– Они и туда поедут, им это даже удобнее, ближе.
– Может, нам все-таки придется уехать в Патагонию, – с горечью ответила Лаура.
– Нет, – запротестовал Ральф и задумчиво добавил: – По-моему, вам стоит устроить еще одну встречу. На этот раз пусть они приедут к вам. Вы же сказали, что будете рады видеть их у себя.
– Я сказала не подумав. Вы можете представить, чтобы Том был рад их визиту?
– Нет, конечно, но он разумный молодой человек. Думаю, если вы объясните ему, что один заранее обусловленный визит лучше, чем бесконечные неожиданные наезды, он с этим согласится. Он будет с ними холодно вежлив, но катастрофы я не предвижу. Присутствие Тимми и Холли сыграет свою роль. Отвлечет внимание.
С некоторым колебанием Лаура согласилась, что попытаться стоит.
– Если же и эта попытка закончится полным провалом, – привел еще один аргумент Маккензи, – тогда они, по крайней мере, на некоторое время оставят вас в покое. – И, покачав головой, закончил: – Но Маргарет… на нее жалко смотреть.
Лаура в отчаянии потрясла в воздухе кулаками.
– Ох, добраться бы мне до того, кто перепутал наших детей, – но тут ей в голову пришла другая мысль. – Хорошо, я приглашу их в воскресенье к ленчу. Вы тоже придете?
Ральф встал, собираясь уходить.
– Нет, Лаура, я пас. Как вы сами только что убедились, пытаться нам с Томом найти общий язык все равно что пытаться смешать воду с маслом. Для нас всех будет лучше, если я не приду. Желаю удачи.
Она открыла переднюю дверь. Улыбнувшись, он повернулся и стал спускаться вниз по ступенькам.
Лаура наблюдала, как его машина достигла конца подъездной дорожки и выехала на шоссе. "Я пас". Навсегда? Окончательно? Ею овладело печальное чувство – чувство потери. Конечно, мысль о "потере" была абсурдной. Нельзя потерять то, что тебе не принадлежит. Это было как разглядывание витрин в магазинах: ты восхищаешься тем, что видишь, испытываешь смутное желание приобрести ту или иную вещь, но понимая, что это тебе недоступно, проходишь дальше.
И все же чувство потери не проходило.
Вскоре после ухода Ральфа вернулся Том, обливавшийся потом в своем темном костюме и галстуке.
– Итак, он, наконец, ушел. Я уж подумал, что он собирается переселиться к нам.
– Не надо, Том. Не надо ехидничать. Какой тебе от этого прок? Если только тебе не доставляет удовольствия усугублять наше несчастье.
– Этот парень ведет свою игру. Я видел, как он смотрел на тебя.
– А вот это грязный и некрасивый выпад. После похорон твоего отца не прошло и недели. Неужели ты действительно думаешь, что порядочный человек пришел бы сюда с подобными мыслями, даже если предположить, что он меня интересует. А это, – горячо добавила Лаура, – не так.
– Надеюсь, что не так, – проворчал Том.
– Единственное, чего я хочу, увидеть вас снова счастливыми. Тебя и Тимми.
– Тогда, мам, держи этих прилипал подальше отсюда. Маккензи и этих Кроуфильдов. Держи их подальше.
– Но как я могу это сделать, – теперь Лаура говорила умоляющим тоном. – Ты же знаешь, что я не могу. Если они захотят связаться с тобой, они так и сделают. Поэтому я и подумала: может стоит пригласить их к нам в воскресенье, поговорить, принять какое-то решение, против которого и ты не стал бы возражать.
– Нет, мам! – Том был близок к истерике. – Я не хочу, чтобы они сюда приходили. Нет!
– Боже, помоги мне, – вздохнула Лаура и ласково добавила: – Они же твои отец и мать, дорогой, нравится тебе это или нет.
– Нет! Я не хочу этого слышать, – снова истерично выкрикнул Том. – Никогда не говори этого! Никогда!
Он выбежал из комнаты. Лаура услышала, как он взбежал по лестнице, а затем за ним с шумом захлопнулась дверь спальни.
– Боже, помоги мне, – повторила она.
ГЛАВА 8
Маргарет положила телефонную трубку и вернулась к столу, где она и Артур допивали послеобеденный кофе.
– Она приглашает нас на ленч к часу дня в воскресенье. Она настояла на ленче, хотя я просила ее не беспокоиться. Бедная женщина… Какой бы ни был человек ее муж, но она была его женой. И такая ужасная смерть, эти страшные фотографии в газетах…
– Ральф говорил, что ей еще предстоит решить вопрос с бизнесом. Ральф советует ей продать фирму. Я знаю их дело, вполне надежное, но рынок сейчас плох. Впрочем, кто знает…
Артур задумался. В последнее время он часто замечал за собой такие минуты забытья. Маргарет прервала молчание:
– А с Томом все так же плохо, Ральф говорил.
– Знаю, – Артур кивнул, глядя на жену. – На мальчика удары со всех сторон посыпались. Он, конечно, переживает не только смерть отца, но и то, что тот оказался куклукс-клановцем.
– Ты думаешь, что и Лаура этого не знала?
– Ральф говорит, что не знала.
– Он с ней совсем недавно знаком, а все о ней знает. Как ты думаешь, между ними что-то есть? Она ведь очаровательная женщина. Настоящая красавица.
– Да, красива, – улыбнулся Артур, – но уверен, что между ними ничего нет. Ральф не стал бы рисковать своей репутацией, завязав роман с замужней женщиной.
– Но теперь она вдова.
– Неужели у нас мало забот, кроме любовных дел Ральфа? Давай лучше решим насчет воскресного ленча. Возьмем мы с собой родителей?
– Нет, не надо в этот раз. Лишняя психологическая нагрузка для Тома. Может быть, не стоило им присутствовать и на первой встрече. Папа такой эмоциональный. Пойдем втроем – я, ты и Холли.
– И я тоже? – возмущенно вскричала Холли. – Но я не хочу. Этот Том – такой зануда. Просто счастье, что младенцев перепутали, и он нам не достался. Он просто ужасен, разве Питер был такой – небо и земля!
– Значит, ты не хочешь помочь нам, – мягко упрекнул Артур.
– Разве я не пыталась? Вела себя вежливо, показала ему собаку, пыталась завязать разговор. Но он не захотел. Я слишком еврейка для Его Королевского Величества!
– Не надо так, Холли, – мягко убеждала Маргарет, – здесь нужны терпение и время.
– Ошибаешься, мама. Он полон ненависти. Я видела, как он в нашем доме смотрел на субботние подсвечники. Словно на бомбу или на гремучую змею!
– Ты все преувеличиваешь. Попытайся представить себя на его месте. Да еще эта ужасная смерть мистера Райса…
Холли положила локти на стол, уткнула подбородок в ладони и внимательно посмотрела на мать.
– Я пыталась. Но все время думала о Питере. Будь он жив, как бы он повел себя?
– Не знаю. Каждый человек – загадка. И про себя не могу сказать, как бы я себя вела и что чувствовала.
"Она постарела, – подумала Холли. – Она так удручена из-за этого проклятого Тома, что уже несколько недель не укладывает волосы в прическу. Тени под глазами…" Раньше мать была похожа на молодую девушку, все говорили, что они с Холли словно сестры, Холли даже иногда немного обижалась. Теперь она рада была бы снова обижаться…
Артур заговорил, не поворачивая головы от окна:
– Мы переживаем кризис, Холли. Ты была такая стойкая, когда мы переживали другой кризис… когда наша семья лишилась Питера… Ты теперь – наше утешение, наша поддержка. Наша надежда…
Волна скорби захлестнула Холли. Последние месяцы принесли ей столько горя, словно судьба захотела взять с нее плату за беспечные годы детства. Может быть, судьба дает ей суровый урок, чтобы научить чему-то?
Отец все еще стоял, глядя в окно. "Что он видит мысленным взором, – наверное, угрюмое, мятежное лицо своего сына-врага? Отец, проницательный и мудрый, конечно, понимает, что этот сын принесет ему только страдания и боль".
Вдруг он повернулся. Глаза его, так часто увлажнявшиеся слезами радости или печали, были сухи, во взгляде – усталость, но заговорил он твердо. – Попытаемся еще раз, Маргарет. Если не выйдет, ну, что ж, – зафиксируем еще одну смерть в нашей семье. Больше пытаться не будем. Надо подумать и о Лауре, – ей это тоже тяжело дается. Она столько страдала, не станем ее больше мучить. – Он поцеловал жену в щеку и повернулся к дочери: – Холли, насчет воскресенья. Ты пойдешь, только если сама захочешь. Мы тебя не неволим.
– Я хочу и пойду, папа, папочка, – спокойно ответила Холли.
Лаура до пятницы ничего не говорила сыну о предстоящем визите, боялась нового взрыва.
После бурного объяснения с Ральфом Маккензи особых изменений не было. Том снял траур. Снова начал кашлять Тимми; из-за сильной жары ему нельзя было гулять в саду, и он томился в доме, у телевизора или с книжками. Он стал молчаливым, правда, это было не враждебное молчание Тома, а молчание меланхолическое и подавленное, но оно тоже угнетало Лауру. Она боялась, что мальчик задумается о сложных обстоятельствах смерти Бэда, сначала он просто переживал потерю отца.
Лаура сообщила о воскресном ленче, когда Том вставал из-за стола, он рывком задвинул свой стул, так, что тот ударился о доску стола, и выкрикнул:
– Нет! Не хочу знать этих людей.
Глубоко вдохнув воздух, Лаура сдержала резкий ответ, и, помолчав, начала убеждать Тома:
– Я понимаю, что ты чувствуешь. Действительно понимаю. Но если бы я не назначила день, они все равно бы пришли, а у тебя в это время могли бы быть в гостях товарищи. Лучше принять их, предварительно договорившись, и поскорее с этим покончить.
Он покраснел, это был румянец гнева и досады. Она боялась, что он снова вспылит, и спокойно закончила:
– Ты ведь должен понять, кто они такие, если тебе предлагают выбор.
– Какой еще выбор! Я вижу, мне эта морока на всю жизнь: я-то выбрал, но они не отстанут!
– Не загадывай на будущее, Том! Сейчас тебе надо сделать один шаг, а дальше видно будет. Я так поступаю. – И, не удержавшись, добавила: – Мне тоже не так-то уж легко!
Лицо Тома приняло более мягкое выражение, он кивнул и сказал:
– О'кей. Я выдержу эту церемонию, если для тебя это будет лучше. Но предупреждаю тебя, что буду молчать. Я их презираю, понимают они это или нет – их дело.
– Они понимают, – сказала Лаура.
Ленч в доме Кроуфильдов был изысканный, и Лаура решила, что должна что-нибудь приготовить, ведь эти гости – не пара друзей, которым можно подать "что есть в доме". С Кроуфильдами она, конечно, не сравняется, но подаст несколько вкусных блюд. Лаура даже рада была, что займется делом, которое отвлечет ее от докучливых мыслей.
Бетти Ли предложила прийти помочь, хоть и в воскресный день, но Лаура деликатно отклонила ее предложение. Странно было думать, что Бетти Ли, которой положили в руки принесенного из больницы маленького Тома, ничего не знает о связанной с ним тайне и о том, каких гостей ждет Лаура. Но даже Тимми отчаянно боялся, что тайна может раскрыться.
Она начала готовить с пятницы: поставила в морозильник клубничное суфле, подготовила цыпленка с приправами – его оставалось только поставить в духовку – и испекла кукурузный пудинг – любимое блюдо Тома. В воскресенье надо будет сделать салат и испечь бисквиты.
Лаура несколько часов молча возилась на кухне, Тимми и Том закрылись в своих комнатах. Тишину нарушал только легкий шелест дождя; воздух со дня похорон Бэда был горячий, плотный – ни ветерка.
Том лежал на диване, слушая стереосистему и листая книжки. Он был достаточно начитан в популярной психологии, чтобы определить свое состояние: депрессия – загнанный внутрь гнев. После неистовых вспышек нервы его истончились и гнев бессильным пленником метался в душе. Глядя в окно на ограду сада, Том и сам чувствовал себя пленником, зверем, загнанным в ловушку. Он проявил слабость, невольно пожалел маму, и теперь должен выдержать этот проклятый воскресный ленч.
В субботу позвонила Робби.
– Чудо из чудес! – вскричал Том в трубку. – Как ты догадалась, что я целый день тебя вспоминаю? Клянусь, Робби, с той самой минуты, как я проснулся!
– Как я догадалась? Ты меня вспоминаешь сегодня, – а я – каждый день, целыми днями напролет! Я тоскую по тебе! Это – физическая боль. Я ее чувствую в сердце.
– А мне плохо.
– Но мне кажется, твой отец не хотел бы, чтобы ты печалился, а хотел бы, чтобы ты вернулся к жизни.
– Ты права. – Он подумал, как было бы хорошо лежать в ее объятиях и рассказать ей обо всем.
Голос Робби весело зазвенел:
– А угадай, где я? Я кончила на день раньше и уже вернулась. И у меня теперь отдельная комната. Такая роскошь! Когда ты ко мне приедешь? Сегодня? Завтра?
Он посмотрел на календарь, черт – завтра воскресенье.
– Робби, я очень хочу тебя видеть, но в ближайшие два дня не смогу. Моя мать…
– Да, да, конечно. Твоя бедная мама… Да, золотко, я здесь. Когда сможешь приехать, позвони.
Они поболтали. С каждой минутой в душе Тома нарастал гнев. Вместо того, чтобы провести день с Робби, он должен принимать этих втируш, назойливых, нахальных, совершенно ему не нужных… Повесив трубку, он в ярости заколотил кулаком по подушке.
В доме было тихо. Одеваясь к ленчу, Лаура старалась не смотреть в сторону стенного шкафа, где висела одежда Бэда. Надо будет кому-нибудь отдать его костюмы.
Бэд Райс, "человек, ничего общего не имеющий с политикой". И понемногу все эти годы втягивал он в сферу своих интересов Тома. Лепил из него свое подобие! Это происходило незаметно, как неслышно грызут термиты, пока все не рухнет.
Душа Лауры была полна горечи. Но в то же время ей было мучительно сознание того, что стройный, крепкий человек, так элегантно носивший свои костюмы, лежит под землей.
К девяти часам Лаура закончила все дела на кухне и накрыла на стол. Когда она вышла в сад нарезать цветов, ее обдало жаром, солнце светило безжалостно. К полудню обещали сто градусов.
Тимми вышел в сад и предложил помочь ей. Такой славный мальчик, миротворец, всегда старался сгладить острые углы между нею и Томом…
– Нет, – сказала она ласково, – иди в комнату, в саду слишком жарко. Ты недавно кашлял, вспотеешь – и заболеешь снова. Выпей на кухне соку. Том уже внизу?
– Не знаю. Дверь у него закрыта.
Когда в десять тридцать Том еще не спустился вниз, Лаура забеспокоилась. Не надо было их приглашать. Бэд был прав – открой им щелку, они дверь настежь распахнут. А если еще Том снова устроит какую-нибудь каверзу… Лауре хотелось провалиться сквозь пол.
– Том! – Она постучала в дверь его комнаты. Ответа не было. Она вошла, и еще не прочитав лежащую на виду записку на большом белом листе бумаги, догадалась, что Том уехал.
"Мам, я удираю, – прочла она. – Так лучше для нас обоих. Вернусь через пару дней. Не волнуйся. Не могу я видеть этих людей. Ты ведь понимаешь, что я чувствую, а может быть, не понимаешь. Все равно я тебя люблю".
– Да, я понимаю, что ты чувствуешь, – сказала она. – Но ты-то не хочешь понять, что чувствую я. И что я скажу этим людям? Как объясню? Ты некрасиво поступил, Том, – упрекнула она отсутствующего сына.
Лаура подошла к кровати. На тумбочке стояла фотография, которую раньше она видела на письменном столе. Он переставил ее, чтобы видеть ее каждый вечер, засыпая, и утром, просыпаясь. Так вот куда он поехал – к девушке!
– Ну, и что ты такое? – спросила она изображение. – Хорошенькая, свеженькая, ничего больше. Для него – единственная на свете. Ты помнишь, Лаура, как влюбляются в девятнадцать лет? – Скорей, скорей, ведь можно позвонить и отменить визит… придумать какое-нибудь извинение… – Она поспешно набрала номер – гудки. – Уже уехали. Господи Боже мой, что им сказать? – Скажу правду! – воскликнула она, удивляясь собственным сомнениям. – Скажу правду, и они поймут, что у них ничего не выйдет.
Тимми на кухне запивал водой свое лекарство. Она спросила его, не знает ли он, куда уехал Том.
– Нет, мам, не знаю, – ответил он и посмотрел на нее серьезными детскими глазами. – Я все думаю о Томе. Я огорчен за него и рад, что я не такой, как он, а настоящий сын.
Лаура не поправила его, сказав, что Том – тоже настоящий сын. Она сказала, нахмурившись:
– Он очень подвел меня! Ты мне поможешь? Веди себя, как гостеприимный хозяин.
– Нет проблем, мам. Эти люди не имеют ко мне отношения. Мне до них дела нет. Но я буду самым вежливым мальчиком на свете и, может быть, даже ухитрюсь им понравиться.
– Вот они! – закричал Тимми, высматривавший гостей в окно.
Лаура увидела, как гости выходят из машины и неторопливо идут по дорожке к дому. Она направилась к двери, мучительно раздумывая, сказать ли об отсутствии Тома сразу или позже.
Гости, помаргивая от ослепившего их в саду солнца, вошли в холл и обменялись рукопожатиями с Лаурой.
– Вот Тимми! – сказала она.
Они пожали руку и Тимми, но Лаура видела, что они всматриваются в глубину комнаты.
– Мы были огорчены, узнав о вашей потере, – сказала Маргарет.
– Спасибо за сочувствие, – поблагодарила Лаура. Механический обмен вежливыми фразами…
– Надеюсь, вы без труда нашли дом? – заметила Лаура.
– Да, вы очень хорошо объяснили дорогу…
– Я хотела накрыть стол на веранде, там чудесный вид на наш сад. Но слишком жарко…
– Да, жара ужасная…
Часы в гостиной пробили час.
– Как вы точны! – удивилась Лаура.
– Это благодаря Артуру, – засмеялась Маргарет. – Я всегда опаздываю.
Две группы сидели по обеим сторонам камина: трое гостей и Лаура с Тимми; между ними на каминной доске стояла ваза с розами миссис Иджвуд, изливающими нежный аромат. "Как на каком-то групповом портрете ранней американской живописи, – подумала Лаура, – чинно застывшие человеческие фигуры…"
– Я люблю розы старых сортов, – сказала Маргарет. – Новые гибридные чайные розы ярче и пышнее, но почти не пахнут.
– Это не из нашего сада, кто-то прислал мне, – уныло отозвалась Лаура и, наконец, решилась. – Тома нет. Он уехал ночью. Я не знала об этом до утра. Когда начала вам звонить, вас уже не было дома.
– Уехал! – вскричала Маргарет.
– Наверное, к своей подруге. Он оставил записку.
– К подруге… – повторила Маргарет.
– Да, какая-то девушка, с которой он учится в университете. Я о ней ничего не знаю. Он не рассказывает.
Никто не отозвался на ее слова, но она продолжала:
– Молодые люди не любят говорить с родителями о своих любовных делах…
Они словно оцепенели в молчании. Наконец заговорил Артур:
– Наверное, у вас с ним был какой-то разговор?
– Ничего особенного. Снова твердил, что не хочет вас видеть, потом согласился встретиться с вами. Я не думала, что он так поступит. Нет, не думала, – мрачно закончила Лаура.
Маргарет закусила губу; Холли переводила взгляд с матери на отца, словно спрашивая: "Что же дальше?"
"Да, что же дальше? – подумала Лаура. – Эти люди слишком воспитанные, чтобы встать и уйти, хотя они только этого и хотят. И не может же она сказать им: – Я вас понимаю, и не обижусь, если вы уедете…"
Положение спас Тимми, который звонким голосом заявил:
– Ну, что ж, пойдемте в столовую? Надеюсь, что все проголодались, а я так словно тигр есть хочу!
– Милый Тимми! – Лаура ласково погладила его плечо, благодарная за его детскую непосредственность.
– Все готово! – сказала она с облегчением. – Пожалуйста, подождите минутку, я сбегаю на кухню.