– Саймон был единственным, кто не говорил со мной как с ребенком. Через две недели я была по уши в него влюблена. – Она вздохнула, ощущая неприятную горечь от воспоминаний о том, как тогда была наивна. – Разумеется, он сразу все понял. Ему это нравилось, я полагаю.
Она замолчала, стараясь справиться с чувствами, которые вызвали воспоминания о горе мамы, которому она не могла помочь, печали оттого, что отдала ей часть себя, своей юности и будущего, а та не желала ни видеть ее, ни слышать.
Макс обнял ее за плечи, прижал к себе и погладил по голове.
Элли повернулась и обвила его руками, позволив себе, пусть ненадолго, опереться на кого-то и ощутить поддержку. От него исходил аромат моря и соснового леса, сохранившийся даже после двух дней в Лондоне.
– Оглядываясь назад, я понимаю, что тогда мне было просто необходимо кого-то любить, о ком-то заботиться. Саймон почувствовал, как я растеряна и одинока, и сделал шаг.
Элли поджала губы.
– Он очень умный. Иногда делал комплименты, и казалось, я для него единственная в мире, потом дразнил меня, подшучивал, словно над глупой школьницей. Унижал, а затем устраивал невероятное, очень красивое романтическое свидание. Я никогда не знала, что меня ждет.
Она перевела дыхание.
– С самого начала я старалась стать такой, какой он хочет меня видеть. Делала такую прическу, как ему нравится, одевалась так, чтобы он одобрил. Впрочем, он никогда открыто не осуждал, лишь смотрел так, будто я ужасно его разочаровала. Если же был по-настоящему рассержен, прекращал со мной разговаривать, я мучилась, гадая, что его огорчило. Смысл в том, чтобы я сама все поняла. Я часто оставалась в доме одна и плакала, глядя на телефон, надеясь, что он позвонит или напишет. Когда он наконец прощал меня, испытывала такое облегчение, что клялась себе больше никогда его не расстраивать. Я быстро усвоила, что ему нравится во мне, что доставляет удовольствие и вызывает улыбку. Еда, одежда, книги, фильмы. Казалось, я люблю его, а он защищает меня, заботится.
Макс слушал ее и ощущал, как внутренне невольно напрягается. Рука сильнее сжимала пальцы Элли, казалось, ей должно быть больно, но она, вероятно, ничего не чувствовала.
– Когда мама объявила, что продает дом и уезжает с Биллом в Испанию, на помощь пришел Саймон – мой рыцарь в сияющих доспехах. Предложил переехать к нему, и я не нашла ни одного повода отказаться.
Элли покосилась на Макса.
– Все происходило как-то незаметно. Сначала он предложил мне бросить работу и продолжить учебу, потом привел тысячу аргументов, почему стоит повременить с поступлением, и я согласилась. Понимаешь, я решила, что он беспокоится обо мне. Не помню когда, но внезапно дошло, что у меня в жизни нет ничего, что принадлежало бы мне. Я забыла, насколько это ненормально, когда поводом для скандала становится малейшая оплошность: не слишком тщательно убранный дом, невымытая посуда, неаккуратно застеленная кровать или мой неряшливый внешний вид. Я долго не осознавала, что не могла вдохнуть полной грудью, жила в страхе, что разочарую его и опять увижу тот взгляд, который меня убивал. Но хуже всего то, что его улыбка была способна поднять мне настроение, сделать почти счастливой, и я стала к этому стремиться. Правильно одевалась и правильно себя вела. И была счастлива. Вернее, думала, что счастлива.
Элли заморгала и помолчала несколько секунд.
– Не знаю, когда осознала, что жизнь в постоянном страхе не может быть нормой. Я никогда не бывала спокойна, всегда нервничала, поскольку не понимала, что его разозлит. С каждым днем все чаще он говорил, что я неприспособленная, ничего не умею, добавлял, как мне повезло встретить его. Настал день, когда я поверила в его правоту. Ведь разве может ничего не имеющий человек чего-то заслуживать? К тому же даже мать выбросила его, как ненужную игрушку. Я была уверена, что сама виновата в том, что он на меня злится, а он не забывал постоянно напоминать, что я все делаю не так.
– А что потом? – Макс прервал долгую паузу.
– Ничего серьезного между нами не произошло, ни ссоры, ни скандала. Просто всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал нас о свадьбе, я чувствовала, что меня скоро замуруют заживо. Страх нарастал, и это становилось поводом для него все больше меня контролировать. Он желал знать, где я бываю каждый час, приходил в ярость, если я не отвечала, когда он звонил на домашний телефон. Проверял все чеки и счета, одному богу известно, что он искал. В какой-то день я поняла, что боюсь, пожалуй, впервые призналась себе в этом. Дверь внезапно распахнулась, и я уже не смогла ее закрыть. Я ушла. Ушла и села на поезд до Корнуолла. Последующие шесть месяцев постоянно оборачивалась, страшась увидеть его и одновременно надеясь, что он любит меня и непременно найдет.
Вот все и сказано. В деталях. Макс осудит ее? Впрочем, ему вряд ли удастся превзойти ее в этом.
Элли с опаской покосилась на него, опасаясь увидеть в лице осуждение. Он обнял ее крепче и с тревогой заглянул в глаза. Удивительно, но во взгляде не было гнева.
– Посмотри на себя, Элли. Посмотри, какая ты сейчас. Ты не позволила трудностям тебя остановить. Возможно, замедлила движение, но не остановилась. Ты умная, сильная, успешная, независимая и должна гордиться собой.
Гордиться? Не стыдиться? Она сильная? Он говорит правду, он действительно так считает? Несколько секунд она сидела неподвижно, во все глаза глядя на Макса, потом упала ему на грудь и зарыдала. Он гладил ее по спине, не обращая внимания на то, что футболка уже мокрая от слез. Машина неслась вперед, а Элли все никак не могла успокоиться. Макс продолжал гладить ее по плечам и голове, время от времени целовал в висок.
У нее уже болели глаза и горло, но боль во всем теле была несравнимо сильнее. Не та ноющая боль, которую она ощущала вчера утром и от которой внутри порхали бабочки, а уродливая боль, будто ее разорвали на части, а потом наспех склеили.
Как хорошо, что рядом Макс. Кажется, она никогда в жизни так не плакала. Сначала у нее не было сил, потом приходилось сдерживаться ради общего спокойствия. Ведь должен же был кто-то это делать.
– Ты обижена на нее?
– Прости?
– На маму? Я, например, не могу не злиться на маму из-за ее жадности и упрямства, а поведение отца приводит в бешенство из-за всего, что он вытворяет. Но я спокойно могу уйти, хоть завтра, оставить их решать проблемы без меня. Черт, может, мне и следует так поступить? Но разница между нами в том, что я взрослый человек, а ты совсем ребенок. Твоя мама возложила на тебя обязанности взрослого человека, а сама бросила тебя, когда была нужна.
Элли подняла голову и открыла рот, чтобы защитить маму и себя.
– Я… – Слова застряли в горле.
– Все в порядке, ты имеешь право злиться, это не означает, что ты плохая. Ты ведь живой человек.
Злится ли она? Это злость заставляла до боли впиваться ногтями в ладонь и сжимала грудь, когда она читала короткие письма от мамы? Их общение свелось к минимуму, поэтому мамы не было рядом, когда ей пришлось бежать сломя голову и прятаться. Она была не нужна маме, ту не волновало, в какую сложную ситуацию попала дочь. Какая женщина сможет оставить восемнадцатилетнюю девочку на растерзание мужчине, которого та едва знала?
– Я зла. Очень зла на нее. За то, что она оставила меня без поддержки. Заставила стать взрослой, хотя я не была к этому готова. За то, что из-за нее я бросила университет. За то, что она от меня отказалась. – Гнев нарастал, последние слова Элли произнесла, дрожа всем телом.
Макс прижал ее к себе.
– А что ты думала об этом тогда?
Она старалась не вспоминать то время и уж тем более свои чувства.
– Я была потеряна. Ведь если бы тогда я не осталась одна, все могло пойти по-другому. Я могла бы поступить в университет, не случилось бы этой помолвки. Но я была взрослой, каждая из нас самостоятельно принимала решения. Мне не в чем ее винить. Я одна во всем виновата.
Они оба молчали. Макс гладил ее по руке, успокаивая. Скоро пейзаж за окном стал знакомым, машина въехала в город, где родилась Элли. С каждой минутой ей все тяжелее становилось дышать. Она с трудом вышла и оглядела стоянку перед больницей.
– Эй. – Макс встал рядом и улыбнулся. – Все хорошо. Ты не одна. На этот раз ты не одна.
Элли попыталась улыбнуться в ответ, но губы отказывались повиноваться. Да, в данный момент она не одна, но на следующей неделе он уедет, и все вернется на круги своя.
Каким-то образом Макс Лавдей разрушил ее оборону, понял правду и смог показать, какой была ее жизнь. Спокойной и безопасной? Пожалуй. Честной? Да. В ней было любимое дело? Определенно. Но правильно ли все это? Она не имела права так жить ради отца и брата, которые хотели бы, чтобы она любила и была счастлива, ради Демельзы, которая рассчитывала на нее и доверяла. Не важно, будет рядом Макс или нет, она найдет в себе силы измениться. Главное – решиться сделать первый шаг.
Глава 10
Стены в коридорах были, как и прежде, грязно-белыми, плитка на полу изрядно потерта, хотя и тщательно вымыта, по-прежнему пахло дезинфицирующими средствами и вареными овощами. Когда ей было четырнадцать, она бежала по этим коридорам, стараясь успеть за мамой.
К счастью, на этот раз рядом Макс, и он уверенно держит ее за руку. Меньше недели назад она мечтала, чтобы он скорее уехал, а сегодня безмерно благодарна за то, что он с ней. Такое впечатление, что крестная даже после смерти следит за ней и помогает.
– Это здесь. Шестое отделение.
Макс решительно сделал шаг к дверям, но Элли удержала его за локоть:
– Подожди. Дай мне пару минут.
– Конечно, сколько потребуется.
На нем были джинсы и сорочка, которую он вчера надевал на церемонию, – нелепое сочетание, но в этой одежде он выглядел вполне естественно. Возможно, благодаря определенным врожденным качествам? Или щетине и растрепанным волосам? Скорее всего, причина в окружающей обстановке. Эти коридоры видели людей в разных нарядах – от бального платья до пижамы. В прошлый раз Элли была в старых спортивных штанах, неизвестным образом попавшихся под руку, и поношенной футболке брата. Она помнила все, будто это случилось вчера. Помнила, как ежилась от холода, ругая себя, что надела шлепки, забыв, что на улице снег.
Элли глубоко вдохнула и медленно, с усилием выдохнула, надеясь, что вместе с воздухом в нее проникнет и немного храбрости. Затем решительно толкнула двери и вошла.
И опять на нее обрушились воспоминания. Возможно ли, что это те же стулья, те же объявления на доске и растение в горшке у стены? Поменялись лишь действующие лица.
Она с трудом узнала членов семьи Билла. Его дочь – лишь на несколько лет старше ее – прижимает к груди ребенка, брат, такой же высокий и крепкий, как Билл, сестра с красными от слез глазами. И мама. Она ходила взад-вперед по коридору, как загнанное в клетку животное. Постарела совсем немного, чуть поправилась, от солнца кожа стала темнее, а волосы светлее. Но ее по-прежнему легко узнать. Несомненно, Марисса Скотт.
Она резко повернулась к дочери, несколько минут женщины стояли, словно чужие.
Надо прервать затянувшуюся паузу.
– Привет, мама, – выдавила Элли.
Этого мало, но на большее она не способна. Однако, когда мама бросилась к ней и обняла, она подумала, что, возможно, этого достаточно.
– Ну и денек, – оценил Макс, когда они сели за столик больничного кафетерия, и с сомнением посмотрел на содержимое тарелки. – Как думаешь, в этом остались какие-то полезные вещества? – Он ткнув вилкой зеленовато-желтую горошину.
– Никаких, – уверенно ответила Элли. Она предпочла рыбу с картофелем и салат. – Больничная еда похожа на школьную, с этим просто надо смириться.
Макс подумал об обедах в дорогой частной школе, где учился.
– Лучше бы мы пошли в другое место.
– Надо было убедить тебя уехать раньше. Не стоит здесь задерживаться на весь день, ведь у тебя много работы.
– Да, работы много, – кивнул он.
У них обоих выдался тяжелый день. Ей пришлось наблюдать рыдания матери, когда Билла вывезли из операционной, Макс разбирался со счетами, и чем глубже погружался в это, тем яснее понимал, насколько глубока пропасть, в которой оказалась компания.
– Когда я вернусь, предстоит принять несколько тяжелых решений.
– Я очень ценю, что ты потратил на меня столько времени. Прости, я знаю, ты предпочел бы больше времени провести в Лондоне. – Она поковыряла вилкой салат.
– Элли, это ерунда. Я ведь всегда на связи с лондонским офисом. – Ему совсем не хотелось говорить о работе или о том, как мало времени осталось провести в Англии. – Как Билл?
– Уже в палате, врачи, похоже, довольны результатом операции.
– А мама?
– На удивление хорошо. Даже нашла время спросить, кто ты такой.
– И что ты ответила?
– Что мы работаем вместе.
– Понятно.
Макс проглотил кусок непрожареного картофеля и отложил вилку. Видимо, не очень голоден. Оглядел помещение. Зал был наполовину полон. Некоторые пациенты были в состоянии прийти перекусить, работники кафе ловко наваливали пищу в тарелки и почему-то напоминали сотрудников автозаправки. Здесь находились люди с отрешенными лицами, видимо родственники и друзья больных. У Макса не было желания задерживаться, у Элли, похоже, тоже.
– Что будем делать? Ты хочешь на несколько дней остаться с мамой?
Элли чувствовала, что он ждет от нее отрицательного ответа, и несказанно этому удивилась. Если она не вернется с ним сегодня в Тренгарт, они могут не увидеться до его отъезда. А может, и никогда.
Она покачала головой, Макс с облегчением выдохнул.
– В душе я понимаю, что должна так поступить, но мне негде остановиться, а за мамой вполне могут присмотреть родственники Билла. Если бы я была ей необходима, тогда конечно. Но ведь у меня магазин, я не могу тратить время впустую. Макс, спасибо тебе за все.
– Рад помочь, – улыбнулся он. – Может быть, поедем в гостиницу и останемся на ночь? Машину найду через час, но раньше утра мы в Корнуолл все равно не попадем.
Элли поджала губы.
– Знаешь, мне сейчас очень захотелось скорее оказаться дома.
– Это понятно, у тебя был тяжелый день. Мы можем поспать и в машине. Хотя, – Макс оглядел тарелки с нетронутой едой, – сначала надо будет где-то нормально поесть.
– Отличная мысль. Я еще немного побуду с мамой.
– Я решу вопрос с машиной.
Элли не двинулась с места. Сидела и смотрела на Макса, будто что-то хотела добавить. Он подождал, но она ничего не сказала, лишь улыбнулась ему, встала и вышла из кафетерия.
* * *
Тихо шурша шинами, машина катилась по дороге вдоль темных болот. Небо затянули облака, скрыв звезды, Макс видел в окне лишь собственное отражение. Напряженное лицо, ни тени улыбки. Пожалуй, даже сердитое. А ведь он не был жестоким, всего лишь вел бои на заседаниях правления и в своем кабинете с цифрами и показателями. Но сейчас мечтал увидеть бывшего жениха Элли и сделать все, чтобы тот никогда к ней не приближался. А еще встретиться с ее матерью и спросить, о чем она думала, когда взваливала на девочку-подростка обязанности взрослого человека, что чувствовала, когда позволила дочери жить с подлым тираном.
Впрочем, Элли, возможно, это совсем не нужно. А ведь он желает лишь одного: надеть доспехи, взять меч и броситься на защиту ее чести, преподать негодяям урок.
Макс стиснул зубы. Такие чувства он не испытывал никогда в жизни. Внутренний голос все громче призывал отомстить, а он всегда боялся столь сильных эмоций, отвлекавших от единственной цели в жизни. Во всем виновата любовь. Эгоистичная любовь к себе матери Элли.
Им сейчас движет не любовь, это влечение и симпатия, но и они опасны.
Слава богу, через несколько дней он вернется домой. Всего несколько дней. Это очень долго. Опасно долго.
Он повернулся и посмотрел на Элли. Она спала, свернувшись калачиком на сиденье напротив. Она уже зевала, когда они заканчивали отменный ужин в пабе, и заснула, едва усевшись в машину. Ничего удивительного, она вымотана морально и физически, лучше всего пережить треволнения во сне.
А как же быть ему? Как прогнать собственных призраков? Макс поворочался, желая устроиться удобнее. На самом деле, стоит спросить себя, хочет ли он? Не они ли помогали ему выживать?
Он вздохнул и опять поменял позу. Они решили ехать в Тренгарт на машине, чтобы отдохнуть в пути, но проблема в том, что он не может расслабиться. Сидит, размышляет и прислушивается к тихому дыханию Элли. Было бы лучше самому сесть за руль и отвлечься, следя за дорогой.
– Куда сейчас, сэр? Оказывается, они уже въехали в деревню.
– Сначала к дому юной леди?
Вот они и вернулись. Позади Лондон, номер люкс, игра в простых туристов. Он довезет Элли до дома, и все закончится. Он останется один.
– Нет. – Решение пришло внезапно. Элли подавлена, расстроена, он нужен ей. – Мы оба едем в Раунд-Хаус.
Через пять минут автомобиль, миновав ворота и сделав круг, остановился у входа. Макс посмотрел на Элли. Она не так много весит, сможет ли он донести ее до кровати, не разбудив? Но она так сладко спала, что будить ее не хотелось. Макс осторожно распахнул дверцу. Внезапно Элли открыла глаза.
– Где мы?
– В Раунд-Хаус. Уже поздно, переночуем здесь вместе. Если хочешь, я постелю тебе в другой спальне.
– Нет. Мне нравится спать с тобой. – Она потянулась. – Но надо идти домой. Здесь недалеко, хотя не уверена, что справлюсь. Надеюсь, если я засну на обочине, местные кролики и воробьи укроют меня простыней из листьев.
– Очень живописная картина. Может, тебя больше устроит одеяло и матрас?
– Ладно, раз ты настаиваешь. – Она опять зевнула и позволила помочь ей выйти из машины.
– Пойдем со мной, Спящая красавица.
Макс провел в Раунд-Хаус всего пару ночей, но сейчас чувствовал, будто вернулся домой. И дом принял его, был рад видеть.
Войдя, он бросил бумажник и ключи на стеклянное блюдо на тумбе, скинул ботинки. Макс почувствовал, как по холлу пробежал ветерок, будто дом вдохнул и выдохнул, приветствуя его. В душе по явилось спокойствие. Он вспомнил свою квартиру – стекло, хром, огромные пространства, волшебный вид на город, собственный тренажерный зал, бассейн. Идеальное жилье для холостяка. Но там он не засыпал под шум волн. Его квартира была шикарной, удобной, зато здесь один оконный карниз хранит больше воспоминаний об истории семьи, чем все предметы в его логове в США. Конечно, он мог увезти с собой и картины, и барометр, но там они будут подобны инородным предметам. Их место здесь.