Внезапно мне стало интересно, засек ли Бек своим радаром Литхауэра или он сосредоточен только на сотрудниках спа? Слова Литхауэра о полиции меня заинтриговали - по его мнению, смерть отца не вызвала у них никаких подозрений. Дэнни же, со своей колокольни, утверждала как раз обратное - Бек проверил все крайне тщательно. Основываясь на имеющихся у меня скудных данных, я готова была согласиться с оценкой, которую дала инспектору Дэнни. А Мэтт Литхауэр, похоже, чуть что - сразу начинал лезть в бутылку. И я не могла этого отрицать - мне хотелось думать о Беке хорошо.
Помокнув с полчаса, я выбралась из ванны и вытерлась большим махровым полотенцем. Затем накинула халат. Продолжая потягивать вино, я сняла с плечиков, и достала из комода свою одежду, и покидала ее в сумку, сунув грязную отдельно, в пластиковый пакет для грязного белья, обнаруженный в шкафу. По плану я собиралась отправиться в путь сразу же после завтрака.
Часть меня стремилась домой, подальше от всего этого кошмара. Уходящий уик-энд претендовал на звание самого неудачного, перещеголяв в этом отношении даже тот случай во время учебы в Университете Брауна, когда на выходные я поселилась в ньюпортской гостинице с парнем, в которого была влюблена. Оказавшись с ним в первый раз в постели, я, к своему ужасу, обнаружила, что он говорит о своем пенисе как о живом существе: "Ему нравится", "Он хочет еще". Оставшиеся сорок восемь часов я изображала инфекцию мочеполовых путей.
Но другая часть меня очень не хотела бросать Дэнни одну с ее бедами. Я страшно за нее переживала, и не только из-за возможного банкротства гостиницы. Если в спа творятся какие-то тайные дела, она действительно может подвергаться опасности. Я потратила два дня, пытаясь ей помочь, но ни к чему не пришла. Если бы надо мной не висела эта статья о массовой истерии, я бы осталась.
Напугав меня, зазвонил телефон. Было почти десять вечера. Я сняла трубку с аппарата, который стоял на столике у дивана, ожидая услышать Дэнни. Но когда я сказала "алло", никто не отозвался.
Я снова подала голос. На этот раз ответ был получен.
- Бейли Веггинс? - Это был Бек.
- Слушаю, - ответила я, так нервничая, как будто на том конце сидел Брэд Питт.
- Это детектив Бек. Простите, если разбудил вас.
- Вы меня не разбудили. Хотя той ночью вам и пришлось меня будить, на самом деле я сплю мало.
- Да?
- Да. Не очень уютно чувствую себя в постели. - "О Боже, что я несу?" - Я имею в виду, что страдаю бессонницей без надежды на выздоровление. А вы все еще работаете? У вас там очень тихо.
- Нет, вообще-то я звоню из дома… Я живу один.
После этой реплики между нами повисла полная тишина, как листок бумаги, поднятый в воздух ветром и замерший там без движения на стыке двух противоположных воздушных потоков. Он живет один. У него нет жены, нет подруги, и он хочет, чтобы я об этом знала.
- Просто, - продолжил он, - я вспомнил, что ваш нью-йоркский номер у меня есть, но вы так и не сказали, собираетесь ли завтра вернуться домой.
- Да. Именно туда я и собираюсь, - пробормотала я.
- Значит, если мы захотим связаться с вами по этому делу в ближайшие несколько дней, можно звонить по этому номеру?
- Есть какие-нибудь новости?
- Я не могу вам этого сказать.
- Конечно, нет, - согласилась я. - Но зачем еще я могу вам понадобиться? То есть, как я уже говорила, я сломала всю голову, но не вспомнила ничего, помимо того, что уже рассказала.
- Понимаю. Но мало ли, вдруг придется прояснить или проверить ваши показания?
- Что ж, если я вам понадоблюсь, я буду в Нью-Йорке всю неделю.
- У вас сохранился мой номер на случай, если вам придется со мной связаться?
- Да, не волнуйтесь. Я буду беречь его как зеницу ока. Он тихонько засмеялся на том конце провода.
- Прекрасно. Если вы что-нибудь вспомните…
- Но…
- Я же сказал "если".
- Хорошо, хорошо.
- Спокойной ночи. Извините, что побеспокоил.
- Ничего страшного.
Повесив трубку, я вытянулась, положив голову на диванный подлокотник. И что это значит? На первый взгляд все просто и ясно. Благодаря своим передвижениям в пятницу вечером я снабдила полицию весьма точным временем убийства. Я была важным свидетелем по данному делу, и Беку действительно нужно знать, где меня можно найти. Но существовала вероятность, что он воспользовался этим делом как предлогом, чтобы мне позвонить. Не являлись ли его фразы "Куда вам звонить?" и "У вас сохранился мой номер?" зашифрованным сообщением: "Я не хочу потерять с вами связь"? Надеялся ли он, что я подам знак: не возражаю против более близкого знакомства? И вообще, был ли его звонок этичным, поскольку я прохожу свидетелем по этому делу? Я попыталась представить, как сейчас выглядит Бек. Сидит на табурете на кухне с пивом в руке? Лежит на диване в одних трусах? Или голый на кровати? Я вообразила его голым. Представила, на что были бы похожи его поцелуи и прикосновения. Я не могла поверить, что настолько влюбилась в него. Зато хотя бы перестала чахнуть из-за Джека Херлихи.
Это оказалось кульминацией вечера. Отбросив свои запретные фантазии, я взяла телевизионный пульт и, к своей досаде, обнаружила, что с антенной творится что-то неладное. Ругнувшись, я взялась за книгу по интерьерам, но мои глаза скользили мимо страниц с фотографиями комнат, в которых практически отсутствовала мебель. Я позвонила в Нью-Йорк своему соседу и другу Лэндону, но нарвалась на его голосовую почту и оставила сообщение, что с нетерпением жду ужина, который мы запланировали на вечер понедельника.
Наконец я решила попытать счастья в постели. Проворочавшись с боку на бок целый час и наконец отключаясь, я провалилась в один из тех снов, которые кажутся монотонными, как покраска стены, и в которых вы без конца повторяете одни и те же движения. Я находилась в какой-то гостинице или даже в шикарном отеле, но не в "Сида-ре". Одетая в вечернее платье, я шла по коридору, стуча по очереди во все двери. Никто мне не отвечал, и, довольно долго подождав у каждой двери, я в конце концов переходила к следующей. Через какое-то время я почувствовала, как в той части меня, которая наблюдала за сном, нарастает разочарование и желание заставить ту Бейли, которая находится внутри сна, стучать громче. Мой стук был слишком тихим, никто его не слышал. Внезапно я проснулась и села в кровати. Стук. Я осознала, что он исходит не из моего сна. За моей дверью кто-то был.
Включив лампу на ночном столике, я быстро оглядела комнату. Я не могла сказать, действительно ли слышала стук или это сон сыграл со мной злую шутку. Выбравшись из постели, я направилась к двери.
- Кто там? - позвала я на ходу. Мертвая тишина.
Отодвинув задвижку, но не снимая цепочки, я приоткрыла дверь. Кроме теней от бра, в коридоре ничего и никого не было.
Мне потребовалось больше часа, чтобы заснуть снова. Проснулась я в восемь с тяжелой как с похмелья головой. Натянула джинсы и майку с длинными рукавами, подкрасила губы и замаскировала синяки под глазами, соперничавшие по площади с Центральным парком, и застегнула сумку. Не дожидаясь коридорного, я сама отнесла ее вниз.
- Ну, как ты? - спросила я с вымученной улыбкой, присоединившись к завтракавшей Дэнни.
- Сегодня лучше, - улыбнулась она. - Хотя мне грустно, что ты уезжаешь, Бейли. Ты такая надежная.
- Мне так жаль, что я ничем тебе не помогла, - произнесла я.
- А у меня есть кое-какие новости. Оказывается, Анну действительно задушили.
- Задушили? Тебе Бек сказал?
- Нет, об этом напечатали в сегодняшней газете.
Я стала расспрашивать Дэнни, но в газете больше ничего об этом не говорилось. Тогда я поведала о своем посещении "Таверны на Бридж-стрит" и напугавшем меня столкновении с Мэттом. Мой визит мог вызвать нехорошие последствия, и Дэнни следовало быть в курсе.
- Он совершенно точно не выразил никакого желания поделиться со мной своими сомнениями, - заявила я. - Я очень надеюсь, что удастся разузнать хоть что-то у Евы.
Дэнни подтвердила, что Ева целый день дома и будет меня ждать. Она, правда, просила, чтобы я, подъезжая, предупредила ее по телефону. Из кармана своего бледно-зеленого кардигана Дэнни достала листок бумаги с телефоном и описанием, как проехать к дому Евы.
Чтобы подкрепиться для путешествия, я заказала яичницу. Но когда ее принесли, я поняла, что есть мне совсем не хочется, и принялась вяло возить ее по тарелке.
Когда наконец подошло время ехать, Дэнни проводила меня до машины, и мы крепко обнялись. Мне ужасно не хотелось оставлять ее в таком состоянии, и я снова услышала слова своей матери: "Присмотри там за Дэнни. Я за нее волнуюсь".
- Я позвоню тебе завтра вечером, - пообещала я, - и если мне удастся вовремя разделаться с заданием, а в гостинице дела не наладятся, я приеду на следующие выходные, хорошо?
Серые глаза Дэнни наполнились слезами, и я поняла, что возражать она не станет.
Через пятнадцать минут я уже ехала по массачусетскому шоссе, направляясь на запад, чтобы попасть на транзитное шоссе штата Нью-Йорк. Я чувствовала себя, как Сигурни Уивер в "Чужом", когда она в трусах и майке только что выкинула за борт космического корабля самое омерзительное за всю историю Вселенной существо и наконец-то забралась в свою капсулу. Другими словами, я чувствовала себя в безопасности. Больше никаких погонь в лесу, никаких пробуждений среди ночи, никаких гаданий, то ли постучали в дверь, то ли нет. И все же в глубине души я жалела, что не могу развернуть джип и вернуться назад.
Я уже внесла номер Евы в свой мобильник, а потому за милю до съезда на шоссе нажала кнопку дозвона. Ева говорила монотонным голосом, как человек, недавно наглотавшийся успокоительного. Я объяснила, что буду у нее через несколько минут, и она все тем же безжизненным голосом ответила, что хорошо, она будет меня ждать. Сотрудники гостиниц, принимающие заказы на обслуживание в номере, и то любезнее.
Спустя десять минут я припарковалась в старой части Рейнбека, самобытного городка недалеко от реки Гудзон. Открывшая дверь и поздоровавшаяся со мной Ева оказалась такой же мрачной, как и ее голос по телефону. Косметикой она не пользовалась, и, хотя была довольно симпатичной, кожа ее покрылась морщинами от чрезмерного загара. Каштановые, не слишком коротко подстриженные волосы выглядели так, словно их завили с помощью пальцев четыре-пять дней назад и больше к ним не прикасались. Одета она была в большую, не по размеру хлопчатобумажную рубашку и джинсы.
- Ева? - полувопросительно произнесла я.
- Да, входите, - ответила она без улыбки.
Дом меня удивил. Когда-то на первом этаже, вероятно, было несколько комнат, но стены снесли, оставив только маленькую кухню, которую я заметила в глубине, и образовалось одно большое помещение в передней части дома, почти что студия. В дальнем конце комнаты стоял ткацкий станок, повсюду громоздились мотки и упаковки пряжи.
- Так, значит, вы теперь ткачиха? - задала я идиотский вопрос.
- Да, - ответила она, ведя меня к темно-зеленому дивану. - Хотите чаю? Я как раз собиралась готовить себе чай, так что мне не трудно.
- С удовольствием. Если можно, с кофеином. - Учитывая интерьер, девизом которого мог служить лозунг "Назад, к природе!", я опасалась, что мне предложат какой-нибудь лимонной водички вроде той, что поила меня Дэнни, или, того хуже, малинового отвара.
- Думаю, у меня есть такой чай, - задумчиво проговорила Ева, исчезая в кухне.
Прислушиваясь к скрежету чайника, поставленного на плиту, и позвякиванию чашек, я осматривала комнату. Несмотря на приличные размеры, помещение давило, создавая ощущение замкнутого пространства, быть может, из-за куч пряжи. Работала Ева с разными цветами, и хотя законченные изделия, которые она повсюду разложила, были выполнены искусно, они тоже были темными и мрачными.
Через несколько минут хозяйка появилась из кухни, неся деревянный поднос с двумя дымящимися кружками. Едва уловив аромат, я поняла, что это китайский красный чай, крепкий, подкопченный, от которого я всегда просто тащусь. Сняв кружку с подноса и отпив крошечный глоточек, я улыбнулась со всей благодарностью, какую смогла изобразить. А про себя подумала, не был ли выбор чая пассивно-агрессивным жестом с ее стороны?
- У вас такие чудесные вещи, - заговорила я, когда она устроилась в кресле напротив. - Как видно, вы не вчера начали заниматься этим.
- Я увлеклась ткачеством еще в колледже, - объяснила она, сделав большой глоток. - У меня никогда не было станка, да и, честно говоря, денег, чтобы заняться этим делом. Но в прошлом году умерла моя мама и оставила мне этот дом.
- Сожалею о вашей потере. И об Анне тоже, - добавила я. - Должно быть, тяжело потерять за столь короткое время и мать, и подругу.
Она поджала губы и некоторое время молчала. Потом поставила кружку на низкий столик, скинула сабо и подобрала под себя ноги.
- Вообще-то, - произнесла она, - мы уже какое-то время не поддерживали с Анной дружеских отношений. Да, ее смерть расстроила меня, но Анна уже давно перестала быть частью моей жизни.
- Ваши отношения прекратились после вашего переезда?
- Нет… наша дружба закончилась еще до моего отъезда из Массачусетса.
- Вы поссорились? - спросила я, стараясь не слишком напирать.
- Вот что я вам скажу, - заявила Ева. - Раз уж вы проделали такой путь, я буду с вами откровенна. Мне хотелось совсем других отношений с Анной - романтических. Она вскружила мне голову, понимаете? Поначалу мне показалось, что это взаимно. Был один чудесный поцелуй, который, как мне думалось, приведет к чему-то большему, но я ошиблась. После этого она оттолкнула меня. Я поняла, что ей неприятна и она больше не хочет иметь со мной дела.
"А что этот поцелуй значил для Анны? - подумала я. - Она попробовала нечто новое, чтобы посмотреть, на что это похоже?"
- Я ценю вашу откровенность, - тихо сказала я. - И поэтому буду так же откровенна с вами. Причина, по которой я нахожусь здесь, имеет отношение не столько к Анне, сколько к спа в целом. У Дэнни появилось чувство, что в спа творится что-то странное. Когда она туда заходит, сотрудники начинают вести себя так, как будто хотят скрыть от нее какую-то тайну. Она не знает, связано ли это со смертью Анны, но хочет докопаться до истины. Вы не ощущали никаких флюидов, когда работали там?
Она издала натужный, лающий смешок - так смеются, когда хотят что-то подчеркнуть.
- Еще как замечала, - с горечью ответила она. - Но в основном это были флюиды Джоша, которые он испускал в мою сторону. Этот человек, похоже, меня презирал.
- Почему?
- Почему? Потому что я не виляла хвостом по его приказу. Потому что не смотрела на него, как на самого умного в мире человека. Потому что он догадывался, что я знаю о его нетрадиционной ориентации, но не хотел, чтобы кто-нибудь еще в спа знал об этом.
"Так как же на самом деле ты к нему относишься?" - так и подмывало меня спросить.
- А какой-нибудь обман? - спросила я вместо этого. - Вам не кажется, что кто-то из сотрудников ворует деньги?
Она сделала еще один большой глоток чая, видимо, ничуть не смущаясь его вкусом поджаренной болонской копченой колбасы. Поставив кружку, она поджала губы и наконец ответила:
- Нет, никаких признаков этого я не замечала. Но в то же время в спа существовал очень тесный кружок, что-то вроде закрытого клуба.
- И кто в него входил? - заинтересовалась я.
- К сожалению, Анна. Гадюка Пайпер…
- Почему вы ее так называете?
- Потому что она любит глотать мужчин живьем. Еще одна женщина, Лорен. Она переехала на Гавайи, как я слышала. Вот, пожалуй, и все.
- А Эрик? Что вы о нем знаете?
- Я слышала, у них с Анной был короткий роман. Она, видимо, здорово задела его сердце, но, с другой стороны, Анна была из тех, кто любит начальное, легкое время отношений. Как только начинаются будни, она уже готова сбежать. Понимаете, Анна могла по-настоящему вывести человека из себя.
- Настолько, что мужчина мог бы ее убить?
Она поменяла позу, переместив ноги. Отпила еще своего варева.
- Вы имеете в виду Эрика?
- Эрика… или кого-то другого в Уоррене. Парня, с которым она встречалась и которого бросила. Или кого-то, кому она вообще не дала ни единого шанса.
- Это очевидный вывод, - хмыкнула Ева. - Уверена, так же думает и полиция. Но если так, то она здорово ошибается.
Глава 11
Удивленная, я выпрямилась в кресле.
- Что вы хотите этим сказать? - спросила я. - А на что полиция должна была обратить внимание?
- На прошлое Анны, - возмущенно заявила Ева, словно сердилась из-за того, что обладала ценной информацией, но никто не потрудился обратить на нее внимание.
- Где, когда? - выпалила я. - Ей кто-то уже угрожал?
- Точно не знаю, - ответила она. - Знаю только, что прошлое здорово отравляло ей жизнь. Когда-то с ней случилось что-то плохое. И думаю, она боялась, что это вернется и теперь не оставит ее в покое.
- Что именно она вам говорила?
- Тут дело не в словах. Вы знаете, что тело способно помнить эмоциональную боль?
Так, приехали.
- Нет, - ответила я. - Мне об этом неизвестно.
- Ну так вот, оно помнит. Боль можно высвободить с помощью определенных приемов массажа, и воспоминания всплывают на поверхность.
- Вы можете объяснить более понятно?
- Когда человек проходит через травмирующее событие, то на него откликается весь организм. Он запоминает информацию на подсознательном уровне. Это защитный механизм. Тело помнит. Оно помнит все.
- И эта информация каким-то образом высвобождается во время массажа? - спросила я, пытаясь скрыть скептицизм.
- Да, массаж активизирует физическую реакцию, которая сопровождала травму. И человек снова переживает прошлое физически и эмоционально.
- И какое это имеет отношение к Анне?
- Однажды, когда мы с Анной были подругами, - стала рассказывать она, - я попробовала на ней особую массажную технику. В тот день я предложила сделать ей массаж, а поскольку я тогда увлеклась этой техникой, то решила поэкспериментировать на ней. И выпустила на волю что-то очень глубоко запрятанное и очень болезненное.
- Что вы имеете в виду? Как она отреагировала?
- Она расплакалась. Я поняла, что это связано с каким-то тяжелым событием в прошлом, но она не захотела о нем говорить.
- Думаете, ее изнасиловали?
- Не обязательно. - Ева покачала головой. - Это может быть не то, что случилось с вашим телом, а то, что оно почувствовало в результате причиненной вам эмоциональной боли.
- Как давно, по вашему мнению, случилось это событие?
- Не знаю. Но запрятано оно было глубоко. Что-то из далекого прошлого.
- Вы не знаете, откуда Анна родом?
- Ее сестра жила во Флориде. Думаю, она тоже оттуда. Но Анна никогда не рассказывала о своем прошлом.
- А она когда-нибудь…
- Послушайте, - внезапно потеряла терпение Ева, - я уже сказала, мне известно, что с Анной случилось что-то плохое, но понятия не имею, что это было. Больше я ничего не могу вам рассказать, и мне вообще пора садиться за работу.