– И когда это? – тихо спросила я, рассматривая билет. – На следующей неделе?
– Сразу после Рождества! – уточнил Массимо.
– Но…
– Почему ты всегда говоришь "но"?
– Но мы не можем…
– Ну вот, опять!
Рассмеявшись, я посмотрела на Джесси Адамс. Отложив "Аллюр", она нетерпеливо покачивала длинной ножкой.
– Мне пора!
– Мой последний клиент в полшестого, – проговорил Массимо. – Увидимся в "Карлайле", ладно?
– Ладно, – пробормотала я, а сердце болезненно сжалось. Так всегда, когда Массимо делает или говорит что-то неожиданное. Куда он идет? Неужели встречается с кем-то еще?
– Нужно купить кое-что для поездки, – словно прочитав мои мысли, сказал он. – Ты что, уже забыла – мы в Париж едем!
Я тут же представила, как расстроятся Дорин и Мелоди, если не увидят меня на Рождество.
– Нет, не забыла, – тяжело вздохнув, сказала я.
Закончив тонирование Джесси Адамс, за которое не получила ни оплаты, ни чаевых, я занималась третьей по счету послеобеденной клиенткой, когда в салон влетела Клаудиа Джи.
– Милая! – Она расцеловала меня в обе щеки.
– Клаудиа, Массимо показал мне твой роскошный подарок, а я даже…
Дива небрежно махнула рукой.
– Какие мелочи! – фыркнула она. – В квартире почти нет мебели, а билеты Томми чуть ли не…
– Спасибо огромное! – перебила я. Боже, только бы не расплакаться! Джорджия, держи себя в руках! Наверное, все дело в ПМС, хотя я всегда отличалась эмоциональностью. Пора бы уже привыкнуть, что для таких, как Дива, поездки в Париж все равно что конфеты-ассорти: можно раздавать направо-налево.
– Ну, тогда сделаешь блики? – Клаудиа подняла длинную серебристо-черную прядь.
"Карлайл", семь часов вечера. Массимо, Патрик, Кэтрин и я пришли вовремя, а вот Жан-Люк опаздывал. Десять минут, пятнадцать, двадцать… Мы сидели на сиреневых виниловых пуфиках вокруг низенького стола, ели чипсы и ждали.
– Ты знаешь, что происходит? – спросил у Кэтрин бесстрашный Патрик. – Вернее, спросим так: ты ведь знаешь, что происходит?
– Конечно, – спокойно кивнула девушка.
Кэтрин обернула вокруг пальца длинную светлую прядь и медленно отпустила, перекинула одну длинную ножку через другую и пригубила "Беллини". Кажется, мы выделяемся на фоне остальных посетителей ресторана. Белая кость, голубая кровь, темно-голубые блейзеры, изящные платья для коктейля – они смотрели на нас как на нарушителей спокойствия.
– И? – не отступал Патрик. – В чем дело?
– Может, лучше спросишь самого Жан-Люка?
Патрик закатил глаза.
– Что такое? – разозлилась Кэтрин.
– Ничего…
За проведенные в Нью-Йорке годы (этой осенью будет девять) мой приятель научился жить в мире с самим собой и даже умудрился скопить немного денег. Обычно все свои сбережения геи спускают на одежду, и Патрик не исключение. В "Карлайл" он пришел в обтягивающих кожаных брюках, винтажной рубашке из тончайшего хлопка и полушубке из ягненка, который подарил себе на Рождество.
– Зачем Жан-Люк пригласил нас сюда? – озвучил терзавший всех вопрос Массимо. – Этот ресторан ведь… м-м-м… несколько иного уровня. А после вчерашней вечеринки нам всем лучше лечь пораньше.
– Может, "Карлайл" не твоего уровня, но мы с Жан-Люком часто здесь бываем, – гордо сказала Кэтрин. Переход из временной подружки в постоянную прошел как по маслу. Невероятно, но у моей бывшей подруги появился легкий французский акцент.
В тот момент вместе со свежим холодным ветром в ресторан ворвался Жан-Люк.
– Добрый вечер, добрый вечер! – пропел он, расстегивая пальто, и тут же повернулся к Кэтрин. – Я был в "Уотерфорде", кафель для ванны выбирал.
Ничего себе! В этом "Уотерфорде" один кран тысячу стоит!
– Простите, чуть-чуть опоздал, – быстро проговорил маэстро. Мы с Патриком переглянулись: ничего себе чуть-чуть! – Вижу, вы начали без меня! Червячка, так сказать, заморили! – Он щелкнул пальцами, подзывая официанта. Наверное, эта привычка сохранилась у него со времен жизни во Франции. Может, в парижском ресторане такое в порядке вещей, а в "Карлайле" явно не пройдет.
Официант, годящийся Жан-Люку в отцы, подошел к нему, бледный от негодования.
– Пожалуйста, повторите, – попросил он.
Боже, только бы больше пальцами не щелкал!
– А для меня – мартини с водкой "Абсолют" и оливками.
Интересно, что Кэтрин нашла в Жан-Люке? Неужели ей нравятся надменные напомаженные французы? С моей точки зрения, мужчина должен держаться естественно. Именно это привлекает меня в Массимо. А Жан-Люк – фальшивка до мозга костей; притворяется очень убедительно, но я вижу его насквозь. Я настоящая дочь Дорин Уоткинс, в людях разбираюсь, наверное, потому и прижилась в салоне.
Опустив подбородок на переплетенные пальцы, маэстро задумчиво оглядел собравшихся.
– Наверняка думаете, чего ради пожертвовали предрождественским вечером.
Мы молчали.
– Уверен, недоумеваете, почему я вас сюда пригласил.
Официант принес напитки, а перед Жан-Люком поставил мартини. Бокал полный, но наш маэстро поднес его ко рту, не проронив ни капли.
– Недоумеваете ведь? – не унимался он.
Никто, даже Кэтрин, не удостоил его ответом.
– Так и быть, скажу. – Наш шеф снова пригубил мартини.
Драматическая пауза. Где-то неподалеку пианист играл рождественские гимны. Мимо столика прошла молодая пара с грудным младенцем в переноске.
– Пора расширяться, – заявил маэстро, наверняка украдкой лаская стройные бедра Кэтрин. – Все ждал подходящего момента, и вот он пришел.
– Когда хочешь приступить? – тихо спросил Массимо.
– Незамедлительно! Для начала откроем еще один салон. Покрупнее, чем существующий.
Что значит "откроем"? В смысле "мы откроем"?
– А где будет этот салон? – поинтересовалась Кэтрин.
Ну зачем она спрашивает? Наверняка знает все ответы – их нашептал ей Жан-Люк, лежа в ванне от "Уотерфорд".
– Не все сразу, cherie! Так о чем я говорил? – Маэстро пригубил мартини. – Ах да, откроем еще один салон. Большой и представительный! Пред-ста-ви-тель-ный! – по слогам повторил Жан-Люк, щелкая пальцами. Краем глаза я заметила, с какой ненавистью смотрит на нас официант. – А потом сеть салонов поменьше, сначала в крупных городах, затем в провинции. Представьте, салоны "Жан-Люк" в каждом городе Америки! – Он развел руками, едва не опрокинув бокал с мартини. – "Жан-Люк-Гринвич"! "Жан-Люк-Скарсдейл"! "Жан-Люк-Майами"!
– А мы-то тут при чем? – Массимо снова озвучил то, что было у всех на уме.
– Что значит "при чем"? – Жан-Люк поднял полупустой бокал, словно предлагая тост. – Вы ведь моя команда, разве не так? Будете подыскивать подходящие здания, персонал, следить за их работой… – Маэстро сделал паузу, как всегда, когда собирался сказать что-то важное. – И само собой, станете совладельцами. У каждого будет свой салон, ну, почти свой.
– Ух ты! – воскликнул Патрик.
– Как щедро с твоей стороны, дорогой! – промурлыкала Кэтрин.
– С чего начнем? – поинтересовался прагматичный Массимо.
– Ты что, не собираешься сказать мне спасибо? – гневно спросил Жан-Люк.
– Ну конечно, дружище, спасибо, страшно тебе благодарен!
Вот так новость! Вообще-то я знала, что маэстро планирует расширяться, но чтобы в таком масштабе и при моем непосредственном участии… Пожалуй, это самое заманчивое предложение за все мою жизнь. Взяв руку Массимо, я тихонько ее сжала.
– Так с чего начнем? – переспросила Кэтрин. А она волнуется, судя по скорости, с которой выпила свой "Беллини". С чего бы это?
– Сейчас обо всем расскажу. На носу праздники, но на следующей неделе неплохо бы найти помещение для нового салона.
– На следующей неделе?! – вскричал Патрик. – Это ведь Рождество!
– Oui, – кивнул Жан-Люк, – но надеюсь, вы не откажетесь…
– Ни в какую глушь на праздники не поеду! – буркнул Патрик.
– Тогда через неделю, – картинно пожал плечами Жан-Люк. Что-что, а пожимать плечами французы умеют, так же, как итальянцы жестикулировать, а американцы панибратски хлопать по спине. – Ты, Патрик, отправишься в Лос-Анджелес. Как, не возражаешь?
– Нисколько! – совсем другим тоном ответил мой приятель. Он давно мечтал о Калифорнии.
– К сожалению, мы с Кэтрин уехать не сможем, нужно ремонт заканчивать. – Жан-Люк взглянул на свою возлюбленную, а та скромно потупилась. – Джорджия, Массимо, говорят, вы в Париж собираетесь?
Как он узнал? Наверное, Клаудиа или Томми Джи рассказали. Да, наш маэстро держит руку на пульсе!
Массимо вопросительно изогнул бровь:
– Ты что, и в Париже планируешь салон открыть?
– Не знаю, очень может быть. – Жан-Люк снова пожал плечами. – А что? Ты ведь прекрасно говоришь по-французски, почему бы и нет?
Действительно, почему бы и нет?
Рождество в Википими. Представьте маленькие, утопающие в снегу домики, Рудольфа и других оленей, гарцующих по лужайке миссис Апроуд. На центральной площади – ясли, фигурки Марии, Иосифа и младенца Иисуса. А на ферме старого Миллера больше пятидесяти елок и сосен, и каждое дерево украшено серебристыми звездами, мерцающими в лунном свете. Чем беднее люди, тем больше тратят на празднование Рождества. Интересно, так только в Википими или во всех маленьких провинциальных городках? Вот в Нью-Йорке самые состоятельные люди небольшим венком на двери обходятся.
– Невероятно! – прошептал Массимо.
Массимо приготовил мне сюрприз: во Францию мы полетим не из Нью-Йорка, а из Бостона, так что спокойно встретим Рождество, а рано утром уедем.
Итак, мы прогуливались по запорошенным снегом улочкам моего родного города, переваривая вкуснейший, сытнейший обед, который приготовила Дорин, узнав, что я приезжаю с другом.
– С другом? – переспросила она.
– Да.
– Что еще за друг?
– Его зовут Массимо.
– Тот симпатичный итальянец из салона? – обрадовалась мама. – Я знала, не спрашивай откуда, но я знала!
– Да тут и спрашивать нечего! – запальчиво воскликнула я. С Дорин всегда так: все она знает наперед.
– Ну конечно, нечего!
– Если будешь продолжать в таком же духе, никакого Массимо не увидишь!
– Ну ладно, ладно!
– Невероятно! – повторил Массимо, глядя на фигурки Рудольфа и его товарищей.
– Хватит повторять одно и то же! Я ведь здесь выросла, так что еще как вероятно!
– Джорджия… Это ведь в хорошем смысле невероятно! – Массимо обнял меня за плечи. – Разве в Нью-Йорке увидишь что-то подобное? Какая красота!
Мы стояли на углу Элм-стрит и смотрели на лужайку миссис Апроуд. А ведь и правда красиво! Просто если слишком долго жить на одном месте, то перестаешь замечать. Воистину лицом к лицу – лица не увидишь!
– Твоя мама всегда столько готовит? – спросил Массимо. – У моей тоже обед так обед, но сегодня это было нечто! – тяжело вздохнул он.
– Все ради тебя! – засмеялась я. – Мама сто лет не готовила для мужчины, вот и решила наверстать упущенное.
– Твоя мама – чудо. Вы с ней очень похожи.
– Неужели? Интересно, чем же?
– Во-первых, вы обе красивые, – Массимо притянул меня к себе, – а во-вторых, смелые.
– Не считаю себя смелой, – сказала я, а после некоторого раздумья добавила: – И красивой тоже.
– Ну, чтобы уехать в Нью-Йорк из такого места, как это, нужно быть смелой.
– Или сумасшедшей.
– Да, не без этого.
За последние два дня столько всего произошло! Мы приехали из Нью-Йорка вскоре после ленча, остановив машину на подъездной дорожке дома, который я больше не считала своим. Чуть раньше из Бостона вернулась Мелоди. Следующий семестр в колледже – последний, она уже подала заявление на отделения фармакологии и хирургии. Хочет стать врачом! У нее все обязательно получится, наша Мелоди – гений! Дорин еще на работе. Женщины в Википими такие же, как везде – на Рождество каждая хочет быть красивой. Открыв дверь, я увидела сестру. Боже, мы тысячу лет не встречались! Моя малышка, умница моя!
Массимо вошел следом и терпеливо ждал, пока мы вдоволь наобнимаемся.
– Мелоди, – проговорил он, пожимая ей руку, – какое красивое имя! Джорджия столько о вас рассказывала, что мы, можно сказать, заочно знакомы.
Сестренка залилась густым румянцем. Вот что значит присутствие молодого красивого мужчины!
Что-то не так, что-то изменилось. Массимо пошел к машине за сумками, а я решила узнать, в чем дело. Все ясно: на кухне что-то готовится, отсюда и чарующие запахи.
– Что происходит, Мел? Где мама?
– В салоне.
– Так я и подумала, когда же она…
– Встала в пять утра и до восьми все успела. Не знаю, что на нее нашло…
– Ваша мама обычно не готовит? – изумился Массимо.
– Нет! – хором ответили мы с Мел. Обычный рождественский ужин от Дорин – замороженная паэлья и салаты из кулинарии. Она же вся в работе – когда готовить?
– Как думаешь, куда нести сумки? – спросила я у Мел. За последний год она явно похорошела. Если бы еще позволила мне немного высветлить пряди вокруг лица…
– В твою комнату, конечно, куда же еще? – удивилась сестра.
– А как же Массимо… – начала было я, но осеклась. Неужели мама позволит нам спать в одной кровати?
– Ну мы же все взрослые! – воскликнула Мел.
Вообще-то так и есть. Но никаких вольностей: в доме моей матери нравы пуританские.
А вот и Дорин! Мы не виделись со времен ее приезда в Нью-Йорк! Она снова носит конский хвост и выглядит так, как подобает моей маме.
– Деточка! – взвизгнула Дорин, целуя меня в обе щеки.
– Меня зовут Массимо, – поклонившись, представился мой друг.
– Да, я вас помню, – улыбнулась мама.
Заново привыкнуть друг к другу удалось не сразу. Никогда раньше в нашем доме не было мужчины, который умел быстро и бесшумно мыть посуду и взбивать мусс. В суматохе Дорин совершено забыла о десерте, а потом громко хвалила кулинарные способности Массимо. Но вот прошел первый ужин, ночь, проведенная на моей узенькой кушетке, рождественское утро, подарки, и к тому моменту, когда мы с Массимо отправились на прогулку по зимнему Википими, все четверо относились друг к другу как члены семьи.
– Какая красота! – восхищался Массимо, когда мы стояли у фермы старого Миллера, любуясь на серебристые звезды на темной хвое сосен и елочек.
– Да, правда!
– Тебе повезло родиться в таком красивом месте!
Как счастлива я была в тот вечер! Любимый человек со мной, мама с сестрой тоже рядом – смотрят телевизор, прижавшись друг к другу на нашем стареньком диване. Кому как, а мне больше ничего не нужно.
На следующее утро Дорин поднялась ни свет ни заря, чтобы накормить нас завтраком. Ничего себе перемены! Что творится с мамой? Прямо-таки превратилась в фею домашнего очага!
– Ну надо же, Париж! – вздохнула Дорин, ставя на стол две тарелки яичницы с беконом. За окнами совсем темно. Никто из соседей в такую рань не поднимается, тем более по праздникам.
– Вы были во Франции? – поинтересовался Массимо.
– Нет, – вздохнула Дорин, – я вообще за границей была всего раз. В Мексике.
"Чтобы получить развод", – догадалась я.
– Париж – замечательный город! – с чувством сказал Массимо. Энтузиазм и любовь к жизни – вот что мне в нем нравится больше всего. Он никогда не устает восхищаться.
– Всю жизнь мечтала увидеть Эйфелеву башню! – мечтательно проговорила Дорин.
– Мы поедем вместе! – воскликнул Массимо, и на секунду сердце екнуло: неужели скажет "сейчас"? – Когда-нибудь я покажу вам Италию и познакомлю с родителями.
Дорин смотрела то на Массимо, то на меня, будто спрашивая: "Он это серьезно?"
– Чем займетесь в Париже? – спросила мама.
– В основном будем искать помещение для нового салона, – отозвался Массимо.
Сердце болезненно сжалось: о делах Дорин знать совершенно не обязательно. Черт, нужно было предупредить его.
– Что еще за новый салон? – тут же вскинулась мама.
– Пока это только планы, – торопливо проговорила я. – Жан-Люк собирается расширяться, но конкретно еще ничего не известно.
– Расширяться… – эхом повторила мама.
– Да, а мы станем совладельцами! – выложил все карты Массимо. Кажется, он увлечен этой идеей больше, чем хочет показать.
Дорин поднесла ко рту чашечку с дымящимся кофе.
– Будьте осторожны!
Ну вот, мама в своем репертуаре! Будьте осторожны, никому не доверяйте, не рискуйте… Разве можно портить людям настроение?!
Захотелось бросить вызов.
– Все будет хорошо! – с преувеличенным оптимизмом проговорила я. – Вот увидишь!
Как сильно я отличаюсь от остальных пассажирок бизнес-класса, привыкших тратить на одежду по нескольку тысяч в месяц, ужинать в дорогих ресторанах, а по выходным летать в Европу! Одно-единственное преимущество у меня все-таки было: я отправлялась в путешествие впервые и наслаждалась каждым его моментом. Я еще не насытилась впечатлениями и впитывала их как губка в отличие от моих попутчиц, привыкших, что платиновая "Виза" открывает весь мир.
Когда мы с Массимо заняли места, принесли шампанское и крошечные канапе с семгой и сыром. Я завернулась в мягкий – неужели кашемировый? – плед, прижалась к Массимо и закрыла глаза. Когда проснулась, самолет уже снижался над аэропортом имени Шарля де Голля.
Клаудиа Джи прислала за нами шофера, так что, забрав багаж, мы прошли к темно-синему "мерседесу", который поступал в наше распоряжение.
– Спасибо, не нужно, – к моему облегчению, попытался отказаться Массимо. В самом деле пора и честь знать: авиабилеты, квартира… Клаудиа Джи небось уверена, что купила меня с потрохами.
Устроившись на заднем сиденье, мы ехали по предместьям Парижа. Из окон "мерседеса" видны небольшие каменные домики. Все такое маленькое и древнее, что на фоне вечернего пейзажа яркие огни автострады кажутся вызывающе яркими.
– Приготовься, придется много ходить пешком, – предупредил мой спутник.
Я кивнула, чувствуя усталость и оживление одновременно. Ну и день! Утром в Википими, днем в Бостоне, а вечером в Париже. В моем маленьком мирке такого не бывает.
– Чем займемся завтра? – спросила я Массимо. Времени у нас немного: всего три дня, потом на квартиру Клаудии Джи приедут новые гости.
"Томми пригласил Бейонсе, – извиняющимся тоном объяснила Клаудиа Джи. – Ты ведь знаешь Бейонсе?"
Конечно, работая в таком салоне, приходится знать всех звезд, в том числе и Бейонсе.
– Может, сходим в Лувр или в музей Пикассо? Или по магазинам пройдемся?
Что-то маловато энтузиазма! Похоже, собственный план ему не слишком нравится.
– А тебе бы куда хотелось? Есть какие-то идеи?
"Мерседес" въехал в Париж, и я стала узнавать знакомые по фильмам места: лениво текущую реку, грациозно изогнувшийся каменный мост.
– Может, лучше… – нерешительно начала я и остановилась. Больше всего хотелось позвонить в агентство недвижимости и начать искать помещение. Для меня это интереснее, чем магазины и музей Пикассо, но не скажешь же об этом Массимо! Заранее знаю, что он ответит: "Джорджия, милая, разве можно все время думать о работе?!"
– Ну, так как?