* * *
Он все равно уезжает. Я повторяла себе это весь день, глядя на то, как он ест, как заинтересованно кивает, не понимая ни слова из того, что ему говорят, как он пытается соответствовать. Разве нельзя провести один последний вечер без душераздирающего прощания? Андре неправ, и дело вовсе не в том, расстанусь ли я впоследствии с Сережей, тем более, что он все равно уезжает. Почему так важно, чтобы я бросила его именно сейчас? Я поговорю с ним в Москве. У меня просто нет сил сделать это здесь, в Париже. А вот в Москве у меня не будет сил НЕ сделать этого. Хотя Андре - это несерьезно. Андре - это сумасшествие, минутный порыв, затянувшийся приступ аритмии.
Мама смотрит на меня с подозрением, словно догадавшись, что под внешне спокойной, недвижимой оболочкой клокочет готовый взорваться вулкан. Может быть, я как-то по-другому улыбалась в тот момент? Может быть, меня выдавали дрожащие руки? Мы стояли на террасе с обратной стороны дома, часть гостей оживленно обсуждали новую эстакаду, которую должны были открыть неподалеку от этого района. Кто-то лениво потягивал коктейли. Я видела Марко и Орли, ворковавших в саду, в тени деревьев, но нигде не видела Андре. Габриель периодически мелькала среди гостей, учтиво улыбаясь. Кто-то негромко, но заразительно смеялся, но я так и не поняла над чем. Мы переходили от стены к стене, пили вино. Меня поражало то, как тихо и гладко проходит этот прием, поэтому, когда мама вдруг спросила меня, что со мной такое творится, я удивилась.
- Ничего такого со мной не творится.
- Рассказывай тоже! Вы что, поссорились с Сережей? Ты избегаешь его, я же вижу. Услала за какими-то салфетками.
- Мне просто понадобились салфетки! - фальшиво возразила я.
- А до этого десять раз сходить в туалет, уйти в другую комнату, где не так жарко, потом вернуться сюда, где не так холодно? - мама рассмеялась и махнула рукой. - Не волнуйся, ты же знаешь, я совсем не люблю твоего Сережу… и если он тебе надоел…
- Ничего я не избегаю, - перебила я колко, не желая признавать очевидной правды. - И вообще, не считаешь, что нам пора уезжать? Ты ведь выяснила все вопросы со своим продюсером?
- Он взял мои координаты. Знаешь, что это означает? - переспросила мама с неожиданной горечью. - Что это значит, когда тебе говорят, что перезвонят?
- Что перезвонят?
- Черта лысого! Говорила я, нужно было сначала делать операцию. Мы торчим тут безо всякого смысла, и чем дольше торчим, тем скорее мне придется браться за роли старух!
- Так поехали в отель, - пробормотала я, но мама посмотрела на меня, как на полоумную. Конечно, она не имела в виду этот конкретный момент, она говорила обо всей жизни.
Сережа вернулся к нам, держа в руках пачку совершенно не нужных мне салфеток, и я тут же безотчетно отвернулась, принявшись разглядывать орнамент резных перил. Я избегала его взгляда, мне было страшно, что он поймет все по одному только безумному блеску глаз. К моему удивлению, Сережа подошел и взял меня за руку.
- Пойдем со мной! - сказал он. Я вытаращилась на него и огляделась, ища разумное объяснение столь странному поведению. - Пойдем, это сюрприз. Ну же! - Сережа улыбнулся так, словно где-то в доме у него был запрятан улов от удачной рыбалки.
- Я не люблю сюрпризов, ты же знаешь, - пробормотала я, но Сережа продолжал тянуть меня за собой, как упирающегося бегемота. Мама хмыкнула и пошла в другую сторону, для нее все это было только шалостями, детской игрой. - Куда мы идем?
- Увидишь! - воскликнул он тоном, не допускающим сомнений в том, что сюрприз мне понравится. Мы шли довольно быстро, и мне оставалось только догадываться, с чего это вдруг Сережа так хорошо ориентируется в доме, где никогда раньше не был. Особняк семьи Де Моро снаружи казался меньше, чем был внутри. Внешняя стена его относилась к одному из трех крыльев дома, и сейчас мы с Сережей поднимались по лестнице в правое крыло явно не предназначенное для посторонних глаз.
- Ты с ума сошел? Нам сюда нельзя! - прошипела я, но Сережа затащил меня наверх и только потом отпустил мою руку. Мы стояли в коридоре явно жилого этажа, когда он вдруг обнял меня и прижал к себе, заглянув в глаза с наивной уверенностью во взаимности своих чувств. Мы провели вместе два года, и он ни разу не спросил меня, что я чувствую, не сказал, что любит меня. Это подразумевалось. Подразумевалось.
- Ты вечно всего боишься, Дашка. Поцелуй меня, ну же! Когда еще мы попадем в такой дом?
- Сережа! - я попыталась вырваться, но он держал меня крепко. Я покраснела от напряжения, прикусив губу, и отвернулась, избегая поцелуя. Неожиданно я заметила, что на дальнем конце коридора стоит Андре. Что он видел? Что он вообще тут делает?
- На нас смотрят! - прошипела я, выразительно глядя на Сережу.
- Кто? А, этот доктор? Я знаю, что он тут! - Сережа с неохотой отпустил меня и кивнул Андре. Я смотрела это, как какой-то сюрреалистический сон, фильм, в котором невозможное смешивается с повседневным, и можно ожидать, что часы стекут по стенам, как разлитое молоко, а чашки заговорят голосами персонажей из мультфильма. - Ты какая-то странная! Я хотел показать тебе картины. Тут целая куча всяких примитивистов, как раз как ты любишь. Этот Андре был так любезен, пригласив нас наверх…
- Картины? - Я спрашивала Сережу, но смотрела на Андре. Его глаза были холодны, он стоял, не шевелясь, в дверях помещения, оказавшегося домашней галереей.
- Оригиналы, - заверил меня Сережа. Я шла за ним, как на автопилоте. Андре галантно пропустил нас вперед и холодно улыбнулся.
- У нас неплохая коллекция, - заметил он. - Кто вас интересует? Я могу рассказать.
- Это Даша любит всю эту… живопись. Я-то, если честно, к ней равнодушен, - беспечно пожал плечами Сережа.
- Серьезно? - спросил Андре с таким неподдельным интересом, что мне захотелось ударить его по лицу. - А что вы любите? Футбол?
- Ну, не без этого, - улыбнулся Сережа, и тут они принялись, как ни в чем не бывало, обсуждать последние новости чемпионата мира, каких-то игроков, команды, ставки. Они говорили, как старые добрые друзья, и Сережа искренне восхищался прекрасным русским Андре. Да, сказал Андре. Зовите меня просто Андре. Да, я бывал в России. Арбат, Третьяковка, Кремль. Красивый город.
Андре лгал спокойно, уверенно и красиво, словно делал это всю жизнь. Наверное, в таких семьях, как его, с самого детства учишься скрывать свои чувства, именно это умение и делает тебя аристократом. Благородство, сдержанность и умение скрывать свои чувства в любой ситуации. И эта заинтересованная поза, непринужденный разговор, двойная игра, тройная игра, холодный расчет.
- Не желаете ли выпить чего-нибудь? - спросил Андре, открывая дверь в библиотеку. Просторное, залитое вечерним светом помещение с мягким шелковым ковром на полу так и манило упасть в объятия кресел, отдаться придуманным книжным мирам.
- Только если вместе с вами! - воскликнул Сережа. - Вино?
- У меня тут есть кое-что поинтереснее, чем мамины коктейли. Знаете, все считают, что французы помешаны на вине, но на самом деле мы знаем толк и в напитках покрепче. Коньяки, к примеру. Не желаете попробовать? Есть интересные образцы.
- Не откажусь. Даш, ты не против? - спросил Сережа неуверенно. Я распрямила плечи и облизнула губы. Я смотрела на Андре.
- Я и сама выпила бы с удовольствием. Коньяки - это как раз то, чего мне не хватает в это время дня.
- Ты серьезно? - переспросил Сережа тихо, и я кивнула. Андре посмотрел на меня с подозрением, повисла долгая неловкая пауза, после которой он подошел к темному секретеру и вынул оттуда одну из многочисленных бутылок. Достав три широких бокала, Андре плеснул в каждый изрядную порцию темной золотистой жидкости.
- Прошу, - он галантно протянул нам по бокалу.
- За что выпьем? - спросил Сережа. Андре не сводил с меня глаз.
- Зачем нужны тосты? Давайте выпьем просто так! - я зажмурилась и опрокинула бокал, допив обжигающую терпкую жидкость до последней капли. Когда я открыла глаза, и Андре, и Сережа изумленно смотрели на меня. Я рассмеялась и протянула бокал Андре.
- Вот так пьют у нас в России, - бросила я. Андре принял мой бокал и тут же наполнил его снова, словно испытывая мое терпение. Сережа неуверенно отпил глоточек, но затем все же спросил у меня, все ли в порядке.
- Боишься, что я не смогу держать себя в руках? - спросила я, но не у него, а у Андре, снова принимая из его рук наполненный бокал.
- Надеюсь на это, - ответил он. Сережа растерянно переводил взгляд с меня на Андре, а я одним махом осушила второй бокал.
- Тебе, наверное, хватит, Даша, - пробормотал Сережа, забирая бокал из моих рук. Я на секунду замерла, позволяя себе насладиться тем, как великолепный яд проникает внутрь, воспламеняет меня, оглушает мягко, но ощутимо.
- Хорошие картины, как раз как я люблю. Сережа, кстати, я тебе изменила. Как раз с Андре Робеном, - сказала вдруг я, отчетливо проговаривая каждое слово. Сережа, кажется, не понял меня, а Андре подтянулся, выпрямился и отставил бокал, содержимого которого так и не тронул. Сережа посмотрел на меня растерянно, по инерции продолжая улыбаться и беззвучно шевеля губами. Затем улыбка исчезла, рассеялась, и в глазах проступила боль. Тишина становилась слишком громкой, она буквально била по ушам. Сережа огляделся, словно ища скрытую камеру или что-то вроде того, а затем сказал тихо:
- Что за глупые шутки, Даша?
- Какие уж тут шутки, - ответила я, пересекая комнату. Я подала пустой бокал Андре, и тот тут же наполнил его снова.
- Ты говоришь серьезно? - Сережа вдруг повернулся к Андре. - Она говорит серьезно?
- Боюсь, что да, - кивнул Андре. Он держался спокойно, словно речь шла о чем-то хоть и неприятном, но вполне нейтральном. Как о полученном за неправильную парковку штрафе, который необходимо оплатить и забыть.
- Я не понимаю… Даша, что это все значит?
- Что именно ты не понимаешь? - удивилась я. - Я изменила тебе. Так вышло. Мне кажется, тут нет никакой необходимости что-либо уточнять. Впрочем, если ты настаиваешь на подробностях… Андре может тебе рассказать. Он прекрасно говорит по-русски, как ты заметил.
- Что? Что ты несешь? - волна ярости поднялась, наконец, и Сережа повысил голос. - ЧТО ТЫ НЕСЕШЬ? Ты свихнулась, да? Совсем свихнулась тут?
- Думаю, что да, - кивнула я, не без удовольствия заметив, как в лице Андре промелькнуло беспокойство. Сережа повернулся к нему.
- Получается, вы трахались, да? Она переспала с вами? И что, это так принято тут, в вашей долбаной Франции, чтобы приглашать на обед всю дружную семью?
- Думаю, вам лучше уйти, - сказал Андре.
- Мне лучше уйти? Это вам лучше, чтобы я ушел. Тихо извинился и убрался восвояси. Так, блин? Да, Даша? Ты тоже хочешь, чтоб я ушел? Так будет лучше, если я оставлю тебя с ним? Чтоб ты продолжила мне изменять? - в его голосе появились визгливые интонации, но странным образом, мне не было ни страшно, ни неудобно. Словно что-то волшебное было подмешано в этот старый, выдержанный коньяк, и я смотрела на происходящее с интересом стороннего зрителя. Старое французское кино. Андре хотел этого, посмотрим, что он будет делать теперь. Может быть, они подерутся? Интересно, кто окажется сильнее? Сережа высокий, плечистый, но я знаю, что за этим не стоит реальной силы Он никогда не был серьезным фанатом спорта. Андре тоже высок, но сложен изящнее. Тонкие пальцы, резко очерченный контур плеч - но он силен, я испытала это на себе, я знаю, как сильны его объятия. На кого бы я поставила? На Сережу?
- Я сожалею, что так вышло, - ответила я. - Сожалею. Господи, какое смешное слово - сожалею. Ни о чем я не сожалею, Сережа.
- Вот, значит, как… - процедил он, а затем вдруг пересек библиотеку и, раньше, чем я успела сориентироваться, замахнулся и ударил меня кулаком по лицу. О, да, ставить стоило на Сережу. Острая боль заставила меня закричать, я потеряла равновесие и отлетела назад, опрокинув бокалы. Раздался звон стекла, Андре бросился на Сережу, выкрутил ему руку и повалил на пол, лицом вниз, прижав коленом к полу. Сережа пыхтел и силился освободиться, а я смотрела на холодное, полное презрения лицо Андре.
- Не смей ее трогать, - произнес он, медленно разделяя слова на слоги. - Ни-ког-да, слышишь?
- А-а-а, пусти, свинья французская! - закричал Сережа, но Андре держал его крепко, зафиксировав намертво вывернутую руку. Мне стало страшно, я испугалась, что Андре сломает ее.
- Оставь его! - воскликнула я, поднявшись на ноги. Андре меня не слышал, я бросилась к ним. Я пыталась разогнуть его пальцы, один за другим, но у меня ничего не выходило. О, я пожалела о том, что устроила. - Оставь его! Отпусти его, Андре, - я чуть не плакала. - Я не хочу этого.
- Он ударил тебя. Он ударил…, - Андре придавил Сережу так, что, казалось, сейчас раздавит. Сережа закричал, и я тоже.
- И что? Я изменила ему!
- Пусти, черт!
- Андре разжал тиски, и Сережа с трудом поднялся, шатаясь и переваливаясь с боку на бок. Потом мазнул по мне диким, ошалевшим взглядом, но ничего не сказал и, развернувшись, молча вышел из комнаты. Я попыталась двинуться за ним, но Андре удержал меня. Я и не заметила, как слезы потекли по моему лицу. Андре прижал меня к себе и принялся целовать, стирая слезы губами, но от этого я зарыдала еще сильнее.
- Он бы все равно уехал. Он бы завтра уехал, - прошептала я, обвиняя Андре во всем, что произошло.
- Я не могу ждать до завтра, - покачал головой Андре.
* * *
Что это было? Помутнение рассудка? Я не чувствовала себя человеком разумным с тех самых пор, как увидела Андре. Жизнь стала такой непредсказуемой, такой острой и пряной, как блюдо арабской кухни. Я ходила по лезвию ножа. Как можно было верить в то, что я останусь целой и невредимой? В библиотеке стало тихо после того, как Сережа ушел. Куда он пошел? Может быть, именно в этот самый момент он кричит, стоя посреди роскошного холла, опрокидывает произведения искусства, вырывается из рук подоспевших слуг или охранников? Я не заметила, есть ли в этом доме охрана. Наверняка, есть. Но что бы ни делал сейчас Сережа, ударная волна от его действий сюда явно не добралась, и мы сидели на полу в полнейшей тишине. Андре достал из кармана чистый носовой платок, притянул к себе бутылку коньяка бог знает какой выдержки, смочил платок и приложил к моей щеке. Я вздрогнула и издала тихий стон - от спирта защипало. Мне не было видно, но я чувствовала - Сережа разбил мне лицо в кровь. Прекрасный хук справа.
- Больно? - спросил Андре, смачивая рану коньяком. Он делал это нежно, его глаза были такими внимательными, лицо взволнованным, а движения точными и профессиональными. Мне очень захотелось зарыться в его объятия и позволить себе не думать больше ни о чем.
- Все в порядке, - пробормотала я, пытаясь справиться с валящей с ног усталостью.
- Ничего не в порядке. Никто не может обижать тебя. Это неприемлемо, - слова Андре звучали сухо, но это только усиливало их смысл. По моему телу побежали мурашки, я посмотрела в его глаза и спросила четко:
- Никто, кроме тебя?
- Да! - с вызовом бросил он.
- Ты больше ничего ему не сделаешь. Пообещай мне.
- Он разбил тебе скулу, - прошептал Андре и поцеловал то место, где притаилась тупая боль - Твое прекрасное лицо. Ты - свободна, ты можешь делать все, что пожелаешь.
- Что, если я захочу уйти? - спросила я. Андре обхватил колени руками и посмотрел в окно, задумчивый, мрачный, красивый. Затем снова повернулся ко мне.
- Но я хочу, чтобы ты осталась.
- Почему? - вопрос прозвучал как обвинение. Этот вопрос жег меня изнутри, не давая покоя. - Когда я с тобой, это похоже на жертвоприношение. Я теряю себя, забываю обо всем, и каждый раз мне так трудно вспоминать все заново.
- Тебе не нужно ни о чем вспоминать. Почему тебе так сложно быть здесь и сейчас? Просто быть со мной.
- Посмотри, куда это меня привело! - Я обвела рукой комнату, смятый ковер, осколки стекла. Андре огляделся вокруг так, словно он в самом деле забыл, где мы находимся. Затем накрыл мои холодные пальцы своими ладонями, и я чувствовала их тепло. Мы сидели так, держась друг за друга, я дышала неровно, прерывисто, и шевелила губами, не зная, что сказать. Андре вдруг отпустил мои руки, и они безвольными плетями упали на колени. Затем он потянулся ко мне, встал на колени, приблизился и взял мое лицо в ладони. Он был так близко, что я чувствовала его дыхание кожей. Легкий аромат коньяка. Биение моего сердца. Сейчас он поцелует меня, и я ничего не могу с этим поделать. Я хочу этого, и я последую за ним, куда бы он меня ни позвал. Завтра я буду жалеть об этом, завтра может быть серым и унылым, и ничто уже не сравнится с этим моментом. Но "здесь и сейчас" опьяняло лучше самого дорогого коньяка, захватывало меня целиком, каждую мою клеточку.
- Останься со мной, - прошептал он, целуя мою нижнюю губу. - Отдай себя мне, я так хочу этого. Чтобы ты была моей, только моей. Твое гибкое тело, твое упрямство, твои губы… м-м-м… как вкусно, - он прикусил мне губу, совсем чуть-чуть, не больно, но чувствительно, и тут же впился в полную силу, захватив весь мой рот с жадной яростью голодного зверя. Я откинула голову назад и открылась его языку, позволив проникнуть глубоко внутрь и отдавая свои губы ему на растерзание. Легкие уколы его щетины заставляли меня вздрагивать, но я не отстранялась, желая куда больше того, что он делал, и ужасаясь собственным желаниям. Он еще едва прикасался ко мне, а я уже представляла нас обнаженными, видела нашу схватку, изнеможение и бесстыдство.
- Бери меня, я твоя, - прошептала я, желая, чтобы этот пожар внутри моего тела никогда не заканчивался. Андре отстранился, посмотрев на мое обезумевшее лицо, и его глаза хищно сверкнули.
- Надо убираться отсюда, - пробормотал он, помогая мне подняться. Ноги едва держали, я споткнулась и чуть не упала, но Андре поддержал меня, и мы оба рассмеялись, как два заговорщика. Держа меня за руку, он повел меня из библиотеки обратно в галерею, из которой мы через противоположный выход попали на залитый уходящим вечерним солнцем балкон.
- А как же мама? - вдруг вспомнила я. Она, наверное, с ума сходит. Хотя нет, не так. С ума сошла я.
- Ей вызовут машину, не волнуйся, - заверил меня Андре, спускаясь по увитой виноградом лестнице. Я сорвала ягоду и сунула ее себе в рот. Виноградина была большой, темно-фиолетовой и имела необычный сладкий вкус. Изабелла? Сквозь зелень листьев мне был виден весь сад за домом, с дорожками, цветами и гуляющими там людьми. Роскошный вид, от которого совсем не хочется отрываться. Как воришки, мы пробрались за кустами к выходу на улицу. Андре не отпускал меня, и, чтобы успевать за ним, мне пришлось сбросить свои ужасные туфли и нести их в руках. Выбравшись наружу через маленькую калитку, мы расхохотались, и Андре поцеловал меня, взяв лицо обеими ладонями. Он сиял так, словно к нему явился Дед Мороз и подарил долгожданную игрушку - прямо посреди лета. Андре поймал такси и долго объяснял водителю, куда нас следует отвезти, а водитель продолжал переспрашивать, повторяя одно и то же название, кажется, это был Форт Обервилье. Я удивилась.
- Мы едем не к тебе?
- Ко мне? Не сегодня. Доверься мне, - сказал он. - Я покажу тебе другой Париж. Ты удивишься.