Хирург стал было рассказывать о том, что Оксанка с рогатками уже не балуется, про глаз помнит, хотя с глазом давно все нормально… Спохватился, на полуслове резко сменил тему, озабоченно спросил:
- Вы к нам по делу? Что-нибудь случилось? Помощь нужна? Или у нас кто-нибудь из ваших лежит? Или близкого человека навестить зашли?..
- Вчера у нас в отделении ранили майора, - осторожно сказала Ася. - Пуля в плече… У вас прооперировали…
Ну и что говорить дальше? Как ему объяснить, что зашла она навестить совсем чужого человека?.. И не просто навестить, но еще и узнать о нем все, что можно узнать от врача. С подробностями. Что было, что будет, чем сердце успокоится. Полное нарушение профессиональной этики. Но хирург не стал ждать никаких объяснений, с готовностью, даже весело, заговорил сам:
- А, Мерцалов! Конечно! Как я сразу не догадался?.. Ваши уже приходили, и доктор Алексеев, и кто-то из медсестер, и даже санитарки… Принесли всего… И ночью, говорят, кто-то из ваших звонил, беспокоился… Майор ведь у вас там по заданию был, да? Его здесь специальные люди охраняют. Такие экземпляры - это видеть надо! Где их таких выращивают? Но майор, конечно, - это что-то совершенно невероятное… Знаете, ему пулю под местной анестезией вынимали. У него до этого уже несколько ранений было. И пулевые, и ножевые, а спина вообще вся исполосована - говорит, мина взорвалась… И как люди такую работу выбирают? Правда, организм крепкий, я сегодня его уже смотрел, хорошая картина, этот быстро встанет…
Ага, быстро встанет - и побежит навстречу следующей пуле. Тьфу-тьфу-тьфу… Или следующему ножу. Тьфу-тьфу-тьфу… Мина взорвалась! Господи помилуй, в него еще и минами стреляют! Или что там делают с минами, чтобы они взрывались, исполосовывая осколками все вокруг? Ася слушала подробное описание всех травм и ранений Тугарина, а думала одно: и как люди такую работу выбирают? Хирург, отец Оксаны Ставрогиной - она так и не спросила его имени, - повидавший всякое, и тот удивляется. И Алексеев удивлялся. И тетя Фаина. Все удивляются. В солнечном сплетении противно дрожал тугой комок холода.
- Вы его навестить хотели? - спросил доктор. - Это у его людей надо спросить, а то не пустят еще… Я им скажу, что очередной осмотр… ну, выдумаю что-нибудь.
- Не надо ничего выдумывать…
Ася хотела добавить, что навещать майора она не собиралась, просто забежала апельсины передать, но тут в кармане коротко пиликнул мобильник. Сообщение. "Асенька хорошая. Жду". Ася сунула телефон в карман и сказала:
- Он меня ждет.
- Ждет? - удивился доктор. - А… а почему? То есть… у него с глазами что-то?.. Или он вам… ну, не чужой, да? Родственник?
- Понятия не имею, - сразу на все вопросы ответила она.
Доктор сделал выражение лица типа "так бы сразу и сказала" и с готовностью поднялся:
- Ну, так давайте я вас к нему провожу. Он в отдельной палате. Так что вам никто не помешает.
Возле двери в палату маячил один из экземпляров, о которых говорил доктор Ставрогин. Да уж, где их только выращивают?.. Экземпляр чем-то напоминал Гонсалеса, только был не такой высокий и к тому же - белобрысый.
- Здравия желаю, Ася Пална! - радостно гаркнул экземпляр. - А Илья Алексеевич вас давно уже ждет!
- Какой Илья Алексеевич? - Ася сначала даже подумала, что ее с кем-то перепутали или доктор Ставрогин палаты перепутал… Или она сама что-то перепутала.
- Так майор Мерцалов, - не удивившись, объяснил экземпляр.
- Его так зовут - Илья Алексеевич, - тоже не удивившись, добавил доктор Ставрогин.
Забыть настоящее имя Тугарина! Ай-я-яй… Хотя она и не думала, что имя настоящее, но все равно… Ася почувствовала неловкость. А когда она чувствовала неловкость, начинала задавать глупые вопросы. Сейчас получился самый глупый из всех возможных:
- А вы уверены?
Белобрысый экземпляр тут же откровенно засомневался, но тем же бодрым голосом доложил:
- Так точно!
Доктор Ставрогин сделал выражение лица типа "уж мне ли не знать", но ответил осторожно:
- Так в документах написано.
- В чьих? - спросила Ася, ясно осознавая, что привычный театр абсурда она затевает только для того, чтобы оттянуть момент, когда придется войти в палату.
Белобрысый экземпляр хрюкнул. Доктор Ставрогин серьезно ответил:
- В истории болезни.
Тугарин в палате заорал:
- Асенька хорошая!
Белобрысый экземпляр и доктор Ставрогин переглянулись и сделали выражение лица типа "а мы вообще ничего не слышали".
- У больного поднялась температура, - озабоченно пробормотала Ася и шагнула к двери.
Дверь распахнулась ей навстречу, выглянул другой экземпляр - почти копия первого, только не такой белобрысый. И сказал то же самое и с той же интонацией:
- Здравия желаю, Ася Пална! А Илья Алексеевич вас давно уже ждет.
- Жду, - подтвердил из глубины палаты Тугарин уже не так громко. - Жду и жду… Уже давно жду, почти всю жизнь. Сколько можно?..
Экземпляр-два радостно разулыбался, как будто это его кто-то всю жизнь ждал, посторонился - и Ася вошла в палату.
Тугарин сидел на краю кровати в синих спортивных штанах и в наброшенной на плечи клетчатой шерстяной рубахе. Левая штанина была закатана до колена, от колена до щиколотки - марлевая повязка. Под распахнутыми полами рубахи через всю грудь - тоже марлевая повязка. Почему? Его же в плечо ранили… Похоже, левая рука прибинтована к торсу. Или кость задета? Кажется, доктор Ставрогин ничего об этом не говорил…
- Больной, - с трудом сказала Ася. - Больной, вы что себе позволяете? Вы как себя ведете? Практически сразу после операции! Немедленно ложитесь!
- Иди сюда! - Тугарин засмеялся, протянул к ней здоровую руку и нетерпеливо пошевелил пальцами. - Здесь не ты командуешь… Иди сюда сейчас же! А то сам встану.
- Больной, вам действительно следует лечь, - врачебным голосом заметил доктор Ставрогин от двери.
- Так точно, - нетерпеливо сказал Тугарин. - Будет сделано… Асенька хорошая, иди сюда, кому говорю… Ей-богу, сейчас встану, будешь знать…
- Да уж идите правда, - тревожно прошептал за спиной Аси доктор Ставрогин. И даже в спину ее слегка подтолкнул. - Правда еще вскочит…
- Правда вскочу, - грозно пообещал Тугарин.
- Господин майор, вы шантажист, - беспомощно сказала Ася и шагнула к нему. Хотя где-то читала, что шантажистам нельзя уступать никогда и ни в чем.
- Конечно, - с готовностью согласился Тугарин и зашевелил пальцами протянутой к ней руки с особым нетерпением. Даже с жадностью. - А сама виновата… Чего так долго не приходила?
Доктор Ставрогин опять слегка подтолкнул Асю в спину. Наверное, тревожится за состояние больного. За ее состояние никто тут тревожиться не собирается. Ну и ладно. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Главное - вдохнуть побольше кислорода. Интересно, что бы на ее месте сделала нежная и ранимая Светка.
- Та-а-ак… - Ася сделала выражение лица типа "ах вот кто у нас враг народа" и решительно потопала к Тугарину. - Нарушение режима! Так-так… И без бахил… Сразу после операции!.. А руки! Руки мыли?! Господин майор, я вас по дружбе предупреждаю…
Она сунула пакет с апельсинами в протянутую руку Тугарина и собралась по дружбе предупредить его, что она сейчас очень расстроится, но Тугарин бросил пакет на кровать - а потом оказалось, что она уже сидит у него на колене здоровой ноги, а его здоровая - совершенно каменная - рука прижимает ее к его перебинтованной - тоже совершенно каменной - груди. Как это получилось, она не поняла. Даже движения никакого не уловила. Просто что-то вроде мгновенного завихрения воздуха - и она уже замурована в каменной стене. Телепортация. Даже тот кислород, который вдохнула перед утоплением, не успела выдохнуть.
- Ай, - сказала Ася, выдыхая кислород. Зачем утопленнику кислород?
- Ай, - сказал и доктор Ставрогин. - Больной, вы с ума сошли? После операции и суток не прошло, а вы тут такие цирковые номера показываете!
- Действительно, Илья, - тревожно сказал и один из экземпляров. - Ты все-таки поосторожнее бы… Девочка вон какая маленькая, а у тебя сила - как у танка. Еще поломаешь нечаянно.
- Мал золотник, да дорог… - Тугарин потерся колючей щекой об Асин висок и блаженно вздохнул. - Вы просто не в курсе, ребята… Ася Пална сама кого угодно поломать может… Или в кольцо согнуть… Ася Пална у нас колдунья… Асенька хорошая… Не трепыхайся, мне же больно… Ой, ну и жена у меня будет! Кошмар. Да, ребята, я же не предупредил! Знакомьтесь: Ася Пална - моя невеста.
- Ого! - в один голос сказали экземпляры. - Поздравляем.
- Ага, - растерянно сказал доктор Ставрогин. - А я прямо сразу так и подумал.
- Господин майор, - сурово сказала Ася. - Я вас по дружбе предупреждаю: если вы будете нарушать больничный режим, то я… то я тете Фаине все расскажу.
- Давай вместе все расскажем, - предложил Тугарин и опять потерся щекой о ее висок. - Прямо сейчас. А? Доктор, у вас там никакая важная аппаратура не работает? Один звонок с мобильника можно?
- И это сразу после операции! - Доктор Ставрогин сделал выражение лица типа "будет чего внукам рассказать" и вышел из палаты. Экземпляры вообще убрали с лиц всякое выражение и тоже вышли.
- Ты ведь на меня не обижаешься? - помолчав, спросил Тугарин. - Это я от радости… И дело сделали, и живой остался, и раны пустяковые, и ты пришла… Я мечтал, что придешь. Но вообще-то не надеялся. Нет, надеялся… Мечтал. И ты пришла. Вот я сразу дальше мечтать и стал… Ты сильно сердишься?
- Нет, сержусь не сильно. Я сильно боюсь, - призналась Ася. - Отпусти меня, пожалуйста. А то я даже пошевелиться не могу - вдруг тебе больно будет…
- А ты сразу не убежишь? - нерешительно спросил он. - Ты еще немножко со мной побудешь?
- Я еще долго побуду, - пообещала она. - Я же хочу в конце концов узнать… обо всем.
- А, ну да… - Тугарин заметно погрустнел, осторожно снял ее со своего колена - одной рукой! - и посадил рядом с собой. - Ты всегда должна знать обо всем, что происходит вокруг, я помню. Любопытный котенок… Да нет, я ничего… Имеешь право. В конце концов, ты нам действительно помогла. Я расскажу, что можно, Асенька… А я думал, что ты ко мне просто так пришла. То есть навестить. То есть увидеть хотела. Думала обо мне… Во дурак, да?
- Да, дурак, - согласилась Ася, встала и на всякий случай отошла подальше, к самому окну, даже за тумбочку зашла. - Я именно к тебе пришла. Просто так. То есть навестить, увидеть и апельсинов принести. Но за апельсинами, правда, Светка бегала… И ложись ты, наконец! Хватит уже чудеса выдержки показывать. Тебе это правда вредно, а мне… тоже вредно. Я все время думаю, что тебе больно. И поэтому ни о чем другом думать не могу.
- Да мне не очень-то и больно, - растерянно сказал он. - Вполне терпимо, да еще укол сделали. Чего ты так? Все нормально, не бойся. Но я лягу, если тебе спокойней будет. Все, ложусь уже, все. Ну, иди сюда, посиди рядом, а я тебе рассказывать буду. Ты лучше вопросы задавай, я же не знаю, что тебе интересно.
- Ладно, - согласилась она. - Вопрос первый: и вот с какой стати люди выбирают такую работу?
Глава 9
Отпуск получался трудоемкий. Каждый день, с утра проводив Соню и Митьку в школу, немножко повозившись с просыпающимися позже мелкими, немножко поделав всякие необходимые домашние дела, немножко позанимавшись садоводством и огородничеством, немножко перекусив, попутно немножко разговаривая с тетей Фаиной, Ася собиралась и ехала привычным маршрутом в больницу. Как на работу… Нет, не как на работу, а гораздо чаще. Работала она все-таки посменно, так что в отделение ездила не каждый день, после ночных дежурств у нее вообще два дня подряд свободные были. А сейчас свободных дней не было вообще. Ей это не нравилось. На отпуск у нее было запланировано много полезных дел. А успевала она делать мало. Кому ж это может понравиться?
Нет, не только поэтому ей все это не нравилось. В конце концов, у нее никогда не было столько времени, чтобы успеть все, что хочется, сделать. Но она всегда сама решала, что нужно делать, а что может спокойно подождать. А теперь она решала не сама. Или все-таки сама?
Зависимость - вот как это называется. С самого первого дня, с того дня, когда она пришла к Тугарину в больницу первый раз, с того дня, когда он принародно объявил ее своей невестой, даже не спросив ее мнения, даже не поставив ее в известность заранее, с того дня, когда на ее вопрос он неожиданно откровенно, серьезно и подробно стал рассказывать об извилистых путях, которые в конце концов привели его в это место в это время, - с того самого дня она ясно ощущала зависимость. От всего того, что он рассказывал. И от голоса, которым он все это рассказывал. И от того взгляда, которым он на нее при этом смотрел. И от его вечно колючей щеки, которой он иногда терся о ее висок… Не то чтобы иногда, но все-таки уже три раза. И один раз прижал к своей вечно колючей щеке ее руку. Тогда она мимоходом подумала: Гонсалес сделал то же самое, когда они после побега сидели и боялись, связанные этим страхом гораздо крепче, чем бывают связаны люди даже многолетним знакомством, общим делом или кровным родством. У Гонсалеса тогда была точно такая же колючая щека. Ну и что? Ну и ничего. В смысле - никакой зависимости. Когда через пару дней Плотников разрешил Гонсалесу более или менее свободное перемещение, люди Тугарина приехали и увезли его в Москву… Наверное, в Москву, потому что Гонсалес-пэр и приезжал за сыном вместе с ними, и уехал вместе с ними. После отъезда больного Гонсалеса Ася иногда думала о нем. Вернее - о его глазе. Слегка тревожилась. Действительно слегка - все-таки сам Плотников увезти разрешил, так что тревожиться особо не о чем было. Если только о том, не организует ли кто-нибудь пятое покушение на его жизнь. Но вот как раз об этом Ася почему-то совсем не думала. Во-первых, это не в ее компетенции. У нее совсем другая работа. В эту историю ее занесло случайно… А во-вторых, Тугарин сказал, что все уже кончилось, и кончилось хорошо. То есть для Гонсалеса все хорошо кончилось. Ну, хорошо - и хорошо. Можно порадоваться за человека, поздравить его родителей, выслушать их взволнованные благодарственные речи, на минутку с гордостью поверить, что и ты внесла свой посильный вклад в общее правое дело… А потом спокойно об этом забыть. Не то чтобы совсем забыть, а просто не думать об этом все время.
А о Тугарине она думала все время. Главным образом - глупости всякие. Что он ел и как он спал. И не мерзнет ли он в своей дурацкой клетчатой рубахе, потому что в хирургии тоже не топят, а по ночам еще холодно, однажды даже заморозки обещали. И что он расскажет ей в следующий раз. И с кем опять познакомит - к нему каждый день приходили новые люди, он ее с ними знакомил, она их на следующий день уже не помнила. И почему к нему не едет мама - неужели не беспокоится? И болят ли его раны… Нет, о ранах она старалась не думать. И ни разу не спросила, даже из вежливости. А о маме спросила.
- Куда это она приедет? - весело удивился Тугарин. - Зачем это она приедет? Я же сейчас в командировке. В Германии. Обмен опытом, симпозиум, семинары и культурная программа… Ты в Дрездене не была? Ой, какая там картинная галерея!..
- Постой, постой… - Ася растерялась. - Мама даже не знает, что с тобой… чем ты занимаешься?
- А что со мной? Со мной все прекрасно, - легкомысленно сказал Тугарин. - Я ей часто звоню, о здоровье спрашиваю. Она весной всегда простужается… И что значит "чем занимаешься"? Ничем плохим я не занимаюсь. Лекции коллегам читаю.
- В Германии? - уточнила Ася.
- В Германии, - подтвердил Тугарин, глядя на нее честными глазами.
- И на каком языке?
Тугарин задумался. Сделал выражение лица типа "а по какому предмету у нас нынче экзамен", вздохнул, неуверенно сказал:
- Наверное, на немецком… Раз уж в Германии. Немецкий - это нынче модно. Или уж лучше на английском? Все-таки язык межнационального общения. Это я не сам придумал, это по телевизору говорили… А вообще-то я и на русском могу, я даже русский знаю. Со словарем.
Он лежал на спине, заложив здоровую руку за голову, смотрел на нее и улыбался. Здоровая рука была в рукаве его дурацкой клетчатой рубахи. Левый пустой рукав свисал с края кровати. Между распахнутыми полами рубахи на смуглой груди ярко белела повязка. Ася оглянулась на его забинтованную ногу, зачем-то взяла свисающий рукав, положила его на кровать и тоскливо сказала:
- Вот убила бы… Своими руками задушила бы… Словарем бы тебя пришибла, герой чертов…
Тугарин засмеялся, сказал: "Асенька хорошая", а потом сразу оказалось, что его здоровая правая рука - каменная рука - уже обнимает ее, уже притягивает к смуглой перебинтованной груди - каменной груди. И опять она не заметила никакого движения - завихрение воздуха, телепортация… И не сопротивлялась. Во-первых, потому что без толку, а во-вторых, потому что у него же плечо… Больше никогда не надо садиться рядом с ним.
- Асенька хорошая, - бормотал Тугарин и все притягивал, все притягивал ее к себе. - Не бойся, я очень медленно и осторожно… Славка дурак, он думал, что я могу сделать тебе больно… Я никогда не сделаю тебе больно… Ты этого боишься?
- Господи, глупости какие, - с трудом сказала она, чувствуя, что сейчас заплачет.
- У тебя глаза черные, - бормотал Тугарин, глядя ей в глаза своими черными глазами. - Совсем глаза черные… От черных мыслей, да? Почему ты боишься? Ведь я вижу - ты боишься. Да?
- Да, - призналась она и прижалась своей щекой к его вечно колючей щеке. Прямо возле ее губ оказалось его ухо, и в это ухо она сердито сказала: - Я не люблю бояться. Это… унизительно. А сейчас все время боюсь.
Его губы шевельнулись тоже прямо возле ее уха.
- Чего?
- Вот этого всего… Семинары в Германии… Лекции со словарем… Стреляют все, кому не лень… Черт, даже от матери скрываешь! Сам подумай: какая у тебя жизнь? Тебе самому разве не страшно?
Он помолчал, тихо дыша возле ее уха - ей почему-то показалось, что он улыбается, - осторожно погладил ее по голове каменной ладонью и отпустил. Ася отстранилась, все время думая о его плече, выпрямилась, на всякий случай отодвинулась немножко подальше и хмуро уставилась на белеющую между полами рубахи повязку.
- Да нет, мне не страшно, - серьезно сказал Тугарин. - Нормальная у меня жизнь. А что от матери скрываю… Так ведь это все от родителей что-нибудь скрывают. Чтобы по пустякам не нервничали. И ты наверняка что-нибудь скрываешь. Ведь скрываешь, правда? Чистосердечное признание…
- Я ничего не скрываю, - с достоинством соврала Ася. - Мне скрывать нечего. У меня жизнь обыкновенная.
- Асенька хорошая… - Тугарин искренне удивился. - Это у тебя-то жизнь обыкновенная?! Ну, вам, колдуньям, видней… Расскажи мне еще что-нибудь.
Он все время просил ее рассказать "еще что-нибудь". И она рассказывала - даже то, чего рассказывать не собиралась. Наверное, он уже все о ней знал, но все время что-то спрашивал, спрашивал, спрашивал… От его вопросов тоже возникла какая-то зависимость. Она ждала его вопросов. Пыталась угадать, о чем он спросит в следующий раз. Заранее придумывала ответы. А вопросы всегда были неожиданными.
- А тебя Роман совсем не интересует?