Я не знаю, как реагировать на этот комплимент, поэтому держу язык за зубами.
- А я и не говорю, что оно не ценное, - объясняет Сет. - Только лишь то, что они могут ей понравиться, если она попробует. Я сам живу по такому принципу.
Я делаю глоток воды, но фыркаю от смеха, давясь кусочком льда.
- Боже мой.
Сет хлопает меня рукой по спине.
- Ты собираешься его проглотить?
Я киваю, прижимая руку к груди.
- Ага, но больше никаких шуток, когда я пью, ладно?
- Я так привык. - В его глазах пляшут искорки, когда он коварно мне улыбается. - Но я буду помягче.
- Черт, я оставил в машине свой телефон. - Люк хлопает ладонью по столу, и наши стаканы с водой вздрагивают. - Я сейчас вернусь.
Он вылезает из кабинки, направляется к проходу и выходит из дверей.
Мы возвращаемся к меню, когда с места вскакивает Сет.
- Я запер машину. Он даже не сможет попасть внутрь.
Он мчится к двери, на ходу вытаскивая из кармана ключи.
- На самом деле, Люк пошел покурить, - говорит мне Кайден, катая между ладонями солонку. - Он просто не любит в этом признаваться незнакомым людям. У него свои странности по этому поводу.
Я качаю головой, не глядя на него.
- Наверно, Сет сделал то же самое. Обычно он курит в машине, но сейчас просто старался быть вежливым.
- Он мог и закурить. - Кайден смеется, и его глаза загораются. - Люк курил в моей машине с шестнадцати лет.
Не в силах сдержаться я улыбаюсь при этой мысли, теребя край салфетки.
- Что тут смешного? - Кайден складывает ладони на поверхности стола, и при этом задираются нижние края его рукавов. Его запястья снизу покрывают крошечные белые линии, поэтому он быстро одергивает их вниз, чтобы спрятать. - Да ладно, расскажи, отчего ты так улыбаешься.
- Ничего особенного. - Я поднимаю к нему свой взгляд. - Я просто подумала о том, что сказал бы отец, если бы узнал, что его задний бегущий оказался курильщиком.
- Думаю, ему это известно. - Кайден наклоняется над столом, придвигаясь ближе ко мне. - Похоже, он всегда знал о наших недостатках, но никогда ничего не говорил.
- Да, наверно, так оно и было. Однажды он застал моего брата за курением и посадил его под домашний арест на очень долгое время.
И почему я все это ему рассказываю? Это на меня не похоже. Я опускаю подбородок и сосредотачиваюсь на списке закусок.
- Кэлли, прости, - внезапно говорит он, прижимая ладонь к столу и двигая ею в мою сторону. Когда его пальцы касаются моих костяшек, я чуть не задыхаюсь.
- За что? - Мой голос звучит сдавленно.
- За то, что не поблагодарил тебя... за тот вечер.
Он накрывает своей большой ладонью мою.
На мгновение мне нравится ощущение его тепла, но потом меня отбрасывает в то место, засевшее у меня в голове, где я в ловушке и без сил.
- Все в порядке. - Я выдергиваю руку и прячу ее под стол. Мой пульс зашкаливает, когда я смотрю в меню. - У тебя был трудный вечер.
Он ничего не говорит, лишь убирает руку. Я не гляжу на него, потому что не хочу видеть отвращение в его глазах.
- Как думаешь, если я попрошу у них гамбургер, они смогут его приготовить? - спрашивает он, равнодушно меняя тему.
Хмурясь, я переворачиваю страницу меню.
- А написано, что у них есть гамбургеры?
- Нет, я пошутил. - Он рассматривает меня через стол. - Можно кое-что у тебя спросить?
Я осторожно киваю.
- Конечно.
- Почему ты приехала в колледж раньше? - спрашивает он. - Многие стремятся на лето и вечеринки остаться дома.
Я пожимаю плечами.
- Для меня там ничего не осталось, за исключением родителей, и, похоже, пришло время уезжать.
- У тебя немного друзей, да?
Его лицо захлестывают воспоминания, когда он начинает складывать вместе все кусочки моей печальной жизни.
К счастью, к нам присоединяются Сет и Люк прежде, чем он может попытаться выудить больше информации. От них пахнет дымом, и они выглядят эйфорически счастливыми.
- Не-а, их не очень много на территории кампуса, - говорит Сет, садясь и разворачивая салфетку, обернутую вокруг столовых приборов. - А если и много, то обычно охрана их разгоняет.
Люк разворачивает к себе небольшую пластиковую подставку с изображением пива на ней.
- Ага, в нашей школе все время происходило такое дерьмо. Как, когда мы разожгли огромный костер, но тут появились копы и всех замели.
- В больших неприятностях оказался? - спрашивает Сет, глядя на свои часы на запястье.
- Не очень. - Люк засовывает в рот зубочистку. - В нашем городе копы обычно не сильно наседают на футболистов.
- Понятно, - бормочет Сет, кидая на меня косой взгляд, и я отвечаю ему сочувствующей улыбкой.
Ноги Кайдена продолжают толкать меня под столом, и мне хочется попросить его перестать, но я даже не могу посмотреть на него. Я взволнована, потому что какой-то части меня это нравится. Я теряю контроль над своими чувствами, и мне отчаянно нужно снова их удержать.
Возвращается официантка и записывает наш заказ. Я стараюсь изо всех сил и заказываю комплексный обед, намереваясь съесть его целиком. Но когда нам приносят еду, у меня сводит живот, и сразу видно, что я это сделаю, как и всегда.
Глава 3
№ 52 . Рискни уже, ради Бога
Кайден
Прошла неделя с тех пор, как началась учеба. Занятия - словно заноза в заднице. Меня предупреждали, что в колледже будет труднее, но я никогда не готовил себя к тому, что потребуется самостоятельная работа. Между учебой и практикой у меня вообще нет времени, чтобы сосредоточиться на чем-то в своей жизни.
Я дважды пересекался с Кэлли с тех пор, как мы ели в ресторане, и каждый раз она меня избегает. Она в моем классе по биологии, но сидит в конце, как можно дальше ото всех, сосредоточившись на ручке и бумаге. Должно быть, у этой девчонки вся тетрадь исписана лекциями, учитывая то, как она на них зациклена.
Я стараюсь не смотреть на нее, но большую часть времени ничего не могу с собой поделать. Так захватывающе наблюдать за тем, как она ни на кого не обращает внимания. Было бы приятно затеряться в своих мыслях вместо того, чтобы все время беспокоиться о какой-то ерунде.
Я уже готов пойти на занятие, говоря себе, что мне нужно оставить Кэлли в покое, как мне на телефон звонит отец.
- Ты оставил свое барахло в гараже, - первое, что он мне говорит.
- Прости, - извиняюсь я, заставляя себя дышать, когда беру учебники. - Но я думал, что мама разрешила.
- Твоя мать не имеет права голоса в таких вещах, - резко говорит он. - Если хочешь хранить свой хлам здесь, то должен спрашивать у меня. Боже, сколько раз ты еще все испортишь прежде, чем перестанешь?
Мне хочется поспорить, но он прав. Я больше все порчу. Следующие пятнадцать минут я позволяю ему вымещать на меня злобу, отчего снова чувствую себя чертовым ребенком.
Повесив трубку, я гляжу на себя в зеркало над комодом, анализируя каждый шрам на лице, пока оно не превращается в один большой шрам. Внезапно вся эта злость вырывается из меня, и я начинаю колотить комод, пока один из ящиков не вылетает. Вещи Люка рассыпаются по всему полу: зажигалки, фотографии, несколько станков и лезвие для бритвы. Он ненавидит, когда его вещи разбросаны, и придет в бешенство, увидев такой беспорядок.
Я быстро складываю все обратно, пытаясь привести их в порядок, и делаю вид, что не замечаю белого слона, глядящего на меня с лезвия, когда поднимаю его с пола. Но я могу думать лишь о нем, держа в своей ладони и уговаривая себя не использовать его.
У меня дрожит рука, когда разум уплывает к тому времени, где я не был таким; где я думал, что, может быть, просто может, все в этой жизни не должно вращаться вокруг боли.
Мы с моим старшим братом Тайлером возились в гараже. Ему было около шестнадцати, а мне - восемь. Он работал над мотоциклом, который купил на скопленные с летней работы деньги.
- Знаю, что это кусок дерьма, - сказал он мне, схватив гаечный ключ из ящика с инструментами в углу. - Но он позволит мне добраться до других мест, подальше отсюда, чего я чертовски сильно хочу.
Он целый день ссорился с отцом, и у него на руке виднелся огромный синяк и порезы на костяшках пальцев. Я слышал, как они спорили, а потом били друг друга. Хотя это было нормальным. Жизнь.
- Почему ты хочешь уехать? - спросил я, крутясь вокруг мотоцикла. Он не был блестящим или каким-то таким, но казалось, что с ним могло быть весело. Если он мог кого-то увезти отсюда, то должен быть чем-то особенным. - Это из-за отца?
Довольно сильно он кинул в ящик инструмент и провел руками по своим длинным каштановым волосам, из-за которых выглядел как бездомный, ну, или, по крайней мере, так говорил отец.
- Однажды, приятель, когда ты немного подрастешь, то поймешь, что все в этом доме - одна чертовски большая ложь, и захочешь убраться отсюда ко всем чертям, чего бы тебе это ни стоило.
Я встал на ящик и взобрался на мотоцикл, схватившись за ручки и перекинув через него свою короткую ногу.
- Ты возьмешь меня с собой? Я тоже хочу уехать.
Он обогнул мотоцикл сзади, присев на корточки, чтобы проверить шины.
- Да, приятель, возьму.
Я нажал на дроссель, сделав вид, что еду, и на секунду мне открылась возможность жизни без боли.
- Обещаешь?
Он кивнул, а сам в этот момент занимался воздушным манометром.
- Да, обещаю.
Оказалось, что мой брат - лжец, как и все остальные в доме. Закончилось тем, что он съехал и оставил меня, потому что предпочел пить, чем разбираться с жизнью. Через несколько лет другой мой брат Дилан окончил учебу и уехал из дома. Он поменял номер телефона, никому не сказал, куда уезжает, и никто с тех пор ничего о нем не слышал, хотя я не уверен, что кто-то особо его искал.
К тому времени мне было двенадцать, и я был единственным оставшимся ребенком в доме. Это означало, что я стал главным объектом ярости отца, что сделалось для меня ясным в тот вечер, когда Дилан собрал свое барахло и ушел. До этого избиения не были слишком сильными: пощечины по лицу, порка ремнем, а иногда он бил или пинал нас, но достаточно сдерживал себя, чтобы нам было чертовски больно, но при этом ушибы можно было спрятать.
Я смотрел, как Дилан выезжал с подъездной дорожки и уезжал по дороге в темноту, прижав лицо к окну и жалея, что я не с ним в машине, хотя мы с Диланом никогда и не были близки. Мой отец зашел с улицы, принеся с собой холодный ночной воздух. Всю дорогу к машине он орал на Дилана, говоря ему, что он гребаный придурок, потому что бросил футбольную стипендию и отказался играть в команде.
- На что ты уставился, черт возьми?
Он хлопнул входной дверью так сильно, что на пол упал семейный портрет, висящий над облицовкой.
Я развернулся на диване и сел, глядя на лежащий на полу портрет.
- Ни на что, сэр.
Он зашагал ко мне, его зрачки поглотили глаза, и даже через всю комнату я смог почувствовать запах алкоголя в его дыхании. Он был больше меня, сильнее, а на его лице читался такой взгляд, который говорил мне, что он воспользуется этим преимуществом в полной мере, а я ничего не смогу с этим поделать.
Но я давно выучил правила. Встать и спрятаться, иначе у него не будет времени остыть. Но я не мог сдвинуться с места. Я продолжал думать о своих братьях, которые ушли и бросили меня, как старую футболку. Во всем этом мы были вместе, а теперь остался только я. Я начал плакать, как глупый чертов ребенок, и знал, что это только еще больше разозлит его.
- Ты плачешь? Что, черт возьми, с тобой такое?
Он, не сбавляя обороты, поднял кулак и ударил меня в плечо.
Пронзившая шею и вниз по руке боль выбила из меня кислород одним быстрым щелчком пальцев, и я сжался на полу, моргая и пытаясь прогнать черные круги перед глазами.
- Вставай!
Он пнул меня в бок, но я не мог встать. Мои ноги отказывались слушаться, и с каждым ударом его ботинка внутри меня что-то умирало. Я даже не пытался подобрать ноги, чтобы защитить их. Я просто позволил боли взять верх, позволил заглушить боль брошенного.
- Ты такой бесполезный! Твои братья, по крайней мере, давали отпор. А ты что? Ничего! Это все твоя вина!
Еще один удар, на этот раз в живот, и боль пронзила голову.
- Вставай! Вставай. Вставай...
Его ботинок бил меня в живот, а голос стал умоляющим. Будто это была моя вина, а он хотел, чтобы я все это прекратил. И, может, так оно и было. Мне нужно было лишь встать. Но даже что-то такое простое я не мог исправить.
Самое худшее мое избиение: как будто он собрал все свое разочарование моими братьями и направил на меня. Две недели, пока я лечился, мама не пускала меня на учебу, говоря школе, семье, друзьям, соседям - всем, кто спрашивал, что у меня острый фарингит, и я очень заразен.
Почти все время я лежал в постели, чувствуя, как мое тело заживало, но при этом разум и воля к жизни умирали, зная, что лучше никогда не станет, что все это было из-за меня.
Я отбрасываю мысли, садясь на пол и поднимая рубашку. Когда я поступил в колледж, то поклялся, что брошу, прекращу эту дурацкую привычку. Но полагаю, она принадлежит мне гораздо больше, чем я думал.
***
На следующий день на биологии я пытаюсь держаться как можно более неподвижно, чтобы сдержать боль на животе, но продолжаю поглядывать на Кэлли позади меня, которая, похоже не замечает, что я превращаюсь в преследователя.
Профессор Фремонт не спеша завершает свою лекцию. К тому времени, как я выхожу в коридор, он заполнен людьми. Я загораживаю дверной проем, пытаясь определиться, хочу ли пропустить следующее занятие или нет, когда кто-то врезается мне в спину.
- Боже мой, мне так жаль, - извиняется Кэлли, пятясь от меня, будто я преступник. - Я не видела, куда иду.
- Тебе не нужно извиняться. Обещаю, что со мной все в полном порядке, несмотря на то, что ты врезалась в меня.
Я одариваю ее улыбкой, отходя в сторону, чтобы пропустить студентов. Когда мой живот скручивает, у меня горят все мышцы.
- Прости, - повторяет Кэлли, а потом закрывает глаза, качая на себя головой. - Просто у меня плохая привычка просить прощение.
- Все нормально, но, может, тебе стоить поработать над тем, чтобы избавиться от нее, - предлагаю я, опираясь рукой на дверной косяк.
Ее каштановые волосы собраны вверх, и тонкие прядки обрамляют лицо. На ней джинсы, простая фиолетовая футболка и по минимуму макияжа. Ее грудь не выпирает, а джинсы не настолько узкие, чтобы демонстрировать все изгибы, как каждый день одевается Дейзи. Зацепиться не за что, но я осознаю, что действительно смотрю на нее.
- Я пытаюсь, но это трудно. - Она смотрит на коричневый ковер так робко и невинно. Таким девушкам, как она, требуются тысячи объятий, чтобы стереть всю печаль, что она несет на своих плечах. - От привычек очень сложно избавиться.
- Могу я куда-нибудь тебя пригласить? - спрашиваю я, даже не подумав о том, что делаю, или о последствиях. - Мне действительно хочется отблагодарить тебя за, ну, ты знаешь, за то, что ты сделала.
Ее веки распахиваются, и мое сердце замирает. Со мной такого никогда раньше не происходило, и у меня моментально начинает кружиться голова.
- Вообще-то через несколько минут я должна встретиться с Сетом, но, может, как-нибудь в другой раз, - уклончиво говорит она и начинает идти по коридору, перекидывая сумку через плечо.
Я догоняю ее.
- Знаешь, а он - интересный человек. Он со мной в классе по английскому и всегда поднимает руку, просто чтобы дать неправильный ответ.
На ее губах появляется слабая улыбка.
- Он делает это специально.
Прижимая ладонь к стеклу, я придерживаю для нее дверь.
- Зачем?
Выйдя на улицу, она закрывает ладонью глаза от солнца.
- Потому что так указано в списке.
Я останавливаюсь у двери, приподнимая брови.
- В списке?
- Неважно. - Она небрежно машет в мою сторону рукой. - Послушай, мне нужно идти.
Она ускоряет шаг, ее тонкие ножки двигаются быстро, когда она оставляет меня во дворе кампуса. Ее голова опущена вниз, плечи ссутулены, как будто она пытается делать все, чтобы ее существование было не замечено.
Кэлли
Моя комната располагается в здании Макинтайр, являющемся самым высоким из общежитий. Я прикладываю удостоверение личности, чтобы пройти в коридор, а потом ввожу код, чтобы войти в комнату. Из окна люди кажутся крошечными, будто я птица, глядящая на все с высоты птичьего полета.
Я вытаскиваю дневник, который прячу под подушкой, и беру ручку. Я начала в нем писать, когда мне было тринадцать, используя его как способ изложить свои мысли на бумаге. Я не планировала превращать его в пожизненное хобби, но мне гораздо лучше, когда я пишу, будто мой мозг волен говорить все, что захочет.
Края обложки оборваны, а некоторые страницы выпадают из спирали. Я сажусь, скрестив ноги, и кончиком пальца открываю чистый лист.
Удивительно, что вещи, которые ты запоминаешь навсегда, - это то, что ты хотел бы забыть, а вещи, за которые отчаянно хватаешься, ускользают как песок на ветру.
О том дне я помню все, как будто картинки выжжены у меня в мозгу раскаленным железом. Но мне бы очень хотелось, чтобы их унес ветер.
Раздается стук в мою дверь. Вздыхая, я прячу блокнот под подушкой прежде, чем ответить. Входит Сет с двумя ледяными латте и один протягивает мне.
- Похоже, тебе он как раз сейчас понадобится. - Он сбрасывает пиджак, вешает его на стул, стоящий возле стола, и опускается на кровать. - Давай, выговорись.
- Я не знаю, почему он разговаривает со мной и приглашает куда-нибудь сходить. - Я хожу по полу перед кроватью и потягиваю кофе через трубочку. На стене со стороны моей соседки висят рисунки и постер "Райс Эгейнст"[1], а ее кровать завалена грязными вещами. - Раньше он никогда особо не разговаривал со мной.
- Кто, Кайден? - спрашивает Сет, и я киваю. Он плюхается на мою кровать и пролистывает мой плейлист на айподе. - Может, ты ему нравишься.
Я останавливаюсь посреди комнаты и качаю головой, в стакане шуршит лед.
- Нет, дело не в этом. У него есть девушка - супер распутная девушка, которую он может трогать.
- Возможно, он трогал бы и тебя, если бы ты ему позволила, - говорит он, и у меня перехватывает дыхание в горле. - Ну ладно, мы еще не дошли до этого.
Поставив кофе на стол, я опускаюсь на свою кровать и засовываю руки под ноги.
- Не уверена, что вообще когда-нибудь дойду до этого. Думаю, я пришла к выводу, что никогда не смогу справиться с тем, чтобы с кем-нибудь зайти так далеко. Может, в конечном итоге, я стану одной из тех старушек с тысячей кошек, которая ест кошачью еду прямо из банки.
- Во-первых, это ужасно, я никогда не позволю тебе превратиться в такое. А во-вторых, мы должны добавить это в список.
Он выпрямляется и тянется за ручкой на моей тумбочке.
- То, что это будет в списке, не означает, что оно произойдет, - говорю я, когда он встает и шагает к доске, висящей на обратной стороне двери, где написан наш список.