- Что же было хуже побоев? - настойчиво спросила Мария.
- Да многое, - заметила Софи, опустив глаза. Потом она снова собралась и продолжила: - Все было не так уж плохо. Вовсе нет. Ты можешь не верить, но в нашей семье было больше любви, чем у многих наших знакомых.
Мария кивнула, протянула руку через стол и сжала ладонь Софи. Она понимала, что Софи была убеждена в своей правоте, ведь иногда она сама так думала. Сейчас это казалось невероятным. Она даже завидовала тому, как близки Софи и Гордон и какие у них замечательные дети.
- Значит, дети сейчас у тебя? - спросила Софи, совладав с собой.
- Да. И останутся на столько, на сколько понадобится.
- Понадобится для чего? Чтобы я вышла отсюда? - добавила Софи, и голос ее опять задрожал.
- Как ты тут? Здесь очень плохо?
- Совсем даже нет. Только все время на виду. Они обращаются со мной, как… как… - Она нахмурилась, подыскивая нужное слово.
- С дерьмом? - спросила Мария.
- Наоборот, - ответила Софи. - Как с героиней. Не только заключенные, надзирательницы тоже. У многих заключенных были мужья, которые их избивали. У меня все время спрашивают, смотрела ли я "Горящую постель". Я говорю, что в моем случае все было не так однозначно, но на это никто не обращает внимания. Они считают, что я очень здорово поступила, когда… убила Гордона.
- Почему мы не могли поговорить так до того, как все это произошло? - уныло спросила Мария.
- Как "так"?
- Почему ты не сказала мне, что у вас происходит? - произнесла Мария. - Я знаю, я смогла бы помочь тебе выбраться из всего этого.
- Я не хотела выбираться, - сказала Софи. Внезапно ее голос стал ледяным. - И что, собственно, ты подразумеваешь под словами "поговорить так"? На самом деле я не сказала тебе ничего особенного. Чего ты ко мне пристала?
Мария съежилась, словно от пощечины. Она пыталась найти причину неожиданной вспышки сестры, потеряв дар речи от ее выпада.
- Я хочу, чтобы ты поговорила со мной, - после долгой паузы произнесла Мария, - потому что ты моя сестра и я люблю тебя.
- А не потому ли, что ты хочешь узнать всякие нелицеприятные подробности? - спросила Софи с отвращением в голосе, и Мария поняла, что сестру переполняет ненависть к самой себе.
- Нет, вовсе не поэтому.
- Не хочу сказать, что мое дело - труба, - заметила Софи, - однако я сейчас далеко не в лучшей форме.
Казалось, что Софи взывает о помощи, однако Мария, все еще не пришедшая в себя после ее отповеди, ничего не ответила. Где-то глубоко внутри засела мысль о том, что Софи вообще-то должна была поблагодарить ее за любовь и поддержку, за то, что она взяла на себя заботу о детях и позволила Саймону и Фло перевернуть всю ее жизнь.
- Тебе нужен мужчина, - сказала Софи. - Тем более что его святейшество объявил, что вы с Альдо больше не муж и жена.
Мария усмехнулась:
- Я работаю над этим.
- Я слышала, что Общество ветеранов войны во Вьетнаме проводит отличные вечера встреч для одиночек, - с улыбкой добавила Софи. - Почему бы тебе не сходить туда? Ты могла бы встретить отличного парня.
Мария хорошо представляла себе такие вечера и парней в клетчатых рубашках, которые приходили на них.
- Я уже встречаюсь кое с кем, - сообщила она.
- С Дунканом Мердоком, так? - спросила Софи.
Мария кивнула:
- Тебе мама сказала? Или Нелл? Они, наверное, считают меня коварной захватчицей.
- Никто мне не говорил. Я просто знаю. Ты всегда была от него без ума. Еще со школы. Попробуй только сказать, что это неправда.
- Это правда, - промолвила Мария, и улыбка осветила ее лицо. Она вспомнила, как они занимались любовью в каюте его лодки. Воспоминание возникло сразу, целиком: ночь, опускающаяся на остров Подзорной трубы, тепло каюты, руки Дункана, обнимающие ее.
- Знаешь, его жена, она немного… странная, - сказала Софи.
- В каком смысле? - поинтересовалась Мария.
- Вечно носится со своими идеями. Считает, что должна выступать в Линкольн-центре. Два-три раза в год пытается объединить нескольких мамаш, когда-то занимавшихся музыкой, и подготовить концерт. Она должна играть на скрипке, Энн Дрейк на фортепьяно, а я петь. - Софи поставила локти на пластиковую столешницу. Их беседа перестала быть похожей на те, что обычно ведут заключенные со своими родственниками, она могла бы состояться где угодно. Теперь они были просто сестрами, которые болтают друг с другом.
- А что в этом такого ужасного? - спросила Мария. - Звучит замечательно.
- Она хочет, чтобы город выделил деньги на проведение цикла концертов и на рекламу по всей стране. Она хочет, чтобы мы прославились, а у нас, поверь мне, нет для этого никаких данных.
- Конечно есть! - воскликнула Мария. Разговор о жене Дункана поверг ее в тоску; она знала, что это такое, когда разрушается брак. До тех пор, пока их с Дунканом роман развивался на воде, вдали от города, она еще могла не задумываться о том, что происходит с его семьей. Ее собственный разрыв с мужем был очень болезненным, а ведь у них не было детей. К тому же она еще не знала, состоялся ли у Дункана разговор с Алисией и их сыном.
- Он уходит от нее, - тихо произнесла Мария.
- Ты его любишь? - спросила Софи.
- Да, - ответила Мария, улыбнувшись, и ее щеки залились румянцем. - Но он уходит не из-за меня. Он сказал, что их отношения не ладились уже давно. - Она вспомнила их последнюю встречу на похоронах Гордона, когда Алисия стояла рядом с ним. Ее хрупкость поразила Марию. Она была ростом с ребенка и такая же худенькая. У нее были большие оленьи глаза, тонкие серебристые волосы падали на плечи.
- Я уверена, что он уходит не из-за тебя, - ободряющим тоном заметила Софи. - Все знают, что рано или поздно Мердоки должны были развестись. Они никогда не подходили друг другу. Как-то раз Алисия сама сказала мне об этом. В общем, как и вы с Альдо. - Увидев выражение лица сестры, Софи одарила ее умиротворяющей улыбкой. - Я же права, не так ли? Иначе ты сейчас была бы в Перу.
- Да, это так, - согласилась Мария, погрустнев.
- Дункан симпатичный, - сказала Софи. - И умный. Тебе нужно немного поторопить события. Знаешь, что ты должна сделать? Нанять лимузин. Желательно в какой-нибудь компании за пределами штата. Хорошо, если на машине будут нью-йоркские номера. Скажи, чтобы шофер подъехал к лодочной мастерской и остановился прямо у ворот. Лучше, если это будет вечером. В то время, когда пьют коктейли.
- Зачем? - спросила Мария, сбитая с толку.
- Устрой все так, чтобы в этот момент оказаться в мастерской. Например, тебе надо поговорить с Дунканом насчет… ну не знаю, скажи ему, что ты потеряла якорь и хочешь купить новый. Тут подъезжает лимузин. Его сразу все заметят: в Хатуквити никто не заказывает лимузины. Дункан отправит кого-нибудь спросить у шофера, зачем тот приехал. А тот должен ответить: "Мистер Клуни ожидает миссис Дарк". Главное, чтобы стекла у машины были затемненные и не было видно, кто сидит внутри. - Софи тихонько хихикнула, в восторге от собственной изобретательности. - Дункан тут же упадет к твоим ногам. Представь, что он почувствует, если узнает, что Джордж Клуни присылает за тобой машину.
Мурашки побежали у Марии по коже, когда она поняла, что Софи не шутит. Не найдя, что ответить, она сжала руку сестры.
- Думаю, так тебе и надо поступить, - закончила Софи. Она словно забыла, что находится в тюрьме, - Мария это видела.
- Надеюсь, я справлюсь сама, без Джорджа Клуни, - произнесла Мария, думая о том, что чувство вины могло бы вернуть ее сестру к реальности.
- А там были гимны? - неожиданно спросила Софи.
Мария не поняла.
- Что ты сказала? - переспросила она.
- На похоронах Гордона.
- Нет, - ответила Мария, шокированная внезапной сменой темы. - Гимнов не было.
Софи пыталась бороться со слезами, которые потекли у нее по щекам.
- Наверняка это дело рук Гвен, - сказала она. - Пение гимнов напоминало бы обо мне. Изгоняя из церкви музыку, она изгоняла меня.
- Неужели она способна на такое? - поинтересовалась Мария. Предположение сестры показалось ей слишком надуманным.
- Да. Обещай мне одну вещь, - просительным тоном промолвила Софи.
- Какую? - спросила Мария, готовая пообещать все, что угодно. Она хотела, чтобы Софи говорила еще, чтобы она рассказала ей обо всем, что Гордон сделал с ней и что заставило ее убить его.
- Обещай, что не позволишь Гвен завладеть Фло и Саймоном.
- Ты имеешь в виду получить опеку? - спросила Мария. - Конечно, я ей не позволю.
- Я не это имею в виду. Я не хочу, чтобы дети ездили к ней, не хочу, чтобы она виделась или говорила с ними.
- Софи, - сказала Мария. - Как я могу ей помешать? Она их бабушка. Кроме того, дети будут чувствовать стабильность, если смогут общаться с людьми, которых знают и любят, разве нет?
- То есть твой ответ "нет". Ты не можешь дать мне такое обещание.
- Если ты знаешь, как это сделать, то скажи мне, - взмолилась Мария. Она хотела, чтобы сестра убедила ее. - Я понимаю, как ты ненавидишь Гвен и Эда. Я слышала, как они разговаривали с Гордоном на том празднике. Я знаю, что ты должна была чувствовать…
- Никто не знает, что я чувствую, - произнесла Софи, и голос ее дрогнул.
- Софи, - обратилась к ней Мария.
Но сестра смотрела прямо перед собой, как будто уже высказала все, что собиралась сказать. Ее отказ говорить, смотреть в глаза напомнил Марии их встречу в больнице, сразу после праздника Гвен и Эда, когда Софи, избитая, лежала в своей кровати, отказываясь принять помощь. Сейчас же она попросила о помощи, а Мария отказала ей. Несколько секунд Мария смотрела на Софи, на то, как она пытается совладать с чем-то внутри себя.
Через несколько мгновений Софи снова заговорила.
- Я отдаю моих детей тебе, - тихо сказала она.
- Нет, ты скоро вернешься… - Голос Марии сорвался.
Софи посмотрела сестре в глаза:
- Ты слышала, что я сказала? Ты понимаешь, что я говорю? Саймона и Фло…
- Я знаю, - промолвила Мария, сдвинувшись на краешек стула.
- Я отдаю их тебе и никому другому. Не Питеру с Нелл, не маме…
- Ты можешь себе представить, чтобы мама… - Мария уже готова была произнести "заботилась о детях шести и десяти лет", но спокойный взгляд Софи заставил ее замолчать.
- Ты единственный человек, которому я могу их доверить. Я знаю, что ты будешь любить их, потому что ты любишь меня. Я знаю это, Мария. - Слезы текли по щекам обеих сестер.
- Я позабочусь о них, - пообещала Мария.
Софи кивнула:
- Я не хочу, чтобы они бывали у Гвен, потому что она плохо обращалась с Гордоном. У нее был маленький сын, которого она превратила… - Софи споткнулась и вздрогнула всем телом.
- Превратила в кого? - потрясенная, спросила Мария.
- В монстра, - сказала Софи.
- Что она с ним делала? - спросила Мария.
- Что она с ним делала? - на тон выше повторила Софи. - Она запирала его в подвале. И надевала на него… - Софи подняла вверх одну руку, словно не могла говорить дальше. - Забудь об этом. Не имеет значения.
- По-моему имеет, - заметила Мария. - По-моему, это ужасно. - Голос Софи леденил душу; казалось, будто она не может заставить себя продолжать.
- Я хочу, чтобы ты и близко не подпускала к ним Гвен, - обессиленно вымолвила Софи.
- Хорошо, - ответила Мария. - Я так и сделаю. - Они с Софи поднялись и теперь стояли напротив друг друга не в силах расстаться. Потом Софи крепко поцеловала сестру в губы, и они обнялись на несколько секунд, пока не пришла надзирательница. Она увела Софи во внутреннее помещение, а Мария покинула тюрьму через главный вход.
Глава 21
Питер всегда хотел быть надежной опорой для всей их семьи. Он говорил сестрам, чтобы они полагались на него, и требовал от матери, чтобы она обращалась к нему, если ей что-нибудь понадобится. Женщины в семье Дарков были сильными и своевольными, они отнюдь не стремились обращаться за помощью, и это противоречило его представлениям о себе. На похоронах Гордона и после них Мария видела, как сильно Питер переживает за Софи. Он не мог понять, почему она не позвонила ему и не попросила защитить от Гордона, и был уязвлен тем, что Софи доверила своих детей не ему, а Марии. Его роль в ее защите также была второстепенной. Мария понимала, что все это ранит брата, но в то же время считала, что корни этой ситуации лежат еще в их детстве. В их семье, состоящей преимущественно из женщин, Питер был словно третьим лишним.
Возвращаясь домой из тюрьмы, Мария заехала к брату на работу. Она оставила машину на Саммер-стрит и пешком дошла до каменного дома с белыми колоннами, где в восемнадцатом веке жил какой-то капитан-китобой, а сейчас размещались приемные адвокатов, бухгалтеров, студия фотографа и дерматологический кабинет.
Секретарша Питера, жизнерадостная молодая женщина, не скрывающая свою беременность, указала Марии на дверь в его офис.
- Надеюсь, ты не против, что я вот так, без приглашения, - сказала Мария, глядя в окно с зеркальными стеклами на гавань Хатуквити и разноцветную флотилию лодок, стоящих у причалов. Она попыталась разглядеть лодочную мастерскую, однако ее оттуда не было видно.
Питер вышел из-за стола, чтобы поцеловать Марию. Он коснулся губами ее щеки и сразу же отступил, однако она крепко обняла его и прижалась щекой к его плечу. Питер был без пиджака; от его белой рубашки исходил легкий аромат лосьона после бритья.
- Черт, - произнес он спустя пару секунд.
- С ней все в порядке, - сообщила Мария, выпуская брата из объятий.
- Я знаю, как с ней все в порядке, - сказал Питер, усаживаясь. - У меня уже были клиенты из нашей тюрьмы. Софи не выдержит там.
- Выдержит, - заверила Мария, хотя ей вдруг стало страшно.
- Она не позволяет нам освободить ее под залог. - Она отказывается.
- Почему?
- Она говорит, что не заслуживает быть на свободе.
Поскольку Мария не отвечала, Питер продолжил.
- А как дети? - спросил он.
- Не очень хорошо. Они не понимают, почему Софи не возвращается домой. Я даже не уверена, что они понимают, почему не возвращается Гордон.
Взгляд Питера сосредоточился на карандаше, лежавшем на столе.
- Я помню, как Гордон объяснял Саймону, что такое смерть. Это было уже давно, кажется, Фло тогда еще не родилась. Маленький дрозд выпал из гнезда и сломал крыло. Софи пыталась спасти его, копала для него червяков на заднем дворе и поила водой из пипетки. Саймон называл его Крошкой.
- Птенец умер? - спросила Мария.
- Да. Утром мы все собрались у них, кажется, на воскресный завтрак, и Саймону захотелось узнать, как себя чувствует Крошка. Гордон отвел его во двор, показал мертвую птичку и стал говорить, что смерть - это вроде как сон. А Саймон все время твердил, "он спит" или "Крошка спит", и на лице у него весь день было это ужасное, растерянное выражение.
- Саймон напуган, - сказала Мария. - Или зол, я бы сказала. Постоянно ходит мрачный. И агрессивно ведет себя с Фло. Когда я пытаюсь утешить его, он смотрит на меня, как на полную дуру.
- Его мать только что застрелила его отца, - заметил Питер, запуская пальцы в свои волосы. - Черт!
- А ты помнишь, как умер папа? - спросила Мария. - Тебе было примерно столько же, сколько Саймону.
- Это совсем другое, Мария, - ответил Питер. - Отец умер от старости.
- Я знаю, что это другое, - тихо промолвила Мария. - Мы почти не заметили его смерти. Он и до этого никогда не бывал с нами.
- Нет, бывал, - сказал Питер. - Я навещал его в его комнате, и он рассказывал мне о работе в суде. О том, как говорил неодобрительным тоном и понижал голос, чтобы запутать свидетелей со стороны противника. Сейчас я сам так делаю.
Мария подняла голову и взглянула на брата.
- Ты пережил его смерть гораздо тяжелее, чем я и Софи. Ты был единственным, с кем он разговаривал. С тобой да еще с мамой.
- Да, - согласился Питер. - А после его смерти мама прилепилась к Софи, и все было кончено.
Мария никогда не задумывалась о том, каково пришлось Питеру после смерти Малькольма. Мария и Софи всегда были близки, они могли утешить друг друга; Мария никогда не обижалась на Хэлли за то, что им приходится делить между собой привязанность Софи. Но Питер - кто был у него? Мать и сестры снисходительно позволяли ему играть роль единственного мужчины в семье и забавлялись, глядя на то, как он старается, чтобы газон всегда был подстрижен, книги расставлены в нужном порядке, а ставни покрашены свежей краской, и иногда снисходили до благодарности. Сейчас Мария понимала, как сильно он старался завоевать их любовь.
- Ты так добр с мамой, - сказала Мария. - Иногда я тоже пытаюсь быть к ней добрее, но у меня такое впечатление, что она живет в своем собственном иллюзорном мире. И никто ей там не нужен.
- Нет, она хочет, чтобы мы были с ней, - произнес Питер, - но не хочет говорить о реальных вещах. Она отказывается думать о том, что случилось с Софи.
- Я знаю. - Ей стыдно. Она не может выносить всех этих телерепортеров, статьи…
Питер покачал головой:
- Дело не в этом. Она ненавидит такую публичность, но это не главное.
- А что главное? - спросила Мария с ноткой сомнения в голосе.
- Если мама признает то, что случилось с Софи, ей придется признать и свою роль в этом. Она должна признать, что Софи не могла обратиться к ней за помощью, никогда не могла.
- Мама никогда и ни в чем не признавала своей вины, - заметила Мария. - Все разговоры между ней и Софи сводились к тому, что Софи слушала мамины воспоминания о ее детстве, да еще они вместе мечтали о том, как Софи будет петь в Карнеги-холле.
- В твоих словах столько горечи, Мария, - сказал Питер, потрясенный.
- Нет, просто я так воспринимаю ее. И вообще нашу семью. - Ее голос смягчился. - Я долго отсутствовала, а ты был здесь и старался, чтобы все было в порядке.
- Спасибо, - поблагодарил Питер. Ее слова он воспринял как комплимент - с этой целью они и были произнесены.
Мария встала, одернула юбку. Ей очень хотелось пойти повидаться с Дунканом. Мысли о нем, светлые и сладкие, заставили ее заколебаться.
- Мне пора. Я еще хотела купить телевизор - кстати, где это можно сделать?
- В "Эрни Электроникс", - сказал Питер. - По дороге на Блэквуд.
- Ясно, - ответила Мария, целуя брата на прощание.
Часом позже, подгоняя машину к дверям магазина Эрни, Мария заметила отца Хоукса, шагавшего около парковки. Он помахал рукой и направился в ее сторону. Мария передала ключи от машины служащему магазина, попросила поставить телевизор на заднее сиденье и пошла навстречу отцу Хоуксу. С тех пор как она узнала, что тот приходился Алисии дядей и совершал обряд бракосочетания Мердоков, она испытывала в его обществе некоторую неловкость.
- Добрый день, Мария, - сказал он. Его зоркие глаза пробежали по ее лицу. В последний раз они виделись на похоронах Гордона. - Как поживает ваша семья?
Мария пожала плечами.