- Ладно, дорогие будущие зять и теща. Вы успеете еще наговориться о цветах, - прекратила эту беседу Катя.
- Да, пойду что-нибудь приготовлю к обеду, - сказала Таисия и вышла на кухню.
Когда она ушла, Костя обратился к Кате:
- Катенька, это не мое дело, конечно… Но, может быть, ты поможешь маме на кухне?
- Не могу. Меня в последнее время мутит… когда я что-нибудь пытаюсь приготовить.
- Да-а, у тебя, наверное, аллергия на домашние дела! - предположил Костя и засмеялся.
- А что, если я не буду заниматься домашним хозяйством, то ты меня разлюбишь? - спросила Катя.
- Нет, конечно, Катюша. Я сам буду заниматься домашними делами, - успокоил ее Костя.
- Вот это ты зря сказал, - поморщилась Катя. - Настоящий мужчина - не тот, который моет посуду, помогая жене…
- А какой?
- А тот, который нанимает домработницу для этих целей!
Костя решил, что лучше сменить тему.
- Да, кстати, о домработницах… Это так, ассоциации. Не обращай внимания. Как ты теперь относишься к Маше? - спросил он.
- По-прежнему, никак, - передернула плечами Катя.
- Жаль. А мы хотели с братом примирить вас. Все равно скоро будем одной семьей.
- О, это такая родственница… - иронично сказала Катя.
- А что ты, собственно, имеешь против Маши? Тихая, спокойная девушка…
- В тихом омуте, Костя, черти водятся! - сообщила Катя.
В это время Таисия позвала их к столу, и разговор о Маше был прекращен.
- Ну что, дорогие жених и невеста? Самое время обсудить вашу совместную жизнь? - спросила Таисия, наблюдая, как Костя с аппетитом поглощает приготовленный ею обед.
- Угу, - отозвался Костя с полным ртом.
- А что обсуждать? - спросила Катя, которая к еде почти не притрагивалась.
- Например, какой будет ваша свадьба. Мне не терпится увидеть тебя, Катенька, в белом платье, - мечтательно произнесла Таисия.
- - Да, например, как в том французском каталоге, который мы с тобой смотрели, да? - оживилась Катя.
- Да. За пять тысяч долларов, - сообщила Таисия. Костя поперхнулся и уставился на Таисию.
- Но к такому платью нужны и туфли соответствующие. И фата. И сумочка, - продолжала добивать Костю будущая теща.
- Да. И на женихе должен быть костюм… - вспомнила о любимом Катя.
- Соответствующий, - поддержала дочь Таисия.
- А если что-нибудь из аксессуаров будет не соответствующее, то что? Свадьба не состоится? - иронично спросил Костя.
- Такого не должно быть! - категорично отрезала Катя.
- Свадьба моей единственной дочери должна быть по высшему разряду, - настаивала Таисия.
- Ну хорошо, хорошо… - уступил Костя.
Не хорошо, а важно, чтобы ты, Костя, уже сейчас понимал, что и на свадьбу, и на безбедную жизнь моей дочери ты должен иметь деньги. Как обстоят дела с твоим бизнесом? - задала Таисия неожиданный для Кости вопрос.
- С бизнесом?.. - растерялся он, - никак. Я продал аптеку за долги. У меня нет никакого бизнеса.
Таисия и Катя обмерли от неожиданности.
- Мне не послышалось? Ты продал аптеку и лишился бизнеса? - переспросила Таисия.
- Да. А что это меняет? - невинно спросил Костя.
- Многое. Ты, Костя, может, чего-то не понимаешь. В нашей семье женщины никогда не работали. Но при этом никогда не нуждались в деньгах, - с гордостью сказала Таисия. - Мужчина обязан не только обеспечивать достойный быт для своей женщины. Он должен и оплачивать все ее удовольствия, все прихоти.
- Ну, я понимаю… - замялся Костя.
- Понимаешь, но собираешься жениться в тот момент, когда сидишь без гроша! - возмутилась Таисия.
- Так это временное явление.
- Костя, мне кажется, ты не очень серьезно относишься к вопросу. Если ты безработный, как ты можешь обеспечить Кате достойный уровень жизни? - в голосе Таисии звучали поистине железные нотки.
- Не думал, что с этого разговора начнется наша совместная жизнь! - вспыхнул Костя.
- А с чего же еще? Начинают всегда с самого главного! - спокойно сказала Таисия.
Костя решительно встал из-за стола.
- Ты куда? - встрепенулась Катя.
- Аппетит пропал. Я же не заработал на этот обед! - с горечью ответил Костя.
- Ну не надо так буквально! - примирительно сказала Таисия.
- Нет, Таисия Андреевна, вы говорите очень конкретно. Другого смысла в ваших словах нет, - заметил Костя и направился к выходу.
Катя догнала его в коридоре:
- Ты что, Костя! Как ты себя ведешь! Вышел из-за стола, нагрубил маме…
- Катя, мне неприятен этот разговор о деньгах! - возмутился Костя.
- Нужно вести себя как положено!
- Кем положено? И куда? Тебе не кажется, что вопросы о деньгах задавать бестактно?
- Нет, не кажется. Я на самом деле хочу огромную, пышную свадьбу, о которой будет говорить весь город, - сообщила Катя.
- Тогда этот вопрос должны решать родители. Соберутся за одним столом, поговорят, решат, какая должна быть свадьба у их детей. И как ее устроить, - предложил Костя.
- Костя, ты что, не понимаешь? - изумилась Катя.
- Чего я не понимаю?
- Что теперь ни твои, ни мои родители уже никогда вместе не соберутся? Наши с тобой мамы терпеть друг друга не могут. Отцы разошлись и как друзья, и как партнеры. Ты что, не обращаешь на это внимания?
- Даже если и обращаю, то что? - не понимал ее Костя.
- А то, что моя мама ранена в самое сердце. И теперь важно, чтобы мы с тобой создали для моей мамы такую обстановку, в которой она могла бы забыть о разрыве с папой.
- Но я не психолог, чтобы создавать комфортную обстановку, - буркнул Костя.
- Лучшая психотерапия - это стабильная, налаженная жизнь, - рассудительно сказала Катя.
- Что-то я не пойму. При чем здесь твоя мама, если мы говорим о нас с тобой?
- Потому что отношения тещи с зятем - это классика жанра, - улыбнулась Катя.
- Но ты же другая, ты не думаешь о деньгах так же, как твоя мама? - с надеждой спросил Костя.
- С чего ты взял? Я с мамой абсолютно во всем согласна! - ответила Катя, лучезарно улыбаясь. Костя сник.
* * *
Самойлов находился все в том же состоянии беседы с собственным отражением в зеркале. Несколько пустых бутылок сиротливо валялись у кровати, а новая, еще не опорожненная, стояла рядом с ним на расстоянии вытянутой руки.
- И главное, Борис, все - такая банальщина, - жаловался Самойлов своему не менее пьяному, чем он, собеседнику. - О чем сейчас ни подумаю - уже сказано. И написано. Пить или не пить. Быть или не быть. Фу, аж противно. Ведь козе понятно: конечно, пить. И конечно, не быть. Зачем быть, если… вот. Извини, больше не буду о больном. Молчу, молчу…
Самойлов налил, немного пролив, священную жидкость и выпил.
- Я сейчас ведь что делаю? - Самойлов внимательно выслушал ответ зеркала и усмехнулся. - Нет, неправильно. Ничего я не праздную. Я поминаю. И их всех… поминаю! Лихом - не буду, ладно. А попрощаться надо, по-человечески… Ирину вот только жалко. Че я, дурак, в молодости-то не разглядел? Полина, Полина… Иришка-то - она же цветочек. Надо было подождать чуть-чуть… И жизнь повернулась бы иначе… Эх… Ну ее к чертовой бабушке, такую жизнь! Ни любви, ни дружбы, ни чести, ни совести… ни у кого! А ведь как они все притворялись, Боря! Тьфу!
Он снова выпил и совсем обмяк, но стал себя подбадривать:
- Нет, Боря. Ты, пожалуйста, на бок не вались. Надо довести начатое до конца. Начал - доводи.
Сказал - сделай. Хоть умри! Умри и сделай, вот смысл-то где! Ух!
Самойлов посмотрел в зеркало и печально подвел итог:
- Вот так и соображаем на троих. Я, ты и… снова я. Самойлов не слышал, что звонок входной двери заливается уже несколько минут. Это звонил Алеша. Устав ждать, он открыл дверь своим ключом и зашел в квартиру. Дом был невероятно тих.
Алеша открыл дверь спальни и увидел, что на кровати в какой-то неестественной позе лежит Самойлов.
- Папа, папка, что с тобой? - заволновался Алеша. - Папа! Папа! Почему ты молчишь?
Он стал трясти отца, пытаясь привести его в чувство, но это ему не удавалось. Из-под ног покатились пустые бутылки.
- Ты что, отец? Ты пьян? - Ответа не последовало.
Алеша понимал, что надо остаться с отцом и проследить, чтобы все было в порядке. Он позвонил Маше:
- Маша! Машенька! Ты извини, но у меня возникли некоторые осложнения.
- Что случилось, милый? - заволновалась Маша. - Какие осложнения? Что? Ты не можешь говорить прямо? Ты передумал на мне жениться?
- Что ты, глупенькая. Как ты -могла так подумать! - Алеша помолчал и добавил: - Но я не смогу с тобой поехать в институт.
Через некоторое время Самойлов уже сидел на кровати с мокрым полотенцем на голове и морщась пил приготовленный Алешей антипохмельный напиток.
- Ты что, отец? Напугал меня до смерти, - упрекнул Самойлова сын.
- До смерти, говоришь? А мне, сынок, жить и не хочется.
- Не говори так!
- Почему не говори? Почему я не могу сказать то, что я думаю!
- Потому что думать так тоже нельзя. Ты что? Оказывал мне поддержку в трудный момент, говорил, надо быть сильным… А сам?
- А сам - упс! - развел руками Самойлов.
- Нет, так не годится, - покачал головой Алеша.
- Мне незачем жить! - обреченно заявил Самойлов.
- Неправда! У тебя есть ради кого и ради чего жить, - возразил ему сын.
- Алешка, - всхлипнул Самойлов и полез обниматься. Алеша аккуратно отстранил отца.
- Папа! У тебя есть я, есть Костя, твои дети. Даст Бог, скоро будут и внуки. Ведь я женюсь, и Костя - тоже.
- Да, да. С детьми, это… ты правильно. Обычно так и происходит после свадьбы, - согласился Самойлов.
- Но ты и про свою личную жизнь не забывай.
- Ты имеешь в виду Ирину?
- Да. Ты ведь говорил, что будешь ждать ее.
- Да, да… Ирина, есть ведь Ирина, - вдруг вспомнил Самойлов.
- Папа! Ты сумеешь полюбить Ирину или встретишь другую женщину. Жизнь с уходом мамы не заканчивается.
- Да! Ты прав, сын! - с энтузиазмом подхватил Самойлов, - С уходом жены жизнь только начинается!
Но энтузиазма хватило ровно на эту фразу, после чего Самойлов вновь загрустил:
- Ты знаешь, сынок, мне кажется, что Ирина, на самом деле, меня не любит. У нее так, детские фантазии…
- Папа! Как ты можешь! Ты же ей пообещал!
- Это да. Я всегда держу свое слово. Но понимаешь… Ее влюбленность - это было… как тебе объяснить… соперничество с сестрой.
- Прекрасно понимаю, - кивнул Алеша, вспоминая свое соперничество с братом.
- И тебе кажется, что это настоящее чувство? - поинтересовался Самойлов.
- А почему нет? Любовь может вырасти из чего угодно, из соперничества тоже.
- Сын, мне неприятно тебе это напоминать, но… Вы с родным братом тоже соперничали. И что? Большая любовь?
- У меня - нет, - пожал плечами Алеша. - Как оказалось. А Костя - ты же видишь, как он любит Катю.
- Но это не факт, что он будет с ней счастлив, - сделал вывод Самойлов.
- Папа! По-моему, тебе нужно не философствовать за бутылкой, а верить себе, верить своим сыновьям. И тогда у нас всех все получится.
- Ладно. А ты со мной сегодня посидишь?
- Нет, папа, - Алеша отвел глаза. - Сегодня мы с Машей подаем заявление в ЗАГС.
Самойлов расстроился:
- О, сынок, значит, и ты спешишь себя охомутать.
- Как будто это для тебя новость, отец.
- Нет, конечно. Ты давно уже настроился… жениться. - В голосе Самойлова звучала ирония.
- Папа, пожалуйста, не говори о моем желании в таком тоне. То, что было с Катей, - несерьезно, и ты понимаешь. А с Машей - это на всю жизнь.
- Да, Маша, хорошая девушка, - охотно согласился Самойлов. - Но вы могли бы подождать…
- Зачем? Я и сейчас уже ждать не могу. Опаздываю. Я побегу, отец?
- Беги, беги. Учишь отца, а сам его не слушаешь, - грустно кивнул Самойлов.
- Папа, я всегда тебя слушаю, ты знаешь. Просто понимаю, что у тебя состояние сейчас… нерадостное. Все пройдет, правда! Только не пей, папка! Держись!
- Даю честное благородное слово! - Самойлов прижал руку к груди.
- Отлично! Пока!
- Ты сегодня… вернешься? - с надеждой спросил отец.
Алеша ответил не сразу.
- Наверное, нет. Но я приду утром. Обязательно.
- Утром? - удивился Самойлов, - Ну да… Понятно, почему ты спешишь.
- Пап, пожелай мне счастья! - улыбнулся Алеша.
- Желаю, - кивнул отец.
* * *
Дела в Левином ресторане шли прекрасно, он был доволен и собой, и жизнью. Он уединился в своем кабинете, чтобы выпить спокойно чашечку кофе и немного расслабиться. Но его умиротворенное состояние было разрушено самым бесцеремонным образом.
В кабинет решительно вошел некто в плаще с поднятым воротником и надвинутой на глаза шляпе. Этот некто, не говоря ни слова, положил перед Левой какую-то бумажку и быстро удалился.
- Э… В чем дело? Что это такое? - завопил Лева. Но дверь кабинета уже закрылась. Лева вздохнул и взял в руки оставленную бумагу. Он держал ее так, будто она была пропитана смертельным змеиным ядом.
В записке были слова, которые привели Леву в ужас: "Есть срочное дело, Лева. Жду у себя в гостях. Не придешь - грохну".
Лева посмотрел по сторонам - не подглядывает ли кто-нибудь за ним, потом свернул записку в бумажный шарик и бросил в мусорную корзину. Руки у него дрожали. Он взял чашку с кофе, от волнения разлил напиток. Потом вдруг бросился к мусорной корзине, достал только что выброшенную бумажку, положил ее в пепельницу и поджег. Пока бумага горела, Лева смотрел на нее не отрываясь. В его ушах звучал голос смотрителя: "Не придешь - грохну… не придешь - грохну…"
* * *
Марукин, занимавшийся делом смотрителя, решил поделиться своими соображениями с Буряком.
- Не могу я понять этого Родя, - сказал он. - Судя по материалам, он подпольный миллионер. А держится как постаревший хулиган. Урка мелкий.
- Нет, это не мелкая личность, - уверенно ответил следователь. - Я бы сказал, что Родь - очень страшный человек.
- Страшный? Чем же он страшен? - поинтересовался Марукин.
- Представь себе, Юрий Аркадьевич, он уморил родных детей, двух молодых пацанов. И при жизни-то он их унижал будь здоров, но это, как говорится, дело семейное. А потом ради наживы, ради своих планов и жизни их не пожалел.
- Неужели? Не может быть! - удивился Марукин.
- Все может быть. Ты тоже не первый год в органах. Всякого, наверное, насмотрелся.
- Да уж, это точно, - кивнул Марукин.
- Так вот. Я считаю, что сейчас этот Родь вовсе стал беспредельщиком. Он готов пойти на все, чтобы выбраться на волю и добраться до своих подпольных миллионов.
- Да где, где у него эти миллионы-то? - заволновался Марукин, потом резко сменил тон на насмешливый. - А я думал, что Корейко - это литературный персонаж.
- И не с такими типажами встречаешься в жизни, - сказал следователь, внимательно разглядывая самого Марукина.
Тот отвел глаза и спросил:
- Вы и приблизительно не знаете, где может быть тайник Родя?
- Приблизительно догадываемся. Но пока, к сожалению, наши поиски не увенчались успехом. Хорошо, ты со своими архивами вовремя появился - теперь может возникнуть повод для обыска.
- В его квартире? - оживился Марукин.
- На маяке, - уточнил следователь. - Но это не сейчас.
- Почему? - явно расстроился Марукин.
- Потому что для начала я решил проверить его контакты.
- А с ним кто-нибудь контактирует? Вы знаете?
- Пока никого не было. Но вдруг будут посетители!
- А по-моему, это лишняя трата времени, Григорий Тимофеевич.
- Нет, Юрий Аркадьевич. Я буду действовать так, как считаю нужным. И если уж ты находишься у меня в подчинении, просьба давать советы и комментировать мои действия только тогда, когда я об этом попрошу, - сухо заметил Буряк.
Марукин замолчал.
- Да, я тут, Юрий Аркадьевич, хочу у тебя спросить, куда ты в обед бегал? - вдруг спросил следователь.
Марукин побледнел от страха.
- И-й-я-а? - переспросил он.
- Ты, ты, с кем я разговариваю! Такой таинственный вид на себя напустил, плащ длинный, шляпу нацепил…
- Я… - начал было Марукин.
Ты. Ты думаешь, я ничего не видел? И нечего шифроваться. В ресторан - значит, в ресторан. Не надо прятаться от коллег. Я сам не люблю столовские щи. Но что поделаешь, бюджетной зарплаты на ресторанные обеды не хватает. Да и у тебя тоже, если будешь каждый день ходить туда обедать.
- Не буду… - пообещал Марукин.
- Или, может быть, ты сам - подпольный миллионер Корейко? - засмеялся следователь.
- Если бы… - искренне вздохнул Марукин.
- Ей-богу, ведешь себя, Юрий Аркадьевич, как шпион из плохого боевика. Я же тебе в обеденные компаньоны не напрашиваюсь. Так что нечего из похода в ресторан маскарад устраивать.
- Действительно, глупо получилось… - захихикал Марукин. - А вы как узнали, что я в ресторане был?
- Домой ездил на обед. И увидел тебя на улице. Как ты в очках от людей шарахаешься. Смешно!
- А мне как-то неудобно было.
- Ладно, проехали! Поел-то хоть вкусно?
- Н-ну, ничего… хорошо, - снова растерялся Марукин.
- Этот ресторан - у нас местная достопримечательность. Есть, конечно, места и покруче, и попрестижнее. Но в этом ресторане собираются, так сказать, гурманы.
- Кто, простите? - переспросил Марукин.
- Любители традиционной вкусной кухни, безо всяких этих… новомодных наворотов.
- Я это… тоже не люблю навороты.
- Ты, если еще будешь туда заходить, крылышки закажи. Фирменные Левины крылышки.
- Чьи, простите? - вздрогнул Марукин.
- Куриные! А Лева - это директор ресторана, - пояснил следователь.
- А-а. Обязательно. В следующий раз попробую Левины крылышки, - пообещал Марукин с облегчением.
Буравин решил, что надо посоветоваться со старым другом Сан Санычем. Следовало что-то предпринять, чтобы дети воспринимали их с Полиной спокойно, с пониманием. Сан Саныч был рад приезду Буравина и с удовольствием слушал его рассказ.
- Понимаешь, Сан Саныч, я до сегодняшнего дня тоже не очень задумывался о том, как молодые воспринимают нас с Полиной, - признался ему Буравин.
- А что же такое сегодня произошло, что ты вдруг задумался?
- Да и сегодня бы не задумался, если бы не Полина. Женщины, они все более тонко чувствуют.
- Молодец, что заметил этот факт, - похвалил Буравина Сан Саныч.
- Ладно тебе иронизировать. Я к тебе приехал за тем, чтобы ты нам помог.
- Слушаю.
- Хочу, чтобы ты выступил, так сказать, посредником в установлении дипломатических отношений между нами и нашими детьми.
- Вот как?
- Да. В частности, с Лешкой. Хотя с Алешкой мне хотелось бы иметь отношения не дипломатические, а самые что ни на есть дружеские.
- Вечно я у вас в роли дипломата, - вздохнул Сан Саныч. - Хорошо, хоть в ранг посла не возвели.
- Посол ты здесь для Зинаиды. Ну так что, поможешь?