Последнее время Таня все чаще ловила себя на мысли, что ей до слез, до боли в сердце хочется влюбиться. Ну нельзя же отношения с милым, до кончика длинного носа изученным Лехой считать любовью?! Это даже на флирт не тянуло. Вот он был влюблен в нее, в этом Танька не сомневалась. Хотя влюбленность не мешала ему хорошо учиться, верховодить в КВН и быть любимцем курса.
Большинство ее подружек и приятельниц уже испытали, если судить по многочисленным романам, это восхитительное чувство. Ей же, Таньке, умной, общительной, ироничной, компанейской, красивой, наконец, черт побери, было не дано.
Эта мечта о любви, неясное девичье томление, причину которого студентка второго курса Медицинской академии Орехова теоретически понимала, преследовала Таньку. Она ждала, она мечтала, она была готова, но любовь, вернее, тот, единственный, к кому это вожделенное чувство могло бы пробудиться, все не приходил. Танька стала плохо спать, худела и даже, к неудовольствию мамы, заметно снизила успеваемость. Она ругала себя, презирала, но в каждом вновь встреченном молодом человеке готова была увидеть Его, но не видела. Казалось, она стала более общительной: с радостью откликалась на тусовки, лыжные походы за город, дискотеки, хотя и честно говорила, что терпеть их не может. Как бы ей хотелось, чтобы пушкинская фраза, сказанная о Татьяне Лариной: "Пора пришла, она влюбилась", - могла быть отнесена и к ней.
И тут, как гром среди ясного неба, грянуло непостижимое событие: Леха не явился на экзамен! Он не был болен, с ним не случилось ничего из ряда вон выходящего - так, во всяком случае, объяснил он мальчишкам своей группы, - ну влюбился, просто влюбился, с головой ринулся в безумный роман и всего-то на пару дней позже сдал последний экзамен за второй курс.
Новость мгновенно разлетелась, несмотря на то что уже начинались каникулы и в академии студентов поубавилось. Танька ловила на себе любопытствующие взгляды, какое-то повышенное внимание, словно к ней присматривались и ждали, как она отреагирует.
Днем, когда Таньки не было дома, позвонила Галина и напросилась на пару слов. Сашенька только что вернулась с утреннего приема и охотно согласилась, предложив ей вместе пообедать.
Галя показалась ей усталой, подряблевшей, если так можно выразиться, но все-таки чувствовалась в ней порода, стать, чего никакие пластические операции или макияж не в состоянии придать лицу.
- Ты неплохо выглядишь, - сказала Сашенька.
- Конечно, - грустно отозвалась Галина, - особенно если надеть на меня паранджу.
- Шуточки у тебя, - улыбнулась Сашенька.
Женщины начали обмен животрепещущими новостями. Собственно, главной причиной визита Гали оставалась хроническая проблема - поиски какой-нибудь соответствующей ее вкусам и жизненным принципам работы. Но где и кто мог предоставить ей занятие, хотя бы отдаленно приближенное к ее запросам, ни она, ни Сашенька не представляли.
К концу трапезы разговор незаметно перешел на события в семье Ореховых. Галина острым глазом истинной женщины заметила перемены в Таньке. Пришлось рассказать ей о романе Лехи с Лилей. Галя была не из болтливых, а ее доброжелательность и богатый опыт могли подсказать Сашеньке многое - она видела, как новость подействовала на Таньку, как ее возмутило поведение Лехи и Лильки, - дочь считала, что ее предали, что так друзья не поступают, и никакие резоны матери, что парень, не добившись взаимности, может влюбиться в другую, не действовали. "А как же Генрих, - спрашивала она упрямо, - ведь он же продолжал любить тебя и нашел в себе силы стать другом тебе и даже папе!" И как ее вразумить, как убедить, что бывают редкие исключения, которые вовсе не подтверждают правило, а так и остаются, словно белые вороны, Саша не знала.
Галя слушала внимательно и все покачивала головой, словно хотела сказать, что все это она знала давно, что ничего нового в этом лучшем из миров не происходит.
- Видишь ли, девочка за два года привыкла считать Алексея почти что своей собственностью, ей и в голову не приходило, что он, возможно, страдает от ее холодности, безразличия к нему. Он был ей нужен, я бы даже сказала, полезен и удобен: вот лежит под рукой необходимый предмет, захочу - возьму, когда понадобится, не захочу - пусть так и лежит, это мое! А у него словно пелена с глаз спала, и он увидел в другой женщине то, чего не нашел в Татьяне.
- Хочешь сказать, - перебила ее Сашенька, - одна любовь кончилась, а другая вдруг началась?
- Ты что же, считаешь обиду Танюши справедливой? - удивилась Галя.
- Нет, нет, я с тобой абсолютно согласна, к тому же со стороны Татоши не было любви, они просто друзья. Ее вообще не волнуют ровесники. Для меня вся эта история - сплошная загадка: с чего вдруг Таньке расстраиваться, обижаться на Лилю - не должна же Лиля спрашивать у нее разрешения, тем более что ей прекрасно известно: Таня в Леху никогда не была влюблена. И еще не пойму никак - два года ходит парень, вздыхает по девушке, а потом в одночасье влюбляется в другую. Что это? Может, сперва влюбился, а потом уж так, по привычке хвостиком ходил - то у них КВН, то химию Татоша просила его разъяснить. Сплошная загадка.
- О Господи, все привыкли твердить, что женщина - загадка, и никому невдомек, что мужчина - не меньшая загадка. Пушкин, влюбленный в Анну Керн, посвятил ей стихи, которые пережили их и еще многие века останутся вершиной божественной поэзии и самым ярким символом любви. Ты только послушай:
Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И тот же Пушкин называл ее в письмах вавилонской блудницей! Это ли не загадка!
- Одни знаки вопроса… - вздохнула Сашенька.
- Правильно! На этом все и построено: все взаимоотношения, все любови, все романы, всякий интерес мужчины к женщине и женщины к мужчине. Они всю жизнь отгадывают загадку в нас, а мы - в них. Вот что притягивает нас друг к другу. Иначе - не интересно, иначе получается один голый секс, недолговечный и ненадежный, который со временем изнашивается и приедается, как платье устаревшего фасона или давно прочитанная книга. Разве это интересно, скажи мне, пожалуйста?
- Да… я как-то не задумывалась над этим.
- И правильно делала, потому что ты, как говорят, выиграла по трамвайному билету, ты и Дмитрий. У вас все совпало, все состыковалось, и вы оба слишком умны, чтобы пустить на самотек выпавший вам шанс - один из сотни тысяч.
- А ты не преувеличиваешь наши заслуги? - смутившись от таких похвал, спросила Саша.
- Вовсе нет, - заверила Галина. - Возьми хотя бы свою кухню - это же не просто красивая, чистая кухня, это - ностальгия по операционной. И все здесь придумано тобой, в каждом закуточке - твоя индивидуальность.
- Скажешь тоже… Разве в этом дело?
- И в этом, и в тысяче других мелочей, которые вы с Дмитрием постоянно вкладываете в копилку вашей супружеской жизни. Я ведь не первый год дружу с вами, вижу, восхищаюсь. Ну а реакция Танечки - совершенно нормальная, женская, не стоит тебе волноваться и придавать этому особое значение. Поверь, у нее сейчас период томления духа и плоти. Все пройдет, и все придет в свое время.
- Знаешь, Галя, - очень серьезно начала Сашенька, - я, кажется, нашла для тебя работу.
- Вот так вдруг? - удивилась Галина. - И что же это за работа?
- Пиши романы. Пиши о женщинах, о любви, о мужчинах, пиши обо всем, что знаешь, о чем говорила только что. Придумай сюжет, вспомни что-то из жизни, что-нибудь из того, что слышала, видела, что происходило с твоими знакомыми, друзьями. Пиши женский любовный роман. У тебя это получится, я знаю, поверь мне. В конце концов - попытайся, а там будет видно.
- Ты полагаешь? - задумчиво произнесла Галина…
Осенью, с началом занятий на третьем курсе все как-то само собой рассосалось: большие группы расформировали на малочисленные, не больше десяти человек в каждой, чтобы не загромождать палаты, и Танька с Лехой оказались в разных группах. Они, конечно же встречались, общались, даже продолжали заниматься КВН, но уже общеинститутским, где больше народу, новые знакомые с других курсов, и постепенно их взаимоотношения нормализовались.
Разучивая гимн академии, который не менялся со времен первого ордена Ленина мединститута и заканчивался словами: "В медицине всюду будут первыми Первого МОЛМИ выпускники", кто-то с недоумением заметил, что не совсем понимает смысл некоторых слов.
Дома Танька спросила у отца:
- Почему наш гимн начинается с таких странных слов: "Уходят вдаль московских улиц ленты, / С Москвою расстаются москвичи…"? С чего это москвичи должны расставаться с родным городом?
Дмитрий был слегка обескуражен таким неведением - подумать только: всего лишь пара десятилетий прошла, а новое поколение ни сном ни духом не знает, не ведает истории своего вуза, своей страны, даже недавней. Есть же в институте, то бишь в академии, кафедра истории медицины, и там очень толковый и любопытный человек работает - страстный коллекционер бабочек, всего живого, книг и черт знает еще чего. Неужели вся история медицины ограничивается давно прошедшими временами - от Авиценны до Павлова и нет в программе истории последних десятилетий? Он вспомнил, как слушал по телику в прошлом году передачу "Пока все дома", которую всегда смотрел с интересом. Там один доктор, занимающийся эндохирургией, вместе со своими друзьями, околокремлевскими деятелями, рассказывал, как они любят петь вместе, втроем, как давно дружат и прочее. К примеру, спели пару куплетов из институтского гимна и на вопрос ведущего, кто написал этот гимн, хирург небрежно бросил: "Наши ребята". "Вот это да!" - подумал Митя. Он знал точно, что авторы закончили институт в 1955 году, а этому хирургу-вокалисту на взгляд никак не больше пятидесяти лет.
- Как же вы так живете - одними тусовками, шоу и сериалами? А что-нибудь из истории страны вам известно? - накинулся Дмитрий на дочь.
- Ты не прав, папик, мы много читаем и историю знаем. ГКЧП… - перебила мысли отца дочь.
- Вот-вот, ГКЧП! А все предшествующее для них - для вас, мадемуазель, - "табула раса", то есть чистая дощечка, как говорили латыняне.
- Почему, - возмутилась Татьяна, - если нужны неопровержимые аргументы, всегда обращаются к древним, на худой конец - к французам: "как говорили древние", "как говорят французы".
- Могу еще сослаться на греков.
- Папик, не увиливай! Ты так и не ответил на вопрос: почему мы поем "с Москвою расстаются москвичи"?
- Потому что все выпускники мединститутов, как, впрочем, и других вузов, получив диплом, должны были уезжать на периферию страны.
- Должны?
- Чтобы крепить в провинции здравоохранение, машиностроение, театральное искусство и прочие отрасли науки, культуры и производства.
- Папочка, не говори лозунгами. Ты сам учил, что лозунг никогда ничего не объясняет, а только оболванивает. Сказал, что мы не знаем истории, - изволь растолковать.
- В советской системе высшего образования существовало распределение молодых специалистов. Получил диплом - изволь ехать в глушь, отрабатывать потраченные на твое обучение деньги. И распределение было обязательным. Не поехал - попадешь под суд.
- И весь выпуск уезжал? - недоумевала Таня.
- Ну нет, были места в аспирантуре, в ординатуре, куда рекомендовались не просто отличившиеся в учебе, но и активно участвующие в комсомольской работе. Последнее было обязательным даже для особо одаренных. Кто-то своими путями умел зацепиться за столицу.
Танька никак не могла понять, почему нужно уезжать из своего города, если практически в каждом областном центре есть мединститут.
- Я еще могу допустить, что такая мера была необходима, когда в России насчитывалось всего пять-шесть медицинских факультетов в университетах.
- Не забывай, Татоша, что тогда существовало земство, которое и приглашало врача, обеспечивало жильем, приличным содержанием. А главное - это не было принудиловкой, врач мог и имел право сам найти себе работу. Распределение же - чистая принудиловка. Правда, только на три года.
- Вроде как срок отсидеть. Интересно… А зачем нужен такой временный врач на три года, он же потом вернется домой.
- Вернется-то вернется, только кто его возьмет на работу? Здесь его никто не знает, врачебных вакансий нет.
- Что же, получается замкнутый порочный круг?
- Да. Это была продуманная политика по рассеиванию и разобщению молодых интеллигентов. Ребята с дипломами на руках оказывались оторванными от привычной среды, родных, друзей, самые крепкие связи, возникшие в юности, рвались, и молодой специалист попадал во власть местной бюрократии. Так они становились зависимыми и управляемыми.
- Да-а… - протянула задумчиво Танька, - "с Москвою расстаются москвичи…". А мы даже не задумывались, что скрывается за этими словами. И все так весело поют.
- Поем мы всегда весело, - усмехнулся Дмитрий и вдруг молодецки запел: - "И как один умрем в борьбе за это!" Разве не весело?
- А ты знаешь тех, кто написал наш гимн?
- Нет, не знаю… Одно время считалось, что слова и музыка народные, но потом вспомнили авторов. С одним из них был знаком Генрих - он защищал диссертацию в институте урологии, где тот работал, много рассказывал мне о нем: что он фантастически талантливый и порядочный человек, доктор наук, лауреат Госпремии, выпускался в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году. Тогда ведь не было дискотек, КВН, просто к традиционным праздникам готовили вечера с самодеятельностью и танцами. Вот и придумали шестикурсники к майским праздникам, перед самыми госэкзаменами, эту песенку - двое ребят написали слова, а их однокурсница сочинила музыку. Они даже и подумать не могли, что песня станет гимном, это уже следующие поколения так решили.
- Получается, что скоро этой песне исполняется пятьдесят лет. Надо же! Любой песенник пожелал бы такую судьбу своему творению. Представляю, какой это кайф для авторов.
- Если они еще живы… - заметил Митя.
- Думаешь, их уже нет?
- Кто знает… Это песни живут долго, врачи умирают рано.
- Ой, папик! - И Танька бросилась обнимать отца, словно хотела уберечь его от всех стрессов и болезней, подстерегающих каждого хирурга.
Сентябрь 2003 года измотал москвичей дождями, которые, начавшись еще в августе, плавно перетекли в следующий месяц. Все ждали "бабьего лета", а его все не было. "Опять не дают обещанного", - шутил Митя.
Галина постоянно чувствовала себя разбитой, усталой, на предложения Дмитрия положить ее в больницу для обследования отговаривалась:
- Во-первых, в палатах рано гасят свет, а я "не могу дормир в потемках", во-вторых, у вас наверняка не установили биде. Все это мне не подходит. Просто у меня в такую погоду всегда наступает депрессия. Пройдет.
- Галя, нельзя же так легкомысленно относиться к своему здоровью, - увещевала ее Сашенька. - Всего две недели в больнице - и все исследования успеешь пройти. Ну что тебе стоит! Как-нибудь потерпишь-перетерпишь наш больничный сервис, зато будешь точно знать - что и как лечить.
- Сашенька, ну кто может знать лучше меня, что творится в моих недрах? Давай не будем к этому возвращаться. Вот придет "бабье лето" - и я воспряну.
- Когда оно придет? Сентябрь уже кончается.
- Придет, никуда не денется. Нельзя же, в конце концов, вечно обманывать женщин. Природа - не то что люди, она справедлива, она не обманет.
Действительно, через несколько дней наступили теплые солнечные дни, и хотя уже стоял октябрь, казалось - ни осени, ни слякоти, ни зимы, ни снега никогда не будет.
Сашенька ходила на работу, наслаждаясь прогулками по бульвару. Тамара продолжала баловать ее приношениями из "Макдоналдса", словом, все шло своим чередом. Потенциальные "левые" пациентки, видимо успевшие за лето не только вдоволь нагрешить, но и присмотреть себе кандидатов на совместное прослушивание марша Мендельсона с последующей совместной же семейной жизнью, активизировались. Примерно раз в неделю, жеманясь и опуская глаза долу, появлялась такая грешница с очередной байкой о случившейся с ней оказии. Саша вполуха выслушивала для приличия их россказни, делала свое дело и думала, что если произошло непорочное зачатие, то почему бы не быть и непорочной потере невинности - именно в этом пыталась ее убедить почти каждая из девиц. "Бог с ними, - думала Сашенька, - какое мне дело до их проблем…"
Однажды в конце приема Тамара, относившая истории болезни в регистратуру, вернулась весьма озадаченная.
- Александра Михайловна, там сидит девушка на прием, без карточки. Думаю, это на пластику.
- Приглашай, чего тянуть, - сказала Саша.
- По-моему, она уже была у нас.
- Значит, что-то другое. Зови, я приму ее.
- Да нет, вы не поняли. Мы ей уже зашивали, она к нам весной приходила.
- Ну и что, может, она сегодня пришла с беременностью. И слава Богу. Пригласи ее, не сидеть же здесь вечно.
Тамара открыла дверь, и, когда девица вошла, Саша сразу же узнала ее - действительно, примерно весной она делала ей гименопластику.
Все оказалось совсем не так, как предполагала Сашенька. Девица была намерена сделать ту же операцию повторно.
- Вы это серьезно? - удивилась Саша. - Может, вам пуговочку с петелькой или молнию там пришить? Захотела - расстегнула, потом застегнула.
Девица пыталась что-то объяснить, упросить, путалась в словах, не договаривая до конца ни единой фразы.
- Понимаете, я как бы хотела… потом так получилось…
Саша торопилась домой: сегодня Таня хотела порепетировать дома несколько сцен из нового КВН, ожидался и Леха - впервые после долгого отсутствия. Ей хотелось, чтобы ничего в доме не смущало его, чтобы все происходило, как прежде. Конечно, Таня сама справится, но лучше, считала Сашенька, если бы и она при этом присутствовала, а то мало ли что может выкинуть Татоша - вожжа под хвост и понеслась.
А девица все тянула, все мямлила, теребя пуговицу на блузе.
- Тамара, ты что-нибудь понимаешь? - едва сдерживаясь, обратилась Сашенька к медсестре.
- Пока не очень. Если можно, Александра Михайловна, я попробую поговорить с ней сама.
- Да ради Бога! Только не тяните время.
Тамара усадила девицу и, стоя над ней, отчего той пришлось задирать голову, отвечая на вопросы, стала, как заправский следователь, вытягивать из нее слово за словом.