Напряжение невыносимо. Она отворачивается от него и видит свой фотоаппарат с мехами, который стоит на полу террасы там, где он его оставил. Она берет камеру, поворачивается и, не глядя, фотографирует Сантоса.
– Ну нет, – говорит он, отбирая у нее фотоаппарат. – Меня снимать нельзя.
– Да там, наверное, одно твое ухо. Я даже не смотрела, что фотографирую.
Сантос садится и закрывает крышку камеры.
– Возьму его завтра с собой, – говорит он, натягивая брюки. – Поищу приличную проявочную.
Она хмыкает.
– Если ты сделаешь эти фотографии в Венеции, о них будут знать все.
Сантос так и не проявляет пленку. Это позже делает Белль, когда наконец-то набирается мужества. Она еще не знает, что сегодня – последний день, который она проведет с тем, кого любит больше жизни. Это золотой фрагмент ее существования, и в последующие годы она вспоминает его время от времени, точно та залитая солнцем терраса из белого камня – обетованный край, путь к которому она потеряла. Ибо этот последний день – самое эротическое и в то же время самое горькое воспоминание ее жизни. Каждый раз, заново переживая его, она преисполняется сил и все больше понимает, что другой мужчина ей не нужен. Она будет ждать Сантоса. А глубоко внутри ее лона, о чем ему неведомо, бьется символ их любви.
Вера в Сантоса – вот то, что спасает Белль, ибо, когда она выйдет сегодня из своей квартиры, ей предстоит столкнуться с самыми тяжкими испытаниями. И всегда, вспоминая, как Белль шла из своей квартиры в дом Луизы, она слышит крик чаек.
Валентина
Она плывет с Тео. Лето только что закончилось, и они в Сардинии. Она плывет за ним и смотрит на свет, танцующий на воде, такой же голубой, как его глаза. Солнце сделало его смуглым, словно он один из коренных жителей острова, и теперь от него как-то странно слышать американский акцент. Они выходят из воды, идут по острым как бритва камням и, чтобы обсохнуть, ложатся на песок. На этой полосе пляжа, кроме них, никого, и камни загораживают остальных. Тео и Валентина одни. Они могли бы заняться любовью, как делали вчера под жарким солнцем, на фоне рокота разбивающихся о берег волн. Однако сегодня любовники просто лежат, нагие, как в день своего появления на свет, держатся за руки и молча взирают на небо, на котором ни облачка. Валентина чувствует, что ей навсегда хотелось бы сохранить чистоту этой минуты. То простое удовольствие жить одним мгновением, держать пальцы в теплой ладони Тео, ощущать единство их жизней и не думать о будущем.
Но Тео поднимается и убирает руку. Ей немного грустно, что связь оборвалась, но руку к нему она не протягивает. Сделать это означает поступиться гордостью. Он берет трубку для подводного плавания.
– Пойду еще поплаваю, – говорит он.
– Только далеко не заплывай, – просит она.
Он чуть наклоняет голову набок и улыбается.
– Ты обо мне беспокоишься? – Это их обычная игра. Тео пытается ее поймать на слове, заставить признать, что он ей дороже, чем она говорит.
Она качает головой, напустив на себя равнодушный вид.
– Просто не хочу потом плыть тебя спасать. Всего лишь.
Он направляется к волнам, и она, провожая его взглядом, наслаждается видом высокого, поджарого тела. Вот бы узнать, какой он ее видит. Некоторое время она смотрит, как он плывет, то погружаясь под воду, то показываясь снова, но солнце светит так ярко, что у нее начинают болеть глаза, и их приходится закрыть. Послеполуденная жара просачивается даже в кости. Валентине кажется, что еще немного, и ее тело расплавится, впитается в песок. Лежа в тени зонтика, она засыпает.
Когда просыпается, уже не так жарко. Вздрогнув, открывает глаза. Теперь небо покрыто тучами, и солнце спряталось за одну из них. Она садится и смотрит в море. Из безмятежного и лазурного оно сделалось бурным и серым. Валентина не знает, сколько проспала. Она встает и идет к воде. Тео нигде не видно. Она смотрит на пляж. Полотенце его лежит точно там, где он его оставил, – рядом с ней. Она заходит в воду. Простирающееся до горизонта море плещется о ее лодыжки. Вокруг только дыбящиеся волны и пустота. Тео не видно. Она поворачивается и снова смотрит на пляж. Нет, там совершенно точно никого нет. Где Тео? Она старается оставаться спокойной, но внутренний голос ругает ее:
"Зачем ты заснула? Ты должна была следить за ним".
Он не так хорошо плавает, как она. Ее предупреждали об отбойных течениях – тягунах, – которые не редкость на этом пляже. Как могла она позволить ему одному идти в воду? Она начинает заходить в море, всматриваясь в синюю воду, но это, разумеется, смешно. Если он утонул, то утонул. Сердце сжимается от страха, паника подступает к горлу. Нет, она не может его потерять. И его тоже…
– Валентина!
Она порывисто разворачивается. Там, на берегу, с полной раковин сетью в руке, стоит Тео. Свободной рукой он машет ей. От чувства облегчения у нее чуть не подкашиваются ноги. Но в тот же миг злость охватывает ее, и она стремительно выходит из воды.
Она бежит к нему по берегу, и в душе ей хочется броситься к нему и прижаться к его груди. Он машет ей, невинно улыбаясь и не подозревая, какой ужас она только что испытала. Подойдя к нему широкими решительными шагами, она, вместо того чтобы обнять его, размахивается и изо всей силы бьет его по лицу. Он ошеломленно отступает на шаг и медленно поднимает к щеке руку.
– Где ты был? – кричит она. Глаза наполняются предательскими слезами. Она пытается себя успокоить, но не в состоянии справиться с эмоциями.
– Я просто ходил за те камни. – Он машет рукой за спину и поднимает сеть. – Искал для тебя ракушки.
Она выхватывает у него из руки сеть и грохает ею о камень.
– Ты должен был сказать мне, куда идешь. Я думала, ты утонул, – кричит она.
– Ты спала, я не хотел тебя беспокоить, – осторожно произносит Тео, с опаской посматривая на нее, как на дикого зверя, которого придется приручать.
– Так нужно было разбудить меня! Неужели непонятно? – вопит она. Ее трясет от негодования, отчего она распаляется все сильнее и сильнее.
Следует убраться от него немедленно, побыть одной. Она разворачивается, собирается идти к полотенцам, но он хватает ее за руку, заставляет повернуться обратно и встретить его пронзительный взгляд.
– Валентина, – мягко произносит он, – ну что ты? Все хорошо.
– Ничего не хорошо.
Она вырывается, глотая слезы, подбегает к своим вещам на песке и начинает собираться. Валентина потрясена. Она ударила его, а он, вместо того чтобы разозлиться, смотрел на нее так нежно. С любовью. И это пугает ее больше, чем что бы то ни было.
Когда они пробираются через камни к машине, она слышит отдаленный раскат грома и видит вспышку молнии далеко в море. В ту ночь дождь барабанит по крыше их маленькой виллы на берегу моря, и Тео занимается любовью с ней так страстно, что у нее захватывает дух. Она начинает утрачивать власть над собой, пытается взять себя в руки, но он снова и снова заставляет ее забыться.
Лежа в собственной кровати в Милане, она опять слышит раскат грома. Свое непонятное поведение в тот день она у себя в голове упаковала в коробочку и до лучших времен отложила его осмысление. После возвращения из Сардинии они ни разу не заговорили об этом. Ей никогда не хотелось вспоминать о случившемся. Она стыдится своего истерического взрыва. Но теперь, спустя несколько недель, лежит одна в кровати и вспоминает, какой ужас испытала, когда подумала, что Тео утонул. Она поворачивается набок, крепко сжимает веки и пытается снова заснуть, но гром все еще гремит у нее в голове. Хотя нет, гремит не у нее в голове. Это настоящий звук. Тяжелый неприятный звук, как будто кто-то передвигает мебель в соседней комнате. Дыхание Валентины учащается. В квартиру проник чужой? Нет, это только воображение. Но звук снова слышится, а за ним раздается щелчок, словно кто-то открыл дверь. Она затаивает дыхание, ни жива ни мертва от страха. Что делать? Встать с кровати и проверить, что там? Или сразу звонить в полицию? Но телефон остался на кухне, и, если в квартире кто-то есть, она в ловушке.
Вся обратившись в слух, Валентина садится. Но шум прекратился. Наверное, ей почудилось. Если и были какие-то звуки, это, должно быть, сосед шел по лестнице. Едва собравшись встать, она слышит, что за дверью спальни кто-то есть. Сомнений быть не может, это шаркающие шаги. Она плюхается обратно в постель и закрывает глаза. Пытается изобразить сонное дыхание, медленные и неглубокие вдохи и выдохи. Валентина представляет, что незваный гость открывает дверь и светит фонариком ей в лицо. Но действительно ли кто-то вошел в спальню? Ей так страшно, что она не может открыть глаза. Несколько секунд лежит, оцепенев от неизвестности и напряженно прислушиваясь. Однако ничего не слышно, и, открыв глаза, она видит, что в комнате никого. В квартире стоит полная тишина, лишь часы тикают в прихожей.
Она выбирается из постели и на всякий случай на цыпочках пересекает спальню. Осторожно выглядывает за дверь. В доме тихо и темно. Свет на кухне, который она оставила включенным, по-прежнему горит, выхватывая из темноты часть коридора. Никого. Мягко ступая по мраморным плитам коридора, она идет на кухню. Все выглядит в точности так, как и раньше. Проверяет сумочку. Деньги и карточки на месте. Компьютер стоит на столе. Никаких признаков вторжения. Никаких, кроме запаха. Что-то не так. Она идет в остальные комнаты, и все как будто в порядке. Последним Валентина осматривает кабинет Тео. Насколько она может судить, ничто не пропало. На стене те же картины: "Любовное письмо" Метсю прямо перед ней и рядом – Ватто. Все выглядит так же, как этим утром. Ведь так? Однако она снова чувствует запах, резкий, приторный аромат, похожий на переспевшие сливы. И в комнате что-то изменилось. Только она никак не может понять что. Никаких признаков вторжения: окна не разбиты, дверь не взломана, и все же ей немного не по себе. Валентина не хочет оставаться одна.
Она бредет обратно в кухню, чтобы заварить ромашковый чай и успокоить нервы. Сейчас три часа ночи, и она уже не заснет. Нужно с кем-нибудь поговорить. Она пробует позвонить Тео, но его телефон, само собой, не отвечает. Она чувствует укол обиды. Чем он так занят, что не может ответить на ее звонок? Наверняка ведь понимает: в такое время она просто так звонить не станет. Она подумывает набрать кого-нибудь из подруг, но и Антонелла и Гэби всего несколько часов назад так обкурились, что наверняка уже в отключке, никакого толку от них все равно не будет. Марко она беспокоить не хочет – кто знает, может, у него сегодня ночь страсти с тем парнем, с которым он танцевал на вечеринке. А если и нет, он точно впадет в истерику и заставит ее брать такси и ехать к нему. Но ей этого не хочется. Есть только один человек, который не спит в три часа ночи. Во всяком случае после последней встречи их, пожалуй, можно считать друзьями.
– Валентина?
– Леонардо, извините, что звоню в такое время.
– Что-то случилось?
Она обходит с телефоном кухню, кусая губы.
– Мне кажется, ко мне в квартиру кто-то забрался.
– С вами ничего не произошло? В полицию позвонили?
– Ну, я вообще-то не уверена… – Помолчав, она поясняет: – Я услышала какой-то шум, но у меня ничего не пропало.
– Может, вам приснилось? Вы точно в порядке?
– Да, у меня все нормально… Просто немного испугалась. Мне нужно было с кем-то поговорить, вы единственный, кого я знаю и кто не спит в такое время.
– А Тео?
Она вздыхает.
– Не могу дозвониться.
Следует неловкая пауза. Валентина крепко прижимает телефон к уху.
– Хотите, я могу приехать, – предлагает Леонардо.
Валентина дает себе слово, что, если сейчас скажет "да", ничего не случится. Ей просто действительно не хочется ложиться спать в одиночестве.
– Да, – говорит она, не давая себе времени передумать. – Ненадолго… Если Ракель не против.
– Ракель нет дома, – отвечает Леонардо. – Назовите адрес, я возьму такси.
Валентина думает, что нужно бы одеться. Гардероб прабабушки по-прежнему разложен на диване. Она надевает шелковые сорочку и штаны от пижамы, сверху накидывает голубое шелковое кимоно, перевязав его поясом. Все это, конечно, выглядит слишком ярко, но Валентине так даже нравится. Она как будто в театральном костюме.
Леонардо появляется, вооруженный бутылкой красного вина.
– Итак, – начинает он, – сейчас для вас ночь или утро? Я только что с работы, так что могу и выпить. А вы?
– Не откажусь от вина, спасибо, – говорит Валентина, выливая недопитый ромашковый чай в раковину. Потом открывает буфет и достает два винных бокала.
Они садятся по разные стороны кухонного стола.
– Чем вы занимались ночью? – спрашивает Валентина, пытаясь побороть застенчивость. – Доминировали? Удивляли какую-нибудь девушку, поливая ее попу горячим воском?
Леонардо делает вид, что хмурится.
– Вы же знаете, я не могу с вами об этом говорить, Валентина, – отвечает он, грозя ей пальцем. – Если я нарушу конфиденциальность отношений с клиентами, моей репутации придет конец.
Она вздыхает и откидывается на спинку стула, делает большой глоток вина. Теперь, когда Леонардо рядом, она чувствует себя гораздо лучше.
– Так вы видели кого-нибудь у себя в квартире? – спрашивает Леонардо.
Валентина качает головой.
– Нет. Я услышала шум, как будто перетаскивали мебель, а потом мне показалось, что кто-то стоит за дверью спальни.
Она думает, не рассказать ли ему о странной встрече на вечеринке Марко, однако теперь, когда сидит за кухонным столом напротив Леонардо, случившееся кажется ей сплошной нелепостью. Но этот запах… Она все еще чувствует его. Точно так же пахла рубашка того мужчины.
– Но к вам в спальню они не заходили? Вы никого не видели?
– Нет. Мне показалось, что он стоял в двери и светил на меня фонариком. Но глаза у меня были закрыты, так что, возможно, я все это придумала.
– Вам было страшно? – Леонардо подается вперед, берет ее безвольную руку и сжимает.
– Да, – шепотом отвечает она.
Он убирает руку, окунает палец в вино и облизывает его, не переставая глядеть на Валентину.
– Вас это возбудило?
– Нет, конечно же, нет! – горячо возражает она, хотя не может заставить себя посмотреть ему в глаза. Откуда этот мужчина знает о ней такие вещи?
Минуту они сидят молча. Валентина ерзает на стуле. Она чувствует, как шелковые одежды гладко скользят по всему ее телу, отчего на коже выступают мурашки. Что за извращение, возбуждаться от мысли о том, что посреди ночи в твоей собственной квартире на тебя могут напасть! И все же Леонардо прав. Это действительно кажется ей эротичным.
– Валентина, – наконец нарушает тишину он, – вы не хотите сыграть в игру?
Все начинается как обычная игра в прятки, в которую она еще в детстве сто раз играла со школьными друзьями. Только в темноте и с фонариком. Леонардо повсюду выключил электричество, и в квартире становится совсем темно. Лишь сквозь жалюзи пробиваются тусклые полоски серого света, благодаря которым она и видит его призрачный силуэт. Именно таким Валентина представляла себе непрошеного ночного гостя. Он стоит в дверном проеме и медленно, словно прожектором, водит фонарем из стороны в сторону. Суть игры в том, что она должна пробраться в спальню, не попав под луч света. Если он ее ловит, она снимает один предмет одежды. Халата и штанов пижамы она уже лишилась. Теперь на ней только сорочка, а что будет после того, как она снимет и ее, Валентина не знает.
Она покидает свое укрытие за туалетным столиком и ползет по мраморному полу. Ее цель – дверь, она надеется, что проскользнет у него за спиной, но понимает: он чувствует ее присутствие. Луч фонарика неумолимо приближается к ней. Она, затаив дыхание, пытается заглушить возбуждение. Понимает, что игра ее захватила. Вот она уже у самой двери. Осталось совсем чуть-чуть. Как бы ей ни хотелось обвести Леонардо, как только она собирается сделать рывок, луч света с полной силой ударяет ей в лицо, ослепляя.
– Синьорина Валентина, – слышит она его насмешливый голос. – Вы попались. Извольте снять рубашку.
Она повинуется. Стягивает через голову рубашку и бросает на пол. Теперь она сидит в луче фонаря совершенно голая. Валентина пытается его рассмотреть, но это невозможно. Свет слепит ее, она в ловушке.
– Теперь вы моя пленница, – заявляет Леонардо. – И должны исполнить все, что скажу.
Эту игру пора прекращать, думает Валентина, вспомнив обещание, которое дала себе, когда приглашала Леонардо. Но ей не хочется. У нее нет ощущения, что она делает что-то неправильное, хоть и сидит перед этим мужчиной в чем мать родила. И она не может понять, почему ее это не смущает. Все, что она чувствует сейчас, – возбуждение. Что он собирается с ней делать, ей неведомо, но она желает узнать об этом. Ей хочется подчиняться приказаниям Леонардо.
– Ложитесь на спину, – велит он.
Она ложится.
– Согните ноги в коленях и раздвиньте.
Она делает, как он говорит, чувствуя себя распутницей и сгорая от возбуждения.
Он светит на меня. Он смотрит прямо в меня.
– Прикоснитесь к себе, – продолжает он отдавать команды. – Покажите, как сильно вы меня хотите.
Она засовывает правую руку между ног и начинает ласкать себя пальцем. Разводит ноги шире и закрывает глаза. Она чувствует себя выставленной напоказ. Ее обуревают какие-то первобытные инстинкты. Она открывает рот и облизывает губы.
– Чего ты хочешь, Валентина? – спрашивает Леонардо.
– Чтобы меня трахнули, – шепчет она.
Валентина открывает глаза. Свет погас, и в комнате снова воцарилась кромешная тьма. Она видит, как к ней густой тенью приближается Леонардо. Сердце ее начинает биться быстрее. Нужно бы остановить его, но желание секса, вызванное властной личностью Леонардо, уже неодолимо. Она хочет быть в его власти.
Леонардо наклоняется над ней, отводит в сторону ее руку, поднимает ее и ставит на колени перед собой. Он полностью одет, и она прижимается к его джинсам, чувствуя щекой его возбуждение.
– Расстегни джинсы, – приказывает он. И он уже не похож на того Леонардо, которого она знает. Это совсем другой человек. Твердый и не прощающий неповиновения.
Она быстро делает, что было велено, стаскивая его джинсы до пола. Он отбрасывает их ногой.
– Сними трусы.
Она стягивает с Леонардо боксеры, и его возбужденный член, выскочив, касается ее щеки, отчего ее дыхание учащается.
– Ласкай, – рычит он.