"Доррит", - вдруг подумала я. Она перешла от мелкого воровства моих сережек к крупному - сумке. И я бегом направляюсь к ее комнате. На этой неделе Доррит вела себя тихо, что само по себе подозрительно. Сейчас она лежит на кровати и разговаривает по телефону. На стене над кроватью - постер с изображением кошки, висящей на ветке дерева. "Держись изо всех сил", - гласит подпись.
Доррит прикрывает рукой микрофон телефона:
- Да?
- Ты не видела мою сумку?
Она отводит взгляд, что заставляет меня задуматься, что она действительно виновата.
- Какую сумку? Твою кожаную авоську? Я думаю, что видела ее на кухне.
- Мамину сумку.
- Эту… нет, не видела, - излишне невинно отвечает она.
- Разве ты не заперла ее в своем шкафу?
- Ее здесь нет. - Доррит пожимает плечами и пытается вернуться к телефонному разговору.
- Не возражаешь, если я обыщу твою комнату? - осторожно спрашиваю я.
- Валяй, - говорит она. Ну и хитра же она, понимает, что если откажет мне, то только усилит подозрения. Я осматриваю ее шкаф, комод, смотрю под кроватью. Ничего.
- Видишь? - триумфально говорит Доррит в таком тоне: ну-я-же-тебе-говорила. Но и в этот самый момент ее взгляд падает на гигантскую плюшевую панду, которая сидит на кресле-качалке в углу комнаты. Этот медведь - ровесник Доррит, это был подарок от меня на ее рождение.
- О нет, Доррит, - говорю я, качая головой. - Только не мистер Панда.
- Не трогай его! - кричит она, вскакивая с кровати и бросая телефон. Я хватаю мистера Панду и убегаю. Доррит следует за мной. Что-то мистер Панда стал подозрительно тяжелым, замечаю я, втаскивая его в свою комнату.
- Оставь его, - требует Доррит.
- Почему? - спрашиваю я. - Мистер Панда в чем-то провинился?
- Нет!
- А я думаю, да.
- Я обхожу медведя вокруг и вижу, что сзади он был распорот, а затем тщательно скреплен с помощью английских булавок.
- Что происходит?
К нам подбегает Мисси, с ее ног стекает пена.
- Это! - говорю я, расстегивая булавки.
- Кэрри, не надо, - плачет Доррит, когда я засовываю руку в игрушку. Первое, что я достаю, эта серебряный браслет, который я не видела уже много месяцев. За браслетом следует маленькая трубка, с помощью которой курят марихуану.
- Это не моя… Клянусь! Это моей подруги, Шэрил, - настаивает Доррит. - Она попросила меня спрятать.
- Ага, - говорю я, передавая трубку Мисси. И затем мои руки нащупывают мягкую зернистую кожу маминой сумки.
- Вот она! - восклицаю я, с размаху вытаскиваю ее на свет, кладу на кровать… и мы втроем с ужасом смотрим на то, что когда-то было дорогой французской сумкой.
Она испорчена. Вся передняя часть с маленьким накладным кармашком, где мама хранила чековую книжку и кредитные карточки, заляпана розовыми пятнами, цвет которых точь-в-точь совпадает с тоном лака на ногтях Доррит. Я слишком потрясена, чтобы что-то сказать.
- Доррит, как ты могла? - ругается Мисси. - Это была мамина сумка. Как ты могла ее испортить? Ты не могла, например, что-нибудь сделать со своей сумкой?
- Почему Кэрри должны были достаться все мамины вещи? - спрашивает Доррит.
- Не должны, - говорю я, удивляясь тому, насколько спокойно и разумно звучит мой голос.
- Мама оставила эту сумку Кэрри, потому что она старшая, - говорит Мисси.
- Нет, не поэтому, - причитает Доррит. - Она оставила ее Кэрри, потому что любила ее больше.
- Доррит, это неправда…
- Нет, правда. Мама хотела, чтобы Кэрри - во всем была похожа на нее. Кроме того, что мама умерла, а Кэрри до сих пор жива.
От этих слов Доррит внутри меня все сжимается. Она выбегает из комнаты, а я начинаю рыдать. Я не умею красиво плакать, как, например, героиня "Унесенных ветрам", хотя так, наверное, бывает только в кино. Мое лицо опухает, из носа течет, и я не могу дышать.
- Что сейчас сказала бы мама? - спрашиваю я Мисси между всхлипами.
- Ну, я думаю, сейчас она бы точно ничего не сказала, - отвечает Мисси.
И вот оно: черный юмор - что бы мы без него делали.
- Я имею в виду, - улыбаюсь я между иканием. - Это же просто сумка, так? Это не человек.
- Я думаю, что нам стоит раскрасить мистера Панду в розовый цвет, - говорит Мисси. - Давай проучим Доррит. Она оставила розовый лак открытым под раковиной, я чуть не перевернула его, когда искала "Нэр".
Я бегу в ванную.
- Что ты делаешь? - протестует Мисси, когда вместо мистера Панды я беру сумку и начинаю раскрашивать ее лаком. Когда процесс завершен, я поднимаю сумку наверх, чтобы получше рассмотреть, что получилось.
- Вот это круто, - говорит Мисси, одобрительно качая головой.
Мне тоже кажется, что получилось действительно очень здорово.
- Если это сделано преднамеренно, - говорю я, неожиданно кое-что понимая, - то это модно.
- О боже мой! Я обожаю твою сумку. - Старшая официантка в восторге от моей работы. На ней надеты полосатые леггинсы, а волосы скручены в маленькие пучки, напоминающие безе. - Я никогда: не видела ничего подобного. На ней твое имя? Кэрри?
Я киваю.
- Меня зовут Айлин, - говорит она. - Я бы хотела иметь такую же сумку с моим именем.
Она берет два меню и провожает нас к столику на двоих рядом с камином.
- Самое романтичное место в ресторане, - шепчет она, подавая нам меню. - Веселитесь, ребята.
- Постараемся, - говорит Себастьян, быстро разворачивая свою салфетку.
Я не выпускаю сумку из рук.
- Она тебе нравится?
- Это же просто ридикюль, Кэрри, - говорит он.
- Это, Себастьян, не просто ридикюль. И потом, ты не должен называть сумку ридикюлем. Ридикюли существовали в семнадцатом веке. В то время люди использовали для взаиморасчета не бумажные деньги, а монеты, они их складывали в ридикюли, а те прятали среди одежды, чтобы их не украли. Сумка же предназначена не только для того, чтобы носить в ней деньги или другие вещи, это еще и модный аксессуар, и его должны все видеть. И потом, это не просто какая-то старая сумка. Она принадлежала моей маме…
Тут я умолкаю, его совершенно не интересует происхождение моей сумки. Эх, мужчины, думаю я, открывая меню.
- Мне все-таки больше нравится обладательница сумки, чем сама сумка, - говорит он.
- Спасибо.
Я все равно немного обижена на него.
- Что ты будешь?
Я думаю, что мы должны вести себя, как взрослые, раз уже пришли в такой модный ресторан, поэтому решаю подумать, прежде чем сделать выбор.
- Я еще не решила.
- Официант? - говорит он. - Будьте добры, два "Мартини". С оливками вместо украшения из цедры апельсина.
Затем, он обращается ко мне:
- У них лучший "Мартини" в городе.
- Я бы хотела "Сингапурский слинг".
- Кэрри, - говорит он, - ты не можешь заказать "Сингапурский слинг".
- Почему?
- Потому что здесь принято пить "Мартини". К тому же "Сингапурский слинг" - это ребячество. - Он бросает на меня взгляд поверх меню. - И кстати, о ребячестве. Что с тобой сегодня происходит?
- Ничего.
- Хорошо. Тогда попробуй вести себя нормально.
Я открываю меню и начинаю его изучать.
- Здесь очень хорошо готовят отбивные из барашка, а французский луковый суп просто великолепен. Когда я жил во Франции, это было мое любимое блюдо. - Он смотрит на меня и улыбается: - Просто пытаюсь быть услужливым.
- Спасибо, - говорю я с легким сарказмом. И сразу же извиняюсь: - Прости меня.
Что со мной происходит? Почему у меня такое отвратительное настроение. Я никогда не вела себя так ужасно с Себастьяном.
- Итак, - говорит он, беря меня за руку. - Как прошла неделя?
- Ужасно, - отвечаю я, когда подходит официант с нашим "Мартини".
- Тост, - провозглашает Себастьян. - За ужасные недели.
Я делаю маленький глоток и осторожно ставлю бокал.
- Честно, Себастьян. Эта неделя была очень плохой.
- Из-за меня?
- Нет, не из-за тебя. Я имею в виду, не совсем из-за тебя. Просто Донна ЛаДонна ненавидит меня…
- Кэрри, - говорит он. - Если ты так воспринимаешь все, что происходит вокруг нас, то тебе не нужно со мной встречаться.
- Да нет же…
- В таком случае, хорошо.
- А что, когда ты с кем-то встречаешься, вокруг вас всегда разгораются скандалы?
Он откидывается назад и выглядит самодовольно:
- Как правило.
Ага, Себастьян любит драмы, я их тоже обожаю. Возможно, мы идеально подходим друг другу - нужно будет обсудить это с Мышью.
- Так как насчет французского лукового супа и отбивных из барашка? - спрашивает он и передает наш заказ официанту.
- Замечательно, - говорю я и улыбаюсь. Но все не так хорошо, как я пытаюсь изобразить: я не хочу французский луковый суп. Я ем лук и сыр всю свою жизнь, поэтому мне хотелось бы попробовать что-нибудь экзотическое, утонченное, например улиток, но уже поздно. Почему я всегда делаю то, что хочет Себастьян?
Я ставлю бокал, и в этот момент на наш столик чуть ли не падает пьяная женщина в красном платье с ярко-красными накрученными полосами. Она толкает меня и разливает половину моего напитка.
- Простите меня, любезная, - говорит она заплетающимся языком. Она делает шаг назад и осматривает нас с Себастьяном. - Романтики, - усмехается она и, шатаясь, отходит, пока я салфеткой промакиваю разлитый вермут.
- Что это было?
- Пьяная немолодая женщина, - пожимает плечами Себастьян. - Нет ничего хуже, чем слишком много выпившая женщина.
- Почему это?
- Да ладно, Кэрри. Все знают, что женщины не умеют пить.
- А мужчины умеют?
- Почему мы вообще это обсуждаем?
- Судя по всему, ты считаешь, что женщины еще не умеют водить машину и писать диссертации.
- Есть исключения: твоя подруга, Мышь.
Простите?
Принесли наш луковый суп, украшенный тертым сыром.
- Будь осторожна, - говорит он. - Горячо.
Я вздыхаю и начинаю дуть на ложку, полную липкого сыра.
- Знаешь, я все-таки хочу как-нибудь съездить во Францию.
- Я тебя отвезу, - говорит он. У него все так просто. - Может, у нас получится поехать следующим летом? - Затем, воодушевленный составлением плана, он наклоняется вперед: - Мы начнем с Парижа. Затем на поезде доедем до Бордо, это винная провинция. А после отправимся на юг Франции - Канны, Сен-Тропе…
Я представляю себе Эйфелеву башню, белую виллу на холме, скоростные лодки, бикини и глаза Себастьяна, серьезные и чувственные. Он смотрит прямо на меня. "Я люблю тебя, Кэрри, - шепчет он в моих мечтах. - Ты выйдешь за меня замуж?"
Я все еще надеялась поехать в Нью-Йорк этим летом, но если Себастьян хочет отвезти меня во Францию, то почему бы и нет.
- Добрый вечер.
- А?
Я поднимаю глаза и вижу блондинку с повязкой на голове и лошадиной улыбкой.
- Я вынуждена вас побеспокоить: почему у вас сумка стоит на столе?
- Прошу прощения? - Себастьян обращается к блондинке. Он снимает сумку со стола и кладет ее на пол. Женщина уходит, а Себастьян заказывает еще напитки. Но настроение испорчено, и, когда приносят наши отбивные, мы едим их в полном молчании.
- Эй, - говорю я. - Мы ведем себя, как старая женатая пара.
- Как это? - спрашивает он.
- Сидим, ужинаем вместе и при этом не разговариваем - воплощение одного из моих кошмаров. Когда я вижу подобные, едва смотрящие друг на друга пары в ресторане, мне становится за них обидно. Зачем, спрашивается, напрягаться идти куда-то? Если вам нечего друг другу сказать, почему бы просто не остаться дома и так же сидеть молчать?
- Возможно, в ресторане лучше еда.
- Смешно. - Я кладу свою вилку, тщательно вытираю рот и смотрю по сторонам. - Себастьян, что происходит?
- Что с тобой происходит?
- Ничего.
- Тогда все в порядке, - говорит он.
- Что-то не так, я чувствую.
- Я ем, хорошо? Я могу поесть свою отбивную без твоего непрерывного ворчания?
Я сжимаюсь от смущения и становлюсь крошечной. Я расширяю глаза и заставляю себя не моргать, чтобы не расплакаться. Но, черт, как же мне обидно.
- Конечно, - спокойно говорю я. Мы ссоримся? Как вообще это могло произойти? Я тыкаю вилкой мою отбивную, затем складываю приборы: - Я сдаюсь.
- Тебе не нравится барашек?
- Нет, он вкусный. Но ты из-за чего-то злишься на меня.
- Я не злюсь.
- Но ты точно выглядишь недовольным.
Теперь он откладывает свои приборы.
- Почему все девушки постоянно спрашивают "Что случилось?". Что, если все в порядке. Может, парень просто пытается поесть.
- Ты прав, - тихо говорю я и встаю.
В следующую секунду он начинает паниковать:
- Куда это ты собралась?
- В дамскую комнату.
Я иду в туалет, мою руки и тщательно рассматриваю себя в зеркале. Почему я так себя веду? Может, со мной что-то не так? И вдруг я понимаю, что напугана: я же не переживу, если с Себастьяном что-то случиться. Или, что еще хуже, он передумает и решит вернуться к Донне ЛаДонне, тогда я точно умру. Но важнее всего то, что завтра у меня свидание с Джорджем. Я хотела отказаться, но отец не позволил мне.
- Это будет невежливо, - сказал он.
- Но он мне не нравится, - ответила я, надувшись, как ребенок.
- Он очень хороший парень, и нет причин так с ним поступать.
- Будет невежливо, если я буду водить его занос.
- Кэрри, - сказал отец и вздохнул. - Я хочу, чтобы ты была поосторожнее с Себастьяном.
- Что не так с Себастьяном?
- Ты проводишь с ним много времени.
И у отца есть чутье на эти вещи. На других мужчин.
Тогда я злилась на отца, но свидание с Джорджем тем не менее не отменила. Что, если Себастьян узнает об этом и расстанется со мной? Я убью отца! Я действительно это сделаю. Почему я не Могу сама контролировать свою жизнь? Я хотела бы сейчас сбежать, но не могу, мне нужно вернуться за сумкой, которая осталась под столом, куда ее убрал Себастьян. Я делаю глубокий вдох, заставляю себя встряхнуться, улыбнуться и пойти назад, сделав вид, что все хорошо.
Когда я возвращаюсь, наши тарелки уже… унесли.
- Ну что, - начинаю я разговор с наигранной веселостью.
- Ты будешь десерт? - спрашивает Себастьян.
- А ты?
- Я первый спросил. Ты можешь принять решение?
- Конечно. Давай закажем десерт.
Почему все так ужасно? Наверное, китайская пытка менее мучительна, чем наш ужин.
- Два чизкейка, - говорит он официантке, вновь делая заказ за меня.
- Себастьян…
- Да? - Его глаза сверкают.
- Ты все еще злишься?
- Послушай, Кэрри, я потратил кучу времени, планируя это свидание, привез тебя в шикарный ресторан, и все такое. А ты только и делаешь, что пилишь меня.
- Что? - говорю я, застигнутая врасплох.
- У меня такое чувство, что я все делаю неправильно.
В этот момент я застываю от ужаса. Что я творю? Конечно, он прав. Я полная тупица: я так боюсь потерять его, что невольно отталкиваю его от себя, прежде чем он сам решит со мной расстаться. Он сказал, что хочет отвезти меня во Францию? О господи, чего еще я хочу?
- Себастьян? - тихонько спрашиваю я.
- Да?
- Прости меня.
- Все в порядке. - Он берет меня за руку. - Все ошибаются.
Я киваю, глубже усаживаясь в кресло, настроение Себастьяна улучшается. Он перетаскивает мое кресло к себе поближе и целует меня на виду у всего ресторана.
- Весь вечер я ждал этого момента, - шепчет он.
- Я тоже, - отвечаю я. Но через несколько секунд я отстраняюсь - я все еще немного злюсь. Я делаю еще глоток "Мартини", и он притупляет мою злость, отправляя ее вниз к туфлям, где она уже не будет доставлять мне неприятностей.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Маленькие преступницы
- Вау, - говорит Джордж.
- Что "вау"? - спрашиваю я, входя в кухню. Джордж с моим отцом потягивают джин-тоник, как будто они старые приятели.
- Эта сумка, - говорит Джордж. - Она мне нравится.
- Эээ, нравится тебе?
Джордж был, последним человеком, которого я хотела сейчас видеть. Особенно после свидания с Себастьяном, похожего на американские горки, которое закончилось тем, что когда мы вроде бы помирились и сидели целовались в его машине около моего дома, отец начал включать и выключать уличное освещение, окончательно испортив обоим настроение.
- Я тут подумала, - говорю я Джорджу - Вместо того чтобы ехать такую даль в этот загородный ресторанчик, почему бы нам не сходить в "Браунстоун"? Он ближе и еда там действительно хорошая.
Я поступаю жестоко, приглашая Джорджа в тот же ресторан, где я была с Себастьяном, но любовь превратила меня в дьявола. Джордж, конечно, ничего не имеет против. Ох, как же меня раздражает это его любезность.
- Мне понравится любое место, какое ты выберешь.
- Веселитесь, - с надеждой в голосе говорит отец.
Мы садимся в машину, и Джордж наклоняется, чтобы поцеловать меня. Я поворачиваю голову, и он целует меня в уголок губ.
- Как ты тут? - спрашивает он.
- Схожу с ума. - Я уже почти готова рассказать ему о двух последних сумасшедших неделях с Себастьяном и о том, что за мной постоянно следят Донна ЛаДонна и две Джен, и об ужасной открытке в моем шкафчике, но я останавливаю себя - Джорджу пока не стоит знать о Себастьяне. Вместо этого я говорю: - Мне нужно было съездить с подругой к врачу, чтобы ей выписали противозачаточные, и там была девушка, которой, очевидно, только что сделали аборт и…
Он качает головой, не отрывая глаз от трассы.
- Так как я вырос в Сити, мне всегда было интересно, чем люди занимаются в маленьких городках. Но как я понимаю, проблемы у людей одни и те же, что в маленьких городках, что в мегаполисах.
- Ха. А ты читал "Пейтон-Плейс"?
- Если я читаю книги не по учебе, а для удовольствия, то выбираю биографические произведения.
Я киваю. Мы вместе всего десять минут, но я уже чувствую себя так неловко, что не могу представить, как переживу этот вечер.
- А вы так называете Нью-Йорк, - смущенно спрашиваю я, - "Сити"? Или Нью-Йорк и Манхэттен?
- Сити, - говорит он, слегка улыбаясь. - Я знаю, это звучит высокомерно, как будто Нью-Йорк - это единственный город в мире. Но ньюйоркцы действительно несколько высокомерны и думают, что Манхэттен - это центр Вселенной. Большинство ньюйоркцев не могут себе даже представить, чтобы жить где-то в другом месте. - Он бросает на меня взгляд. - Это, звучит ужасно?
- Совсем нет. Я бы хотела жить в Манхэттене. - Я хотела сказать "в Сити", но побоялась, что это прозвучит слишком самонадеянно.
- А ты когда-нибудь там бывала?
- Раз или два, когда была маленькой. Мы со школой ездили в планетарий и смотрели на звезды.