Я не поняла, почему она оборвала разговор, но было ясно, что меня выгоняют.
Извинившись, что отняла столько времени, я поставила на выщербленный столик свою так и не выпитую кружку и поднялась.
В этот момент над головой у меня скрипнула половица в комнате наверху. Кто-то ходил в одной из спален. Ева устремила взор к лестнице. Возможно, это была любовница, женщина, которая не отвергла Еву с презрением, как это сделала Анна. Или заночевавший гость. Или призрак ее матери. Мне было все равно. Я знала только, что приехала узнать, что происходит в спа, - и ничегошеньки не узнала.
Попрощавшись и обменявшись с Евой рукопожатием, я буквально скатилась с крылечка. Прежде чем вернуться на транзитное шоссе, я нашла в городке небольшое кафе, где заказала большую чашку кофе в надежде смыть все воспоминания о лапсанг-сушонге со своих вкусовых рецепторов.
За время обратного пути ничего примечательного не случилось. Движение было интенсивным, но до пробок дело не дошло. Я размышляла над рассказом Евы не только о массаже, но и о поцелуе. Невзирая на теорию Евы, Анна действительно как будто скрывалась от прошлого: беспокойство, постоянная смена места жительства, непостоянство в любви, эксперименты. Я перебрала все, какие смогла придумать, события, способные обладать властью над человеком: физическое насилие, сексуальное насилие, эмоциональная жестокость, отторжение, предательство, болезнь, несчастный случай, смерть. Возможностей набралось столько, что трудно было представить, что же именно так напугало когда-то Анну.
Я всегда ощущала некий трепет, проезжая под транспарантом "Въезжаем в Нью-Йорк", висящим над транзитным шоссе, но только не в этот день. Я испытывала слишком двойственное чувство от возвращения. Несмотря на то что я с нетерпением ждала возможности как следует выспаться (или по крайней мере попытаться это сделать) в собственной кровати, ужина с Лэндоном и разработки идей для своей следующей статьи, в Уоррене я оставила много незавершенных дел. Я не могла отделаться от мысли, что подвела Дэнни… и свою мать.
Едва въехав на магистраль ФДР на востоке Манхэттена, я опустила стекло. Для октябрьского дня воздух снаружи был почти благоуханным. Пролив Ист-Ривер искрился под лучами солнца.
Я поставила джип в гараж около часа дня и целый квартал тащила сумки до своего дома. Я живу на пересечении Девятой улицы и Бродвея, как раз на границе между Гринич-Виллиджем и Ист-Виллиджем, в очень современном четырнадцатиэтажном доме. Моя квартирка с одной спальней - настоящая конфетка, она - единственное, что осталось мне от моего замужества, и то лишь потому, что квартира съемная и мой бывший муж не смог найти способа покрыть с ее помощью свои игорные долги. Помимо кладовой, достаточно большой, чтобы превратить ее в маленький кабинет, она обладает двумя потрясающими особенностями.
Первая - это вид. Окна выходят на запад, на многоквартирные дома песочного и кирпичного цвета и на девятнадцать обшитых по берегам деревом резервуаров для воды. Все это, особенно по вечерам, когда небо окрашивается в чернильно-синий цвет, похоже на декорацию к бродвейской пьесе.
Вторая особенность - это терраса, примыкающая к моей гостиной. Размером она не уступает комнате и представляет собой идеальное место для созерцания вышеуказанного вида, включая закаты, которые в некоторые вечера словно зажигают полнеба.
Я поздоровалась с дневным дежурным, забрала письма и газеты и на лифте поехала наверх. Нижний замок почему-то не хотел открываться, и, когда наконец мне удалось справиться с обоими замками, мне уже настолько не терпелось попасть в квартиру, что я распахнула дверь пинком. Салюта наций в свою честь я не ожидала, но вся мебель как-то уж очень мрачно и отчужденно стояла в пыльном воздухе. Редактор раздела советов по оформлению интерьеров оказался прав. Стиль Санта-Фе смотрелся на Манхэттене смехотворно. Но моей вины в отсутствии навыков оформления интерьеров нет. Я происходила из той породы белых англосаксонок-протестанток, которая, наводя в комнате уют, придерживалась двух основных правил: использовать сочетающиеся по цвету ситцы и расставлять всю мебель вдоль стен.
Поставив сумки, я просмотрела почту. Она оказалась жалкой - несколько каталогов с кухонными полотенцами "Санта" и приглашение на свадьбу от людей, с которыми я, насколько могла припомнить, даже ни разу не встречалась. Перевернув конверт, я поняла, что письмо просто положили не в тот почтовый ящик.
Не разбирая вещей, я приготовила себе омлет с сыром и унесла его в кабинет. Меня ждала немыслимая куча работы, и я понимала, что наверстать упущенное за этот уже наполовину прошедший день будет трудно - все равно что пытаться вскочить в уходящий поезд.
Первоочередной задачей была моя статья по массовой истерии. Ее ждали к концу недели, и на данном этапе я начала всерьез жалеть, что вообще взялась за нее. Теперь тема и близко не казалась мне столь соблазнительной, как тогда, когда я согласилась на этот заказ, и что еще хуже - материала я набрала слишком мало.
Я достала пленку с интервью, которое взяла в пятницу у психоаналитика, а также записи, которые в тот день сделала. Я всегда подкрепляю аудиозапись заметками в письменной форме после того леденящего душу случая, когда, поставив прослушать интервью, которое взяла у мужа одной убитой женщины, в течение полутора часов слушала нечто напоминающее рев разогревающихся двигателей аэробуса компании "Дельта эрлайнс".
Интервью с психоаналитиком оказалось пустышкой. Во время записи мне казалось, что я вставила несколько толковых замечаний, но, слушая теперь со стороны, я поняла, что оно увлекает не больше, чем слушания в сенате вопроса о некоммерческой сети кабельного телевидения. Психоаналитик не смог сказать ничего интересного по той простой причине, что сама тема была неинтересной.
Я оказалась в тупиковой ситуации, и, хотя я попадала в них и раньше и умудрялась как-то выжить, удовольствия это не доставляло.
Я решила, что у меня нет другого выбора, как только позвонить Дону, журналисту, с которым я познакомилась на вечеринке в прошлый четверг и который заявил, что у него лежит старое досье по вопросу массовой истерии и он с радостью оставит его у своего консьержа, если оно мне понадобится. Дон жил всего в двух кварталах от Юнивер-сити-плейс, и наложить лапу на эти материалы было для меня раз плюнуть.
Я позвонила и оставила на автоответчике сообщение, но не успела положить трубку, как телефон зазвонил, и это оказался Дон.
- Извини, я как раз выходил из душа. Значит, тебе все-таки нужно это досье? Я так и понял.
- Вообще-то материала у меня предостаточно, - солгала я. - Просто я подумала, что было бы неплохо собрать все, что можно. Если ты оставишь его у своего консьержа, как обещал, я бы заскочила за ним.
- У меня есть идея получше, - заявил он, и по его тону было понятно, что он уверен в этом на сто процентов. - Может, ты зайдешь ко мне сегодня попозже, мы выпьем, и я объясню тебе, что там к чему. Просто, просматривая досье, ты сама не во всем разберешься.
Прекрасно, раздраженно подумала я. Значит, речь в тот вечер шла не о помощи одного журналиста-внештатника другому. Он ко мне клеится. Я попыталась представить его: кудрявые рыжеватые волосы, неправильные черты длинного лица. И еще он имел раздражающую привычку дополнять все свои замечания в разговоре со мной словом "леди": "удачливая леди", когда я сказала, что сотрудничаю с "Глянцем"; "занятная леди" - когда я рассказала историю о редакторе отдела моды, назвавшей систему дизайнера двуличной, хотя имелась в виду двойственность.
- Очень мило с твоей стороны, - ответила я, подавляя раздражение. - Беда в том, что у меня совершенно нет времени. Сегодня вечером я иду на ужин. Может, я взяла бы сегодня досье, просмотрела его и, если нужно, встретилась с тобой на неделе?
- Без моих объяснений ты ничего там не поймешь, - забрюзжал он, и в этот момент я поняла, что не увижу досье, если не явлюсь к нему сама. Вот, дрянь! Однако я отчаянно нуждалась в информации.
- Я могу заехать по пути на ужин, - предложила я. - Около шести часов. В ресторан мне только к восьми.
Пусть думает, что у меня больше времени, чем на самом деле. А попав к нему, я дам ранний отбой.
- Ладно, идет, - согласился он слегка обиженно, потому что его шантаж не привел к ожидаемому результату. - Дом ты знаешь?
Я собиралась прогуляться до ресторана пешком вместе с Лэндоном, но теперь это исключалось. Я оставила ему сообщение, что встречусь с ним в ресторане в семь.
Рассерженная, я положила трубку и тут сообразила, что не проверила сообщения, оставленные за выходные. В пятницу два звонка было от приятелей, они хотели узнать, не поужинаю ли я с ними в выходные, - приятелей, которые не знали, что у меня были планы полностью омолодиться в великолепном спа, а затем вернуться в Нью-Йорк, готовой подцепить десяток горячих, свободных парней. Последний звонок был от специалиста по психологии преступников Паркер Лайл, с которой я пыталась связаться еще из Уоррена. И хотя я оставила ей номер своего мобильного, она по ошибке позвонила мне домой. Схватив трубку, я набрала ее номер.
Паркер ответила после первого же звонка, а по шуму на том конце провода я поняла, что она находится в аэропорту. Я сразу же перешла к делу, потому что Паркер предпочитала именно такой разговор. Описала место преступления, рассказала о майларе и обо всем, что знала про убийство.
- Ее изнасиловали? - спросила Паркер, обрывая меня на полуслове.
- Не знаю, - ответила я. - Копы не говорят, но признаков этого там не было, потому что она с головы до ног была завернута в бумагу. Есть вероятность, что это был чужой человек? Или все же кто-то из ее знакомых?
- Ну, незнакомцы обычно душат, это верно, - задумчиво протянула она. - Но так иногда действуют и мужчины, сильно разозлившиеся на конкретную женщину. Я предполагаю - и, разумеется, с такой скудной информацией это может быть только предположением, - что он ее знал и был очень зол на нее.
- Это точно мужчина, да?
- Это интуитивное восприятие. Это могла быть и женщина. Но к удушению прибегают, как правило, мужчины.
- А майлар? Что ты об этом думаешь?
- Она находилась непосредственно в спа?
- Да, но убийце пришлось сходить за ней в кладовую.
Она отвлеклась на секунду, потом я снова услышала ее голос:
- Извини, но мне нужно идти на посадку. Майлар - я правильно назвала? Выглядит как-то уж слишком сложно. Я бы сказала, что она что-то для него значила… но я в этом не уверена.
Откинувшись в кресле, я стала массировать голову. Я чувствовала, как набирает силу головная боль - один из тех сдавливающих голову как тисками приступов, от которых хочется лезть на стену. Что могла означать эта бумага? Она должна что-то символизировать, возможно, как предположила Ева, что-то связанное с прошлым Анны. Хотелось бы мне оказаться в спа, когда его откроют, чтобы исследовать кладовку, где хранится майлар, и рассмотреть рулон. Сейчас же я находилась так далеко от всего этого, словно вся история мне приснилась.
Остаток дня не задался. Я разобрала вещи, поняла, что не успеваю в тренажерный зал, перестирала кучу белья и подтвердила свой визит в "Глянец" на следующий день, чтобы проработать возможные темы статей с Кэт Джонс. Войти же в рабочий ритм мне так и не удалось.
Когда пришло время одеваться к ужину, особо стараться я не стала. Ресторан был непрестижный, в прованском стиле, кроме того, мне не хотелось подбрасывать дров в костер, который теплился в чреслах Дона. Я выбрала черную юбку до колен, черный свитерок с короткими рукавами и купленные в прошлом году короткие черные сапожки, вероятно, теперь уже безнадежно устаревшие, по мнению "Глянца". Из косметических средств я воспользовалась только румянами и блеском для губ. В пять сорок семь я натянула джинсовую куртку и покинула свою квартиру.
Когда я спешила по Девятой улице к Юниверсити-плейс, день уже ничем не напоминал бабье лето. Солнце почти зашло, и стало по-осеннему холодно. На клумбах в моем квартале буйно цвели пурпурные и желтые хризантемы, что сразу напомнило мне о парке при гостинице "Си-дар", об Анне и о том, как я неслась через лес, а еще о детективе Беке, которого я, вполне возможно, никогда больше не увижу.
До дома Дона я дошла меньше чем за пять минут. Назвалась консьержу, и он стал звонить в квартиру Дона по интеркому, поглядывая на меня - я могла поклясться - с жалостью, словно я пришла к налоговому инспектору. Дон, со своей стороны, распахнул дверь своей квартиры с улыбкой, которая говорила: он уверен, что я только что пополнила число самых счастливых девушек на земле.
На нем были черные брюки из плотного хлопка и горчичная фланелевая рубашка, а кудрявые волосы как будто отросли за те несколько дней, что я его не видела.
Его квартира оказалась типичным жильем мужчины: ковровое покрытие во весь пол, вертикальные жалюзи, коричневый кожаный диван и меньший по размеру, мягкий и тоже коричневый кожаный предмет напротив дивана, который был или парным стулом, или самой большой в мире бейсбольной рукавицей. На стене висели постеры с рекламой фильмов "Китайский квартал", "Гигант" и "Квартира", и я смутно припомнила, как в тот вечер Дон говорил мне, что рецензирует кинофильмы. Гостиная имела форму буквы "Г", и на конце короткой части этой "Г" находился проход в кухню и стойка с парой барных табуретов. Дон немедленно устремился в ту сторону с таким видом, будто я непременно должна была последовать за ним.
- Позволь предложить тебе выпить, - улыбнулся он. - Я готовлю потрясный мартини.
- Нет-нет, мне не надо, - стала отказываться я, идя за ним.
- Так… значит, ты пьешь пиво. У меня есть "Корона" и светлое "Амстел".
- Спасибо, но мне ничего не нужно, - повторила я. - Я же говорила, что у меня впереди ужин.
- Ты же не заставишь меня пить в одиночку, правда? - укорил он, зайдя в кухоньку и появившись оттуда с двумя "Коронами". - Внештатники должны помогать друг другу.
Да, но лучше не надо, подумала я.
Он поставил пиво на стойку и подвинул для меня табурет. Мне ничего не оставалось, как сесть. Дон выставил рядом кое-какую еду: бумажную тарелку, на которой громоздились липкие гигантские куриные крылышки в оранжевой панировке, пластиковый контейнер с соусом из мягкого сыра и полдюжины черешков сельдерея с листочками на верхушках, их он разложил на бежевом бумажном полотенчике, видимо, из-за нехватки тарелок. Они были похожи на сельдерейных человечков, отдыхающих на пляже. На дальнем конце стойки лежал коричневый конверт, содержавший, как я подозревала, вырезки, за которыми я и пришла. Веди себя хорошо, приказала я себе, и через несколько минут ты выйдешь отсюда живая - и с наградой.
- Думаю, несколько глотков мне не повредит, - согласилась я.
- Ну и как тебе та вечеринка? - спросил он. - Я слышал, что они собирались разводиться, а потом закатили такой прием. Так что, может, теперь и не станут.
- Я не настолько хорошо их знаю, - призналась я. - Мы с хозяином работали как-то в одной газете, но я уже несколько лет его не видела. Мы просто недавно случайно встретились в Нью-Йорке.
Он остановился, не донеся бутылку до рта.
- Я думал, ты всегда работала в журналах. А что за газета?
- "Олбани таймс юнион". Я работала там некоторое время после колледжа.
- Знаешь, я жалею, что не занимался этим. Мечтаю устроиться в газету и стать у них самым старым новичком в истории.
- А потом ты напишешь телесценарий.
- Не понял.
- Сценарий о старом новичке, который помогает молодым журналистам совершенствовать свое мастерство.
- О, умная леди, - хитро проговорил он. Поставил пиво и взял с тарелки куриное крылышко. - Обязательно попробуй, - посоветовал он, отрывая, как рысь, кусок кожи от кости. - Лучшие в городе.
- Я бы с удовольствием, Дон, правда, но мне пора идти. У меня ужин в семь.
- Ты же говорила в восемь?
- Нет, в семь. Поэтому я так и спешу.
Он недовольно вздохнул, словно я превратила его вечер в крушение поезда. Но без дальнейших проволочек взял конверт и высыпал его содержимое на стойку. Я заметила статью, которая у меня уже имелась, но там были и другие. Увидела я также и расшифровку какого-то интервью.
- Вот почему я хотел просмотреть это вместе с тобой, - произнес Дон, беря расшифровку. - Я взял это интервью у одного психолога, который считался одним из лучших специалистов в своей области. Правда, он уже умер. Но рассказал тогда много интересного.
Держа крылышко в левой руке, он перелистал правой толстую пачку, зачитывая некоторые отрывки вслух. Понятно, что я вполне справилась бы с этим самостоятельно, но тогда Дон лишился бы возможности с важным видом устроить презентацию своего досье.
- Просто поразительно, - удалось вставить мне.
- Да, я тоже так считаю, - важно кивнул он головой.
- Когда это нужно вернуть?
- Вырезки можешь пока подержать у себя, но вот расшифровку верни как можно скорее.
Он положил косточку, вытер руки салфеткой и засунул бумаги в коричневый конверт. Я подавила желание схватить его и убежать.
- Я верну тебе ее завтра, - пообещала я, сползая с табурета. - Извини за спешку. Жаль, что я не могу изменить свои планы, но на этот ужин меня пригласили за несколько недель.
- Такое впечатление, будто у тебя очень плотное расписание, - проворчал он, протягивая мне конверт и тоже слезая с табурета.
- В настоящее время - да. У меня несколько статей, с которыми я подзадержалась.
При всем при том я понимала, что даже мои слова о загруженности не помешают ему пригласить меня куда-нибудь. Люди, подобные Дону, редко понимают намеки, потому что всегда считают себя исключением из правил.
- Я понимаю, что ты занята, но у меня есть скромное предложение, - заговорил он, когда мы остановились у двери. Я готова была побиться об заклад, что он предложит пойти в джаз-клуб уже в четверг вечером. - У тебя есть еще тридцать секунд?
- Ну конечно, - кивнула я, мысленно пробегая список возможных отговорок: у меня есть парень, я уезжаю из города, записалась на прием к стоматологу, прихожу в себя после травмы, вызванной обнаружением мумии в спа…
- Мне нравится, как это у тебя звучит, - вздохнул он. - Ну, ты понимаешь - "сотрудник журнала "Глянец"". У меня был контракт с "Парейдом", но два года назад я не стал его возобновлять, когда пытался написать сценарий. Я готов для новой постоянной работы… то есть гарантия определенного количества статей в год. Я надеялся, ты сможешь мне помочь.
Я даже потеряла дар речи, настолько изумилась. Так, значит, на самом деле ему нужен был контракт с "Глянцем"?
- Так о чем ты просишь? - спросила я. - Хочешь знать, предлагают ли они такие же условия другим авторам?
- Да… с кем мне поговорить? Я знаю, это исключительно женский журнал, но я могу делать для них настоящую, серьезную работу. Я бы хотел поговорить с той главной птичкой… Кэт Джонс.
- Конечно, - ответила я, выдавливая улыбку. - Только сначала я узнаю, готова ли она к разговору. Послушай, мне действительно пора бежать, но я тебе позвоню.