Станислас сидел с задумчивым видом, рядом с ним спал, свернувшись и подогнув лапки Базиль. Бедняжка, подумала о нем я, сколько времени тебе придется провести без любимой хозяйки? Станислас поднял на меня зеленые глаза и спросил:
- У тебя есть краска для волос?
- Я не крашу волосы, - ответила я.
- Перекись водорода?
- Есть в аптечке.
- Тащи сюда.
Я принесла початый пузырек. Станислас взял его, повертел, посмотрел на свет.
Причмокнул.
- Это всё? - снова спросил он.
- Нет, еще два имеются. Не открытых.
- Давай, давай! - поторопил меня он, помахав кистью, как пропеллером.
Я принесла. Станислас велел мне отыскать белую простынь, принести с кухни глубокую фарфоровую тарелку и зубную щетку. Я не посмела спросить для чего такой странный набор, потому, что в этот момент он был похож на Рэмбо, мастерящего взрывные устройства из подручных материалов. Я доверилась ему. Когда всё было собрано и подготовлено по велению Станисласа, он торжественно объявил:
- Сейчас, я буду красить тебе волосы.
- Ни за что, - четко и раздельно отрубила я.
- Тогда я ни за что не надену розовую рубашку. Я ведь жертвую собой ради общего дела. Вот и ты пожертвуй, - достаточно убедительно сказал он, и добавил. - Описания нашей внешности уже изучены ими.
Я села на тахту, накрыла плечи простынею, и приготовилась к экзекуции. Станислас потер ладошки, он так делал всегда, когда ему предстояло что-то приятное. Взял в правую руку зубную щетку, в левую тарелку с плескающейся в ней перекисью.
- Ну-с, преступим, - сказал он.
- Не сожги мне волосы, - попросила я, - лысая женская голова будет привлекать излишнее внимание.
Я еще пробовала шутить. Станислас с неожиданным проворством, словно занимался этим не один год, начал наносить перекись на мои волосы. Затем накрыл их простынею и велел мне сидеть, не двигаясь, двадцать минут. Через положенное время, я заерзала и стала просить его посмотреть на мои волосы. Он посмотрел, удовлетворенно хмыкнул и сказал, посмотрев на часы:
- Еще… минут десять.
- Ты сумасшедший! - тихо заверещала я.
- Десять минут, - повторил Станислас, держа меня за кисти рук, что бы ни сдернула простынь.
Через десять минут он разрешил мне снять повлажневшую простынь и велел смыть перекись. Я с замиранием сердца отправилась в ванную. Результат превзошел мои ожидания, тщательно промыв волосы я взглянула в зеркало. Блондинка. Яркая блондинка. Ослепительная блондинка. Мокрые волосы торчали в разные стороны. Я напоминала Страшилу из детской сказки "Волшебник страны Оз". Стараясь не разреветься, я высушила волосы феном и попыталась уложить их. Немного лучше.
Волосы блестели и рассыпались по плечам. Я приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Тишина. На цыпочках я прошла в комнату. Станислас читал статью в "КомпьюАрт".
Он поднял на меня глаза, они зелено и лукаво блеснули, прошептал:
- Шикарно!
- Ты смеешься надо мной, - укорила его я.
- Нет, правда, не хватает только красной помады, - серьезно заявил он.
- И на вокзал, меня там примут за свою. Не дождешься, я помадой не пользуюсь, только гигиенической.
- Придется занять у Галины.
Меня вдруг будто молнией поразило. Сдержаться я не смогла, поэтому, немного позволив себе быть язвительной, сказала:
- Знаешь, у тебя испорченный вкус. Я только сейчас поняла, кто является прототипом моего сегодняшнего имиджа. Красотка на картине, висящей в твоей гостиной!
- Чем она тебе не нравится?
- А чем она нравится тебе? Знаком с художником и было неудобно отказаться от "шедевра"?
- Я автор этой картины, - ответил Станислас, явно собираясь отстаивать ее достоинства.
- Ты?!!
- Чему ты так поражена? Не ожидала убедиться в моих талантах?
- Я…яя…я когда ее увидела…она действительно…она произвела на меня неизгладимое впечатление. Кто модель?
- Модели не было. Эта женщина из моего сна.
- Жутковатые у тебя сны, Станислас. Не сны, а ночные кошмары.
- Мне она нравится, - признался он.
- Хорошо, насчет женщины понятно, она твой идеал. А паук? Это что за аллегория? - я атаковала его вопросами.
- Это ее любовь. Прошедшая, - после паузы уточнил он.
- То-то ее перекосило, бедняжку. Станислас, что за игрушки были у тебя в детстве?
- Как у всех, - огрызнулся он, и перехватил инициативу. - Вижу, ты мою картину рассмотрела до деталей. А что еще ты видела в моем доме? Уверен, ты всюду сунула свой нос.
Я замялась от неожиданного нападения. Соврать? "Я ничего не видела, Станислас!".
Как он сверлит меня глазами и ждет ответа! С ответом я затянула, теперь красиво соврать не получится. А почему не сказать правду? За любопытство еще не казнили.
Я буду первой жертвой.
- Хм, хм, - начала я - Ну, ты правильно заметил, что картину я внимательно изучила. Ты был мне интересен, ведь мы только познакомились, а тут настолько неожиданно, оригинально, - быстро поправилась я. - Конечно, разница между стилями гостиной и кабинета разбудила мое любопытство,…и я осмелилась заглянуть в спальню. Всего лишь заглянула.
- И не копалась в шкафах?
- Нет.
- Не разглядывала мою аптечку?
- Нет!
- Не рылась в бумагах?
- Нет!!!
- Не прилегла на мою постель?
- Нет… прилегла.
- Я так и знал! Ни одна не устояла против такого ложа. Ай да Сауд! Это мой дизайнер по интерьерам. Как в воду глядел, а я, дурак, упирался. Мне такая восточная роскошь не понравилась, но он смог убедить меня пригласить даму.
Реакция была, я скажу тебе, супер! Еле выдворил на вторые сутки. Не знаю, что вас так привлекает, но я был уверен, что ты не смогла противостоять соблазну "прилечь".
Я не покраснела, я была бордовой от стыда. Станислас, наоборот, не увидел в этом ничего особенного, подумаешь, очередная женская слабость. День перешел на вторую половину, часы безжалостно бежали. Галина принесла нам кастрюлю горячего борща, и мы устроили настоящий обед. Галине неожиданно понравилась моя новая прическа.
Я завязала волосы в два хвостика и опустила на лоб челку. Они заставили меня накрасить губы ярко красной помадой, и мое сходство с куклой из сексшопа только увеличилось. Мы шутили и беззвучно смеялись, зажимая рты ладонями. Станислас как-то по-особому смотрел на меня, изучая мое изменившееся лицо, я ведь стала похожа на его богиню. Выдав Галине последние инструкции, Станислас велел всем отдыхать. Мы снова оказались на моей тахте в непосредственной близости друг к другу. Я закрыла глаза и затаила дыхание. Сердце билось так, будто из дырявого мешка, со стуком, на пол сыпались горошины. Рука Станисласа легла на мой плед. Сквозь ткань я чувствовала ее тепло, и оно разливалось по моему животу, там, где она совершала поглаживающие движения.
- Станислас… - почти простонала я, возражая.
Он приподнялся на локте, приблизил свое лицо к моему, и потянулся к губам.
Остановившись в миллиметре от моих губ, он прошептал:
- Я долго ждал этой минуты. Не противься. Пожалуйста.
Я не противилась. Он захватил мои губы своими, и мое тело стало предательски отвечать на его ласки, в то время как разум призывал остановиться. Руки и губы Станисласа не чувствуя препятствий вытворяли фантастические вещи, я читала об этом в "Энциклопедии для молодоженов", когда захотела быть немного подкованной хотя бы теоретически. О стыде я не думала, я полностью сдалась на милость победителя. Я покорилась моему господину, и послушно поднимала бедра, опускалась на локти и лишь сжимала зубы, преодолевая боль, и зажмуривала глаза. Тело мое кричало. Я казалась себе разорванной на куски. Станислас походил на зверя, ошалевшего от крови, он не в силах был остановиться и прекратить мои пытки. Он вознамерился добиться моего оргазма, и если бы не мои слезы, он вдавил бы меня в пружины моей девичьей тахты. Приблизившись к пику, он впился в мои губы поцелуем, и я почувствовала его стон, раздавленный нашими языками. Он долго не отпускал меня, целуя припухшие губы, лоб, шею, мои ослепительно блондинистые хвостики волос. Я мечтала о свободе и душе. И опять он не отпустил меня. Сказал, что в душ мы идем вместе, что прений не будет, и я выбрала из двух зол меньшее, сгребла с тахты испорченные простыни и, поддерживая Станисласа, посеменила в ванную. Станислас ожидал меня под струями теплой воды, а я задержалась у зеркала.
Женщина.
На меня смотрела миловидная женщина с немного уставшим, но сияющим лицом, словно она знает секрет и хочет им поделиться, но обещала хранить его в тайне. Этот секрет жжет ее изнутри и от этого ее лицо светится. Легкий румянец стыда при воспоминании о прошедшем, шум воды и фырканье обнаженного мужчины за шторкой ее ванной комнаты.
- Сашенька, ну где же ты?
Глава шестая
- Ключи от квартиры, корм для Базиля, деньги на всякий случай, заплатить за телефон и прочее… в общем, не поминай лихом, - я прощалась с Галиной и давала ей последние наставления. - Галина, не мне тебе говорить, кто бы ни спрашивал, ты нас не видела, Станиясласа не видела никогда, со мной отношений не поддерживаешь.
Я чмокнула Галину в щеку, Базиля в нос. Станислас поблагодарил ее за помощь, щекотнул кота за ушком и кивнул мне головой "пора". Мы находились в квартире Галины. В полной экипировке. Выходить будем от нее, если на площадке гости, то мы друзья Галины. Галина чуть ранее сняла замки с чердачных дверей в нашем и последнем подъездах. Путь открыт, главное разыграть по нотам, а там свобода. Мы вышли на лестничную клетку. Никого. Галина тихо закрыла за нами дверь, и мы бесшумно стали подниматься по лестнице, к двери, ведущей на крышу. Тяжелая дверь с трудом оторвалась от металлических наличников, я подперла ее плечом и удерживала за ручку, избегая удара о стену. Приложив дверь к стене, мы, прошагав еще несколько ступенек, оказались на крыше. Дул теплый летний ветерок. Какие-то странные птицы, нахохлившись, сидели на усах телевизионных антенн. Гудрон, нагретый за день, проминался под весом наших тел. Сланцы Станисласа со смешным чмокиванием отрывались от него. Неподходящая обувь для побега. Снова тяжелая дверь, ступеньки, грохочущий лифт, в котором я, держа Станисласа за руку, просила его крепиться, стараться не хромать и изображать влюбленную парочку под хмельком. Станислас закрыв глаза, кивал головою. Первый этаж. Наш выход. Вуаля.
Мы тащились по темному, с редкими фонарными столбами двору. Двое на лавочке, в песочнице, под детским грибком. У нашего подъезда один и еще один виден сквозь стекло освещенного подъездного окна, у почтовых ящиков. При нашем появлении они будто напряглись, и напряженность эта ощущалась в воздухе, в исходящем от асфальта тепле. Шарканье наших шагов раздавалось по всему двору. Где-то в доме залаяла собака и странные птицы, вспорхнув с крыши нашего дома, перелетели на соседний. Мы шли и молчали. Проигрывая ранее эту ситуацию, мы решили, что надо о чем-то говорить, ссориться, но сейчас мы шли и молчали. Паника стала охватывать меня, язык мой не поворачивался от страха, горло сжал ужас.
- Зараза, - вдруг пробасил Станислас. - Не дала с Вадиком поговорить. С тобой, что ли общаться? Выдра.
- Поговорить… - закривлялась я, словно твердая рука дернула меня за веревочки.
- Всё надо называть своими именами. Выпить.
- Ну и выпить, так что ж?
- Выпить у вас с Вадиком не получается, а получается, нажраться, - говоря это я подхватила Станисласа под руку и со злостью поволокла к выходу со двора.
- Выдра! - заревел Станислас.
Мужики хмыкнули. Происходящее веселило их. Мы, ускорившись на последних метрах, дали последний залп:
- Иди, скотина, из-за тебя теперь на такси раскошелишься, не в метро же с такой рожей… - причитала я.
- Тебя же с такой рожей пускают и ничего, - покачиваясь, заявил Станислас.
Мужской смех раздался из песочницы. Стукнув Станисласа кулаком по спине, я потащила его к проезжей части. Уехать бы быстрей, и как назло ни одного частника.
Пройдя еще несколько метров, мы остановились в спасительном далеке от моего дома.
В зале ожидания, на автовокзале я посадила Станисласа на обитую дерматином скамейку, а сама встала в очередь за билетами. Я то и дело поворачивала голову и смотрела на Станисласа и на двери в зал. Станислас держался неплохо, большую часть нашего пути мы проделали на стареньком "Москвиче", с разговорчивым и добродушным водителем, выехавшим, как он выразился, "бомбить" по ночному городу.
Желающих ехать в ночь, на автовокзале было немного, пять человек к кассе, передо мной, и с десятка два на дерматиновых скамейках. Люди основательно располагались на ночь, подкладывали под головы ручную кладь, укрывали немногочисленных детей кофтами или пиджаками, доставали свертки с бутербродами на поздний ужин.
Противно засосало в желудке, от стресса захотелось есть. Одурманивающий запах сырокопченой колбасы донесся до меня от ближайшей скамьи, где пожилая женщина уговаривала перекусить своего сорокалетнего сына. Сын отказывался, и стеснялся материнской настойчивости, она же разложив огромный носовой платок, вытаскивала на свет божий куски вареной курицы, яйца, хлеб, помидоры и в довершении всего небольшой термос. Голова моя закружилась, и я схватилась за металлический поручень, кстати продернутый сквозь петли гранитных подоконников соседних касс.
- Эй, касса, давайте побыстрей, девушке уж плохо стало! - прикрикнул полный мужчина, которому было душно и тяжело в своих ста двадцати килограммах.
- Голубка, ты, чай беременная? - спросила старушка в веселеньком, в горошину, платочке.
- Нет, нет! - быстро начала убеждать их я.
- А-то, дело молодое, и сама знать не будешь! - наставительно сказала старушка и вся очередь начала разглядывать меня, выискивая следы, не известной мне еще, беременности.
Воспоминания о событиях сегодняшнего дня, яркою картинкой накрыли мою бедную голову.
Вот испуганные, и от этого нереально зеленые глаза Станисласа, в момент, когда он понял, что лишил меня девственности. Вот его странно прерывающийся, словно извиняющийся, пробивающийся ко мне сквозь вату времени, голос: "Александра, почему ты не сказала мне, почему не остановила?". И мой ответ: "Я говорила, помнишь? И ты просил меня не противиться…". Вот его желание непременно доставить мне удовольствие, что бы я не жалела о том, что он сделал. Вот его стремление, доведшее меня на край, за которым ощущение боли стало пропадать и тело начало ощущать радость от столкновений с его, разгоряченным, в мелких бисеринках пота, будто он долго стоял слишком близко к бьющему фонтану, телом.
Вот мой строгий внутренний окрик, и мое тело послушно вернулось на копье, терзающее мои внутренности, забыв о сладком томленье, испытать которое я не позволила ему. Вот его нежелание выпускать меня из своих объятий, из постели, превращенной нами в месиво израненных простыней. Вот его нетерпеливый возглас, перебиваемый шумом воды: "Сашенька, ну где же ты?".
К моей радости очередь в кассу стала двигаться быстрее. Я выхватила наши билеты из рук кассирши и, поблагодарив, быстрым шагом направилась в сторону вокзального буфета. Зажав подмышками два бутерброда с вожделенной колбасой, завернутые в прозрачную пленку, я несла в руках два горячих пластиковых стакана со сладким чаем. Станислас встал мне навстречу, принимая мою горячую ношу. Развернув бутерброды, я слишком поспешно откусила половину своего, и теперь, прикрыв рот ладошкой, пыталась прожевать немного засохший хлеб.
- Есть очень хочется. От нервов, наверное, - объяснила я, с любопытством смотревшему на меня Станисласу.
- Хочешь, возьми мой, - он протянул мне тонкий кусок хлеба с двумя кружками колбасы, цвета застывшей венозной крови. "Мы в ответе за тех, кого приручили" вспыхнуло у меня в мозгу. Я так не хочу. Он чувствует себя виноватым?
- Нет, - зло сказала я, - ешь сам, оголодаешь, мне еще тебя тащить придется.
- Саш, ну что ты как ёжик?
Я молча, с остервенением, жевала окаменелую колбасу и ненавидела его за выражение лица старшего брата, опекающего беспомощную младшую сестренку. Свой бутерброд он пододвинул ко мне и начал потягиваться, изображая сытость.
- Ешь, - приказала ему я. - Я еще принесу.
- С деньгами у нас как? - впервые поинтересовался никогда не знавший финансовых проблем Станислас.
- Нормально, - ответила я, - на первое время хватит. Все зависит от того, как долго нам придется скитаться. Возможно, придется воспользоваться услугами "Юнион банка", у меня там счет.
- У меня там тоже есть счет, - отчеканил Станислас, разговор о том, что ему приходиться жить за мой счет его коробил, но он продолжил. - Пользоваться кредитной картой неразумно. Засекут. Наша корпорация является держателем акций "Юнион банка". Отцу будет тут же доложено, что карта активизирована. А может быть и не только ему. Интересы "Глоуб" тоже затрагивают крупнейший банк нашего городка.
- Не беспокойся, - повторила я, - если что, займем у моей тетки.
- Если бы не сложившаяся ситуация, ты понимаешь, Александра? - перешел на официальный тон Станислас. - Хадраш никогда и ни у кого не одалживались, все средства, затраченные тобой, будут возмещены с процентами. Ну и конечно премия, за выполнение важного задания…
Как глупо звучало "премия за выполнение важного задания"! А за то, что я переспала с ним, мне тоже полагается премия? Какие расценки, позвольте узнать?
Такие метаморфозы происходили со Станисласом, когда он спохватывался и вспоминал, что он бог-сын, единственное чадо бога-отца! Когда закончится наша эскапада, я, видимо, стану очень богатой женщиной, если воплотятся в звонкую монету обещания старшего и младшего Хадраш.
- Я всё правильно понимаю, Станислас, - заверила я его. - Это временное явление, я не считаю тебя Альфонсом, если ты об этом. Тебе взять бутерброд?
- Только не с колбасой, - брезгливо произнес Станислас.
"Вот почему он делился со мной бутербродом!" дошло до меня, а вовсе не оттого, что наши, ставшие близкими отношения, предписывали ему заботиться обо мне. От осознания этого мне стало легче. Я встала с дерматиновой скамьи и, оглядываясь, пошла к буфету. Отстояв небольшую очередь, вернулась и подала Станисласу бутерброды со свежим сыром, забрав его с колбасой, "пожертвованный" мне.