- Так точно, - ответил автоматчик.
- Может случиться так, что ночью мне придется выходить из отделения и возвращаться в него. Беспрепятственно.
- Так точно.
- Все остальные - с моего разрешения.
- Так точно.
- Вопросы есть?
- Никак нет.
- Ладно, - согласилась она скучно. - Нет так нет… Ни у кого никаких вопросов! Совершенно не с кем поделиться богатым жизненным опытом и накопленными бесценными знаниями. Ну что ж теперь делать… Пойду писать мемуары. А вы с честью несите возложенные на вас обязанности… Вы есть хотите?
- Никак нет! - отрапортовал автоматчик и наконец-то улыбнулся.
И этот на нашей стороне. Продажные так не улыбаются. И киллеры так не улыбаются… Наверное, у палаты тоже новый сторож стоит. Надо бы и с ним поговорить. Хотя, наверное, вовсе и не надо. Что она хочет узнать? Ничего конкретного такими дилетантскими методами не узнаешь. А других методов в ее арсенале нет, она не частный детектив, у нее совсем другая работа, не говоря уж о том, что она слабая женщина…
- Ася Пална! - негромко позвал за спиной Тугарин. - Добрый вечер! Вы уже пришли, а я думаю: где же Ася Пална?…
Ася кивнула автоматчику, закрыла дверь и отлянулась. Тугарин стоял метрах в двух. Почти весь коридор прошел, а она даже и не слышала. И бахилы на нем те же, а не щелкают. Наверное, потому, что пол сухой…
- Кто в палате с больным? - Ася сделала выражение лица типа "обо всем самой приходится думать". - Господин майор, вы что, Гонсалеса одного оставили? Вы, может быть, его к кровати приковали? Чего доброго - он опять на левом боку лежит!
- Ой, как вы плохо обо мне думаете, - огорчился Тугарин. - Ой, какие страшные слова говорите… Можете сами проверить, как заключенный… то есть больной живет. Там у него сейчас Людочка Иванна, они беседуют на возвышенные темы и кушают импортные апельсины. Мне недельку так пожить - и я считал бы себя счастливчиком до конца жизни.
- Вы какой-то очень веселый, - подозрительно заметила Ася. - Хорошие новости?
- И хорошие тоже есть, - уклончиво сказал Тугарин. - А вы куда Гонсалеса-пэра увезли?
- Плохо работаете, господин майор… - Ася сделала выражение лица типа "вы обманули мое доверие". - Разве ваши товарищи по оружию за нами не проследили? Из рук вон плохо работаете. Пожалуй, придется доложить об этом тете Фаине.
- Только не это! - Тугарин сделал выражение лица типа "какая неслыханная жестокость". - Тем более что мы за вами проследили. Немножко… Только чтобы убедиться, что за вами не следит… э-э… кто-нибудь еще. А потом нашу машину остановили гаишники. За превышение скорости. Ася Пална, вот ответьте мне по дружбе, почему это вас никто не останавливает? Вы же носитесь, как неопознанный летающий объект!
- А что, кто-нибудь пытался остановить неопознанный летающий объект? - заинтересовалась Ася. - Вы подумайте, как далеко шагнула наука. Вместе с техникой… Вы, случайно, не в курсе, чем закончилась эта попытка?
- Выяснением отношений с ГАИ, чем же еще, - сказал Тугарин и тяжело вздохнул. - Ася Пална, вы мне жутко нравитесь.
- Это пройдет, - утешила его Ася. - Сначала я практически всем жутко нравлюсь. Потом не всем. Потом не жутко. Потом просто не нравлюсь. Потом жутко не нравлюсь… Вы бы лучше мне хорошие новости рассказали, господин майор. Кстати, вы действительно майор?
- Ну, вообще-то я жду повышения, - загадочным голосом начал Тугарин.
В дальнем конце коридора на сестринском посту негромко тренькнул телефон. Люда в пятой палате. Придется отвечать самой. Будем надеяться, что это не сообщение о том, что везут экстренного.
Ася торопливо направилась к телефону, чувствуя смутную тревогу. Причины тревоги были совершенно непонятны. Ну, даже если экстренный, - в первый раз, что ли? У нее никогда не было неудачных операций. А если там что-нибудь запредельно сложное - она вызовет Плотникова. Тоже не в первый раз.
Телефон опять тренькнул. Ася почти побежала. Тугарин двигался за ней - вроде бы неторопливо, но не отставая ни на шаг. И совершенно бесшумно.
Телефон тренькнул в третий раз, и Ася наконец схватила трубку:
- Офтальмология, дежурный врач Кугель…
- Добрый вечер, - вальяжно сказал ей в ухо блондин с голубыми глазами. С серо-голубыми. - Сегодня в ночь должна дежурить Анастасия Павловна Горлова, разве не так?
- Так. Одну минуту.
Она зажала микрофон ладонью и зашептала стоящему рядом Тугарину:
- Бывший муж… ординаторская открыта, на столе - телефоны, черный - параллельный, когда возьмете трубку - щелкните по микрофону два раза, тогда я ему отвечу…
Тугарин мгновенно понял, стремительно и бесшумно метнулся к ординаторской, исчез за дверью - и сейчас же в трубке раздались два тихих щелчка. Ишь какой быстрый. Ася пошлепала по полу бахилами, подвигала стулом, повозила трубкой по столу, а потом уже ответила недовольным голосом:
- Слушаю вас.
- Добрый вечер, - сказал Роман. Опять та-а-аким голосом. - Ну, наконец-то я тебя поймал.
- С кем я говорю? - еще более недовольно спросила Ася. - Альберт Викентьевич, это опять вы? Я ведь уже неоднократно вам объясняла: пока в отделении карантин - ни о каких передачах не может быть и речи! Неужели вы не понимаете? Это смертельно опасно! Или вы мечтаете умереть? Выберите какой-нибудь другой способ самоубийства. Я вас по дружбе предупреждаю: такая смерть - слишком долгая и мучительная…
- Ась, ты что, опять меня не узнала? - растерялся Роман. - Это я, твой муж… То есть бывший, да, конечно, но все равно…
- А, - все еще недовольно сказала она. - Привет. А я думала, что опять тот козел от дела отрывает. А это ты. Что у тебя случилось? Учти - у нас карантин, мы пациентов не берем, так что тебе лучше в областную больницу обратиться.
- Да ничего у меня не случилось! - Роман все-таки не выдержал, вспылил, но тут же взял себя в руки и опять заговорил та-а-аким голосом: - Я просто соскучился… Аська, одуванчик мой маленький, я так давно мечтаю с тобой встретиться, и все никак не застану… И домой звонил, а мать говорит: ее нет… Тебя нигде нет, ну что это такое?…
- Ты с ума сошел? - зловеще поинтересовалась она. - Встретиться он мечтает! О смерти ты мечтаешь, вот что это значит! У нас карантин! Все контакты опасны для жизни! Заразившиеся обречены! В отделении в живых остались только пять пациентов! И то еще неизвестно… Ну ладно, потом поговорим. А то столько работы, столько работы… Пока.
- Подожди! - опять повысил голос Роман. - Какая работа? Ты же сама сказала: всего пять… Или ты их всех оперировать будешь?
- Нет, - печально сказала Ася. - Оперировать без толку. Мы пытаемся бороться другими средствами.
Вообще-то это была чистая правда. Четыре лежачие старушки имели по такой коллекции общих заболеваний, что глаза им приходилось лечить терапевтическими методами, операции были противопоказаны. Гипертоники, диабетики, одна после инсульта, одна онкологическая. Какие там операции…
- Какой кошмар, - фальшиво посочувствовал Роман. - И что - никакой надежды?
- Это врачебная тайна! - Ася постаралась сказать это потрагичнее и вздохнуть побезнадежнее. - Разве ты не знаешь? Врачи никогда не теряют надежды. Если надеяться больше не на что - мы надеемся на чудо.
- Ну да, ну да, я слышал, - рассеянно согласился Роман. - Тайна Гиппократа… То есть клятва. Надо же, как не везет. А я так хотел с тобой встретиться.
- Живы будем - встретимся, - пообещала Ася. - Но уже после карантина. Недели через три. Инкубационный период, то-сё… Сам понимаешь. Нельзя рисковать здоровьем населения.
- Да что хоть у вас там такое? - озабоченно спросил Роман. - Ведь не сибирская же язва?
- Подумаешь - сибирская язва! - презрительно сказала Ася. - Все эти слухи о сибирской язве сильно преувеличены. Порошок в почтовом конверте! Маразм. А не надо этот порошок себе в кофе сыпать - вот и вся профилактика.
- Подожди, неужели что-то хуже? - искренне удивился Роман.
Ася подумала об автоматчиках, которые день и ночь охраняют отделение, об операционной, срочно переведенной к лорам, об отложенных неизвестно на какое время плановых операциях, о том, как потом придется все возвращать на свои места, и с чистой совестью печально призналась:
- Хуже. Намного.
- А… Вот оно что… Ага… - Роман опять заговорил с фальшивым сочувствием. - То-то там менты с оружием стоят! А я думал, это они бандита стерегут. Которого ваш этот… как его… ну, знаменитый ваш оперировал. В газете писали… Кстати, как этот бандит? Тоже больной? А глаз у него как?
- Совершенно весь зеленый. - Ася перешла на трагический шепот. - Я сколько работаю, такого сроду не видела… И никто из наших не видел… Это что-то! Да, и бандит - тоже больной. А как же… Кто бы стал здорового в больнице держать? Сам подумай. А чего ты за него так волнуешься? Он твой родственник, что ли?
- Ты что! - испугался Роман. - Какой родственник, еще чего не хватало… Это я так просто, к слову… В газете прочел… Вспомнил, что ты там работаешь… Ну вот и… Как-то заволновался за тебя. Думаю: убийца там рядом ходит, опасно же.
- Где это он ходит? Куда это он ходит? - удивилась Ася. - Он лежит пластом и не шевелится. И глаз весь страшно зеленый… А, я это уже говорила. В общем, больной как больной. Как все у нас… Да, ты чего звонишь-то? А то мне правда работать надо. Мы тут все просто с ног сбились.
- Встретиться хотел, - без энтузиазма сказал Роман. - Соскучился. Одуванчик мой маленький.
- А, ну да, я забыла - ты же говорил… - Ася еще немножко повздыхала и задумчиво добавила: - Провалы в памяти… Это симптом. Неужели заболеваю? Вот не повезло… Ну, до встречи. Карантин недели через две закончится. Или через три. Надейся и жди. Мы все надеемся и ждем. Хотя, конечно… Но все-таки… В общем, на всякий случай - прощай.
Она два раза стукнула по микрофону ногтем и положила трубку. Из ординаторской через три секунды вышел Тугарин. Шел к ней неторопливо, на ходу как-то уж очень задумчиво ее разглядывал. Даже голову к плечу склонил. К правому. А теперь к левому. Может быть, она сказала что-нибудь лишнее? Секрет какой-нибудь выдала? Совершенно секретный… А нечего дилетантов в помощники записывать. Тугарин подошел, еще немножко поразглядывал ее молча, потом серьезно спросил:
- А какая язва может быть хуже сибирской?
- Я двух знаю, - так же серьезно ответила Ася. - Одна хуже другой. И обе - хуже сибирской…
- Какой кошмар! - Тугарин удачно скопировал фальшивую интонацию Романа. - А почему ваш бывший муж называет вас одуванчиком?
- Он не знает названий цветов, - объяснила Ася. - Цикламен с цикорием путает. Глицинию - с магнолией. Так что вполне может быть, что когда он говорит "одуванчик", то имеет в виду репейник… А что, вас в разговоре только эта информация удивила?
- Это не информация. Это дезинформация… - Тугарин склонил голову к правому плечу. - А что касается информации… Кое-что обдумать надо. Проанализировать.
- Анализируйте, - согласилась Ася. - Исходные данные: Роман сроду не читал газет, так что узнать о Гонсалесе из газеты не мог. Конечно, бывает, что за пять лет привычки меняются, но вряд ли - в этом случае. Кроме того, он не мог узнать из газет, что отделение охраняется. Об этом в газете не было ни слова. Но ведь сюда он не поднимался, рядом с отделением его не видели… И к тому же он не мог вспомнить, что я работаю здесь. Он этого просто не знал… Не должен знать. Я здесь работаю всего два года. Развелись мы пять лет назад, с тех пор ни разу не виделись. Общих знакомых, которые знают, где я работаю, тоже нет. И он назвал мою прежнюю фамилию. Вот это действительно странно. Ни из одного официального источника невозможно узнать, где работает врач Горлова. Врача Горловой не существует. По крайней мере - Анастасии Павловны. После развода я взяла мамину девичью фамилию. Институт закончила уже как Кугель. И никто после этого ни о какой Горловой нигде ничего не слышал. По-моему, даже Светка уже забыла, что я была когда-то Горловой…
Тугарин слушал ее внимательно, смотрел серьезно, время от времени одобрительно кивал. Как преподаватель на экзамене. Судя по выражению лица преподавателя, студентка могла рассчитывать на твердую пятерку.
Ася почувствовала глухое раздражение. С какой стати она тут демонстрирует чудеса дедукции? Одобрительно кивает, подумать только… Она не обязана сдавать экзамен по… черт его знает, как этот предмет называется. У нее совсем другая работа, и этой работой ей давно пора заняться.
Она замолчала на полуслове, посмотрела на часы, значительно пошевелила бровями и озабоченно сказала:
- Ладно, некогда мне глупостями заниматься. Мне еще лежачих посмотреть надо. А со всей этой ерундой вы сами как-нибудь разберетесь.
- Как-нибудь разберемся, - печально согласился Тугарин. - Придется самим разбираться, что ж теперь… Ася Пална, еще один вопрос, если разрешите. Как вы думаете, ваш бывший муж понял, что вы ему голову морочите? Ну, насчет страшной болезни, смертельной опасности и так далее… Все-таки вы очень откровенно издевались над ним. Вряд ли после этого он чему-нибудь поверит.
- Когда это кому я голову морочила? - возмутилась Ася. - Когда это над кем я издевалась? Я всегда говорю правду, и еще раз правду.
- А насчет лежачих? - Тугарин сделал выражение лица типа "у нас разные представления о правде". - Вы же сказали, что им операции делать без толку. Тогда что они здесь делают?
- Живут, - хмуро ответила она. - Младшей - восемьдесят два, старшей - восемьдесят семь… Совершенно одинокие бабульки. От нас одну заберут эндокринологи, одну - онкологи, двух - кардиологи. У нас же нет хосписа. Вот эти бабульки из отделения в отделение и путешествуют. Еще две были, их соседи забрали, опекунство оформили. Из-за жилплощади, наверное. Но ухаживают за ними хорошо, мы время от времени проверяем.
- Ух ты, - задумчиво сказал Тугарин. - Интересно, сколько в городе таких одиноких стариков… Вы что, всех у себя поселяете?
- Наверное, не всех. Но кого привозят - тех поселяем. Вообще-то их не так уж и много. Кто-то в доме престарелых живет, за кем-то знакомые присматривают… За два года у нас было всего шестнадцать человек. Считая четырех нынешних.
- А почему этих другие отделения сейчас не разобрали? Вы же почти всех больных сумели пристроить.
- В других отделениях сейчас мест нет… А вам зачем все это знать?
- Да так, привычка… И ценная информация: я не ожидал, что вы можете хоть о чем-нибудь говорить серьезно.
- Мама дорогая! - вспомнила Ася его любимое выражение. - Я что, похожа на человека, который умеет шутить? У меня вообще нет чувства юмора.
- Это кто ж вам такое сказал? - оторопел Тугарин.
- Несколько человек говорили. Между прочим, и бывший муж так считает.
- Вот это хорошо, - неожиданно обрадовался Тугарин. - Вот это очень удачно получилось. Значит, всему, что вы ему говорили, обязательно поверит.
- Вообще-то я не видела человека, которому бы Роман верил, - предупредила Ася. - Но в возможность заражения неизлечимым заболеванием поверит обязательно. Очень беспокоится о здоровье. В свое время настаивал на том, чтобы я мединститут бросила. Мало ли какую заразу врач из больницы в дом может принести.
- Вы поэтому развелись?
- А это вам зачем знать? - удивилась Ася. - Впрочем, да, работа такая… Мы развелись потому, что я оказалась слишком слабой. Да еще и склонной к меланхолии.
- Вот уж у него точно не было чувства юмора, - уверенно сказал Тугарин.
- Откуда мне знать? Может, и было. Просто он его умело скрывал. Он вообще все чувства скрывал. Кроме чувства голода и чувства собственного превосходства.
Тугарин засмеялся. Наверное, опять подумал, что она шутит. Ася печально понаблюдала за этим приступом веселья, для которого - уж она-то знала - не было никаких серьезных оснований, вздохнула, пробормотала: "Работать надо", - повернулась и пошла в палату к лежачим старушкам. Действительно, работать надо, а не устраивать здесь вечер вопросов и ответов. Здесь вам не застенки и казематы, здесь допросы неуместны и даже неестественны, и она имеет полное право не отвечать ни на какие вопросы, тем более - на дурацкие. Тугарин в два шага догнал ее, пошел рядом, нерешительно спросил:
- Ася Пална, вы обиделись? Я что-нибудь не так сделал? Вы потом к нам зайдете?
- Да.
Вот и пусть теперь думает, на какой вопрос она ответила.
Тугарин остановился у пятой палаты и правда о чем-то задумался. В темном стекле полуоткрытой двери процедурной она видела его отражение. Он смотрел ей вслед, тер ладонью затылок, хмурился. Потом сказал что-то стоящему у двери автоматчику и скрылся в палате.
В палате у лежачих старушек хозяйничала Валентина Митрофановна. Ася считала ее лучшей санитаркой всех времен и народов. И больные так же считали. Особенно лежачие. Даже самые капризные. Впрочем, эти не были особенно капризными. Древние, безнадежно больные, полуслепые, одинокие - они как-то умудрялись сохранять ясность мысли и устойчивость психики. Или Валентина Митрофановна им эти ясность и устойчивость сохраняла.
- Здрасти, Ася Пална! - Валентина Митрофановна оглянулась с выражением лица типа "ой, кто пришел". - У нас тут полный порядочек, Ася Пална, так что можете не беспокоиться. Мы тут и покушали хорошо, и поговорили, и судна вынесли, и ручки помыли… Нынче прохладно, а то бы и целиком помылись. Я всех вторыми одеялами накрыла, чтобы форточку не закрывать. А то как же без свежего воздуха? А Евдокии Степановне - грелочку в ножки. Это ведь ничего, можно? Ну и хорошо. Сейчас почитаю им, а как уснут - так я весь коридор и вымою.
Валентину Митрофановну тоже сам Плотников нашел. В армейском госпитале, где она тоже работала санитаркой - на общественных началах. Просто приходила каждый день, мыла, чистила, судна выносила, с больными и ранеными "солдатиками" разговаривала… Даже и не думала зарплату просить. А ей не думали зарплату предлагать.
Плотников о ней от кого-то узнал, познакомился, к себе позвал. Она согласилась. А в свободное от дежурств время все-таки по-прежнему ходила в госпиталь.
Ася пробыла у лежачих минут десять. Посмотрела глаза, поспрашивала про сон и аппетит, похвалила за бодрое настроение - и ушла. Ей и правда здесь нечего было делать. Утром опять зайдет, опять посмотрит глаза, опять поговорит про сон и аппетит… Валентина Митрофановна делает для них в тысячу раз больше. Человек не должен быть одинок.
Перед автоматчиком возле пятой палаты Ася остановилась, молча поразглядывала его, думая при этом, что никакое разглядывание не может дать о человеке правильное представление. И никакие вопросы не могут… Ну и чего она тогда будет цепляться к ни в чем не повинному менту? По крайней мере - пока неповинному. Презумпция невиновности и все такое… Ни в чем не повинный мент молчал и стойко переносил ее разглядывание.
- Добрый вечер, - сказала Ася.
- Здравия желаю, - ответил мент.
- Спасибо, - растроганно поблагодарила она. - И я вам тоже.
- Не понял, - после некоторой работы мысли признался мент.
- Я вам тоже желаю здоровья, - объяснила она. - Или, как вы говорите, - здравия.