- Да?
Окна в спальне были распахнуты, и прохладный ночной ветерок колыхал занавески. В июньском небе низко плыла полная луна.
- Милый, это тебя. Премьер-министр, - шепнула Эдвина, передавая ему трубку.
Ник сел на постели:
- Да?
- Ник, это Уинстон, - загудела трубка знакомым голосом. - Сможешь завтра слетать со мной во Францию? Мы решили предпринять последнюю попытку уговорить Рено не капитулировать. Я переговорил с президентом Рузвельтом, и он дал согласие на то, чтобы я использовал тебя. Я хочу, чтобы ты уверил Рено в том, что американская военная индустрия переплюнет германскую и что ты сможешь завалить французов оружием в количестве, достаточном для того, чтобы они утерли нос Джерри, - так Черчилль называл Гитлера. - Им бы только продержаться сейчас! Хочешь врать - ври. Мне плевать, что ты им наговоришь, но мы обязаны убедить их держаться! Так что, летишь со мной?
Ник долго не думал.
- Конечно, сэр.
- Отлично. Жду в Гендоне в половине одиннадцатого утра. Мы вылетаем оттуда в Тур. Французское правительство уже драпануло из Парижа, и они заняли сейчас несколько шато по берегу Луары… Господи, как будто вернулись времена Франциска Первого! На месте разберемся, какой замок занял Рено… С ним наверняка эта чертова кукла Элен де Порт! Та еще сучка! До завтра. В десять тридцать!
И Черчилль повесил трубку.
- Что ему было нужно? - спросила Эдвина, накидывая на себя тонкое покрывало, чтобы прикрыть наготу.
- Завтра я улетаю с ним во Францию. Попробуем убедить французов не сдаваться.
Эдвина сразу вспомнила "Фулсбюттель" и то состояние, в котором явился к ней муж после побега.
- Это ведь не опасно, правда? - спросила она. - Если уж ты вместе с Уинстоном, значит, у вас будет надежная защита?
- Очень надеюсь. Если Гитлер сцапает Черчилля, войне конец. - Он лег и отвернулся к стене, давая понять, что хочет спать.
- Я люблю тебя, - сонно пробормотал он, доставив ей этими словами удовольствие, которое, однако, не перекрыло тревогу.
Конечно, он летит вместе с Уинстоном, но ведь во Францию. В страну, где сейчас творится форменный хаос.
Опасность все-таки была.
"Та еще сучка" графиня де Порт была дочерью богатого марсельского подрядчика и судовладельца по имени Ребюффель. Яркая, привлекательная, энергичная и честолюбивая, она сумела выйти замуж за графа Жана де Порт, сына маркиза де Порт и герцогини де Гадань. Молодожен стал работать на своего тестя. Графиня же, которой надоел Марсель, устремилась покорять французскую столицу. Там-то она и встретила Поля Рено, который годился ей в отцы. Сообразив, что он является восходящей звездой на политическом небосклоне, она не замедлила стать его любовницей.
По иронии судьбы у Эдуарда Даладье, главного политического противника Поля Рено, тоже была титулованная любовница. Маркиза де Круссоль, урожденная Жанна Безье, была дочерью нантского бизнесмена, который сделал себе состояние, консервируя сардины. Жанна вышла замуж за маркиза де Круссоль, внука герцогини д’Узэ, который одно время ухлестывал за Элен де Порт. Вскоре веселые и острые на язык парижане дали необычайно подвижной маркизе де Круссоль кличку в виде забавного каламбура: "la sardine qui es’et crue sole" ("сардина, которая возомнила себя камбалой"). Игра слов основывалась на сходстве фамилии маркизы Crussol с окончанием каламбура crue sole. Когда маркиза встретила на своем жизненном пути Даладье, тот уже был вдовцом с десятилетним стажем и жил в мрачной квартирке на Анатоль де ля Форж вместе со своей сестрой и двумя сыновьями. Маркиза заделалась его любовницей и ввела его во все модные в Париже салоны.
Эти две титулованные любовницы стали ярыми противницами, каждая по-своему помогая своему любовнику делать дальнейшие шаги вверх по политической лестнице. Со стороны было бы забавно наблюдать за их азартом. Только какие уж тут забавы, если Франция соскальзывает в пропасть? Обе стали любовницами первых в стране людей и тем самым удовлетворили свои амбиции. Обе они хотели перехлестнуть их знаменитую предшественницу маркизу де Помпадур, которая, являясь любовницей короля, фактически правила всей Францией в течение двух десятков лет. Однако здесь обеих дам ждало разочарование: правительства во Франции теперь сменяли одно другое с поразительной быстротой. Так что мадам де Порт пришлось расстаться с мечтами о власти, а ее любовнику премьеру предстояло председательствовать на похоронах французской республики.
Никто не был в силах поверить в то, что это происходит на самом деле. Ведь в прошлой войне Франция дралась доблестно. Французская империя по размерам и значимости уступала лишь британской. Франция была богата. У французской армии были свои недостатки, но ее вооруженность, как докладывал Ник английскому генштабу, не уступала вооруженности германского вермахта. И тем не менее по истечении всего нескольких недель французы дрогнули перед немцами и побежали. К 9 июня, то есть всего через месяц после вторжения во Францию вермахта, до Парижа дошли слухи о том, что никто уже не в состоянии остановить продвижение немцев. Миллионы французов с севера страны, которые к тому времени уже затворились в Париже, будучи уверенными в том, что столица никогда не будет сдана врагу, теперь оказались перед необходимостью уходить еще дальше, на юг страны. К ним присоединилось четыре миллиона парижан, которых охватывал ужас при одной мысли о том, что они могут жить под оккупацией нацистов, 10 июня восемь миллионов французов заполнили все дороги, ведущие на юг. Тут и там возникали давки. На дорогах орудовали мародеры. Люди молили о куске хлеба и глотке воды. Это хаотичное отступление приводило в отчаяние жителей населенных пунктов, которые попадались по дороге. Положение ухудшалось германской авиацией, которая время от времени показывалась над головами беженцев, поливая их огнем из пулеметов.
Дороги были настолько забиты людьми, что в полночь 10 июня севший в автомобиль вместе с долговязым генералом Шарлем де Голлем французский премьер - правительство переводилось из Парижа на юг, в долину Луары, - добрался до Орлеана, до которого было всего лишь сто шестьдесят миль, только спустя шесть часов.
Это была самая важная машина во всей Франции.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Это был жаркий июньский день. В номере 418 отеля "Балтмор" на туалетном столике лениво гудел электровентилятор, шевеля застоявшийся воздух над кроватью, на которой сплелись два обнаженных, лоснящихся от пота тела. Здесь занимались любовью.
- Чарли, Чарли!.. - стонала Сильвия Флеминг Хилл, зажмурив глаза, откинув голову на подушку. Она упивалась волосатым, мускулистым телом Чарли Уэльса. Было два часа дня четвертой подряд среды их интимных свиданий в отеле. Термометр показывал за тридцать градусов, и пот струился по телу Чарли, когда он резко входил в Сильвию и выходил из нее.
- Чарли, это случилось, случилось…
- Я кончаю! - хрипел Чарли. - О Иисус!..
- Чарли, Чарли! Я люблю тебя, Чарли, Чарли!..
- ГОСПОДИ!!!
После извержения он тяжело рухнул рядом с ней.
- По-моему, сегодня слишком жарко для всего этого, - отдуваясь, проговорил он.
- А я люблю, когда струится пот, - промурлыкала она. - Это делает любовь более… не знаю… животной, что ли. Я считаю, что секс и должен быть чем-то непристойным, грязным.
- Ага. Знаю, что ты хочешь сказать. Странно вроде бы, но действительно, чем грязнее секс, тем он круче. Но меня все равно тянет принять душ.
Он соскочил с кровати и скрылся в ванной комнате. Она слышала, как полилась вода и как Чарли стал что-то насвистывать себе под нос. Ей нравились эти случайные, почти анонимные встречи. Она ничего не знала о нем. Только то, что он живет где-то в Нью-Джерси, пашет на брокерскую контору, имеет жену и двух детей. Для нее этого было достаточно. Он был всего лишь машиной для секса. Когда он занимался с ней любовью, она представляла себе своего брата Чарльза, и получалось почти так же здорово, как и на берегу того пруда в Тракс-холле так много лет назад…
Вдруг она услышала, как в замке лязгнул ключ. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился толстяк в полосатом костюме, соломенной шляпе и с отвратительно пахнущей сигарой во рту. Едва она успела натянуть на себя покрывало с постели, в дверях показался ее муж.
- Это и есть ваша жена? - спросил толстяк с сигарой.
Ледяным тоном Честер бросил:
- Да.
- Послушайте-ка, леди, это солидный отель. Я детектив, представляющий интересы этого дома, и говорю вам: если надумаете пожаловать сюда еще раз комнаты не найдете. Понятно?
Честер сунул ему десятидолларовую бумажку.
- Поверьте, она вас больше не потревожит, - сказал он.
- Спасибо, мистер Хилл. Буду вам очень обязан.
Толстяк вышел из номера и прикрыл за собой дверь.
- Одевайся, - бросил жене Честер. - Поедем домой. И учти: больше по средам в Нью-Йорк "за покупками" ездишь не будешь. - Он направился к ванной. - Не надо мне таких покупок.
- Пошел к черту! - истерично взвизгнула она.
Она запустила в него подушкой, но промахнулась.
Честер вынул из кармана "рамсчайлд" 22 калибра, вошел в ванную, отодвинул ширму и направил дуло на охваченного диким ужасом Чарльза Уэльса.
- Я… не убивайте меня, - пролепетал брокер с намыленной головой.
Честер выключил воду.
- Вылезай, - сказал он.
- Кто… кто вы?!
- Я муж той девчонки, работаю на военном заводе, изобретаю всякое оружие.
- Ты… Вы ведь не сделаете этого, да? Я ничего не совершал, я…
Дрожащий от ужаса, весь в мыле Чарли был просто комичен. Честер схватил его за руку и выпихнул из ванной комнаты в спальню.
- Проваливай, - приказал он.
- Да, конечно! Я сейчас! Только… дайте мне обсушиться и что-нибудь накинуть… Я в одну минуту, я быстро, вот увидите!
Честер дал ему сильного пинка.
- Иди так.
- Но я не могу! Я голый!
- Это твои проблемы. Пошел.
Держа его на мушке, Честер открыл дверь. При мысли о том, что придется голым выйти на люди, Чарли охватил, казалось, еще больший ужас.
- Я не могу!
Честер схватил его за руку и выкинул из номера в коридор. Чарли бросился вдоль по коридору в поисках какого-нибудь местечка, где бы он мог спрятаться. Честер захлопнул за ним дверь и повернулся лицом к жене, которая вдруг начала смеяться.
- О, так ты находишь это забавным? - крикнул он.
- Нет, но… - Она попыталась унять свой истерический смех. - Чарли… Я просто представила… весь в мыле и голый посреди Медисон-авеню… О Боже! - Ее прорвало, и она уже не пыталась успокоиться.
Честер подошел к ней и влепил сильную пощечину.
- Ублюдок! - взвизгнула она.
- А ты шлюха. Одевайся, я забираю тебя домой.
- Нет, я не желаю возвращаться. Мне и здесь хорошо!
- Значит, тебе нравится быть шлюхой?
Он снова дал ей пощечину, она разрыдалась.
- Одевайся, - повторил Честер.
- Я хочу к отцу! - заныла она.
- Придется довольствоваться мной.
- О Честер! - Она подняла на него заплаканные глаза. - Я хочу быть с тобой счастливой, но мне так тошно в Олд-Лайме!.. Неужели ты совсем меня не понимаешь? Ну можешь ты хотя бы попытаться понять? Мне там нечего делать! Нечего!
- У тебя есть муж!
- Этого недостаточно!
С минуту он смотрел на нее, еле сдерживаясь от ярости.
"Черт, а ведь она права, - подумал он. - Меня ей недостаточно. Придется заиметь детей - это заткнет ей рот. И дом. Черт, кто бы мог подумать, что этот старикан окажется таким ханжой и не даст взаймы?! Если бы только у меня появились деньги!"
Черчилль, думая пригласить с собой во Францию Ника, руководствовался целым рядом причин, среди которых не последнее место занимали его симпатии к этому американцу, а порой и восхищение им. Он прекрасно понимал, что Ник подвергает себя риску, бросая вызов американскому нейтральному законодательству, которое запрещает военным промышленникам продавать оружие какой-либо из воюющих в Европе стран. Через Канаду Флеминг сплавлял тысячи тонн боеприпасов, тысячи винтовок, артиллерию и зенитные установки в Англию. А осажденный остров крайне нуждался в этой поддержке. Черчилль знал, что Рузвельт намеревается снять военное эмбарго, но это не умаляло заслуг Ника и того риска, которому он себя изначально подвергал.
Но самое главное заключалось в том, что, как увидел Черчилль во время выступления Ника перед генштабом, этот Титан смерти располагает такими точными и подробными сведениями об армиях крупных государств, какие Черчиллю никогда не способна была доставить английская разведка. Ежедневно Черчиллю на стол ложился доклад его посла в Вашингтоне о том, как продвигается в Штатах вопрос об отмене военного эмбарго, однако знания Ника Черчилль ценил не менее высоко. Взвесив все это, он решил, что само присутствие вместе с ним этого американца заставит подтянуться уже опустивших руки французских руководителей.
Поэтому на следующее утро ровно в десять тридцать Ник присоединился к премьер-министру, министру иностранных дел, лорду Галифаксу, лорду Бивербруку и другим высокопоставленным лицам Великобритании, когда все они поднимались по трапам двух двухмоторных "Фламинго" для полета во Францию.
Утро было просто чудесное, но синоптики предсказывали ухудшение погоды.
Самолеты приземлились в Туре в два часа пополудни на недавно разбомбленном и почти пустынном аэродроме. Для Ника все это казалось сценой из "Алисы в стране чудес": премьер-министр Великобритании вынужден рыскать по Франции в отчаянных поисках французского премьера! Впрочем, казалось, вся Франция сошла с ума. В особенности ее правительство. Покинув Париж в ночь с 10 на 11 июня на автомашинах и грузовиках, французские власти влились на дорогах в безбрежное море беженцев и продвигались таким образом вплоть до Орлеана. Там правительство разместилось в нескольких замках-шато на южном берегу Луары - от Бриара на востоке до Тура на западе.
Замки были просто очаровательны, но совершенно не приспособлены для размещения в них французского правительства в дни национального кризиса двадцатого столетия. В частности, туалет был рассчитан - если вообще его можно было считать на что-либо рассчитанным - на одну семью, но никак не на министерство. Со связью дела обстояли еще хуже. В лучшем случае на замок имелся лишь один телефон. Телефонная система даже при идеальных условиях все равно оставалась бы допотопной и ненадежной. Никто не подумал - на это и времени не было - о том, чтобы протянуть дополнительные линии. Персонал местных телефонных станций все еще делал двухчасовые перерывы на обед. Результатом этого и явился хаос. Президент Франции, разместившийся в великолепном замке Де-Канже, был полностью изолирован от внешнего мира и не имел никакого представления о том, что происходит с правительством, главой которого он продолжал считаться.
Из-за загруженности дорог Черчиллю пришлось не менее двух часов добираться на автомобиле из аэропорта Тура до замка Де-Шиссе, расположенного на берегу реки Шер. Именно здесь обосновался со всеми своими помощниками и любовницей премьер-министр Франции Поль Рено. Когда машина Черчилля остановилась, взорам приехавших предстала любопытная сцена. Двор замка был заполнен копошащимися в поисках места парковки легковыми и грузовыми машинами, которые во всем большем количестве стекались туда, где теперь, как считалось, помещался центр управления страной. На фронтальном балконе стояла невысокого роста женщина. Ей было далеко за тридцать, у нее были вьющиеся темные волосы, большой рот, бросающийся в глаза издалека из-за яркой губной помады. Она была одета в красный шелковый халат поверх ночной рубашки, была возбуждена, отчаянно жестикулировала и громко советовала шоферам, где припарковаться.
- А вот и она! - поморщился Черчилль. - Вот кто правит Францией, прячась за спинкой трона. Графиня де Порт собственной персоной.
Действительно, картинка была примечательная.
Английская делегация стала выбираться из автомобилей. Мадам де Порт стала что-то кричать, но вдруг узнала Черчилля. На лице ее отразилось нечто вроде испуга, и она исчезла с балкона.
- Она не только правит страной, - заметил Ник. - Но, похоже, с удовольствием исполняет обязанности регулировщика движения.
Эта реплика вызвала у Черчилля улыбку.
Внутри замка происходила та же неразбериха, что и на дворе. В комнатах с высокими потолками толклись офицеры, дипломаты, помощники и секретари. Каждому хотелось узнать, где должно быть его место и что он должен делать. Но, похоже, ничего не было ясно. Другие стояли на месте и апатично выглядывали в высокие окна, смоля сигареты одну за другой. Никто здесь даже и не догадывался о том, что прибыла высокая английская делегация, пока из главной залы не выскочил сам французский премьер, очевидно, предупрежденный о гостях-союзниках своей любовницей. После кратких приветствий Черчилль, Бивербрук и Галифакс вместе с Рено скрылись за дверями.
- Подожди здесь, - шепнул Черчилль Нику перед тем как уйти. - Когда потребуешься, я тебя позову. И запомни, ври, если надо будет. Задача у нас одна - любой ценой оставить Францию в войне!
Прошел час.
Вдруг из дверей показался один из помощников, полковник Форбс-Тэйлор. Он сказал Нику:
- У нас ничего не получается. Рено заладил одно: французы будут продолжать воевать лишь в том случае, если мы подкинем им самолетов. Премьер-министр просил передать вам, что вы пока можете прогуляться по саду. Потребуетесь не раньше чем через час.
- Хорошо.
Ник вышел через заднее крыльцо на прогулку в довольно унылый сад, покрытый лужами после недавнего дождя. Поначалу Ник думал, что он здесь один, но вскоре увидел, что в аллее каштанов на скамейке сидит французский офицер и курит. Ник уже видел его в замке до этого. Это был высокий молодой капитан с тонкими черными усиками, копной черных густых волос под пилоткой, бледной кожей и горящими глазами. Француз был явно опечален чем-то. Едва Ник подошел к нему и француз его заметил, он торопливо протер глаза, как будто старался скрыть слезы.
Ник обратился к нему по-французски:
- Добрый день. Похоже, здесь только мы двое знаем, что делать. Ничего.
Капитан взглянул на американца.
- Вы американец? - спросил он по-английски с сильным акцентом. - Военный король месье Флеминг?
- Верно. Я приехал сюда с мистером Черчиллем для того, чтобы попытаться убедить ваше правительство продолжать воевать.
Капитан швырнул окурок на землю.
- Вы теряете время. Эти люди, - он гневно кивнул в сторону замка, - трусы! Они не хотят драться, они хотят выйти из войны и тем самым спасти свою шкуру! Меня от них тошнит! Как вы думаете, почему я ушел сюда и разревелся, как мальчишка! Потому что я вижу, как продают мою родину. Нет, даже не продают. Отдают за так! Это трусы, трусы! И никому нет никакого дела! Но ведь это Франция! Самая красивая и цивилизованная европейская страна! Может быть, мы слишком цивилизованны… Не знаю. Слишком цивилизованны для того, чтобы драться.
Искренний гнев и стыд молодого человека тронули Ника.
- Что же делать? - спросил он.
Капитан пожал плечами.