Пока смерть нас не разлучит - Кейт Уайт 3 стр.


- Вне сомнения, вы имеете в виду МАО-ингибиторы, - без промедления отозвался он.

- А что это такое?

- Ингибиторы моноаминоксидазы. Не буду вдаваться в научные подробности, скажу только, что это последнее средство для тех пациентов, которым не помогают новейшие антидепрессанты типа прозака. Одно время эти ингибиторы были весьма популярны, но в итоге от них почти отказались. Все уперлось в их капитальный недостаток - несовместимость с некоторыми продуктами питания. Стоит съесть что-либо запрещенное - и давление подскочит так, что не исключен летальный исход. Побочный риск слишком велик.

- А о каких продуктах питания идет речь? - спросила я.

- О, список почти на милю. Прошедшее обработку мясо - к примеру, салями или сосиски. Соевый соус, черная икра, куриная печень. Пиво. И сыр. Сыр вообще страшнее всего в сочетании с этими ингибиторами. Поэтому сам летальный скачок давления медики между собой иногда называют сырной реакцией.

- Что именно происходит, отчего давление взлетает?

- МАО-ингибиторы имеют свойство увеличивать в крови количество тирамина - вещества, которое повышает внутримозговое давление. Само по себе это не очень опасно. Однако продукты из длинного списка, который я упомянул, содержат в себе легкоусвояемый тирамин. И организм вдруг получает такую дозищу тирамина, которая провоцирует дикий скачок давления - сосуды в мозгу просто лопаются.

- Стало быть, только сумасшедший станет закусывать ингибиторы сыром или салями?

- Да, конечно. Но вы же знаете человеческую натуру. Кто из нас не ловчил, сидя на диете? "Ну разок-то можно…" И пациенты на этих ингибиторах рано или поздно поддаются соблазну. Съел кусочек - и ничего не случилось. В следующий раз еще кусочек - и опять жив-здоров. Однако загвоздка в том, что содержание тирамина в одном и том же продукте колеблется. В этом куске сыра случайно небольшая доза. А в другом - доза летальная. Поэтому можно сыграть в рулетку со смертью и раз, и два. Но на четвертый или на пятый раз непременно попадешься. Сырная реакция - и конец. Врачи назначают это лекарство очень нехотя и в самых крайних случаях, когда другие, более современные, средства не помогают. Причем больной обязательно дает расписку, что ознакомлен с возможными последствиями своей неосторожности и в случае его смерти врач не несет никакой ответственности.

- И через какое время наступает сырная реакция?

- Затрудняюсь сказать. Думаю, через пару часов. Но уж точно не сразу.

- Последний вопрос: если силой или хитростью спровоцировать человека, принимающего ингибиторы, съесть что-либо недопустимое - ведь это убийство?

- Ах, Бейли, вы неисправимы! - рассмеялся Петрочелли. - Опять ищете убийцу! Что ж, такой способ убийства не исключен. Достаточно тайком подмешать в пищу жертвы немного сыра или подлить соевого соуса. Однако это довольно фантастический вариант. Обычно люди погибают от своего собственного легкомыслия. "Съем-ка я вот этот кусочек бри. Не может же такая пустяковина меня убить!"

Я поблагодарила Петрочелли за информацию и повесила трубку.

Затем я позвонила в "Глосс" знакомой редакторше - вспомнила, что она пишет на темы питания и могла на этой почве часто пересекаться с Джейми, которая тоже занималась едой. Возможно, редакторша сможет рассказать что-нибудь занятное.

Однако телефон в ее офисе не отвечал. Я оставила сообщение, хотя по опыту знала - если в редакции запарка, этот телефон отключен, а сотрудники пользуются мобильниками, номера которых известны только самому узкому кругу знакомых. Может пройти несколько дней, прежде чем редакторша найдет время прослушать сообщения на автоответчике.

Когда в одиннадцать я вышла из дома, снег на проезжей части уже в основном убрали или сгребли в кучи, но город под толстым, сверкающим на солнце белым покровом все равно выглядел сказочно.

В моем квартале машин не так много, и они еще не успели разъездить снег и забрызгать черной грязью все вокруг.

Дорога в Гринвич оказалась лучше, чем я ожидала. Все расчищено, пробок нет.

Зато в самом Гринвиче я попала в затор на главной улице - на Гринвич-авеню. Слева и справа бесчисленные аккуратные магазинчики - и местная богатая публика, все на автомобилях, высыпала на закупку, выказывая презрение к холоду и снегу.

Однажды мой бывший муж предложил купить домик в пригороде. Мне стало дурно от одной мысли, что я уеду из Нью-Йорка, - я так сжилась с ним! Даже такой прелестный городок, как Гринвич, для меня - тоскливая тюрьма. А муж настаивал. Не было бы счастья, да несчастье помогло: мой благоверный оказался завзятым игроком. Через некоторое время и речи не было о покупке дома в пригороде. И на городскую-то квартиру денег не стало! А там и развод подоспел.

Когда я наконец добралась до дома Эшли - почти в самом центре Гринвича, - хозяйка открыла мне дверь так же быстро, как утром сняла телефонную трубку.

Сегодня на Эшли был светло-персиковый брючный костюм. В зубах длиннющая сигарета, похожая на гаванскую сигару после трехмесячной крутой диеты.

- Как у тебя мило! - сказала я, осматриваясь в доме.

Гостиная была вся в красном и золотом - и вся в мартышках: обезьянки танцевали на обоях, на занавесках, на абажурах, а один цветочный горшок стоял на спине бронзовой мартышки.

- Ты все это сотворила сама?

- Разумеется! - свысока фыркнула Эшли. Дескать, ну ты и спросишь! - Я же декоратор по профессии! Выпьешь чего-нибудь?

- Готова убить за чашку кофе, - сказала я и тут же осеклась.

Эшли тоже поморщилась от моего ляпа. В определенных ситуациях банальные обороты вдруг становятся непристойны.

- Настоящего кофе нет. Только растворимый в пакетиках.

Мое тело до того стосковалось по кофеину, что я и на пакетики согласилась.

Эшли провела меня в относительно небольшую кухню - черно-зеленая гранитная столешница, сверкающий новизной набор всех мыслимых кухонных примочек. Больше похоже на демонстрационную кухню в супердорогом магазине: нигде ни капельки грязи или жира, все на своих местах. Голову на отсечение - в этом доме не случается блюд сложнее крекеров из полиэтиленовой пачки.

Эшли затушила сигарету в пепельнице и поставила на огонь чайник. Двигалась она очень нервно и вся была на взводе, похлеще, чем накануне.

- Эшли, возьми себя в руки… - начала я осторожненько.

- Вчера, до встречи с тобой, я думала: ну, вот выскажу другому человеку все свои страхи - и полегчает. Может, Бейли убедит меня, что я просто навоображала черт-те что… Не сработало. Сегодня мне еще страшнее, чем вчера.

- Да брось ты! Возможно, тут простое трагическое совпадение, и ничего больше.

- Ага! А зачем Робин спрашивала меня про странности на свадьбе?

- Мне пришло в голову, что она могла при этом вообще не думать о смерти Джейми. Спросила, имея в виду что-то совсем другое. А ты уже и переполошилась. Лучше расскажи мне, как Джейми и Робин подружились.

- По ее рассказам, они сначала просто разговорились по душам, - ответила Эшли. - Сидели рядышком во время этой нудной репетиции свадебного вечера. Насколько я понимаю, Джейми тогда как раз рассталась с кем-то, а Робин только что развелась. Ну и они стали на пару костерить мужиков - благодатная почва для женской дружбы.

Чайник громко засвистел, и Эшли дернулась всем телом. Она налила кипятка в большую светло-розовую чашку и рассеянно опустила в него пакетик кофе на ниточке - раз, другой, третий.

На ее лице было такое брезгливо-сердитое выражение, словно она топит мышонка, держа его за хвост и макая в кипяток.

- Молока?

Тут вздрогнула я. Зачем дохлому мышонку молоко?

Потом я опомнилась и сказала:

- Да, пожалуйста. Совсем чуть-чуть. А почему Робин принимала МАО-ингибиторы? Переживала из-за развода?

- О чем ты? Не понимаю.

- МАО-ингибиторы - это те антидепрессанты, которые глотала Робин. По крайней мере я так думаю - после того как навела некоторые справки.

- У Робин были проблемы с настроением еще в старших классах. Она уже пробовала лекарства вроде прозака и паксила, но ее депрессии не проходили. К тому же у этих лекарств масса неприятных побочных действий. А прошлым летом врач прописал ей другое средство - как оно называлось, не знаю. Может, эти самые ингибиторы. И Робин вдруг вся расцвела! Значит, подошло.

- А трудно ей было придерживаться диеты? Сегодня я узнала, что при приеме ингибиторов список запретов очень внушительный.

- Трудно - не то слово! Робин обожала вкусно поесть. Пейтон в свое время устроила ей сцену, когда перед ее свадьбой Робин набрала лишний десяток фунтов - толстая подружка невесты, позор перед всем светом!.. Да и платье перешивать пришлось. Но я почти на все сто уверена, что Робин не ловчила с диетой. Она со своим здоровьем старалась не шутить и в вопросах питания и лечения была аккуратна до занудства.

- Ты знаешь, кто был ее психиатром?

- Нет, но…

Эшли прошла в другой конец кухни и вынула из ящика в столе желтый стикер. На бумажке были написаны от руки инициалы "К. Б." и телефонный номер, который начинался неизвестным мне кодом.

- Эта записка всегда висела на передней стенке холодильника. Я спрашивала у Робин, что это за номер. Она отвечала со смехом: "Моя личная служба спасения".

- А другие вещи после нее остались? - поинтересовалась я, списывая себе в блокнот телефонный номер с желтого стикера.

- Очень немного. Ее родители умерли, но в городе у нее родной брат. Через пару дней после похорон он с женой внезапно явился ко мне - забрал ее одежду, ценные украшения и те бумаги, которые показались ему важными. Они вели себя довольно по-хамски - словно подозревали, что я могу присвоить что-нибудь из ее вещей.

Я изъявила желание осмотреть остатки вещей Робин, и Эшли повела меня на второй этаж. В бывшей спальне Робин было диковинно голо. Стены цвета сливок, простенькие занавески. Вообще никакого декора. Вся мебель - двуспальная кровать, платяной шкаф и письменный столик.

- Довольно спартанская обстановка, - сказала я.

- При ней здесь было почти так же. Похоже, никак не могла осознать, что она теперь одна и следует начинать жизнь сначала - хотя бы с оформления комнаты.

- А почему она развелась?

- Ее муж, Брейс, биржевой маклер с Уолл-стрит. Трудоголик. Ничего в жизни, кроме работы. Словом, сущий маньяк. После того как они поженились, она его только глубокой ночью и видела - все с клиентами да с клиентами. А в два-три часа ночи телефон трезвонит - у японских клиентов день в разгаре. Короче, у Робин и без того склонность к депрессии, а тут муж, который на нее ноль внимания. Разумеется, когда она устраивала ему взбучку и грозилась уйти, он день-другой вился вокруг нее, клялся и божился, что изменится, но потом все снова возвращалось на круги своя - и Робин погружалась в болото депрессии все глубже и глубже. Хотя она за него сильно цеплялась - даже после развода беседовала с ним по душам, оба мечтали снова сойтись. Но в итоге до обоих дошло, что они не пара.

Я подошла поближе к письменному столику и осмотрела все, что на нем лежало. Ничего существенного: пустые папки, пустые конверты, каталоги кухонной утвари.

- А в чем, собственно, состояла работа Робин на фирме Пейтон?

- Она заведовала магазином - ведала и продажей, и снабжением. Именно она заказывала то, что мы продаем, - все для кухни и биопродукты для кулинарии. Пейтон носилась с идеей создать собственную торговую серию. Робин и этим проектом занималась.

- Они с Пейтон были близкими подругами?

- И да и нет. Они дружили еще с начальной школы. Так что уже одно количество лет связывало. А осталось ли у них что-нибудь общее в зрелом возрасте - это вопрос. Так или иначе, они были полезны друг другу. Робин полагала, что у нее кишка тонка справиться с по-настоящему большой организацией, а знаменитый магазин с хорошей клиентурой - как раз для нее. Пейтон вообще любит, когда и на рабочем месте ее окружают закадычные друзья и добрые знакомые. А Робин была не только подружкой, но и первоклассным работником. Скажу по секрету, я не раз говорила Робин: "Не держись ты за это место, ты достойна большего, открывай собственный бизнес". А когда Робин вышла наконец из депрессии, я была просто уверена, что у нее большое будущее. Пейтон, конечно, умница и талант. Однако работать с ней не сахар. Бывает, всю душу вымотает. А в последний год она стала и вовсе невыносимой.

- Но ты-то сама продолжаешь на нее работать! - сказала я.

- Почему бы и нет? - Эшли насмешливо передернула плечами. - Хорошая клиентка. Теперь мы работаем вместе лишь время от времени. С некоторых пор Пейтон сама ощутила вкус к дизайнерской работе - благо нынче в новом доме ей есть где развернуться. За всеми масштабными переделками она надзирает сама. А на меня спихивает всякую мелочь. Вот и сейчас у меня проектик с ней - преобразую силосную башню в картинную галерею. У самой Пейтон нет времени на такие пустяки.

Чувствуя сарказм в ее тоне, я спросила напрямую:

- Было неприятно, когда Пейтон оттерла тебя от важной работы?

- Не то чтобы очень. Мое дело растет и процветает - и не в последнюю очередь потому, что мои прежние работы для Пейтон сделали мне отличную рекламу.

В голосе Эшли не чувствовалось ни горечи, ни благодарности. Похоже, она тоже давно поняла, что с Пейтон надо сосуществовать именно так: дает - бери, а бьет - беги.

Я наклонилась и выдвинула единственный ящик письменного столика.

Старые почтовые открытки, ручки, ластики, стопы бумаги для записок и для принтера.

Под всем этим я обнаружила конверт из фотомастерской - проявленные фотографии, штук двадцать. На всех фотографиях - свадьба Пейтон. Я внимательно перебрала их одну за другой.

- Я отдала брату Робин целый ящик с ее фотографиями, - сказала Эшли. - Но этих фотографий не заметила. Помнишь, на свадебном вечере на столах лежали дешевенькие одноразовые фотоаппараты - бери и пользуйся, а в конце вечера сдай для проявки хозяевам. Надо полагать, Робин фотоаппаратик сунула себе в сумочку, а потом снимки проявила.

- Может быть, может быть, - сказала я раздумчиво. - Вот только одно меня смущает…

- Что? Что? - сразу заволновалась Эшли.

С ней надо быть осторожнее, не провоцировать: так напряжена - того и гляди забьется в истерике!

- Вряд ли снимала именно Робин, - промолвила я. - Она на многих фотографиях. И люди на снимках не позируют. Стало быть, снимки делались скрытно, без спроса.

Я еще раз перебрала всю пачку. Две фотографии Пейтон в ее роскошном свадебном платье.

Еще фотография - Пейтон в саду особняка в вечерних сумерках страстно целуется с Дэвидом.

На других снимках - гости беседуют, танцуют. Снята каждая из подружек невесты.

Стоп.

Сняты все подружки невесты - за исключением одной.

- Похоже, снимала не Робин, а Джейми, - сказала я. - Одной только Джейми нет на снимках. И теперь я вспоминаю - у нее в тот день был собственный фотоаппарат. Крохотный "Никон" со всеми возможными наворотами. Помню, я даже пошутила, что ей не стоит оставлять без присмотра такую дорогую игрушку.

- Ну и что из этого всего следует? - спросила Эшли и тут же ахнула: - Боже мой! Все понятно! Джейми попросила Робин спрятать у себя эти снимки!.. Вот-вот, я же говорила! Разве это не странно? И на свадьбе было что-то странное - Джейми это обнаружила, рассказала Робин и отдала ей снимки!

Эшли забегала по комнате, смешно потряхивая головой - как собака со старым тяжелым башмаком в пасти.

Но она права: было что-то нехорошее в том, что Джейми прятала свои фотографии у Робин. И слово "прятала", наверное, вполне уместно. Не того качества фотографии, чтоб их дарить или хотя бы дважды разглядывать. Да и лежали они как спрятанные - под другими бумагами. Эшли, к примеру, их даже не нашла.

Пока Эшли носилась по комнате с воображаемым башмаком во рту, я внимательно рассмотрела конверт. Название и адрес фотомастерской в восточном Манхэттене. Как раз там и жила Джейми. Стало быть, именно она проявляла снимки. А потом зачем-то привезла подруге в Гринвич.

- А почему бы не предположить, - сказала я, - что снимки просто не нравились Джейми или стали ей неприятны - после всех обид со стороны Пейтон. Вот она и отдала их Робин, которая более склонна к сентиментальным воспоминаниям.

Мне самой эта версия показалась слабой. А Эшли даже не прекратила нервно расхаживать по комнате.

- Нет, тут больше, - бросила она через плечо. - Тут больше. Джейми увидела то, что не должна была увидеть. Поэтому и спрятала фотографии у Робин. Она чуяла опасность.

- Эшли, хватит мелькать! Успокойся.

Я запихнула конверт с фотографиями в свою сумочку.

- Раз я обещала во всем разобраться - разберусь, - сказала я голосом солидной тети - тем голосом, которым я обычно разговариваю с детьми. - Ты, случайно, не подскажешь, как мне связаться с двумя другими подружками невесты?

- Пруденс живет в Лондоне - туда послали работать ее мужа. Впрочем, она была старшей подружкой - возможно, это ее исключает из… из очереди. А что касается Маверик, она в Нью-Йорке. Именно ее агентству Пейтон поручила рекламно-информационное освещение работы своей фирмы. Где Маверик живет и как с ней связаться, понятия не имею. Но достаточно спросить Пейтон или найти в справочнике агентство "Маверик пиар".

Тут я предложила спуститься и ехать в "Айви-Хилл".

Хотя я уверяла Эшли, что нечего гнать волну, находка фотографий меня саму разволновала. Вполне вероятно, что Джейми действительно увидела во время свадьбы нечто из ряда вон.

И даже зафиксировала это на пленку.

И вынуждена была прятать фотографии.

И поделилась информацией с Робин - поставив и ее под удар.

Эта логическая цепочка выглядела убедительно. Два убийства - ее "нормальное" завершение.

Однако что могла увидеть Джейми на свадьбе добропорядочной Пейтон с нудным биржевиком Дэвидом?

Это ведь не гулянка какого-либо мафиози, на которой можно такое подглядеть или подслушать, что у хозяев один выход остается - тебя ногами в цемент и в реку!

Я даже не могу сказать, что я терялась в догадках. У меня не было никаких догадок. Ни одной.

Я сама только что видела эти фотографии. Совершенно невинные.

Мы договорились с Эшли, что каждая поедет в своей машине. Ее была припаркована неподалеку от моей - на задах мэрии.

Я села в свой джип и ждала, пока Эшли закидывала несколько сумок с образцами обивочного материала на заднее сиденье "мерседеса".

Вдруг рядом с Эшли - словно из-под земли вырос - появился высокий блондин лет тридцати пяти и заговорил с ней. Явно не какой-нибудь опасный проходимец. На блондине были дорогое синее строгое пальто и клетчатый шарф - униформа дельца высокого полета.

Эшли выслушала его с надменным выражением лица, затем скорчила презрительную мину, сердито отрицательно замотала головой и что-то сказала. Возможно, это сосед, и у них перепалка из-за места парковки. Так или иначе, Эшли быстро села в "мерседес" и захлопнула дверцу. А тип в синем пальто двинул к своей машине - в черных полуботиночках по местами глубокому и грязному снегу.

Ферма Пейтон находится в самой северной части города - ее иногда называют Задворками.

На этих Задворках стоят особняки мультимиллионеров и конюшни - многие местные толстосумы сдвинуты на конном спорте.

Назад Дальше