Лаклейн припомнил сейчас, что, когда они принимали вместе душ, теснота ее плоти и реакция на ласки заставили его задуматься - была ли она вообще когда-либо с мужчиной. Но сейчас, как и тогда, он отверг это предположение. Вряд ли она могла остаться девственницей - не многие бессмертные смогли бы жить веками в воздержании. Эмма просто была очень хрупка, и, как сама признала - застенчива.
Воспоминания о ее тесной плоти заставили его член болезненно затвердеть. Приподняв ее на свои колени, он повернул Эмму к себе боком. Вампирша сразу вся напряглась, почувствовав упирающейся в ее попку член.
Лаклейну с трудом удавалось сдерживать свои порывы. Ее шелковое белье, на вид состоящее из пары тонких тесемок, открывало картину, прекраснее которой, он, казалось, не мог себе даже представить. Лаклейн открыл было рот, чтобы попросту сообщить ей, что намерен приласкать ее между ног, а затем насадить на свой член. Но не успел и слова вымолвить, как ее изящные, бледные руки легли ему на грудь, создав резкий контраст с цветом его кожи. Какое-то мгновение она медлила, будто ожидая от него какой-то реакции. И когда он ничего не предпринял, она прижалась к нему щекой и заснула.
Лаклейн откинул голову назад, и, нахмурившись, взглянул на нее, пораженный увиденным. "Что за?! Она что, только что доверилась ему? Доверилась, что он не возьмет ее во сне? Черт возьми. Зачем ей это делать?"
Выругавшись, он вытащил Эмму из воды.
Ее слегка сжатые в кулачки ладони все еще лежали у него на груди. Он вытер ее полотенцем и положил на кровать. Белокурые волосы с влажными от воды кончиками разметались по покрывалу, наполняя его легкие изысканным ароматом. Дрожащими руками Лаклейн стащил с Эммы порочное белье. И тут же при виде ее наготы про себя застонал, готовый раздвинуть изящные ноги и наброситься на нее с неистовством зверя.
- Можно мне поспать в одной из твоих рубашек? - вдруг спросонья пробормотала она.
Сбитый с толку, Лаклейн отшатнулся, сжав ладони в кулаки. С чего бы ей хотеть надевать что-либо из его одежды? И отчего он сам хотел этого не меньше?
Лаклейн просто умирал от желания, до боли жаждал оказаться сейчас внутри нее, и все же, отвернувшись, он направился к своему чемодану. При таком раскладе ему придется пойти в душ и самому довести себя до пика. Как иначе он сможет продержаться целый день рядом с ней?
Лаклейн надел на Эмму одну из своих маек, в которой она почти утонула, и укрыл одеялом. Едва он подтянул покрывало к ее подбородку, как она резко проснулась и села в кровати. Покосившись на него, Эмма взглянула в сторону окна, и, собрав одеяло с подушками, кинула их на пол.
Наконец, устроив постель, она устроилась возле кровати. Подальше от окна.
Но когда Лаклейн собрался снова положить ее на постель, она прошептала.
- Нет! Я должна быть здесь. Мне нравится внизу.
Ну конечно, ей нравилось. Вампиры спали в низинах, темных углах или под кроватями. Будучи ликаном, он всегда знал, где именно искать кровососов, когда хотел поотрубать им головы до того, как они успеют проснуться.
С этой мыслью гнев разгорелся в нем с новой силой.
С него хватит.
С этого момента она будет спать с ним. И он даже слышать не хочет об этом странном обычае своего врага.
- Я больше не позволю, чтобы тебя опалило солнце. Но ты должна отвыкнуть спать на полу.
- Откуда вдруг столько участия?
Просто ты слишком долго была вне моей постели.
***
Израненное тело Анники лежало под завалом из кирпичей. А она, совершенно беспомощная, могла лишь наблюдать, как демон отмахивается от стрел Люсии, словно от мошек.
Во что ни она, ни Люсия просто не могли поверить. Будучи обреченной испытывать неимоверную боль при каждом промахе, Люсия внезапно пронзительно закричала и, уронив лук, упала. Корчась от боли, она снова и снова сотрясала Валгаллу воплями агонии, пока все окна и лампы в поместье не разбились вдребезги.
Вдруг вдалеке послышался вой ликана. Глубокий, гортанный рев, полный ярости.
Вокруг царила тьма. И лишь кое-где снаружи мерцали и гасли газовые фонари, вторя вспышкам молний, сотрясающим землю.
В свете фонарей глаза Иво, казалось, пылали красным пламенем, а с лица не сходило довольное выражение.
Внезапно в дальнем углу снова тайно появился Лотэр, но так там и остался стоять, ничего не предпринимая. Вокруг эхом все еще разносились крики Люсии. В ответ на которые - но уже ближе? - вновь заревел ликан.
Регина осталась совсем одна против троих.
- Уходи, Регина, - с трудом выдавила Анника.
Вдруг… внутрь метнулась чья-то тень.
Белые зубы, клыки. Бледно-голубые глаза, светящиеся во тьме.
Оно подкралось к Люсии, склонившись над извивающимся телом валькирии, а Анника, совершенно беспомощная, ничем не могла ей помочь. В малых промежутках между вспышками тень почти походила на человека. Но стоило ударить очередной молнии, как перед ними представал зверь - мужчина, тело которого скрывала тень чудовища.
Никогда еще Анника не хотела обрести свою силу так, как сейчас. Она жаждала смерти зверя. Медленной, болезненной.
Существо поднесло когтистую лапу к лицу Люсии.
Анника просто не могла вынести того, как…
Оно пыталось смахнуть слезы Люсии? Взяв валькирию на руки, он прошел в угол и положил ее там, заслонив столом.
Но почему оно не вырвало ей глотку?
Выпрямившись во весь рост, существо с неистовой яростью накинулось на вампиров, став сражаться бок о бок с шокированной, но быстро приспособившейся Региной. Когда, наконец, двое вампирских прихвостней были обезглавлены, Иво и рогатый в одночасье сбежали, переместившись.
Загадочный Лотэр, кивнув, также последовал их примеру.
А ликан тут же кинулся к Люсии, склонился над напуганной и пришедшей в ужас валькирией. Но стоило Аннике моргнуть, как зверь исчез, покинув дрожащую Люсию.
- Что за хрень? - выкрикнула Регина, став, словно в трансе, выписывать круги по комнате.
В этот момент вернулась Кадерин Бессердечная, и, перепрыгнув через усеянный стеклом порог, прошла в дом. Известная своим хладнокровием, она произнесла с небольшим упреком. - Объяснись, Регина.
Затем, шагнув в зону боевых действий - результат которых заставил приподнять брови даже ее - стала не спеша вытаскивать свои мечи из узких ножен на спине.
- Анника! - закричала Регина, пробираясь через гору кирпичей к сестре. Анника попыталась ответить, но не смогла. Еще ни разу в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной, никогда не была ранена так тяжело.
- Что тут произошло? - спросила Кадерин, осматривая дом в поисках врага. Она держала оружие легко, медленно вращая мечи в руках, так что движения ее кистей выглядели плавными, как течение воды. Когда Люсия выползла из-за стола, Кадерин направилась к ней.
- На нас напали вампиры. И навестил ликан, с которым ты, ко всему прочему, только что разминулась, - быстро пробормотала Регина, продолжая пробираться сквозь груду кирпичей к Аннике. - Прям долбанное сборище монстров… Анника?
Валькирии удалось протиснуть руку сквозь завал. Схватившись за ладонь сестры, Регина вытащила ее из-под обломков.
Как в тумане, Анника заметила Никс, восседавшую на перилах лестницы второго этажа.
- Как некрасиво - забыть разбудить меня в самый разгар веселья, - обидчивым тоном произнесла она.
***
Эмма проснулась сразу на закате и тут же нахмурилась, припомнив подробности всего, что произошло утром.
Смутно она вспомнила Лаклейна и его большие, теплые ладони, разминавшие ее затвердевшие плечи, вырывавшиеся у нее стоны, пока он массировал ее шею и спину.
Возможно, Лаклейн не был таким уж безумным и грубым животным. Эмма знала, что он хотел заняться с ней любовью, чувствовала силу его желания, и все же он сдержался. Позже она услышала, как он вернулся из душа и лег рядом с ней в кровать. Его кожа была все еще влажной и такой теплой, когда он прижал ее попку к своим бедрам, положив ее голову на свою вытянутую руку. Эмма чувствовала его растущую эрекцию. Но он лишь выдавил что-то на незнакомом языке, будто выругался, и так ни разу и не воспользовался положением, чтобы удовлетворить свое желание.
Она ясно осознавала, что Лаклейн лежал между ней и окном, тем самым ограждая ее от солнца. Он придвинул ее к своей груди еще ближе, и она почувствовала себя…защищенной.
И вот, когда Эмма было решила, что разгадала его, он сделал нечто неожиданное.
Открыв глаза, Эммалин села на кровати и моргнула, в ошеломлении от того, что увидела. Если он и заметил, что она проснулась, то не подал виду, продолжая сидеть в дальнем углу в полной темноте, наблюдая за ней светящимися глазами. Не поверив своему ночному зрению, Эмма потянулась к лампе на ночном столике, но та оказалась сломанной, валяясь у кровати.
Глаза ее не обманули. Комната была…разгромлена.
"Что тут случилось? И что могло заставить его сделать такое?"
- Одевайся. Мы уезжаем через двадцать минут.
Устало встав, он, хромая и спотыкаясь из-за ноги, которой, похоже, стало хуже, направился к двери.
- Но, Лаклейн…
Дверь за ним закрылась.
Сбитая с толку, Эмма смотрела на следы от когтей, оставленные им на стенах, полу, мебели. Абсолютно все в комнате было поломано на куски.
Взгляд Эммы упал вниз. Что ж, похоже, не все. Ее вещи стояли за разломанным креслом, словно он спрятал их подальше, осознав, что должно было вот-вот случиться. Одеяло, которое он умудрился накинуть на окно поверх штор, пока она спала, все еще висело нетронутым там же, создавая дополнительную защиту от солнца. А кровать? Следы когтей, набивка матраса и перья окружали Эмму, словно кокон.
Но сама она была невредима.
Глава 9
Если Лаклейн не хотел рассказывать ей, почему вышел из себя и разгромил в пух и прах их гостиничный номер - что ж, ее это устраивало. Надев юбку, рубашку и ботинки, Эмма повязала на голову свернутый шарф так, чтобы не было видно ушей и, разыскав в сумке свой ай-Под, пристегнула его к руке.
Ее тетка Мист называла устройство АПЭ, или "ай-Под - соска-пустышка Эммы", потому что всякий раз, когда Эмма была раздражена или сердита, она включала музыку, чтобы "избежать конфликта". Как будто это так уж ужасно и АПЭ не был создан как раз для таких случаев…
А прямо сейчас Эмма рвала и метала. Именно тогда, когда она уже было решила, что этот ликан вполне мог бы быть "ничего", и что его припадки в стиле "спятил-али-нет" уже позади, он снова повел себя по отношению к ней, как большой злой волк. "Но этот маленький поросенок тоже не промах", подумала Эмма. И прямо сейчас Лаклейн на всех парах мчался к тому, чтобы окончательно закрепиться в ее сознании законченным психом.
Его настроение менялось со скоростью автоматной очереди - от обжигающих объятий под дождем, когда он прижался своей голой грудью к ее, до грубых нападок, а затем вдруг нежного без-пяти-минут любовника в ванной вчера вечером. Лаклейн заставлял ее постоянно быть настороже, в досадном и утомительном состоянии, к которому она, похоже, уже начинала привыкать. Это чрезвычайно угнетало.
И вот опять. Он оставил ее в этой разгромленной комнате, не объяснив ни слова. А ведь она могла бы сейчас походить на тот сломанный стул.
Сдув с глаз упавший локон волос, Эмма заметила застрявшее в нем перо из подушки. Стряхнув его рукой, она осознала, что сердита на себя не меньше, чем на него.
В их первую ночь Лаклейн допустил, чтобы солнце обожгло ей кожу, а теперь, сегодня, снова выпустил когти - как тогда, когда искромсал бок автомобиля, - пока она мирно спала, ни о чем не подозревая.
Всю жизнь Эмма делала даже невозможное, чтобы оградить себя от любых неприятностей. И только затем, чтобы выбросить всю свою осторожность насмарку, когда дело коснулось него? Сколько всего семья сделала ради ее безопасности. Чтобы спрятать Эмму, переместила ковен в изобилующий существами Ллора Новый Орлеан, укрыла поместье во мгле. И все это только для того, чтобы теперь позволить ей умереть …?!
Укрыла поместье…? А зачем они это сделали? Она никогда не просыпалась до захода солнца, никогда не бодрствовала при свете дня. Окна ее комнаты всегда были закрыты ставнями, а сама Эмма спала под кроватью. Тогда откуда эти воспоминания о том, как она бежит по их темному дому днем?
Ее взгляд приковала внешняя сторона ладони, и тело в ту же секунду охватила дрожь. Впервые со дня ее бессмертия память об "уроке" всплыла в ее сознании с абсолютной ясностью….
Ее нянчила ведьма.
Эмма сидела на руках у женщины, когда домой вернулась Анника. Ее не было почти неделю, и когда малышка услышала, что та вернулась, она вырвалась из рук няни и сломя голову понеслась навстречу Аннике, выкрикивая ее имя.
Регина успела схватить и затащить Эмму в тень за миг до того, как та выбежала прямо на свет, льющийся через открытую дверь.
Дрожащими руками валькирия прижала малышку к груди и прошептала.
- Зачем ты это сделала?
Но тут же снова сжала ее в объятиях, пробормотав.
- Глупая маленькая пиявка.
К этому времени все уже спустились вниз. Ведьма униженно извинялась.
- Она зашипела, клацнув зубами. И я, испугавшись, отпустила ее.
Анника, не переставая, ругала дрожащую Эмму, пока в стороне не послышался голос Фьюри. Толпа расступилась, дав ей пройти.
Фьюри была в точности такой, какой ее и рисовало имя - наполовину Фурией. И она внушала настоящий страх.
- Выставьте ладонь дитя на солнце.
Лицо Анники стало белее мела.
- Эмма не такая, как мы. Она слишком хрупка…
- Она шипела и дралась, дабы заполучить желаемое, - прервала Фьюри. - Я бы сказала, она в точности такая, как мы. И так же, как и нас, боль научит ее.
- Она права, - сказала Кара, близнец Фьюри. Они всегда принимали сторону друг друга.
- Уже не впервые она оказывается на волосок от смерти. Лучше сейчас ладонь или лицо, чем потом ее жизнь. Не важно, в какой темноте мы держим поместье, если не можем удержать Эмму в его стенах.
- Я не сделаю этого, - сказала Анника. - Я …не могу это сделать.
- Тогда это сделаю я, - произнесла Регина, таща упирающуюся Эмму за собой.
Анника оставалась неподвижной, и хотя выражение лица валькирии было холодно, словно мрамор, по щекам бежали предательские слезы. Когда Регина подставила ладонь Эммы под луч солнца, малышка завопила от боли. Она, не переставая, кричала, моля Аннику о помощи, выкрикивая "за что" снова и снова, пока ее кожа, в конце концов, не загорелась.
Когда Эмма очнулась, Фьюри, склонив голову набок, так смотрела на нее своими глазами цвета лаванды, словно реакция Эммы ее удивила.
- Дитя, ты должна понять, с каждым днем эта земля все больше полнится опасностью, грозящей тебе смертью. И только осмотрительность поможет избежать гибели. Не забывай этот урок, ибо, если он повторится, боль будет куда сильнее.
Эмма упала на колени, а затем на четвереньки, хватая ртом воздух. Мелкие рубцы на внешней стороне ладони зудели. Не удивительно, что она была такой трусихой. Совсем не удивительно… совсем… совсем…
Эмма считала, что они спасли ей жизнь, а вышло, что они же и поставили ее под угрозу. Меньшее зло, что они выбрали, оказывало влияние на каждый день ее жизни. Эмма поднялась и, спотыкаясь, прошла в ванную, где ополоснула лицо водой. "Эм, возьми себя в руки", подумала она, ухватившись за край раковины.
К тому времени, как Лаклейн вернулся за ее чемоданом, эмоции Эммы достигли уровня полыхающего гнева, и она направила его прямо на заслуживающую того цель. Не сводя с него пристального взгляда, она стала резкими, сильными движениями демонстративно смахивать набивку подушек со своего багажа. Что заставило Лаклейна нахмуриться.
По дороге к машине Эмма с трудом сдерживала шипение и желание ударить ногой по внутренней стороне его коленки. Лаклейн повернулся и открыл для нее дверцу.
Как только они забрались внутрь и она включила зажигание, ликан сказал.
- Ты … все слышала?
- Слышала что? - выпалила она. - Как ты кромсал номер, словно безумный ниндзя?
Но, заметив его озадаченный взгляд, все же ответила.
- Нет, не слышала.
Эмма так и не попросила его разъяснить свое поведение. Хотя знала, что он хотел бы услышать ее вопрос, чувствовала это. Когда он так и не отвел взгляда, она сказала.
- Не дождешься, я в эту игру не играю.
- Ты ничего не скажешь?
Она сжала руль.
- Ты злишься? Не такой реакции я ожидал.
Эмма взглянула на ликана. Ее контроль над своими эмоциями и внутренний страх перед Лаклейном сейчас казались ничем по сравнению с тем, что еще совсем недавно она была на волосок от гибели.
- Я злюсь, потому что от смерти в твоих когтях меня отделял ровно дюйм. Что, если в следующий раз не будет даже этого дюйма? Во сне я чрезвычайно уязвима - беззащитна. А по твоей вине оказалась в подобной ситуации.
Какое-то время он просто смотрел на нее, не отрывая глаз, а затем выдохнул и сказал то, чего она никак не ожидала услышать.