– Ты просто как моя мама... Я не беби, а ты не мой бебиситтер. Я так поняла, ты не собираешься за мной ухаживать?
– Обиделась? Значит, ты и вправду бебичка. Да, я забыл тебе сказать: у профессора Олдена умерла жена. Он больше не работает в баре. А твоя мама... надолго уехала?
– На неделю, наверно. А у тебя есть его телефон? Я куда-то засунула наш университетский проспект. Дашь мне его номер?
– Да, конечно, запиши... – Мишель вынул из кармана мобильник и, глядя на дисплей, продиктовал Дженнифер домашний номер Олдена.
Она написала его на магнитном блокноте, висящем на холодильнике, и обвела красным фломастером.
– Как это ужасно! Смерть близкого человека! – вздохнула Дженнифер. – У меня еще никто не умирал из родственников. Наверно, это так страшно...
– Наверно, – задумчиво произнес Мишель. – Моя мама умерла, когда мне было пять лет. Я хорошо помню только похороны, а ее смутно: голос, запах, пальцы. Отца не стало, когда мне было шестнадцать. Потом умерли мои бабушка с дедушкой. Я в то время учился в университете. Ненавижу похороны. Но Мэтью надо помочь все равно.
– Мэтью?
– Так зовут Олдена. Ты разве не знала?
– Ты совсем сирота? Ой, извини. А в каком университете ты учился?
– В Гарварде. Трудно поверить, правда? Это ты извини, что я тебя загрузил. Просто, когда я вижу ребят, у которых есть мама и отец, мне кажется, что все их трудности высосаны из пальца. Но, может, я не прав. А твоя мама когда должна вернуться?
– Ты уже спрашивал об этом. Надеюсь, не сегодня.
В это время на веранду робко зашел Лайл.
– Тебя к телефону, – сообщил он. – Кажется, твоя мама. Там все разбились на парочки и танцуют в темноте. А я один. Можно с вами постоять?
– Неси сюда трубку. Ма, привет! Как папа? Что?! О боже! Мамочка, не волнуйся... – Дженнифер закрыла рукой трубку и потрясенным шепотом сказала Майклу и Лайду: – Отец с ней развелся и даже успел жениться! Сдохнуть можно! – А потом снова в трубку: – Не переживай. Я в порядке! А ты где? В аэропорту? Да, я тебя встречу.
– Давай я встречу, – вдруг предложил Мишель, – а ты уберешься к ее приезду. И ты пила пиво, кстати.
– Мама, тебя Мишель встретит. Я тут гостей пригласила, но они уйдут. Хорошо, ладно... Я тебя люблю. – Дженнифер посмотрела на Мишеля круглыми глазами. – Вообще-то я знала, что от папочки всего можно ожидать. Но так быстро! Идем. Я тебе ключи дам от машины. Можешь не ставить машину на парковку, она будет стоять на выходе и сразу сядет. Спасибо, ты настоящий друг!
В гостиной действительно было темно. Горела одна декоративная свеча на столике за диваном и разноцветные огоньки радиоаппаратуры. Дженнифер быстро окинула взглядом диспозицию. Беспорядок был, но легкоустранимый. Пары распределились совершенно не так, как рассчитывала Дженнифер. Секс-бомба Роза лежала на груди интеллектуала Чарлза. А долговязая сноб-ка Мериел переплела руки на перехваченном резинкой хвосте крутого Леона. И все они были очень довольны таким раскладом.
– Дерьмо! Вы зажгли декоративную свечу из Праги! Ее десять лет никто не зажигал, она просто для красоты! Где вы ее отрыли?
– Всему наступает свое время! – томно ответила Роза. – Кто-то ведь должен был ее зажечь.
– Я просто хотел как в романе "Доктор Живаго", – добавил Чарлз. – Свеча горела на столе...
– Это триллер? – спросила Роза. – Кажется, я видела такое кино...
– Ну не совсем триллер, – снисходительно заметил Чарлз. – Роман о русской революции, любви, судьбе.
– Какой ты умный, все знаешь! – восхищенно прошептала Роза.
Польщенный Чарлз потупился. Дженнифер зажгла свет.
– Свистать всех наверх! У нас большие проблемы. Она развелась с отцом и приедет в трансе. Все линяют. Я мету пол. Мишель катит в аэропорт. Ясно выразилась? Или еще раз повторить, специально для детей-индиго?
– Кто такие дети-индиго? – тихо спросил Леон.
– Ну такие, особо одаренные. Дети нового поколения, наделенные сверхинтуицией и другими выдающимися талантами, – шепнула Мериел.– Я так понимаю, мы к ним не относимся. Как жаль, бал кончился в самый интересный момент.
– Можно продолжить в другом месте? Покатаемся на моем "харлее"?
– Почему нет? – Роза подошла к Дженнифер и вяло предложила помощь.
Дженнифер отказалась, видя, что настроение подруги не соответствует боевому характеру обстановки. Зато Лайл сразу развил бурную деятельность. Погасил свечу, снял с нее нагар и поставил на старинный книжный шкаф, стоящий на выходе из гостиной по дороге в кабинет.
Леон вышел с Мериел во двор. Мишель в это время выезжал на машине на проезжую дорожку, идущую вдоль домов. На невразумительный выкрик Лео "Эй, старик, что дальше-то?" – Мишель также невразумительно махнул рукой и крикнул: "Увидимся на днях!"
Мишель быстро съехал на 495-ю дорогу и помчался по направлению к "Даллесу". От Мак-Лина это было примерно в двадцати минутах быстрой езды. Вскоре он съехал на параллельную трассу, ведущую прямо в аэропорт. Мишель давно не сидел за рулем машины. После мотоцикла ему казалось, что он едет чуть ли не на своей кровати. Можно даже вздремнуть или почитать перед сном, не выпуская при этом руля из рук. Он был взволнован и счастлив. Счастлив оттого, что Рейчел, так поразившая его при первой встрече, неожиданно стала свободной женщиной. Ему почему-то казалось, что теперь его шансы резко возрастут. Если бы его спросили, а что, собственно, он хочет, он наверняка не смог бы вразумительно ответить. Теперь ему стало ясно, что он влюбился. И в этом состоянии было бессмысленно что-то планировать. Он знал только одно – сейчас он увидит женщину своей мечты. Как и почему он влюбился и даже когда это случилось, он затруднялся ответить. Первое, что его сразило, – это ее глаза. Темные, большие, с золотыми искрами вокруг зрачков. Потом этот скользящий взгляд сквозь тебя, словно ты и не существуешь. Во всяком случае, для нее. И прямая, но при этом манящая спина, когда она прошла мимо. И этот странный запах духов. Запах недоступности, запах чужестранки, женщины из другого мира. Мира, в котором он пока чужой. Он согласился прийти на эту дурацкую вечеринку в надежде снова увидеть ее. Потом, поняв, что она в отъезде, он заскучал и решил разузнать хоть что-то о ней. И вдруг – удивительная удача! Она развелась с мужем, она в аэропорту. И вот он, Мишель, едет ее встречать!
Скоро на горизонте показалось странное черное здание, похожее на перевернутую пирамиду. Никто из его знакомых не мог толком объяснить, что там находится. Для всех это был всего лишь опознавательный знак – скоро аэропорт. И тут же появились щиты с надписями о въездах и выездах к "Даллесу". Безошибочно свернув на дорожку, ведущую к прилетевшим пассажирам, Мишель уже издали заметил ее. Где-то внутри него словно провели ножом, отчего лицу вдруг стало жарко, а груди холодно. Он остановил машину и вышел навстречу своей любви и судьбе.
В тот миг его судьба была не в лучшей форме. Проплакав весь полет, Рейчел забыла перед выходом попудриться и подкрасить губы. Она была бледная, с красными веками и розовыми крыльями носа, вспухшими губами и растрепанными волосами. Правда, она все-таки переоделась и ее блузка-апаш была свежа и белоснежна, а шелковая серая юбка сидела как влитая.
– Вы похожи на стюардессу, – сказал Мишель, забирая у нее из рук сумку и чемодан.
– Не знаю что и сказать. Должно быть, это комплимент. Мы знакомы, кажется? Вы... Майкл, друг моей дочери?
– Да, но друзья зовут меня Мишель. Я скорее друг кузена ее подруги. Но я рад, что могу вас встретить и помочь Дженни.
Майкл открыл дверцу машины. Потом побежал открывать багажник. Наконец он сел за руль и, заводя мотор, взглянул на Рейчел. Ее лицо было отрешенно. Но, встретив взгляд Мишеля, она улыбнулась и спросила, почему Дженнифер ее не встречает.
– Я ее не пустил. У нас была вечеринка, все выпили немного пива, кроме меня. Я собирался ночью работать.
– Понятно, я всегда всем порчу праздник своим приездом. А где вы работаете по ночам?
– У меня срочный заказ. Один из рок-певцов хотел, чтобы я перешил ему костюм до его отъезда, времени в обрез. Извините, я в курсе ваших проблем, стоял рядом, когда вы звонили. Это я к тому, что не надо наговаривать на себя. Вы ничего не можете испортить никому...
– Извините, что вас втянули во все это. Как Дженнифер? Она очень переживает?
– В основном за вас... Вы в порядке?
– О да, я в полном порядке, просто расцвела от счастья. Это ужасно, чувствовать себя в таком дерьме. Главное, ты ни в чем не виновата, а тебя умыли этим дерьмом. И начинаешь думать: а может быть, это за дело? Может, ты это заслужила?
– Извините, но это чушь! Когда нас обливает проезжающая машина, это что, за дело? Зачем искать во всем смысл? Может быть, вам открывают новую дверь? Просто вы из детства уходите в юность или из юности в зрелость...
– Или из старости снова в детство. Мне просто очень плохо. Это надо пережить. Я никак не могу сосредоточиться на другом.
– Сосредоточьтесь на мне.
– То есть?
– Вы очень красивая женщина. Мужчина, бросивший вас, просто вас не достоин.
– Это чушь! Он ушел к молодой и умной особе, более богатой и более предприимчивой.
– Что он ищет в женщине – деньги, карьеру, молодость?
– А что вы ищете в женщине?
– Не знаю. Я просто хочу любить ее. Хочу быть ей нужным. Хочу смотреть на нее, прикасаться к ней. Вытирать ей слезы, когда она плачет. Давать лекарство, когда она болеет. Смотреть с ней фильм и смеяться над одним и тем же.
– Странно все это слышать сейчас. А вы готовы радоваться ее успеху? Готовы пережить ее триумф, рост ее карьеры, ее деньги и ее славу?
– Я об этом никогда не думал, если честно.
– Так подумайте. Вытирать слезы каждый может. А вот сидеть в зале и радоваться, слушая, как ей аплодируют, способны далеко не все.
– Иногда бывает наоборот. Любят успешных. А когда случается беда, сразу бросают.
– Тебя бросали?
– Не знаю. Наверно. Только я этого не замечал.
– А ты бросал?
– Расставался. Просто становилось понятно, что дальше неинтересно и ей и мне. Но все происходило без трагедий.
– Почему мы остановились?
– Я думаю, где бы заправиться?
– Поезжай прямо и налево, тут рядом. Возьми деньги.
– А можно без этого? Вообще-то я не бедный.
– Я вижу. Твоя майка стоит не меньше ста пятидесяти долларов. Это коллекционная вещь. Я забыла, ты же дизайнер. Ты этому учился?
– Нет, я по образованию экономист. Просто я давно уже делаю то, что мне нравится, а не то, что нужно кому-то. Ведь жизнь одна.
– Но есть еще долг перед близкими.
– Я никому не должен.
– Счастливчик! Не дождусь, когда наконец мы приедем домой.
– Не думайте, что я такой крутой. Я могу быть нежным и ранимым.
– Давай обсудим это как-нибудь в другой раз. Я устала.
А я идиот! – подумал Мишель. Я ее достал своими бездарными репликами. Надо было просто молчать и слушать ее стенания.
Какой красивый парень! – подумала Рейчел. Если бы мне было двадцать лет! Я бы всю ночь с ним каталась. А теперь жизнь остановилась и пойдет под откос. А он умчится вдаль с красивой девочкой и забудет обо мне через пять минут. Я его достала своими стенаниями. Теперь будет всем говорить, что у Дженнифер мать истеричка.
Они подъехали к дому. Дженнифер выбежала навстречу.
Они обнялись и, обнявшись, пошли в дом. Мишель вытащил из машины чемоданы и уныло понес их следом.
Войдя, обессиленная Рейчел опустилась на диван в гостиной. На камине прямо перед ее глазами стояла фотография улыбающегося Карла в серебряной рамке. Рейчел встала и хотела порвать фото, но, оглянувшись на Дженнифер, передумала.
– Поставь у себя. Если хочешь.
– У меня и так полно этих рамочек. – Дженнифер пожала плечами. – Вынь ее и вклей в альбом для истории. А как ты думаешь, он будет со мной общаться?
– Позвони и спроси. Хотя я не знаю его нового телефона. Если только на мобильный? Пошли ему письмо по имейлу. Впрочем, делай как хочешь. Ты уже большая. Это твое решение. Знаешь, как все было? Просто дешевый детективный роман... -
И Рейчел, опять упав на диван, стала рассказывать Дженнифер историю своей поездки. Она уже не плакала, а смеялась. И хотя смех был невеселый, но все равно это лучше, чем рыдать. Она даже не заметила, что Мишель и Лайл стояли рядом и растерянно слушали ее рассказ. Дженнифер первая их заметила.
– А вы чего тут стоите? Идите домой! Рты разинули, как девчонки! Вон отсюда!
Рейчел вздрогнула.
– Дженни, что ты так кричишь? Извините меня... Я вас не видела...
– Да нет, мэм, это вы извините, – испуганно пролепетал Лайл. – Я пойду, я подмел на кухне, Дженни... И посуду убрал в машину...
Дженнифер вышла за ним во двор.
– Послушай, если ты хоть кому-нибудь все это расскажешь, я тебе яйца оторву и в рот засуну, понял?!
Лайл лишился дара речи. Он молча сглотнул слюну и уставился на Дженнифер с таким ужасом, словно она дышала огнем.
– Я... ты... да что я, дурак, что ли... ну ты сказала, вообще... давай завтра в кино сходим?
– Какое кино? У нас свое кино дома. Сериал "Плывущие по волнам", серия первая "Говно не тонет". Я пошла досматривать вторую "Спусти и забудь".
Лайл хмыкнул.
– Я не знал, что ты такая крутая... Я тебе позвоню завтра...
В это время Мишель, усевшись на ковре в ногах Рейчел, пытался разжечь камин. Рейчел била дрожь, и ей казалось, что в доме очень холодно. Огонь в камине занялся. Мишель заметил на кресле плед и прикрыл плечи Рейчел.
– Выпейте что-нибудь. Ну там капли или аспирин, что ли. А хотите покрепче? Я вам виски налью.
В баре оказалась текила и вермут. Мишель налил текилу в первый попавшийся стакан и отнес Рейчел.
– А ты выпьешь? – спросила она, беря стакан двумя руками.
– Я вообще-то на мотоцикле приехал и хотел ночью поработать.
– Оставайся ночевать, нет, лучше я тебе оплачу такси...
– Хорошо, хорошо, не волнуйтесь. Я сейчас себе налью тоже. Только текилу надо с солью, я сейчас покажу...
Когда Дженнифер вошла в дом, они уже выпили по стакану и сидели, обнявшись, на диване, молча глядя в огонь.
– Что за чудеса? Камин в июле? А кондиционер не проще отключить? Майкл, тебе не кажется, что ты третий лишний?
– Не кажется. Твоей маме очень плохо. Да и тебе тоже. Ты ведешь себя неадекватно. За вами нужно присматривать. Я остаюсь ночевать в комнате для гостей.
– Мама, это правда? А впрочем, мне все равно. Ты хочешь есть?
– Я поела в самолете, – вяло ответила Рейчел. – Не знаю, как я буду работать завтра...
– У тебя завтра выходной... вроде бы.
– А что дома делать?
Мишель вдруг почувствовал себя очень значимым в компании этих слабых и расстроенных женщин.
– Завтра мы будем купаться в бассейне или нет, мы поедем на залив, на Колониальный пляж, тут ехать всего три часа, купание успокаивает. Знаете, человеческий организм обладает неограниченным потенциалом. Вечером вернемся. И вы пойдете на работу как ни в чем не бывало. И у вас начнется новая прекрасная жизнь. Дженнифер подумала и решила, что поездка на пляж ей тоже не помешает. Она отправилась на кухню. Почему-то ужасно хотелось есть. На холодильнике вИсел телефон Мэтью Олдена. И Дженнифер вдруг почувствовала себя очень взрослой. То есть она всегда себя ощущала взрослой, с самого детства. Но никто, кроме нее, этого не замечал. И мама, и дедушка с бабушкой, и няня всегда держали ее в поле зрения. А в школе она чувствовала всевидящее око учителей и прессинг одноклассников, следящих за каждым ее движением и словом. От нее всегда чего-то ждали: коварного вопроса учителю, подсказки или отличной отметки. Если задавалось сочинение, то она не имела права не занять первого места. Просто так уж было поставлено с самого начала. Ей всегда хотелось быть лучше всех. Например, бабушка обожала классическую музыку. Дженнифер не могла понять почему, но знала, что это очень стильно – слушать с умным видом пластинку или сидеть на концерте. Когда ей было восемь лет, она заперлась в комнате и целый день слушала Бетховена и Чайковского. Сначала это было ужасно, скучно и утомительно. Но постепенно ее слух начал улавливать странные и затягивающие мелодии, потом эти мелодии стали переплетаться и зажили своей жизнью у нее в голове. Ей представлялись какие-то картины, но потом и этого стало не нужно. Она погрузилась в музыку, как в полет, и стала летать среди звуков, растворяясь в них.
Поняв красоту музыки, она стала слушать все подряд. Если после первых звуков полета не наступало, она говорила себе: "Меня это не трогает". Скоро Бетховен, Моцарт и Чайковский показались ей слишком знакомыми и домашними. Она стала слушать современных классических авторов и точно так же уходила в эти странные звуки. Иногда это был не полет, а падение в пропасть. Но и оно было захватывающим. Ей нравилось открывать новые имена, каждое открытие было подобно новому прыжку с парашютом в неизвестность. И хотя у нее не было слуха, как считали ее родители и потому не учили ее музыке, она имела другой слух, безошибочно распознающий гений композитора. С таким же упорством она познавала все, что вставало у нее на пути: сложная книга или невкусные маслины, которые она насильно заставляла себя есть, пока не почувствовала, что они ей начинают нравиться. Просто однажды папа сказал, что есть люди, любящие устрицы и маслины, и есть остальные, которые это не едят. И что это не просто вкус, а это стиль жизни. А человек – это стиль. А мама сказала, что это не его слова, а, кажется, Флобера, и они стала спорить, чьи это слова. И начался дежурный скандал. Да, у них была странная семья. Они не ругались из-за быта или из ревности, как, возможно, ругаются в других семьях. Спор родителей начинался всегда очень изысканно – Флобер или Оскар Уайльд? Ницше или Шопенгауэр? Коммунизм или троцкизм? А кончалось все по-плебейски – криком, руганью и битьем посуды.
Но теперь, стоя в своей комнате, которую по привычке в семье все еще называли детской, Дженнифер вдруг почувствовала полное одиночество. Папа исчез из их семьи, даже не вспомнив о ней, а мама плакала одна, и ее никто не мог утешить, уж Дженнифер точно не могла. И теперь она свободна – свободна, одинока, и это-то и называется быть взрослой. Потому что новое состояние свободы и одиночества ее не пугало, а окрыляло. Она решительно переставила себе на колени телефон и набрала номер профессора Олдена. Если мама может рыдать на плече не знакомого ей прежде молодого Мишеля, то почему бы и профессору не порыдать у меня на плече? – подумала Дженнифер, довольная своим первым взрослым жизненным наблюдением.
Олден снял трубку. Его голос был спокоен и устал. На секунду Дженнифер стало стыдно, но секунда быстро прошла, и она доверительно сказала:
– Господин профессор, это Дженнифер. Я знаю о вашем горе и мне очень, очень жаль...
– Спасибо, Дженнифер. Я тронут твоими словами.
– Я могу вам помочь чем-то?
– Спасибо. Я тронут... Спасибо за звонок, милая. Увидимся на лекции.
– А когда похороны вашей... супруги?
– Послезавтра. Но в понедельник я буду в аудитории. Спасибо за звонок. До свидания.