– Совершенно точно, двенадцать. Таблетки такие маленькие, я выпила две, потом еще четыре, потом оставшиеся шесть. До этого я неделю совсем не спала, хотелось заснуть наконец… Я вовсе не хотела кончать жизнь самоубийством! У меня дочь, как бы она без меня осталась? Понимаете, я потеряла самого близкого человека…
Врач не отрывал глаз от стрелки аппарата.
– Это вы психиатру завтра расскажете. Семьдесят на пятьдесят, маловато.
Вика растерялась. Как завтра? Она ведь здесь уже вторые сутки…
– Психиатр приходит по понедельникам и четвергам, ― объяснил врач на ее недоуменный взгляд. ― Сегодня воскресенье. Я просто дежурный терапевт. У вас завтра утром возьмут анализ крови, а после обеда ― беседа с психиатром. Это он будет решать, суицид или не суицид.
Встав, доктор перешел к девушке у окна. Вика услышала:
– Но-шпа, сто таблеток.
"Но-шпой травилась?.. Сто таблеток случайно не выпьешь! Вот так да, чего же ей в жизни не хватало? Холеная, красивая, явно богатая… А вдруг у нее трагедия не меньше моей, и жизнь кажется лишенной всякого смысла? Я вполне могу это понять, хотя и не думала о самоубийстве… Нет, у меня дочка, я нужна ей, без меня Анюта пропадет… Вряд ли у этой девушки есть дети, но хоть кто-то, ради кого стоило бы жить?.. Или она сирота и потеряла единственного близкого человека, того самого, кто обеспечивал ей легкую и безбедную жизнь?.. Судя по ее прикиду, он был богат, а значит, мог пасть от руки киллера, как Тема…"
Вспомнив о гибели Артема, она уже не могла думать ни о чем другом.
Тема! Милый, родной, единственный… Никого и никогда она больше не полюбит ― потому что терять очень страшно…
Совсем недавно она мучилась, не зная, какое место занимает в жизни Воронова, и каждый раз, прощаясь, боялась, что больше не увидит его. Она не понимала, почему он не говорит о своих чувствах, но, наверно, это было правильно… Он не говорил о любви, чтобы не вселять надежду, он ведь поклялся сам себе не бросать жену… Ну и ладно, пусть бы любил молча, пусть бы не женился, пусть бы появлялся по два раза в месяц, пусть бы совсем не появлялся… Пусть бы даже бросил ее!.. Наверно, это было бы легче, чем знать, что его нет ― совсем нет, нигде!
Вика закрыла лицо руками, прошептала в ладони: "Темочка, любимый мой…" Полились тихие слезы, и она почувствовала облегчение. Поплакать хорошо. Она не плакала семь дней, или уже девять?..
Вика принялась высчитывать и совсем запуталась. Даже такое небольшое напряжение мысли ей было не под силу. В голове будто стоял туман. Он давил изнутри и прорвался из головы наружу, заслоняя собой свет круглой лампы под потолком…
Вика закрыла глаза.
― Обед проспите! ― тормошила ее девчонка с лиловыми волосами. ― На первое рассольник, на второе макароны с подливой!
Виктория опять подоспела лишь к шапочному разбору, и хлеба ей не досталось.
– Вот гаденыши! Кто-то второй кусок схватил, ― сделала вывод медсестра. ― У нас на кухне никогда не обсчитываются.
– Не беспокойтесь, я и так поем, ― ответила Вика и потащила обе тарелки на свою тумбочку.
Красавица у окна не обедала. Она занималась тем, что доставала продукты из большого красивого пакета: сок, печенье, маленькие упаковки нарезок твердой колбасы и сыра, хлебцы, йогурты, бананы, яблоки, апельсины.
Поглядывая на нее, Вика хлебала постный рассольник. Гадость, конечно, но есть-то хочется!
Итак, соседка по палате получила передачу. Продукты не дешевые, наверняка не мать-пенсионерка покупала. А она-то насочиняла: одинокая, сирота! А может, девица таблеток наглоталась, оттого что богатенький "папик" ей десятые бриллиантовые сережки не купил… Записочку читает, вроде повеселела. Похоже, подарок уже ждет ее, и скоро она укатит отсюда на "Мерседесе" или на "Хаммере"…
Возвращая грязную посуду, Вика не стерпела, спросила у медсестры:
– А мне посылки не было?
– Как фамилия? Соколова? Не было такой. Теперь уж завтра, посылки принимают только до обеда.
Вика вернулась в палату. Потянуло дымом, хотя ее соседки были на своих местах. Заглянув в туалет, она увидела бомжистого вида тетку. Та приветливо улыбнулась беззубым ртом, и сама предложила:
– На, покури. Я ж вижу, что хочешь, ― и достала из-за пазухи казенного халата мягкую пачку "Родопи".
Вика поблагодарила и без особого удовольствия выкурила вонючую сигаретину.
"Дожила, побираюсь, ― думала она, возвращаясь на свое место, ― дешевое курево стреляю… Нет, больше не буду просить! Не помру до завтра. Лучше попробовать заснуть, мне надо отоспаться за все эти ужасные дни…"
Она то засыпала, то просыпалась. Сон был чуткий: она слышала, как хохотали девчонки напротив, как проходила в туалет красотка от окна, как медсестра раздавала таблетки в соседнем отделении.
Ужинать отчего-то не хотелось. Она едва поковырялась в тарелке с гречневой кашей и опять провалилась в сон.
Передача от Ирины пришла перед обедом. Подруга прислала минеральной воды, два апельсина, большой пакет крекеров, белый хлеб, жестяную баночку паштета, две пачки сигарет, а также туалетную бумагу и зубную щетку с пастой. В записке было коротко написано, что Анюта под присмотром Инны Константиновны. И больше ничего. Конечно, все ее сумасшедшей считают, что такой напишешь?..
Малолетние любительницы дискотек с завистью смотрели, как Вика раскладывает продукты. Она отсыпала им крекеров, полпачки сигарет, дала апельсин. Девчонки обрадовались неожиданному богатству.
– А вам почему никто ничего не присылает? ― поинтересовалась Вика, и тут же подумала, что задавать такие вопросы, наверное, бестактно.
– Так мы в Москве одни. Из области приехали, в техникум поступать, ― сообщила девчонка с отросшими корнями.
– Поступили?
– Не-а. В путягу пришлось пойти, на поваров учиться. Стипуха копеечная, так мы официантками через день подрабатывали, с шести до часу ночи. Сыты, и чаевые иногда очень неслабые дают! Теперь наверняка уволят, ― сокрушенно вздохнула она, ― а такое хлебное место фиг найдешь! Если б в общаге знали, где мы, нам бы хоть курева принесли. Но отсюда не позвонить…
– Чегой-то мы не догнали! ― воскликнула лилововолосая. ― Надо было, чтобы вы в записке попросили к нам в общагу позвонить. А сейчас поздно, записки ужесобрали и унесли.
Сегодня туман в голове рассеялся, спать не хотелось. Вика с нетерпением ожидала, когда придет психиатр.
Он появился, когда за окном уже начали сгущаться серые зимние сумерки. Это был худощавый довольно молодой мужчина. Глаза навыкате и вздернутый нос делали его похожим на обезьянку.
– Бензотал, двадцать таблеток, ― вздохнул он, присаживаясь на соседнюю кровать. ― Ну, рассказывайте.
Вика старалась говорить спокойно и последовательно, доктор должен увидеть, что она не чокнутая.
– На самом деле таблеток было двенадцать. Я не думала, что крошечные таблетки могут привести к такому… Когда-то ими усыпили маленькую собачку.
– Вот видите, собачка умерла, и вы знали об этом, ― спокойно заметил врач. ― Я думаю, мы вас до пятницы здесь подержим, последим за вашим состоянием…
– Да кто тут за мной следит! ― воскликнула Вика, но тут же подумала, что зря повышает голос, и сбавила тон. ― Мне ведь, кроме капельницы, ничего не прописывали. Я просто так лежу здесь; сплю, ем, маюсь от безделья.
– Иногда и побездельничать очень полезно. Любому из нас требуется отдых.
Врач черкнул что-то в истории болезни и встал, собираясь уходить.
– Постойте!
Вика схватила его за рукав. Он мягко освободил руку.
– Я же вам ничего не рассказала. У меня шестого числа погиб друг, любимый человек… Его застрелили.
Доктор вновь присел и внимательно уставился на Вику своими карими, навыкате, глазами.
– У него была семья… Я знала, что мы никогда не сможем жить вместе, но он любил меня, он доказал это не один раз! Я очень люблю его, я до сих пор не могу поверить, что не увижу его больше никогда… Но я не сумасшедшая! Просто я очень страдала и не могла заснуть ― неделю, не меньше. До похорон несколько дней на успокаивающих сидела, а потом они кончились, и я совсем не спала. Как глаза закрою ― так его вижу, днем и ночью. И вот, с пятницы на субботу, совсем измученная, подумала, что как-то надо забыться, заснуть. Пошарила в аптечке… Там эти таблетки завалялись. Я вначале приняла две, потом еще четыре, а потом подумала ― приму оставшиеся, они ведь такие малюсенькие.
Вика сделала паузу, врач молчал.
– Я вовсе не хочу умирать. Я не могу, не имею права! У меня дочке девятый год только, я ее очень люблю. У меня мама, подруга ― мне есть, ради кого жить! Понимаете?.. И я совершенно нормальная. Я здорова. Вчера еще не очень хорошо себя чувствовала, все в сон клонило, а сегодня ― ни минуты не спала и голова совершенно ясная.
– И все же я посоветовал бы вам побыть здесь еще несколько дней. Выпишем вас в пятницу. Ни к чему вам сейчас выходить на работу. Кстати, вы кем работаете?
– Менеджером в турфирме. Только я сейчас не работаю. Отпустите меня, пожалуйста!
Последние слова прозвучали жалко, она сама это почувствовала.
Доктор, черкнув что-то неразборчивое в истории болезни, встал:
– Мы подумаем.
"Не выпишут, ― глядела ему вслед Вика. ― Я не смогла его убедить. Это ж сколько мне еще здесь париться? Четверо суток? Да я за это время на самом деле рехнусь! Интересно, Ирина что-нибудь может сделать? Поговорить с врачом, убедить, чтобы меня отпустили? Надо написать ей, пусть попробует".
Записка получилась сумбурная и глупая. Перечитав, Вика разорвала ее.
Как подруга, которая ничего не знает, сможет доказать врачам, что она вполне нормальная и адекватная? Скорее всего, с Ириной никто и разговаривать не будет.
Вика встала, прошлась до сестринского поста, после заглянула в туалет. Подружки смолили ее сигареты, она тоже закурила, высчитывая, что если останется здесь до пятницы, то может позволить себе по пять сигарет в день. Больше она и не курила никогда.
Вернувшись на место, заметила, что темноволосая красавица успокоилась, читает книжку. Вторая, такого же карманного формата, лежала на тумбочке.
Книжка не еда, попросить не стыдно, решила Вика.
Ей не отказали. Книжка оказалась переводным любовным романом ― то еще чтиво! С трудом пробираясь через иностранные имена, путая Джека с Джоном, Уильяма с Уинстоном, на сороковой странице Вика сообразила, что злодей ― Джек, а Уильям, напротив, потенциальный возлюбленный главной героини с причудливым именем Пенни, сокращенное от Пенелопы. Гречанка она, что ли? Тогда откуда белокурые волосы?
А, плевать. Лишь бы чем-то занять мозг. Складывание букв в слова отвлекает.
Книжка кончилась сразу после ужина и, увидев, что девушка свою тоже дочитала, Вика попросила следующую, решив, что с утра напишет записку Ирине, пусть пришлет чего-нибудь почитать.
Но писать не пришлось. Сразу после завтрака ей сказали, чтобы собиралась на выписку.
Собирать было нечего, и все, включая зубную щетку и пасту, Вика оставила нищим пэтэушницам.
Они попросили ее позвонить в общежитие.
– Вы просто сообщите, что Савостина с Трифоновой попали в больницу, и адрес дайте. Только не говорите, что это дурдом, а то разнесут по всей общаге.
Вика пообещала и записала номер телефона.
Сказав общее "до свидания", она вышла из палаты в сопровождении чужой медсестры. Ее повели к другому лифту, она точно помнила, что шла сюда с противоположной стороны. Коридор внизу был светлый и чистый, как и комната, куда она зашла переодеться. Может, кошмарные помещения приемного покоя ей привиделись под действием таблеток?..
Она быстро переоделась. Подруга предусмотрела все: и белье, и теплый свитер, и дубленку с шапкой. Взглянув в зеркало, Вика отметила, что выглядит она не очень, но уже не такая страшная, как позавчера.
Ирина ждала ее в холле. Обняла, поцеловала и, ни слова не говоря, взяла за руку и повела на улицу, к своей машине.
– Ириша… ― начала было Вика, как только уселась.
– Все потом. Доедем до дома, там и поговорим.
– Ты адрес здешний знаешь?
– Ты что, еще в себя не пришла? Четвертый день сюда мотаюсь. В субботу приезжала, в воскресенье записку твою получила, а передать ничего не успела, принимают только до двенадцати, ― подруга говорила сердито, не оборачиваясь. ― Вчера собрала тебе все, привезла. Сегодня решила пораньше, до работы заехать. И вдруг выяснилось, что тебя выписывают ― еле успела к тебе за одеждой съездить.
– Спасибо, Ириша, ― пробормотала Вика.
Ира опять даже не взглянула на нее.
Дома Виктория сразу направилась в душ, хотелось поскорее смыть тяжелый больничный запах, который, казалось, въелся во все поры.
Когда чистая, порозовевшая, она вошла в кухню, Ирина с большой кружкой сидела за столом. Она и Вике налила, и лишь когда подруга начала с жадностью прихлебывать горячий чай ― после едва теплого отдающего веником больничного пойла он казался волшебно вкусным, ― Ирина спросила:
– Ну, и что это было?..
– Не самоубийство, ― заверила Вика. ― Я измучилась совсем, а заснуть все никак не могла. Стала искать снотворное или успокоительное, а все кончилось. Подвернулись эти таблетки, я их свекрови когда-то покупала, ей надо было собачку усыпить.
– Черт! Я ведь видела эту баночку. Знала б, что сильное снотворное, выбросила бы! И сколько ты выпила?
– Все. Двенадцать таблеток.
– Врач сказал, что двадцать ― критическая доза. Ты хоть понимаешь, что если бы Анюта вдруг не проснулась так рано, не сообразила Инну Константиновну позвать, это могло кончиться весьма плачевно?
– Ира, поверь, я не чокнутая ― жизнь самоубийством кончать… Да, мне сейчас тяжело, я не знаю, когда нормально начну жить, но жить я буду! Потому что Анюта без меня пропадет. Кто ее воспитает? Моя мамаша с отцом-алкашом?.. Тетя Ира?.. Она добрая женщина, но совсем необразованная. Лешка?.. Он вспоминает о ней два раза в год, и то нерегулярно. Нет уж, Ирочка, у меня замечательная дочка. Учится хорошо, на бальные танцы ходит, книжки с удовольствием читает. Я буду жить ради нее. Но Артема не забуду никогда…
– Ты пока дома будешь?
– Да, побуду немного, по Анюте соскучилась. Надо сходить за ней. Еще с Инной Константиновной объясняться…
– Ну ладно, отдыхай. Тебе действительно в себя прийти надо.
Поцеловав подругу на прощанье, Ирина поспешила на работу.
Шли дни, а Вика так и не могла прийти в себя. Она пыталась отвлечься от своих горестных мыслей домашним хозяйством, но в крошечной квартирке и так царил идеальный порядок. Чем бы ни занималась: готовила обед, ходила за продуктами, ожидала Анюту возле танцевального зала ― Вика постоянно ощущала свою потерю. Жизнь без Темы стала пустой, а заполнить ее ― хотя бы работой ― не хватало сил.
На сороковой день после обеда она отправилась на кладбище. В четыре часа уже смеркалось, но она просидела у могилы до тех пор, пока еще могла разглядеть улыбающегося с фотографии Артема. Потом смахнула с портрета нанесенный февральской поземкой снег и прошептала:
– Прощай, Тема! Я тебя очень люблю и никогда не забуду…
С кладбища она заехала в "Клео-тур".
– Привет, ― поздоровалась она с Ириной, и сразу сообщила: ― сегодня сорок дней.
– Помянуть надо. Только напиваться я не могу, завтра в Осло лечу.
– К Сашке на свиданку?
– Угу. А может, помянем прямо здесь? Я бы девчонок чуть пораньше отпустила: все равно без толку сидят, работы сейчас никакой. А ты пока в магазин сгоняй. Только, прошу, не больше одной бутылки!
Спустя час подруги выпили по первой. Поставив на стол пустую рюмку и запив ее апельсиновым соком, Ирина спросила:
– Ну, надеюсь, трауру конец? Честно говоря, я думала, что к началу сезона мы с тобой что-нибудь совместно изобразим. Сама ведь об общих чартерах говорила.
Вика помолчала, глядя в темное окно, затем обернулась и вздохнула.
– Ир, ну не могу я ничего! Чтобы фирма заработала, столько всего еще надо… Сейчас я на это не способна, сил нет.
– Ну ладно, не работаешь, но хоть квартирой занялась? Там ведь только мебель купить ― и въезжай!
– Я, как туда прихожу, сразу Тему вспоминаю. Может, отдать эту квартиру его семье, а? Валера скоро в Москву вернется, он взрослый парень, ему отдельная квартира нужна.
– Рехнулась?! ― Ирина рявкнула так, что Вика отшатнулась от стола. Затем продолжила, слегка понизив тон, но с явным ехидством: ― А я-то гадаю, что моя подруга там делает, о чем она думает, маясь от безделья? Бескорыстная ты наша! Гуманистка, блин!.. Тогда уж и офис отдай, им пригодится!
Ира схватила пачку сигарет, протянула одну Виктории и нервно закурила сама.
– Ну и кого ты этим осчастливишь, а? Его вдову, которая, конечно, подозревала, что муж ей верность не хранил, но все-таки не думала, что он всерьез любил кого-то… Тогда уж и шубу новенькую ей отдай, и колье с бриллиантами… Сыночка она пожалела! Он что, лимита?.. Ему жить негде, или новую квартиру купить не на что?.. То-то парни обрадуются, получив подарочек от благородной любовницы отца! Сейчас они о нем светлую память хранят, а тогда ― что думать будут?.. Квартира ей Артема напоминает! ― продолжала возмущаться Ирина, и даже кулачком по столу стукнула. ― И пусть напоминает! И в каждой комнате по портрету его повесь, чтобы всю жизнь помнить, благодаря кому ты в этой квартире живешь! Человек любил тебя, а ты его память испоганить хочешь…
– Он никогда не говорил о любви… ― тихо вставила Вика в грозный монолог подруги.
– Говорил, не говорил ― какое это имеет значение! Главное, что делал, как относился к тебе. Он хотел, чтобы у тебя все было: и квартира, и любимое собственное дело. А ты…
Ира налила себе стопку и выпила одна, не дожидаясь подруги.
– Знаешь, ты просто в память об Артеме должна добиться успеха в жизни! Все, что от него зависело, он успел сделать…
Какое-то время Вика молчала, уставившись взглядом в одной ей видимую точку. Затем перевела глаза на подругу и сказала твердо:
– Ты права.
Переезд на новую квартиру состоялся уже через три дня. Вика купила мебель в комнату Анюты, кухонный гарнитур, а еще диван в гостиную и телевизор. Она не повесила в каждой комнате по портрету Артема, просто вставила в рамку фотографию, которую сделала в Эмиратах. На ней Воронов глядел в объектив, закусив дужку темных очков и загадочно улыбаясь. Портрет она поставила на тумбочку возле кровати и каждый вечер перед сном шепотом разговаривала с ним.
"Ну вот, Тема, я наконец переехала. Ты бы видел, как Анюта рада, что у нее теперь отдельная комната… Я не стала дорогую мебель покупать, все равно через три-четыре года она из нее вырастет. Там стоит простенький гарнитур для школьников, но ей все равно нравится. Целый вечер раскладывала свои вещи и игрушки, еле спать загнала… Завтра привезут и подключат стиральную машину, а больше я пока ничего покупать не буду. Не то чтобы денег нет, я ведь давно на покупку квартиры откладывала, просто не хочется тратить время на беготню по магазинам. Мне надо фирмой заниматься, а то офис стоит пустой…
Иосифовна сама просится ко мне бухгалтером. Ты не обижаешься, что она от тебя уходит? Боится тетка с новым управляющим работать. С тобой она ничего не боялась, а с ним боится…