– Так или иначе, скоро надо решать, – сказала Мишель. – Фактически завтра.
Она наклонилась и поцеловала его в щеку.
– Спасибо, друг мой. Я не знаю, что бы я делала без вас!
– Отваги, Мишель. Всегда будь отважной.
Было за полночь, когда Мишель вернулась в Сент-Луи. Дома было темно и тихо и, как всегда, Мишель первым делом пошла в детскую. К ее великому удивлению Кассандра еще не спала, терзая своих игрушечных зверей. Кассандра радостно заворковала, когда Мишель взяла ее на руки и, мягко качая, ходила по квартире. Не вполне понимая, что делает, она рассказывала девочке о Выставке, обо всем хорошем, что могло прийти вместе с ней, а также об ужасном риске. С одной стороны – это прекрасная возможность, с другой – если сейчас сделать не удастся – другого шанса не будет.
– Вот так, моя дорогая – что мне делать? – спросила Мишель, заглянув в спокойные, синие глаза Кассандры.
Кассандра счастливо улыбнулась, пошевелила крошечными пальчиками, потом вздохнула и безмятежно задремала. Мишель не могла сдержать смех.
– Конечно. Я такая глупая.
На следующий день она подписала аренду места на Выставке и вышла в поисках шарика с горячим воздухом. Раз уж она собралась потратить столько денег, надо предстать во всем блеске.
В Нью-Йорке Хью О'Нил постучал в дверь к Розе Джефферсон.
– Вам, наверное, это будет интересно.
Роза взглянула на него с любопытством и взяла письмо. Оно было от генерального менеджера "Глобал" в Париже, полное победных песен о том, как он прекрасно организовал презентацию компании на Международной выставке.
– Самое интересное в конце.
Роза посмотрела несколько абзацев и усмехнулась.
– Ну, ну, Мишель решила играть в большой пул. Роза вынула файл корреспонденции от французского менеджера, взглянула на цифры, потом приплюсовала приблизительную стоимость ренты Мишель за выставку.
– У нее не остается права на ошибку, правда?
Хью О'Нилу показалось, что он уловил нотку сожаления в голосе Розы. Не может быть, – сказал он себе, Роза ввязалась в это дело, потому что преимущества в ее пользу были огромны. Сейчас она, кажется, была в двух шагах от возвращения всего, что она отдала Мишель.
Как бы прочитав его мысли, Роза сказала:
– Еще не все, Хью. Что бы ни случилось, я должна признать, что сообразительностью Мишель наделена. На ее месте, я не знаю, стала бы я так рисковать.
Роза помолчала.
– Сколько осталось до дня выплаты?
– Чуть больше пяти месяцев. Роза покачала головой.
– На бумаге, во всяком случае. Держи меня в курсе, Хью.
– Это чудо! – сказала Мишель, оглядываясь вокруг.
Вдоль Елисейских полей выросли впечатляющие павильоны из стекла и бетона – для тысяч экспонатов, присланных со всех концов света в столицу Франции. Тут были бриллианты из Южной Африки, экзотические растения из Бразилии, новейшее промышленное оборудование из Соединенных Штатов, шелкопрядильные станки из Таиланда, огромные декоративные чаши из Индии и скульптуры из слоновой кости из африканских колоний.
– Если бы что-нибудь подобное происходило каждый год, мир понял бы, что лучше торговать, чем воевать, – заметил Кристоф.
Мишель согласилась. Когда она бродила между палаток и выставочных залов, она видела миниатюрный шарик с горячим воздухом, взмывший в небо над центром самого большого павильона. На нем было написано: "Дорожные чеки "Глобал" – единая валюта для всех!" Мишель быстро пошла по направлению к своей палатке, подойдя к двум жандармам, которые приветствовали ее.
– Зачем они тебе нужны? – спросил Кристоф. Мишель указала на продавцов за кассовыми столиками. Денежные ящики были переполнены различной европейской валютой, а очередь покупателей растянулась почти до следующего павильона.
– Но это же выставка! – возразил Кристоф. – Не базар.
– Да? – ответила Мишель, подняв бровь. – Дорогой мой, в правилах нет пункта, запрещающего участникам продавать что-то, а не только демонстрировать. Кристоф огляделся.
– Но никто больше так не делает.
– Не делают потому, что не могут, – парировала Мишель. – Большинство из участников Выставки либо не думали об этом, либо считали это невозможным. По крайней мере таким путем я возвращаю выплаченную ренту.
Кристоф снова посмотрел на очередь покупателей.
– И много получается?
– Достаточно сказать, что ящики опустошаем три раза в день.
– Подходяще. Простите за нескромность. Если дело идет, надо печатать больше чеков.
Мишель слегка улыбнулась. Кристоф не был посвящен в число чеков, заказанных ей Ротшильдом и Лазаром.
Проценты сводили прибыль Мишель к чистому минимуму. Выставка заканчивалась к концу месяца. Мишель уже подсчитала, что, даже если продажа будет идти хорошо, полмиллиона долларов надо будет отдать Розе. Меньше чем за четыре месяца надо где-то взять недостающее.
Хотя она проводила долгие часы на Выставке, встречаясь с деловыми людьми со всего земного шара, на этом ее работа не кончалась.
Двигаясь от павильона к павильону, она наблюдала, на что люди тратили деньги и как они платили. Большинство, заметила она, покупает подарки для друзей и родственников. За несколько дней до окончания работы Выставки покупка достигла апогея.
"Плохо, что они не берут в качестве сувениров дорожные чеки".
Мишель застыла.
"А почему не берут? Потому что им никто не предложил!"
Мишель поехала домой и стала рыться в записках.