Марта почувствовала, что щеки ее заливаются краской. Еще минута и отец благословит их - Кристенсен был уверен, что наконец-то появился достойный претендент на ее руку и сердце.
- Я был рад помочь, - произнес Бьерн спокойным голосом. Его слова разрядили атмосферу. - Ваша дочь, господин Кристенсен, очень талантливая художница.
- Что? Ах да, я в этом не сомневаюсь. Я всегда поддерживал это ее увлечение.
Лжец, подумала Марта, вспомнив, какие битвы ей пришлось выдержать, чтобы отец позволил ей пойти в художественный колледж, а не на курсы дизайнеров по интерьерам, куда он хотел ее направить.
- Ну, а что это за фреска, которую ты пишешь для Бьерна? - весело продолжил он. - Надеюсь, не одна из твоих сумасшедших картинок? Я абсолютно не понимаю все это современное искусство, - обратился он к Бьерну, ожидая поддержки. - И не понимаю, что в нем находят.
- Марта рисует Стокгольм времен средневековья, - ответил Бьерн, защищая ее и в то же время не вступая в спор с ее отцом.
- Неужели? И когда я смогу это увидеть? - поинтересовался тот с лучезарной улыбкой.
Марту охватило чувство паники. Она терпеть не могла показывать свои работы отцу - ему никогда ничего не нравилось.
- Работа еще не закончена, - выдавила она.
Он засмеялся.
- Ну ничего страшного!
- Я не люблю, когда мои работы видят в незавершенном состоянии, - проговорила она, жалея, что эта тема вообще была затронута.
- Но ко мне ведь это не относится? - не согласился он, начиная сердиться. - В конце концов, я же твой отец.
Дыхание ее участилось, когда она пыталась подобрать наиболее убедительный предлог для отказа.
- Я зайду завтра, - решил он. - И я обязательно посмотрю твою фреску.
Еще бы, ты ищешь любой повод, чтобы унизить меня, подумала она. Горькие слезы закипели в глазах. Мысленно она произнесла: ты так же обращался с мамой, но у нее хватило сил уйти от тебя. А так как ты мой отец, то мне никогда не удастся этого сделать.
- Ты допила кофе. Марта? - мягко спросил Бьерн. - Если ты готова, то нам пора идти. Благодарю вас за прекрасный вечер, господин Кристенсен. Надеюсь увидеть вас в ближайшее время.
- Конечно. Завтра утром, не так ли? Я улетаю отсюда в Лондон в час дня.
Мужчины встали, вежливо пожали друг другу руки. И наконец, к ее облегчению, Бьерн взял ее под руку и вывел из-за стола. Слезинка катилась по ее щеке, и Марта утерла ее рукой, не обращая внимания на размазавшуюся тушь.
- Теперь я понимаю, почему у тебя такие сложные взаимоотношения с отцом, - заметил Бьерн, когда они вышли на улицу. Воздух был прохладен и свеж.
Она бросила на него неуверенный взгляд.
- Да? - она еще пыталась защищаться.
- В самом деле. Он хочет, чтобы ты стала его копией, не обращает внимания на твой характер и склонности. Это большая ошибка.
- С чего ты вдруг решил? - Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь, пусть даже Бьерн, критиковал ее отца. - Ты его видел первый раз в жизни.
Бьерн холодно засмеялся.
- О, нет, я знал его всю жизнь. Он во многом похож на моего отца. Во мне это также вызывало протест. В результате в молодости я был абсолютно диким, и всю работу пришлось взвалить на себя моему брату.
Что-то в его голосе подсказало ей то, о чем он не говорил.
- Но ведь ты не чувствуешь себя виноватым в его смерти? - мягко спросила она.
- Конечно, чувствую. Стресс, слишком напряженная работа - вот что убило его. Если бы я помогал ему…
- Но ты и так слишком много работаешь, - вставила она. - Ты каждую ночь сидишь допоздна, когда я уже давно сплю.
Он криво улыбнулся.
- Возможно, это мой способ искупления, - подтвердил он. - Несмотря на то что уже слишком поздно что-либо исправить.
Она крепко сжала его ладонь, сочувствуя и жалея его.
Глава 8
- Что ты сделал? - Марта смотрела на отца с удивлением и растущим гневом. - Как ты мог?
Господин Кристенсен улыбнулся, увидев этот взрыв эмоций.
- Я поговорил кое с кем, отметил недостаток улик. Конечно, мне пришлось использовать свои связи - все-таки мое положение дает кое-какие преимущества. Я понимаю, что некоторых вещей Бьерн был просто не в состоянии сделать. - Кристенсен с улыбкой посмотрел на Самуэльсона, надеясь, что в скором времени тот станет его зятем.
- Я бы никогда и не попросила его, - выпалила Марта. Ей было ужасно неудобно, что Бьерн стал свидетелем ее спора с отцом. - Какое право ты имел вмешиваться? Почему ты влезаешь в мои дела?
Теперь наступил черед отца удивляться.
- Прекрати, Марта, я не верю, что ты хотела, чтобы дело дошло до суда.
- А почему бы и нет? Ты думаешь, что я давала ложные показания, что я виновна, и меня посадили бы за решетку? - яростно выкрикнула она.
Он не сразу сообразил, что ответить, но быстро нашелся:
- Конечно, нет. Я знаю, что моя дочь не могла бы и подумать о подобном - есть какие-то границы, которых даже ты не можешь перейти.
Я так и объяснил комиссару - ты очень молода, легко поддаешься влиянию…
- Спасибо, - бросила она. - Приятно слышать, что мой отец считает меня ребенком-дебилом.
- По-моему, ты не до конца осознала серьезность ситуации.
- Мне кажется, что надо признать: что сделано, то сделано, - сказал Бьерн спокойно. - Уверен, твой отец сделал то, что он считал лучшим, Марта. - Он положил руку ей на плечо, заглушая готовый вырваться протест. - Успокойся, пожалуйста.
Марта чувствовала, что ее всю трясет, но попыталась вернуть себе самообладание. Бьерн был прав - что сделано, то сделано, и, что бы она ни говорила, изменить она уже ничего не могла. Отец наверняка действительно думал, что оказывает ей услугу, хотя первой мыслью у него, вероятно, было то, что репортеры могли выставить его не в лучшем виде.
Господин Кристенсен был явно благодарен Самуэльсону за поддержку.
- Да-да, успокойся, - повторил он. - Ну что же, дорогая, - добавил он, взглянув на часы. - Мне скоро пора ехать - не хочу опоздать на самолет. Ты покажешь мне эту, э-э, картину, прежде чем я уеду?
Ей пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем ответить.
- Она еще не закончена, - напомнила девушка, надеясь, что в последний момент он передумает.
- Я уже говорил, что это не имеет значения, - настаивал он. - Ничего страшного.
- Ну ладно, - неуверенно выговорила она. - Пошли.
Войдя в лифт, господин Кристенсен повернулся к Бьерну.
- У вас неплохо идут дела, не так ли? - заметил он. - Вы занимаетесь в основном техническим оборудованием?
Бьерн кивнул.
- Сверхточное оборудование с использованием алмазных резцов, технология алмазного напыления - это тоже входит в сферу пашей деятельности.
Господин Кристенсен закивал с умным видом.
- Да-да, у этой отрасли промышленности большое будущее. У вас многоотраслевое производство и потребители в самых разных областях, не так ли?
- Везде, где наша продукция пользуется спросом, - ответил Бьерн. - Мы занимаемся и оптикой, и двигателями, и электроникой.
- Прекрасно, прекрасно. Вы умный молодой человек. - Они доехали до первого этажа, но господин Кристенсен больше заинтересовался рабочими помещениями, чем вестибюлем и ее фреской. Девушка молчала, чуть отступив назад. Она в душе надеялась, что отец отвлечется и у него не хватит времени посмотреть ее работу.
- Может, вы хотите осмотреть помещения? - вежливо предложил Бьерн.
- С удовольствием, если это не будет выглядеть как бесцеремонное вторжение.
- Ни в коем случае, - заверил хозяин гостя. - Конечно, само производство размещается на фабриках, у нас их несколько по всей Европе. Но здесь у нас ведутся разработки новой продукции с использованием компьютерного оборудования. Конечно, есть и свой вычислительный центр.
Он вел их по рабочим помещениям, обмениваясь короткими приветствиями с персоналом.
Марта подумала, что с ним, наверное, очень легко работать. Атмосфера была легкой и непринужденной, и видно было, что все с увлечением занимаются своим делом.
Марта была уверена, что ее присутствие вызвало у многих удивление; пока она работала над росписью, ее закрывали ширмы, и лишь немногие из сотрудников смогли ее увидеть. Но было слишком поздно жалеть о том, что она присоединилась к этой импровизированной экскурсии. К тому же она боялась, что отец наговорит Бьерну много лишнего.
В каждом отделе им представлялся руководитель, хотя Бьерн, казалось, знал по имени всех своих сотрудников и то, чем они занимались. И он сам рассказывал все господину Кристенсену. Но их беседа о международном корпоративном праве, о системе европейского рынка мало интересовала ее. Гораздо занятнее было наблюдать за поведением молодых начальников, все они были в одинаковых серых костюмах, все из кожи вон лезли, стараясь произвести наиболее благоприятное впечатление на босса.
Когда они наконец вышли в холл, то вокруг них собралась небольшая толпа. Марта отступила немного назад и неожиданно столкнулась с Питером ван Дереком.
- Здрасьте-здрасьте! - Поросячьи глазки обежали ее с головы до ног. По всей видимости, он забыл, что это не она, а Клара позировала обнаженной несколько дней тому назад.
- Здравствуйте, - сухо ответила Марта.
- Что здесь происходит? - поинтересовался он. Покровительственные нотки в его голосе выводили ее из себя. - Я не знал, что Бьерн ожидал делегацию из Дании.
- Да нет, - она отрицательно покачала головой, - просто мои отец попросил показать ему офис.
- Ваш отец? - Он изумленно уставился на нее. - Вы хотите сказать - господин Кристенсен? Ну конечно! - Он заулыбался, обнажая желтоватые зубы. Ведь ваша фамилия Кристенсен, как я сразу не догадался. Прошу простить мою оплошность.
Она слегка кивнула. Видно было, что он решил, что в качестве дочери своего отца она заслуживает большего уважения, чем никому не известная художница. Она испытала к нему еще большую неприязнь.
Отец начал прощаться, и Марта уж было понадеялась, что он не вспомнит про фреску. Но вмешательство Питера ван Дерека расстроило все. Он бросился к ее отцу, напоминая об их последней встрече, похлопал его по плечу, как будто они были близкими приятелями.
- А что вы думаете о нашем новом произведении искусства, господин Кристенсен? - спросил Питер ван Дерек, указывая на закрытую ширмами стену.
- Ах, да! Я еще этого не видел, - отец огляделся, отыскивая глазами дочь. Девушка пыталась спрятаться за колонной. - У меня совсем мало времени, - напомнил ей он, как будто оказывал ей величайшую услугу.
Она тяжело вздохнула, ей не хотелось спорить с ним при людях. Она отодвинула ширмы и отошла назад. Она не смотрела на свою недоконченную работу, так как знала, что в том виде она еще не соответствовала ее замыслу.
Все молчали. Раздалось несколько смущенных покашливаний. Несколько человек - из молодых, да ранних - предпочли смыться, пока не произошло никаких неприятностей. Господин Кристенсен озадаченно смотрел на стену, раскачивая головой из стороны в сторону и пытаясь понять, что же на ней изображено.
- Это что - небо? - наконец спросил он. - Почему оно такого дикого синего цвета? Марта передернула плечами.
- Потому.
Он презрительно рассмеялся.
- Такое впечатление, что это рисовал ребенок. Я не могу понять - у тебя была прекрасная возможность показать, на что ты способна, а ты не воспользовалась ей.
- Но работа еще не закончена, - напомнила она тихо.
- Три года в художественном колледже для того, чтобы научиться так рисовать! Я с самого начала говорил, что это пустая трата денег. Тебе надо было послушаться меня и поступить на курсы дизайнеров интерьеров. Тогда у тебя была бы хоть какая-то профессия. Не представляю, что думает Бьерн, - добавил он, поворачиваясь к молодому человеку.
Трудно было сказать, что он думает - лицо его оставалось холодным и непроницаемым.
- Я вполне доволен. - Это было все, что он произнес.
Марта посмотрела на стоящих вокруг людей. Губы ее дрожали от едва сдерживаемых слез.
- Очень жаль, что вам не понравилось, - выдавила она. - Я не Пикассо и не Сикейрос. А стену можно просто закрасить. - Она оттолкнула ширму и бросилась к лифту.
Но она не заплакала - прежние горечи и обиды научили ее сдерживаться. Она вспомнила, как в детстве, когда она показывала отцу свои первые картины, он смеялся над ней. Он всегда замечал нарушенные пропорции или искаженную перспективу. У него были свои представления о живописи как о некой идеальной фотографии, и он не пытался понять других.
Такси, заказанное им, стояло на улице. Из окна Марта видела, как отец сел в машину. Его провожал самодовольный Питер ван Дерек. Она поискала глазами Бьерна. Внезапно дверь открылась и он вошел в комнату.
Она удивленно смотрела на него, недоумевая, почему он не провожает ее отца вместе со всеми остальными. В два шага он пересек комнату и заключил ее в свои объятья.
- Не смотри на меня так. Марта, и не думай, что все тебя предали, - говорил он, поцелуями осушая слезы на ее щеках. - Он твой отец, я знаю, но ты не должна принимать его слова так близко к сердцу.
- Я знала, что так оно и будет, - всхлипывала она. - Никому не понравилось. Но ведь работа еще не закончена.
- Тише, тише, - успокаивал он. - Может быть, твоему отцу и не понравилось, но зато мне очень понравилось. Это именно то, что я хотел: яркие краски, кажется, что изображение вот-вот оживет.
Она подняла голову и взглянула на него сквозь слезы.
- Ты действительно так думаешь?
- Действительно. Я сменю всю эту старую скучную мебель и куплю то, что будет соответствовать росписи. И новый ковер. Это абсолютно изменит имидж компании.
Она неуверенно рассмеялась.
- Офис Самуэльсона превратится в Луна-парк?
- Почему бы и нет? - Он тоже рассмеялся, подхватывая ее на руки и кружа по комнате. - Кому охота быть старым дедом в красных кедах?
- Так тебе, правда, понравилось? - не верила она. - Но по тебе это было не заметно.
Он опустил ее на пол и серьезно посмотрел ей в глаза.
- Я рассердился на твоего отца - он не имел права так вести себя в присутствии стольких людей.
- Поэтому я и не хотела показывать ему фреску, - пояснила она. - Особенно до тех пор, пока она не докончена. Ему никогда, никогда не нравились мои работы. Даже когда я получила премию на втором курсе, он не поздравил меня. Ой сказал что-то типа: "Чего можно ожидать от людей, выкидывающих деньги на ветер?"
- У тебя настоящий талант, - голос Бьерна звучал нежно и уверенно. - И если твой отец не понимает этого, то это его трудности. Я жду-не дождусь, когда ты завершишь работу. Ведь ты же закончишь ее, правда?
Она поднялась на цыпочки и обхватила его руками за шею.
- Если ты этого хочешь…
- Это именно то, чего я хочу. - Рот его нашел ее губы в поцелуе пронзительной нежности.
Она прижалась к нему, ее хрупкое тело таяло в его сильных руках. Когда он обнимал ее так, то казалось - в мире не существует ничего остального. Его язык проникал в самые глубины ее нежного рта, она почувствовала перемену, происшедшую в нем, растущее возбуждение больше не успокаивало, а требовало.
Кровь вскипала в ее венах, когда они наконец оторвались друг от друга, чтобы отдышаться. Он по-прежнему крепко прижимал ее к себе. Она чувствовала покалывание его щетины на щеке. В голове у нее была только одна мысль, и она приподнялась на цыпочки, чтобы прошептать ему прямо в ухо:
- Люби меня, Бьерн.
На какую-то долю секунды он напрягся, и сердце ее заныло от боли. Неужели он снова отвергнет ее?
- Прошу тебя, - просила она, подняв на него затуманенные глаза. Он молча подхватил ее на руки и понес в спальню.
Лучи солнца пробивались сквозь муслиновые занавески. Стены и пол в комнате были светло-кремового цвета. Черная металлическая кровать суперсовременного дизайна была накрыта толстым покрывалом в темно-синюю, белую и красную полоску. Интерьер спальни полностью соответствовал мужественному и жесткому характеру Бьерна. Он опустил ее на постель, и внезапно она почувствовала себя очень маленькой и беззащитной. Но она сама просила его об этом, она доверяла ему, и все же… иногда он поступал совершенно неожиданно.
Но было слишком поздно сомневаться. Он лег рядом с ней, почти накрыв ее своим телом, и его рот охватил ее губы в страстном требовательном поцелуе. Она отвечала ему, как умела, боясь только одного - что он заметит ее неопытность и отвергнет ее.
Но, Господи, как он целовал ее! Голова у нее кружилась… Она чувствовала теплую силу его крепкого тела, вдыхала пряный мужской запах его кожи. Она даже не заметила, что он расстегнул все крохотные пуговки на ее пикейной блузке, пока не почувствовала теплоту его рук на груди.
- Ты опять без лифчика, - прошептал он ей на ухо, как будто она сделала это специально для него.
Его умелые длинные пальцы ласкали и гладили ее налившиеся груди, он дотронулся до нежных розовых бутонов ее сосков, и она слегка застонала, прогибаясь ему навстречу.
Он улыбнулся ей, серые глаза, скользившие по ее обнаженным формам, поголубели.
- Они прекрасны, - прошептал он нежно. - Такие маленькие и прекрасные, а соски у тебя розовые и спелые, как две малины. Я хочу съесть их. - Он склонился над ней, в шутку клацая зубами, и она засмеялась. - М-м-м, как вкусно. Я всю тебя хочу съесть.
Он приподнял ее, зарываясь лицом ей в волосы, покрывая ее плечи и грудь быстрыми поцелуями, слегка покусывая ее - и она смеялась, откидываясь на подушки. Но он не позволил ей смеяться - его желание было слишком велико, он снова прикоснулся губами к ее соскам, проводя по ним своим влажным, чуть шершавым языком.
Она никогда прежде не испытывала таких ощущений. Она лежала на подушках и смотрела, как он наслаждается ее телом. Ее немного страшила та сила, которую она сама пробудила в нем. Был бы он более нежен, если бы знал, что для нее это все впервые? А вдруг он оттолкнет ее, если она признается в этом? Она не хотела, чтобы он останавливался, хотела отдать ему все, что могла, принадлежать ему полностью.
На нем все еще был надет строгий серый костюм. Почти не соображая, что делает, она подняла на него глаза и хрипло прошептала:
- Ты не собираешься снять галстук? Он засмеялся низким глубоким смехом и приподнялся на постели, поставив колени по обе стороны ее изящного тела. В глазах его горело торжество. Он ослабил узел галстука, и этот жест напомнил ей об их первой встрече - тогда ей показалось, что он скинет с себя всю одежду. И теперь, когда он сбросил пиджак и стал расстегивать пуговицы рубашки, она смотрела на него, как завороженная.
Ей приходилось рисовать мужские фигуры - она знала, как выглядят мужчины. Но одно дело было рисовать - ее задачей было только уловить карандашом линии и изгибы. Теперь же сердце ее учащенно забилось.
У него было прекрасное тело. Девушка могла перечислить названия всех мышц по латыни, но, увидев, как перекатываются его мускулы под загорелой кожей, она почувствовала, что во рту у нее пересохло. Он был таким сильным… Под солнечным светом темные волосы на его широкой груди отливали бронзой. Она провела по ним пальцами, ощущая тепло его тела и глухие удары сердца.