Среди публики было много преуспевающих людей. Зал был битком, включая эксклюзивные места, к которым проводил меня одетый в форму билетер. Айриса и Глая к этому моменту исчезли. Я осталась сама по себе сидеть на роскошном плюшевом кресле, и все вокруг меня, респектабельные и изнеженные, сверкали; все, кто видел меня, не сомневался бы и доли секунды, что я тоже богата и изнежена.
Огни погасли, только рампа над сценой осталась светить. Воздух наполняли ароматы, но не наркотических средств. На нем были темно-красные одежды, будто вино в дымчатом бокале, или закат под пологом ночи.
Он сыграл нам на гитаре и спел песню. Легкое начало, вводящее в заблуждение. И хотя песня была очень известной (большинство из нас слушало ее вот уже около шести месяцев), естественно, она никогда не звучала так. Вы спросите, каков голос Верлиса? Возможно, вы никогда не слышали его. Мое музыкальное образование скудно. О книгах я знаю больше. Думаю, его голос более всего походит на клавишный инструмент. У него широчайший диапазон, как у инструмента. Но в глубоких нотах слышалась жаркая, роковая тьма, а промежуточный тембр скорее отдавал теплом. Да, голосовые оттенки тех же цветов, что и его собственные. Наверно, в этом вся причина такого моего восприятия.
Он заставил и гитару звучать как второй голос, или даже голоса. Они пели рядом с ним, сливались в гармонию и украшали его, отбрасывали собственное эхо и свои прологи, будто тени, падающие от движущейся лампы.
Закончив петь, он исполнил гитарное соло. Это было что-то классическое, я думаю, испанское или итальянское. Ритм звучал как галоп лошади. Казалось, будто две или три гитары играло синхронно: шесть рук, восемнадцать струн, и где-то отбивали несуществующие барабаны. В это же время из глубины сцены начал появляться оркестр, словно игра Верлиса вызвала его из небытия.
Теперь ударные действительно материализовались, целая секция перкуссии, даже колокольчики и тарелки. Были и ряды высоких стоек с насаженными на них флейтами, будто затаившимися змеями, и те завитые рожки, названия которых я не знаю. Две скрипки (как у уличных музыкантов в переходе, и других видов) тоже покоились на стойках, а их смычки были как-то закреплены поперек инструмента. Четыре гобоя появились с одной стороны, и две лютни - с другой. Пианино, блестящее серебром, поднялось из середины сцены.
Я - или мы? - подумали, что остальные музыканты теперь выйдут из-за кулис.
Верлис завершил соло, и еще более сильная волна аплодисментов взрывом взметнулась к высокой крыше холла. Он заговорил с нами, поблагодарил нас, как король. (А я не сказала? Там не было ни микрофона, ни акустической поддержки… его голос, музыка звучали только в потайной комнате твоего разума, и в то же время распространялись вширь как небо).
- Я хотел бы сыграть Вам, - сказал он, - песню, которую написал прошлой ночью.
Ряды людей на бархатных, или из искусственного бархата, сиденьях затаили дыхание. И Верлис сказал:
- Эта песня для Вас.
Едва слышный шепот. Для меня это прозвучало как стон удовольствия во время поцелуя.
Затем снова воцарилась тишина, в которой он пел и играл.
Он играл… за весь оркестр.
Вы были там? Вы помните? Помню ли я? Не уверена. Это… Давайте скажем так: мне рассказали, как все было. Нет, я имею в виду не то, что он мне рассказал. Что-то во мне подсказало… Я не знаю, о чем я.
Чип был в каждом инструменте и отвечал за его контроль. Нечеловеческий мозг Верлиса математически расставлял и размещал каждую ноту, каждую частичку музыкальной структуры, не единожды не притронувшись физически к инструментам. Лютни, флейты на подставках, скрипки, едва касавшиеся струн смычки, барабаны и колокольчики. Он, по примеру дирижера прошлого, занимал место за фортепиано. Все остальное подстраивало свою партию и темп под него.
Лицо его походило на безмятежный, улыбающийся лик статуи.
Лучшие места, как вы понимаете, находились близко к сцене. Наверно, пока он играл, я сидела в каких-нибудь двадцати футах от него. Когда бы я ни говорила о нем, я испытываю это принуждение снова и снова описывать его: то, как он сильно походил на живого мужчину, и в чем отличался, и как я (эгоистично) сравнивала себя с его телесностью и личностью, - как можно сравнить нить накала и Солнце.
Песня, которую он написал, была лучшей из когда-либо созданных. И оркестровый аккомпанемент, будто архитектура звука, вырастал, возвышался над концертным залом. Так казалось.
Затем он играл и другие вещи. В одном месте он даже спросил, есть ли какие-то пожелания, и все, что ему ответили, безумно выкрикивая из зрительного зала, он исполнил и, пропуская через сердцевину Верлиса, тут же превратил их во что-то блестяще-новое и совершенное.
Последовал получасовой антракт. Я боялась, что люди из МЕТА, или роботы, соберутся вокруг меня и будут принудительно сопровождать в бар или в дамскую комнату. Но никто не появился. Я вышла в гордом одиночестве и выпила водки на людной террасе. Все обсуждали его. Никто не казался ни испуганным, ни даже задетым. Все прекрасно знали, кем он был и кем не был. И что тут он только ради них.
Когда все стали возвращаться в зал, я не намеревалась последовать за ними. Но все же пошла. (Никто не принял от меня оплаты за напиток. Мне просто дали стакан на маленькой белой подставке, на которой значилось "МЕТА"). И потому я рассудила, что, если не вернусь сама, меня вполне вероятно заставят это сделать. Может, и нет.
Вторая часть концерта была похожа на первую, но усталости не ощущалось. Выступление не стало монотонным. Оно было изменчивым, но в то же время оставалось одним. Как чертово море Джейн.
Я часто думаю о нем в тех частях книги, где он путешествует с Джейн по улицам города. Думаю о том, как он поет, молодой мужчина. Чудесный, искусный и умный. Выдает себя за человека. Я думаю об этом. Это как с далекими звездами, которые, если увидеть их вблизи, оказываются огромными и пугающими, пылающими, ярко пылающими.
Не хочу больше писать об этом концерте. Простите меня, если считаете, что я должна. Я говорила: я не писатель. И мне все равно. Я просто не могу. Да и, возможно, вы, каким-то образом, могли там быть. Или вам гораздо легче будет представить все, если я заткнусь. В любом случае, так мы подходим к окончанию концерта.
Когда зал опустел, я все еще оставалась сидеть на своем плюшевом кресле. Подумала, что нет никакого смысла пытаться скрыться, потому что теперь уж точно кто-то мог появиться, так и произошло.
Разумеется, это был Шарффи, в отталкивающе изысканном костюме-однушке.
- Лоурренн, - протянул он, - как совершенно потрясающе выглядишь ты, ma belle chere. И я вовсе не удивлен. Терпеливо ожидаешь, - как это благоразумно. - Он сделал пригласительный жест в сторону ступенек и, когда я поднялась с места, провел меня через два или три ряда к краю сцены. Небольшая, мостоподобная штуковина тихо протянулась, соединяя просцениум со зрительным залом - видимо, он подмигнул. - Проще пройти прямо за сцену, избежим топчущегося стада.
Мы пересекли свободную сцену, где Серебряный Верлис только что играл и пел свой концерт, и вышли за кулисы.
Тусклый коридор, затем лестница. Концертный зал был построен в старом стиле как снаружи, так и изнутри. Иронично, что он играл здесь. Или хитро.
- Маленькая вечеринка, - мимоходом предупредил Шарффи.
Вечеринки. Они преследуют эти книги - ее, мою. Пересмешки.
Неожиданно мы вышли в помещение с современно отделанным интерьером, с широкой стеклянной чашей крыши над головой; вероятно, под куполом. Сквозь стекло был виден дрейфующий в черноте Астероид - странная рыба.
В комнате были люди, но немного. Все они были отлично одеты, лоснящиеся как начищенная щеткой шесть выдры. Драгоценности сверкали, хрусталь звенел, и призрачные пары сигарин распускались в воздухе.
- Шампанское, mais naturellement, - сказал Шарффи, вдавливая бокал мне в руку.
Все восемь роботов были тут.
Серебряные, астерионовые, медные, золотые. В отличие от сна, никто из них не смотрел в мою сторону. Они простодушно смешались с гостями. И он - Верлис, - все еще в своих темно-красных одеждах, тоже смешался.
- У нас припасен маленький сюрприз для него, - сказал Шарффи. - Хотя его и предупредили, что нужно ожидать… кое-чего.
Бокал чуть не выпал из моих рук. Я поняла, чем должен был оказаться ожидаемый сюрприз, и в этот момент он появился.
Открылась дверь, и в комнату вошла женщина. Ее сопровождал мужчина, но я не заметила его сразу. Она оказалась выше, чем я ожидала. Но, наверное, она подросла на несколько дюймов; в конце концов, тогда ей было всего лишь шестнадцать. Ее волосы оказались снежно-белыми, того типа, на котором появляется серебристый отлив. (Серебряный). Стройное тело облачало очень простое, длинное, темное платье, никаких украшений. Она не выглядела богатой, равно как и радостной. Нерешительно она прошла пару футов, люди МЕТА скопились вокруг нее, затем голова ее поднялась, и зеленые глаза обратились к тому месту, где стоял Верлис, разговаривая и смеясь с компанией мужчин и женщин.
Если на ней и была косметика, то она не смогла скрыть ее бледности.
Шарффи бормотал мне в ухо, как будто нам нужно было быть осмотрительными:
- Не знаю, в курсе ли ты, кто это, но, я думаю, ты можешь знать.
Я могла бы уклониться от прямого ответа. Но не стала.
- Джейн, - ответила я.
- Да, Джейн. L’heroine extraordinaire. Знаменитая Джейн, которая написала Книгу о знаменитом Сильвере, который теперь еще более известен как Верлис. Ах, - вздохнул Шарффи, - прости меня, я на минуту. Они проводят ее.
Меня бьет дрожь, пока я пишу это. Тогда я не могла и двинуться. Наверно, я что-то хрюкнула в ответ, может, и нет, это неважно, ведь Шарффи не нуждался в моем разрешении.
Стоя с зажатым в руке бокалом, которому нельзя было дать упасть, я наблюдала за тем, как облако ребят из МЕТА двинулось будто под порывом ветра на светловолосую девушку в темном платье, вынуждая ее пройти через комнату, мягко расчищая ей путь, так что в конце она оказалась прямо перед ним, он - перед ней, окруженные людьми как рвом. Я видела, как мужчина, не Шарффи, представил их друг другу. Иисусе, как он это сформулировал? "Скажи-ка снова привет, Джейн, своему мертвому любовнику. Верлис, это та дама, которая однажды полюбила тебя, купила и чуть не умерла за тебя".
Верлис смотрел на нее сверху вниз, в самые глаза. Этот его полный внимания вид, сострадательный и заинтересованный. Ее же лицо было лишено эмоций. Без сомнения, она тоже видела его этим вечером, слушала концерт. Уменьшило ли это теперешнее потрясение, или усугубило?
Она что-то сказала ему. Из них двоих она заговорила первой. Я подумала, что она всего лишь сказала: "Привет".
Верлис потянулся и взял ее за руку. И стоял спокойно, держа ее руку в своей. (Да, я помню, как он так же держал меня).
Если я застыла, то они казались окаменевшими. Они просто стояли, держались за руки, глядели друг на друга. Затем Верлис заговорил с ней. Я не умею читать по губам, но я прочла: "Ты должна дать мне время". Вот что он сказал. А она покачала головой, говоря "Нет", - просто отрицая все это: прошлое, настоящее, будущее. Или мне так показалось. И затем Верлис повел ее прочь из комнаты, к одной из дверей, ведущих куда-то в другое помещение. Она не сопротивлялась. Они вышли, и никто из этой толпы зевак не последовал за ними. Я слышала, как какой-то кретин елейно пробормотал:
- Он с ней раньше был знаком, понимаешь. Разве это не сентиментально? Что же она чувствует?
Я привела в действие суставы моей руки и челюстей, и заглотила разом весь напиток. Очень осторожно поставила бокал.
Снова рядом материализовался Шарффи.
- Лорен, ты это видела? Какой изумительный момент! - Казалось, он не обращал внимания на то, что я могла чувствовать или подумать, но, подозреваю, на самом деле, он все примечал для фирмы. - Вот дерьмо, ты посмотри на того парня, с которым она пришла. Он не собирается скандал тут устроить? Разве он не знал?
Спасибо ткнувшему пальцем Шарффи, я заметила человека - спутника Джейн. Это был стройный, приятно выглядящий мужчина, неплохо но буднично одетый. Его длинные, светлые волосы были убраны назад, открывая лицо. Неожиданно многие люди из МЕТА начали с ним разговаривать, и вид у него был как у опасного и напуганного животного, попавшего в ловушку. Но он взял предложенный ими бокал шампанского и проглотил содержимое, прямо как я.
- Там зарезервированная гостиная, - сказал Шарффи. - Туда они пошли. Дадим им уединиться минут на десять.
- Всего на десять? - по-идиотски переспросила я.
- Конечно. Для начала. Un petit peu. И за ними наблюдают, разумеется, - он наградил меня своей жуткой улыбкой. - Мы не такие уж бессердечные, Лорен, как ты о нас, похоже, думаешь. Но нам необходимо знать.
Я подумала: "Верлис сказал мне, что может блокировать ваш надзор". Делает ли он это сейчас - блокирует вас и кормит какими-то не относящимися к делу банальностями? И, на самом деле, занимаются ли они там любовью… занимаются ли - этим актом, который мы с ним совершали на бирюзовых простынях? Этим они занимаются? Или они рыдают (Может ли он плакать? Изображать?) в объятьях друг друга?
Как может он не полюбить ее снова?! Она была той причиной, что побудила его душу проснуться. И она красива, редкостно красива.
Зачем им нужно, чтобы и я здесь видела все это?
Шарффи заговорил:
- Вот что я тебе скажу, Лорен. Давай-ка мы прокатимся с тобой, что скажешь? В ближайшее время я никому не понадоблюсь. Давай подышим воздухом.
Он хочет повредить меня и забрать, наконец, свое после вложений в тот первый вечер нашего знакомства. Вот почему я тут: для Шарффи. Только слабоумный бы решил, что меня сюда позвали ради Верлиса.
Выхода никакого нет. Давай, Лор, ты взрослая девочка. Ты же знала, что тебе придется расплачиваться.
Верлис с Джейн. Все кончено. Так что пускайся обратно в свое мусорное путешествие по свету.
Он стоял на улице, Ориноко Пракс, и я нырнула в белое меховое сиденье.
Мы поехали в деловую часть Богемии, в какой-то бар. В моей памяти остался его мрачно-коричневый цвет, и свет ламп, испачканных и затертых, как у старых светильников на прогорклом масле из фильмов. Так не могло быть на самом деле, правда?
Он болтал без умолку. Я предпринимала попытки отвечать ему. О чем мы говорили? Ни о чем. Все, как всегда, о Шарффи, о его ранней, бесполезной жизни. Я не верила, что такая у него вообще была. Однако, очевидно - он не робот, и кажется, будто он выпрыгнул, полностью сформировавшись в своей ограниченной цельности, из какого-то своеобразного яйца. Он пил, и я тоже пыталась. Алкоголь не помогал. Часть меня болезненно умирала изнутри. Часть, которая хотела Верлиса.
Из миазмов вырвался вопрос Шарффи:
- Обедать будем?
Я ответила, зная, что едой я лишь подавлюсь:
- Я не очень…
- Ну что ж. Тогда, почему бы нам не вернуться к тебе?
Вот оно пялится на меня из мрака.
- Почему бы и нет, - с легкостью ответила я.
И мы поехали ко мне, Эйс Авеню, 22–31, которой на самом деле нет. Когда мы уже собирались войти в дом, я почти готова была развернуться и бежать прочь по улице. Но это глупо. Выхода никакого нет.
У него была еще одна бутылка шампанского, которую он с ужасающим знанием дела открыл на кухонном узле. Он принес мне спиртное в одном из стаканов для воды, других у меня не было. И тут же закрыл мне рот своим ртом, положив ладонь на грудь. Мои руки скользнули, обнимая его, и я сдалась.
Где-то через минуту, Шарффи отодвинулся. Он ухмылялся, погрозил мне пальчиком.
- Дай-ка я угадаю, - сказал он, - ты не хочешь этого делать.
- Все в порядке.
- Нет, не в порядке. Ты не хочешь, mon ange.
Он не выглядел угрожающе, скорее опять играл в доброго дядюшку, забавлялся. Поэтому я ответила:
- Просто я…
- Просто ты не хочешь. По крайней мере, со мной. Так?
- Ох, если ты думаешь, что это из-за…
- Из-за Верлиса. Да, именно так я и думаю.
- Да ладно, не будь таким…
- Эй, думаю, пришло время быть откровенными друг с другом, ты так не считаешь? Нет? - Он, уже меньше похожий на дядюшку, обдумывал что-то, стоя на ковре моей квартиры от МЕТА и попивая шампанское мелкими, лекарственными глоточками. Затем сказал: - Ты же читала эту дрянную Книгу, да? Признайся. Мы знаем, что ты читала траханую Книгу.
- Да.
- Не слышу тебя, ma chere.
- Да, читала.
- И ты сошла от него с ума - от Сильвера, Верлиса - и до сих пор сходишь. А теперь он тебя и в постель уложил, что еще хуже. Вероятно, ты уже никогда не сможешь "переварить" кровь и плоть. Такое возможно. Хотя, конечно, теперь наша Джейн появилась со своим дружком. Это меня интригует. Но, с другой стороны, вы все по-своему меня интригуете. N'importe, я понимаю. Вот что я тебе скажу, пойди и выгляни вон в то окно.
Я сделала, как он сказал. Внизу, на улице, неуместный как тираннозавр рекс, Ориноко неуклюже жался к обочине. Рядом с ним, невесомо прислонившись, стояла стройная, безупречно сложенная женская фигура. На ней было короткое белое платьице, а по спине спускались пшеничные волосы. В темноте ее медная кожа казалась покрытой искусственным загаром.
- Все верно, - прокомментировал Шарффи, стоя рядом у окна. Он помахал, и грациозная фигура внизу так же грациозно помахала ему в ответ. - Шина, - добавил он на случай, если я не сообразила. - Понимаешь, я тоже пристрастился к ним. К женским особям, само собой. Шина и Айриса мои любимицы. И время от времени я с ними развлекаюсь. Как ты видишь, Лорен, я не сильно ранен, получив отставку от такого тощего, маленького poubellec лисьей мордочкой, как ты. Нет, ma chere, ты действительно и рядом не стояла с любым из этих роботов.
Я отступила от него. Он отошел, забрал шампанское и открыл входную дверь.
- Но МЕТА остается благодарной, Лорен. Много информации; ты была очень полезной. Мы очень многое узнали. Так что квартира все еще в твоем распоряжении в течение года, как и все остальные блага. Как это платье на тебе, что мы подарили. Немножко получше того старья, что я видел на тебе, да? И если ты хочешь знать: нет, малышка, ты меня больше не увидишь, по крайней мере, не в этой твоей жизни и не в этой твоей постели. А теперь, ему нужно заняться другими, более важными встречами на сегодня.