- Персей, спасающий Андромеду. Интересная скульптура. Вам стоит рассмотреть ее поближе. Работа скульптора, которого один из моих предков привез в замок около двухсот лет назад. Я думаю, вам она особенно понравится.
- Почему?
- Вы мне представляетесь женщиной-Персеем, спасающей искусство от дракона разрушения, старения, вандализма и так далее.
- Какая поэтическая аллегория. Вы удивляете меня.
- Я не такой невежественный человек, каким вы меня себе представляете. Когда вы мне дадите еще несколько уроков в галерее, я стану еще умнее. Вот посмотрите.
- Я уверена, вам не захочется приобретать знания, которые вам не пригодятся.
- Я всегда думал, что любое знание может пригодиться.
- Некоторые знания пригодятся больше, некоторые меньше - все познать невозможно; и забивая себе голову тем, что не имеет практического значения, мы впустую тратим время…
Он пожал плечами и улыбнулся. А я продолжала:
- И полезно было бы узнать, кто виновен в несчастном случае в лесу.
- Вы так думаете?
- Конечно. Что, если это повторится?
- Ну, в таком случае исход может быть более трагичным… или счастливым, конечно. В зависимости от того, как вы на это посмотрите.
- Странная у вас точка зрения. Кажется, вас совершенно не беспокоит, что тот, кто на вас покушался, до сих пор не найден.
- Дорогая мадемуазель Лоусон, было проведено тщательное расследование. Опознать пулю не так легко, как вы предполагаете. Почти в каждом доме есть ружье - в окрестностях полным-полно зайцев, они наносят заметный ущерб посевам. К тому же, это ценная дичь, и местные жители не прочь поохотиться на них.
- Ну тогда, если кто-то охотился на зайца, почему он не пришел и не признался, что это был несчастный случай?
- Что?! И это после того, как он застрелил мою лошадь?
- Итак, кто-то охотился в лесу, пуля попала в дерево, а потом убила лошадь. Разве тот человек с ружьем не знал о том, что вы прогуливаетесь в роще?
- Предположим, он… или она… не знал.
- Значит, вы придерживаетесь версии, что все это произошло непреднамеренно?
- Почему бы и нет? Это ведь разумная версия.
- Это удобная версия, но я никогда не думала, что вы из тех, кто принимает версию только потому, что она удобна.
- Возможно, когда вы узнаете меня получше, вы измените свое мнение, - он улыбался, глядя на меня. - Здесь действительно очень приятно. Надеюсь, у вас не было других планов. Если нет, может быть, вы останетесь, и мы немного поговорим.
Потом я провожу вас к пруду и вы поближе рассмотрите Персея. Это действительно маленький шедевр. На его лице выражение необыкновенной решимости. Конечно, он решил победить чудовище. А теперь расскажите мне о картинах. Как ваши успехи? Вы такая труженица. Пройдет совсем немного времени, вы закончите работу в галерее, и наши картины будут выглядеть так, как они выглядели, когда только вышли из-под кисти художника. Это великолепно, мадемуазель Лоусон.
Я рассказывала о полотнах в галерее, а потом мы любовались скульптурами. В замок вы вернулись вместе.
По террасам поднимались медленно; когда мы входили в замок, мне показалось, что в окне классной комнаты промелькнула чья-то тень. Кто же наблюдал за нами - Нуну или Женевьева?
Внезапно интерес к происшествию с графом исчез, потому что виноградникам угрожала опасность. Лоза сейчас росла быстро, и урожай обещал быть отменным, но возникла угроза распространения филлоксеры.
Эта новость пронеслась по городку и достигла стен замка.
Я пошла к мадам Бастид узнать, что происходит; она была встревожена так же, как тогда, когда с Габриэль случилась неприятность.
Мы пили кофе, и она мне рассказывала, что может натворить эта филлоксера. Если ее не остановить, она поразит виноградники, уничтожив урожай не только этого года, но и на многие годы вперед.
Жан-Пьер и его отец работали полночи. Нужно было опрыскать лозу раствором мышьяка; сложность состояла в том, что избыток раствора повредил бы растениям, а недостаточное количество не могло уничтожить вредителя.
- Такова жизнь, - произнесла мадам Бастид с философским видом, продолжая рассказывать мне о том, какой переполох был, когда виноградная вошь погубила виноградники во всей округе.
- Только через несколько лет мы смогли восстановить лозу, - заявила она. - И каждый год такие беспокойства… Если не филлоксера, то листовая блоха или корневой червь. Ах, Даллас, кому захочется быть виноградарем?
- Но когда урожай благополучно собран, какое, должно быть, царит веселье…
- Вы правы, - при этой мысли глаза ее засияли. - Вы бы посмотрели тогда на нас. В такое время мы безудержно радуемся, буквально сходим с ума от счастья.
- А если бы не было этой постоянной угрозы, вы бы не чувствовали себя такими счастливыми.
- Это правда. В Гейяре нет времени лучше, чем время сбора урожая… И чтобы радоваться, мы должны сначала страдать.
Я спросила, как дела у Габриэли.
- Она совершенно счастлива. Подумать только, это Жак.
- Вы не ожидали?
- И сама не знаю. Они вместе росли, всегда были добрыми друзьями. Трудно заметить, как все меняется. Девочка вдруг становится женщиной, мальчик - мужчиной; природу не обманешь. Да, я не ожидала, что это будет Жак, хотя мне следовало знать, что она влюблена. В последнее время она была так рассеянна. Вот такие дела. Сейчас, к счастью, все устроилось. Жак справится с Сен-Вальеном. Теперь ему, конечно, придется трудно, как и нам здесь, потому что эпидемия распространяется быстро. Если она поразит Сен-Вальен, это будет очень плохо, ведь Жак только приступил к своим обязанностям.
- Как хорошо, что граф предложил Жаку Сен-Вальен, - сказала я. - Как раз вовремя.
- Иногда господь бывает к нам милостив.
В задумчивости я брела обратно в замок. Конечно, уверяла я себя, Габриэль поговорила с графом о своих трудностях, и граф дал Жаку Сен-Вальен потому, что она ждала ребенка, а он не мог содержать жену и мать. Дюраны в любом случае слишком стары, чтобы управляться с виноградником. Совершенно естественно, что все так получилось.
Я действительно изменилась. Я уже научилась верить в то, что хотела.
Нуну, несмотря на всю ее внешнюю простоту, была проницательной женщиной. Я думаю, она догадалась о моей растущей нежности к графу. Она питала, как мне казалось, некоторую привязанность ко мне, потому что я имела хорошее, по ее мнению, влияние на Женевьеву. Она была сама преданность, и ее интересовало в жизни лишь то, что имело отношение к ее воспитаннице. Такой же она, видимо, была и тогда, когда была жива Франсуаза.
Она была рада, когда я заглядывала в ее комнату, и это случалось довольно часто; там меня всегда ждала чашка кофе, мы садились и разговаривали - почти всегда о Женевьеве и Франсуазе.
В то время, когда вся округа была обеспокоена лишь филлоксерой, единственной заботой Нуну были капризы Женевьевы; казалось, ее комната - единственное место, где не обсуждаются проблемы виноградарей.
- Боюсь, ей не нравится жена господина Филиппа, - сказала Нуну, пристально глядя на меня исподлобья. - Ей всегда не нравились женщины в доме с тех пор…
Мне не хотелось встречаться с ней взглядом; я не хотела, чтобы Нуну рассказала мне то, что я уже знала о графе и Клод.
- Со смерти ее матери прошло много времени. Она уже должна перерасти это, - быстро произнесла я.
- Если бы у нее был брат, все было бы по-другому. Но теперь граф привез сюда господина Филиппа и женил его на этой женщине… - Я поняла, что она видела, как мы разговаривали с графом в саду, и предупреждала меня.
- Надеюсь, Филипп хотел жениться, - заметила я. - Иначе зачем бы ему это делать? Вы говорите, словно…
- Я говорю о том, что знаю. Граф никогда не женится. Он не любит женщин.
- Я слышала, что он весьма увлекается ими.
- Увлекается! О нет, мисс, - произнесла она с горечью. - Он никогда никого не любил. Мужчина может развлекаться с теми, кого презирает, и натура его такова, что чем больше он презирает, тем большее удовольствие получает, если вы понимаете, о чем я говорю. Однако, вы сейчас думаете, что это не наше дело, и вы правы. Но я думаю, что вы скоро от нас уедете и забудете все.
- Я не заглядывала так далеко.
- Конечно, не заглядывали, - рассеянно улыбнулась она. - Замок - это маленькое королевство. Не могу себе представить, чтобы я жила где-то еще… хотя я приехала сюда вместе с Франсуазой.
- Здесь совсем не так, как в Каррфуре.
- Да, здесь все по-иному.
Я вспомнила угрюмый особняк, который был домом Франсуазы. - Наверное, Франсуаза была очень счастлива, когда приехала сюда.
- Франсуаза никогда не была здесь счастлива. Понимаете, он никогда не любил ее, - она серьезно смотрела на меня. - В нем нет любви ни к кому… он лишь использует людей. Он использует всех - своих рабочих, которые делают вино, и нас, кто живет в замке.
Я возмущенно сказала:
- Что тут особенного? Не будет же хозяин работать на винограднике сам. У него есть слуги…
- Вы не поняли меня, мисс. Да и как вам понять? Я говорю, что он не любил мою Франсуазу. Это был брак по расчету. В их кругу все браки таковы, но это к лучшему. Некоторые браки лучше оттого, что они по расчету, но этот не таков. Франсуаза попала сюда потому, что его семья сочла ее подходящей женой. Она была нужна здесь для того, чтобы продолжить род. Как только она это сделала, она стала ему не нужна. Но она… она была молода и чувствительна… она этого не понимала. Поэтому она умерла. Граф странный человек, мисс. Прошу вас, учтите это.
- Он… необычный.
Она печально взглянула на меня и проговорила:
- Если бы я могла показать вам, какой она была до того… и после. Если бы вы знали ее!
- Мне бы тоже этого хотелось.
- Вы знакомы с ее дневниками.
- Да, по ним я могу судить о Франсуазе.
- Она всегда их вела, и когда ей было плохо, она находила в них утешение. Иногда она читала мне из них вслух. "Ты помнишь это, Нуну?" - говорила она; и мы вместе с ней смеялись. В Каррфуре она была невинной юной девушкой. Но когда она вышла замуж за графа, ей пришлось узнать так много и в такой короткий срок. Пришлось учиться быть хозяйкой замка… но это далеко не все.
- Что она испытывала, когда приехала сюда? - мой взгляд скользнул к шкафу, в котором Нуну хранила свои сокровища - шкатулку с вышивками, которые Франсуаза дарила ей на дни рождения, дневники-откровения жизни Франсуазы. Мне хотелось прочесть в них о сватовстве графа, узнать, какой была Франсуаза, - не юная девушка, живущая замкнутой жизнью в Каррфуре вместе с суровым отцом и преданной Нуну, - но жена мужчины, который начинал занимать такое большое место в моей жизни.
- Когда она была счастлива, она не бралась за дневники, - сказала Нуну. - А когда она только приехала сюда, было столько волнений… так много пришлось делать. Даже я не часто видела ее.
- Значит, она была счастлива сначала.
- Она была еще дитя. Она верила в жизнь… в людей. Ей говорили, что ей повезло, и она этому верила. Ей говорили, что она будет счастлива…
- А когда она почувствовала себя несчастной?
- Скоро она начала понимать, что жизнь не такова, какой она себе ее воображала. А потом она ждала ребенка, и это заняло все ее воображение. Наступило разочарование, потому что все надеялись, что она родит сына.
- Она доверяла вам, Нуну?
- До замужества она рассказывала мне все.
- А после?
Нуну покачала головой:
- Только когда я прочла это… - она кивнула в сторону шкафа, - я все поняла. Она была не таким уж неразумным ребенком. Она многое понимала… и очень страдала.
- Вы хотите сказать, что он был суров с ней?
Губы Нуну сжались:
- Ей нужна была любовь.
- А она любила его?
- Она боялась его.
Я поразилась той горячности, с которой она произнесла эти слова.
- Почему? - спросила я. Губы ее задрожали, и она отвернулась. По выражению ее лица я поняла, что мысленно она вся обращена в прошлое.
Потом вдруг настроение ее изменилось, и она медленно сказала:
- Она была очарована им… сначала. Граф умеет очаровывать женщин.
Казалось, она приняла какое-то решение; она вдруг резко поднялась, подошла к шкафу и, сняв ключ со связки на поясе, открыла его.
Я увидела аккуратно сложенные тетради дневников. Она выбрала одну из них.
- Прочтите вот это, - сказала она. - Возьмите с собой и прочтите. Но чтобы больше никто не видел… а потом вернете тетрадь мне.
Мне следовало бы отказаться; я чувствовала, что заглядываю не только в ее личную жизнь, но и в его. Но это было выше моих сил; мне нужно было все знать.
Нуну беспокоилась за меня. Она считала, что граф испытывает ко мне определенный интерес. Она намекала, что мужчина, который привез в дом любовницу и выдал ее замуж за своего кузена, был к тому же и убийцей и, если я позволю себе связаться с таким человеком, мне тоже может грозить опасность. Это было предупреждение.
Я принесла тетрадь в свою комнату. Мне не терпелось прочесть ее, но дойдя до последней страницы, я была разочарована - я ожидала драматических откровений.
Записи были во многом похожи на те, что я читала раньше. У нее был маленький участочек в саду, где она выращивала цветы. Ей доставляло большое удовольствие возиться с ними.
"Я хочу, чтобы Женевьева любила их так же, как я".
"Мои первые розы. Я срезала их и поставила в вазу в своей спальне. Нуну говорит, что нельзя ставить цветы на ночь в спальне потому, что они забирают весь воздух. Я сказала ей, что это чепуха, но, чтобы доставить ей удовольствие, позволила унести их".
Читая эти страницы, я тщетно искала в них упоминания его имени, и нашла его почти в самом конце дневника.
"Лотер сегодня вернулся из Парижа. Иногда я думаю, что он презирает меня. Я знаю, что я не такая умная, как те люди, с которыми он встречается в Париже. Мне действительно надо постараться что-то узнать о том, чем он интересуется: о политике, истории, литературе и живописи. Если бы только они не казались мне такими скучными".
"Сегодня мы все катались верхом - Лотер, Женевьева и я. Он наблюдал за Женевьевой. Я была в ужасе от того, что лошадь могла ее сбросить. Она так нервничала".
"Лотер уехал. Я не знаю точно, но думаю, что в Париж. Он ничего не сказал мне".
Продолжалось описание повседневной жизни. Особых событий в ней не было, но казалось, она удовлетворена этим. Ее привело в восторг празднество, которое было устроено в замке. На нем были все работники с виноградников, слуги и жители городка.
"Я сделала десять саше, - атласных и шелковых. И их все раскупили. Нуну сказала, что можно было продать в два раза больше, если бы у меня было время сделать их. Женевьева была вместе со мной за прилавком. У нас все прекрасно получилось".
"Мы с Женевьевой пригласили сегодня в замок маленьких детей. Мы учим их катехизису. Я хочу, чтобы Женевьева поняла, в чем ее обязанность как дочери хозяина замка. Мы говорили потом об этом, и вокруг все было так спокойно. Я люблю вечера, когда начинает темнеть, приходит Нуну, зашторивает окна и зажигает лампу. Я напомнила ей, как мне всегда нравилось в Каррфуре то время дня, когда она приходила и закрывала ставни… как раз перед тем, как стемнеет, так что мы никогда и не видели темноты. Я сказала ей об этом, а она ответила: "Твоя голова полна фантазий, голубушка". Она не называла меня голубушкой с тех пор, как я вышла замуж.
"Сегодня я ездила в Каррфур. Папа был рад видеть меня. Он говорит, что Лотер должен построить церковь для бедных, и что я должна убедить его сделать это".
"Я говорила с Лотером о церкви. Он спросил меня, зачем нужна еще одна церковь, когда в городе она уже есть. Я сказала ему, что папа думает, что если рядом с виноградниками будет церковь, люди смогут ходить туда и молиться в любое время дня. Это послужит спасению их душ. А Лотер сказал, что во время рабочего дня они должны беспокоиться о спасении винограда. Я не знаю, что скажет папа, когда я встречусь с ним опять. Его неприязнь к Лотеру будет еще больше".
"Папа говорит, что Лотер должен уволить Жана Лапена, потому что он не верит в бога. Он говорит, что, давая ему работу, Лотер поощряет его грехи, а Лапена нужно выгнать со всем его семейством. Когда я передала это Лотеру, он засмеялся и сказал, что сам будет решать, кто должен у него работать, и что вероисповедание Лапена его ничуть не беспокоит, и еще меньше это касается моего отца. Иногда я думаю, что Лотер настолько не любит папу, что жалеет о своей женитьбе на мне. И я знаю, что папа жалеет о том, что я вышла замуж за Лотера".
"Сегодня я ездила в Каррфур. Папа повел меня в свою комнату и заставил меня преклонить колени и молиться вместе с ним. Я часто вижу эту комнату во сне. Она похожа на тюрьму. Стоять на коленях на каменных плитах так холодно, что мои ноги еще долго потом сводило судорогой. И как он только может спать на таком жестком тюфяке, набитом соломой. Единственное светлое пятно там - распятие на стене; в комнате нет ничего больше, кроме тюфяка и скамеечки для молитвы. После того, как мы помолились, папа беседовал со мной. Я почувствовала себя такой испорченной… грешной".
"Лотер сегодня вернулся, и я боюсь. Я почувствовала, что могу закричать, если он подойдет ко мне близко. Он спросил: "Что с тобой?" А я не могла сказать ему, как я его боюсь. Он ушел из комнаты. Наверное, он очень рассердился. Я думаю, Лотер начинает ненавидеть меня. Я так не похожа на тех женщин, которые ему нравятся… на женщин, с которыми он проводит время в Париже. Я представляю их себе в прозрачных платьях, смеющихся и пьющих вино… это распутные женщины… веселые и любвеобильные. Это ужасно".
"Прошлой ночью я испугалась. Мне показалось, что он входит в мою комнату. Я слышала его шаги за дверью. Он остановился за дверью и ждал. От ужаса я чуть не закричала… но потом он ушел".
Я дочитала до последней записи в дневнике.
Что это значило? Почему Франсуаза так боялась своего мужа? И почему Нуну показала мне эту тетрадь? Если она хотела, чтобы я знала историю жизни Франсуазы, почему она не дала мне все дневники? Там были ведь и другие тетради. Могло ли быть так, что Нуну, прочтя дневники, открывавшие тайны жизни ее воспитанницы, знала тайну и ее смерти? И не по этой ли причине она намекала, что я должна покинуть замок?
На следующий день я отнесла дневник Нуну.
- Почему вы дали мне именно эту тетрадь? - спросила я.
- Вы сказали, что хотели больше знать о жизни Франсуазы.
- Я чувствую, что теперь знаю ее еще меньше. У вас есть другие тетради? Она продолжала писать до самой своей смерти?
- После этого дневника она писала не так много. Я говорила ей тогда: "Франсуаза, дорогая, почему ты не ведешь дневник?" А она мне отвечала: "Теперь нечего писать, Нуну." А когда я сказала ей: "Чепуха!", она отругала меня и сказала, что я сую нос не в свои дела. Она впервые сказала такое. Я знала, что она боялась писать то, что чувствовала.
- Но почему?
- Разве не у всех нас есть мысли, которыми мы не хотим делиться ни с кем?
- Вы хотите сказать, что она не желала, чтобы ее муж знал, что она боится его? - она молчала, а я продолжила: - Откуда этот страх? Вы знаете, Нуну?
Она так плотно сжала губы, словно ничего на свете не могло заставить ее говорить.