Упорно работал Сергеев-Ценский, но снова начались трудности с публикацией. В архиве хранится запись С.Н. Сергеева-Ценского: "Работа над эпопеей "Севастопольская страда" была начата в 1936 году. За этот год автором было написано свыше 40 авторских листов, но написанное оказалось очень трудно напечатать. В издательстве "Советский писатель", куда обратился автор, рукопись была решительно отклонена редакторами Басом, Гусом и Чеченовским, как произведение "краснопатриотическое". Категорически высказались против помещения эпопеи в журнале "Октябрь" все члены редколлегии за исключением Ф. Панфёрова…" Панфёров настоял на публикации в журнале, а в 1939-1940 годах "Севастопольская страда" в трёх книгах вышла отдельным изданием.
Этому во многом способствовала статья Е. Петрова "Реплика писателя" (Литературная газета. 1938. № 44), в которой о Сергееве-Ценском есть и такие ободряющие строки:
"В "генеалогическом древе литературы", которое, очевидно, для устрашения советских писателей, было нарисовано в журнале "На литературном посту", С. Сергеев-Ценский был нарисован в виде висельника, и под ним красовалась игривая надпись: "живой труп".
Клеймо было поставлено. Была дана некоторым образом "исчерпывающая характеристика"… Сергеев-Ценский был брошен на растерзание и побивание камнями и цитатами критики… Дразнили его в каких-то тёмных углах совсем уже маленькие и трусливые критики и критикессы, которые, конечно, никогда не осмелились бы на него напасть, если б на нём не было этого страшного рапповского клейма – "живой труп". Удивительны в Сергееве-Ценском сила воли, писательская дисциплина и любовь к труду. Почти не находя серьёзной и содержательной критики своих произведений, весь искусанный злыми критическими комарами, он не только оставался одним из самых плодовитых советских писателей, но и непрерывно совершенствовал свой большой талант. После превосходного романа "Массы, машины, стихии" (по-моему, это лучшее, что было создано советской литературой о войне 1914-1918 гг.) С. Сергеев-Ценский выступил с большим историческим романом "Севастопольская страда".
Но инерция "живого трупа" в какой-то степени продолжается и сейчас… О каком авторе позволили бы себе написать с такой необычайной лёгкостью, что его новое произведение – всего-навсего "псевдоисторический роман" и даже вовсе не роман, а "беллетризованная хроника", в то время как опубликовано в журнале лишь начало этого произведения. А вот о Сергееве-Ценском всё позволено. Он ещё продолжает работать, а его недописанное произведение уже получило отметку "неуд".
В № 41 "Литературной газеты" помещена статья т. Миронова "Об исторических и псевдоисторических романах". В тексте самой статьи роман назван "фундаментальным" в кавычках. А между тем "Севастопольская страда" – фундаментальный роман без всяких кавычек. Более того. Фундаментальность романа – это первое, что хочется отметить, прочтя в журнале "Октябрь" первые четыре части (весь роман будет в девяти частях). Роман поражает своей добросовестностью, обилием фактов и великолепных деталей, широкой исторической картины, глубиной изображения главных действующих лиц и блестящим умением, с которым выписываются все без исключения эпизодические лица… Основное и главное достоинство опубликованных четырёх частей – это то, что они проникнуты подлинно народным патриотизмом… Вывод о народе-герое, который делает Сергеев-Ценский, не является бездоказательным и поспешным, что было бы естественно для псевдоисторического романа…
Тут мы стоим перед совершенно исключительным явлением, в котором необходимо как можно глубже разобраться. В то время как грубая и вульгарная критика только портила художнику жизнь, сама советская действительность, глубокая народность советской власти, воля советских народов к защите отечества и к борьбе с фашизмом вдохнули в художника новую жизнь и помогли ему создать произведение, историчность которого чрезвычайно современна… Перед нами настоящая эпопея севастопольских событий. И если это не роман, т. Миронов, то что же называется романом?"
В 1941 году С.Н. Сергеев-Ценский за роман "Севастопольская страда" получил высшую награду – Сталинскую премию первой степени, как Михаил Шолохов за "Тихий Дон", как Алексей Толстой за "Хождение по мукам", как Галина Уланова за свою артистическую деятельность.
В годы Великой Отечественной войны С.Н. Сергеев-Ценский с женой Христиной Михайловной вынужден был покинуть Алушту, оставив в ней огромный архив, библиотеку, всё нажитое за долгие годы. Были в Керчи, Краснодаре, Москве, Куйбышеве, Алма-Ате. Но работа продолжалась, написаны десятки статей, опубликованных в "Правде" и "Красной звезде", военные рассказы и новеллы о воинском долге, о патриотизме, о воинском подвиге. В 1943 году опубликован роман "Брусиловский прорыв", потом роман "Пушки выдвигают" (1944), написан роман "Пушки заговорили".
В 1943 году С.Н. Сергеев-Ценский был избран действительным членом Академии наук СССР. Но травля продолжалась: "Новый мир" отказался печатать роман "Пушки заговорили" и вернул рукопись. Только в 1956 году роман вышел отдельным изданием.
"Сергей Николаевич был человеком сильным. Казалось, за годы нелёгкой литературной судьбы он должен был привыкнуть и к замалчиванию и к несправедливой, бездоказательной критике, – писал И.М. Шевцов в книге "Орёл смотрит на солнце" (М., 1963. С. 261). -
Но предел бывает всему; очевидно, дал себя знать и возраст. Когда почтальон принёс толстый пакет с романом "Пушки заговорили", Сергей Николаевич вспылил: он метался по "шагальне", как разъярённый лев…" И прекратил писать.
В 1955 году Россия отметила 80-летие С.Н. Сергеева-Ценского, правительство наградило орденом Ленина за выдающиеся заслуги, было много встреч, поздравительных телеграмм. Но одна из них была дороже всего:
"С истинным наслаждением прочитал "Утренний взрыв". Дивлюсь и благодарно склоняю голову перед Вашим могучим, нестареющим русским талантом.
1955.
Ваш Шолохов ".
Роман "Утренний взрыв", опубликованный в 1952 году, относится к циклу "Преображение России".
О С.Н. Сергееве-Ценском написано много книг и статей. Но одну из них в заключение процитируем: "Стиль Сергеева-Ценского отличает яркая образность; его описания природы, изображения характеров и батальные сцены богаты сравнениями и метафорами" ( Казак В. Лексикон русской литературы ХХ века. М., 1996. С. 377).
Сергеев-Ценский С.Н. Собр. соч.: В 12 т. М., 1967.
Шевцов И. Подвиг богатыря. Тамбов, 1960.
Борис Леонидович Пастернак
(10 февраля (29 января) 1890 – 30 мая 1960)
Родился в обеспеченной интеллигентной семье художника Леонида Осиповича Пастернака (1862-1945) и пианистки Розалии Исидоровны Кауфман (1867-1939), которая с юных лет концертировала в России, Польше, Германии и Австрии. Детство Б. Пастернака проходило в благополучной среде, в кругу знаменитых людей российского общества. В семье были брат Александр (1893-1982), сестры Жозефина (1900-1993) и Лидия (1902-1989), а в три года Б. Пастернак, когда Розалия Исидоровна исполняла классическую вещь в квартире Льва Толстого, играл с его детьми. Выходец из еврейской семьи владельца постоялого двора в Одессе, Леонид Осипович Пастернак пользовался широкими возможностями своего таланта, выставлял свои картины на выставках, на I съезде русских художников был избран членом совета, преподавал в Училище живописи, ваяния и зодчества (1894-1921), в 1905 году стал академиком живописи, снискал авторитет в художественных кругах, писал портреты Льва Толстого, композиторов Скрябина и Рахманинова, писателей Горького, Рильке и Верхарна, учёного Альберта Эйнштейна и многих других. Когда князь Алексей Евгеньевич Львов предложил ему место преподавателя Училища живописи, ваяния и зодчества, Леонид Осипович оставил в своих записках воспоминание о своём заявлении: "Я поспешил выразить свою искреннюю радость и благодарность за лестное приглашение. Вместе с тем я указал, что моё еврейское происхождение, вероятно, послужит непреодолимым препятствием. Я не был связан с традиционной еврейской обрядностью, но, глубоко веря в Бога, никогда не позволил бы себе и думать о крещении в корыстных целях" ( Пастернак Е. Борис Пастернак. Материалы для биографии. М., 1989. С. 28-29). С 1 сентября 1894 года Л.О. Пастернак стал младшим преподавателем в Фигурном классе с окладом в 600 рублей годовых, квартирой и мастерской по адресу: Мясницкая, 21. Вместе с Пастернаком в училище были назначены художники Архипов и Савицкий, о чём было сообщено в газете "Московские новости". Леонид Осипович Пастернак участвовал в выставках вместе с М. Нестеровым, В. Серовым, Н. Ге.
С детских лет Борис Пастернак, получая домашнее образование, учил языки: немецкий, французский, английский. Мальчик привязался к музыке, мать играла, а он слушал, хорошо играл на музыкальных инструментах, пытался сочинять прелюдии, сонаты. В 1901 году поступил в гимназию и в 1908 году окончил её с золотой медалью. Перед этим Борис Пастернак сдал экзамены в первый класс в Одессе. Преподаватель Л.О. Пастернак обратился к директору Московской 5-й гимназии с просьбой зачислить его в первый класс. Вместе с тем он известил о своём прошении и князя Львова, который, предполагая препятствия, обратился к московскому городскому голове князю Владимиру Голицыну, но ответ был неутешительный: "На 345 учеников у нас уже есть десять евреев, что составляет 3%, сверх которых мы не можем принять ни одного еврея". Директор гимназии также сообщил, что в следующем году будет одно место для еврея, пусть готовится сразу во второй класс. Так и было сделано (Там же. С. 47-48).
Борис Пастернак много читал, знал классическую и современную литературу, был в курсе поэтического разнообразия современности. Рано начал писать стихи. Шесть лет занимался музыкальной композицией под руководством Ю.Д. Энгеля и Р.М. Глиэра. После знакомства со А.Н. Скрябиным, которого Б. Пастернак боготворил, наступило разочарование в собственном музыкальном даровании: он хотел быть таким, как Скрябин, первым, главным в музыке, но понял, что это ему не под силу. А Пастернак по своему характеру любил быть впереди.
В августе 1903 года, как пишут биографы, во время летних каникул в деревне под Малоярославцем Борис упал с лошади, повредил ногу, всю жизнь он скрывал свою хромоту, но это освободило его от армейской службы. Обычно лето семья Пастернак проводила в Одессе, куда приезжали многие знакомые художники, музыканты, родные и друзья. И здесь создавалась благодатная атмосфера для обогащения духовного мира Бориса Леонидовича.
В 1908 году Борис Пастернак поступил на юридический факультет Московского университета, потом по совету Скрябина попросил руководство университета перевести его на философское отделение историко-филологического факультета, где он увлёкся психологией познания, философией истории, немецкой классической философией, героями его увлечений стали Платон и Лейбниц.
В Одессе в круг Пастернаков попало и семейство Фрейденберг, среди которых дочь Ольга выделялась умом и познаниями. С детства Ольга и Борис, почти ровесники, любили вместе гулять и рассуждать о жизни и об окружающих. Сохранилась переписка Бориса Пастернака и его двоюродной сестры Ольги Фрейденберг (1890-1955) с 1 марта 1910 по ноябрь 1954 год. Читаешь одно за другим их письма и поражаешься глубине и богатству содержания, богатству литературного языка и широте образования. Вот несколько строк из вступительной статьи О. Фрейденберг к публикации этой переписки: "Мне было 20 лет, когда он приехал к нам не по-обычному. Он был чересчур внимателен и очарован, хотя никаких поводов наши будни ему не давали. В Москве он жил полной жизнью, учился на философском отделении университета, играл и композиторствовал, был образованным и тонким. Казалось, это будет учёный. В житейском отношении – он был "не от мира сего", налезал на тумбы, был рассеян и самоуглублён. Его пастернаковская природа сказывалась в девичьей чистоте, которую он сохранил вплоть до поздних, сравнительно, лет. Пожалуй, самой отличительной Бориной чертой было редкое душевное благородство" (Переписка Бориса Пастернака. М., 1990. С. 18). Сначала письма ничего не предвещали, так, родственная переписка, но потом всё явственнее стали проявляться подлинные чувства, страстное желание видеть друг друга, обмениваться новостями и сокровенным. До интимности дело не доходило, Борис должен был сделать первый шаг, но этого шага он не сделал. Ольга видела, как он "глазами пожирал курсисток", но не более того. Ольга иронизирует над Борисом, говорит, что он слишком увлечён высокими материями, а жизнь проста и неизменна. Из Петербурга в Москву летели письма Ольги с поучениями: "Боря, ты приезжай непременно, – писала Ольга 2 марта 1910 года. – Я хочу тебе сказать, чтобы ты не занимался философией, т. е. чтобы не делал из неё конечной цели. Это будет глупостью, содеянной на всю жизнь…" В ответ Борис Пастернак написал три "зимних" письма, но не отослал их, а из Мерркюля, куда семейство Пастернак переехало на лето, писал ей страстные письма с просьбой приехать: "Дорогая Оля, как ты только поймешь, что, даже будучи неприязненно настроена ко мне или к кому-нибудь из здешних, ты всё-таки многое выиграешь от этой поездки в чудную местность со сказочными условиями, как только этот призывный посев взойдёт в тебе аксиомой… Я тебя тогда расспрошу о том, почему у тебя на подозрении философия…" Ольга отвечала: "неправда меня шокирует", "что стоит вся философия и всё твое "я" со всеми порываньями – etc., etc., если… тебе нельзя написать правды, самой малой?.. А тут вспоминаешь, что ведь мы любим друг друга в кредит и больше догадываемся, нежели знаем. И вот нужно вводить новые пояснения, уклоняться в сторону или забегать вперёд…". Ольга приехала в Мерркюль, они долго гуляли, беседовали. "Когда же Боря нехотя уступил мне и мы остались на террасе, ничего поэтичного не вышло. Он сидел поодаль и философствовал, стараясь говорить громче и суше обычного, а я скучала и чувствовала разочарование" – так чуть позднее записала в своём дневнике Ольга. Июль и август 1910 года Борис и Ольга писали друг другу письма, сдержанные и откровенные, из переписки многое можно было узнать, но выяснилось другое: в дневнике Ольга записала, что "всё, что у меня произошло с Борей в течение июля, было большой страстью сближения и встречи двух, связанных кровью и духом, людей… Но дело было проще: я его не любила…". И в 1912 году, когда Ольга вновь "как-то особенно ощутила возможность новых волн старого чувства", встреча их состоялась в Марбурге 27 июня 1912 года. Ольга лечилась после болезни за границей, Борис учился философии у немецких учёных. Он без устали говорит, а она молчит, "как закупоренная бутылка": "Эту встречу он описывает потом в "Охранной грамоте". У него тогда происходила большая душевная драма: он только что объяснился Высоцкой в любви, но был отвергнут. Я ничего этого не знала. Но и мне он как-то в этот раз не нравился. Я не только была безучастна, но внутренне чуждалась его и считала болтуном, растеряхой. Я прошла мимо его благородства и душевной нежности и даже не заметила их" (Переписка Бориса Пастернака. С. 19-62).
В это время Борис Пастернак жил то в Германии, то в России, много путешествовал, побывал во Франции и Италии, писал стихи. Прочитал в издательстве "Мусагет" доклад "Символизм и бессмертие", участвовал в альманахе "Лирика", в котором впервые напечатал свои стихи: "Я в мысль глухую о себе", "Сумерки… словно оруженосцы роз", "Февраль! Достать чернил и плакать", "Сегодня мы исполним грусть его", "Как бронзовой золой жаровень". Готовил свою первую книжку стихотворений – "Близнец в тучах" (1913), которая вскоре вышла в издательстве "Лирика". Предисловие написал Николай Николаевич Асеев, начавший печататься с 1909 года и только что выпустивший первый сборник "Ночная флейта", писали о сборнике Б. Пастернака М. Шагинян, В. Шершеневич, отмечали самобытность и "исключительную талантливость" молодого поэта, называли его подлинным лириком современной поэзии. В статье "Год русской поэзии" Валерий Брюсов писал: "Наиболее самобытен Б. Пастернак. Это ещё не значит, что его стихи – хороши или безусловно лучше, чем стихи его товарищей… У Б. Пастернака чувствуется наибольшая сила фантазии; его странные и порой нелепые образы не кажутся надуманными; поэт, в самом деле, чувствовал и видел так; "футуристичность" стихов Б. Пастернака не подчинена теории, а своеобразный склад души. Вот почему стихи Б. Пастернака приходится не столько оспаривать, сколько принимать или отвергать" (Русская мысль. 1914. № 6. Отд. 3. С. 18). И если сравнить переписку Б. Пастернака с Ольгой Фрейденберг и первый сборник стихов, то вполне естественно отдашь предпочтение письмам, настолько они богаче мыслями, широтой знаний, богаче языком. Правда, В. Брюсов обратил внимание на техническую бедность сборника.
Готовя сборник к выходу в свет, Б. Пастернак обсуждал его с поэтом и теоретиком Сергеем Павловичем Бобровым (1889-1971), с поэтом и художником Юлианом Павловичем Анисимовым (1888-1940) и его женой Верой Станевич (1890-1967), в доме которых проходили заседания литературной группы "Лирика" и обсуждения предлагаемых к печати книг. Б. Пастернак опирался на мастерство и Александра Блока, и Валерия Брюсова, и старых мастеров.
Весной 1914 года Борис Пастернак, разочаровавшись в группе "Лирика", вместе с Бобровым и Асеевым сблизились с футуристами, образовали группу "Центрифуга". Анисимов написал оскорбительную записку Борису Пастернаку, который тут же вызвал Анисимова на дуэль. Но вмешались друзья, и дуэль не состоялась. Б. Пастернак уже был знаком с В. Маяковским, Д. Бурлюком, В. Каменским, увлёкся их художническими теориями, в новелле "Апеллесова черта" в образе поэта Релинквимини высмеял свои первые поэтические опыты.
Б. Пастернак работал домашним учителем, жил на свои средства. Приобрёл широкий круг знакомств, в том числе бывал у сестёр Н.М. и К.М. Синяковых, одна из них была прекрасной пианисткой; он и сам играл, а больше слушал. У сестёр бывал и Маяковский. Б. Пастернак в одну из сестёр, Н.М. Синякову, влюбился, посвятил ей стихи, но в дни антигерманских митингов и шествий, 28 мая 1915 года, загорелся дом, в котором он жил и был домашним учителем, сгорели многие стихи и наброски. Новые коллеги и друзья Н. Асеев, С. Бобров, Р. Ивнев, Большаков выпустили новые книжки. Прочитав интересную книжку Боброва "Записки стихотворца", Б. Пастернак задумался о втором сборнике своих стихотворений, но пожар уничтожил многое из готовых стихотворений и набросков. Но новая книга возникала, особенно после поездки в октябре 1915 года в Петербург. Там он написал "Петербург", прославляющий деяния Петра Великого. Многие увидели в этом стихотворении влияние Александра Пушкина:
Как в пулю сажают вторую пулю
Или бьют на пари по свечке,
Так этот раскат берегов и улиц
Петром разряжён без осечки…Пастернак Б.
Избранное: В 2 т. М., 2003. С. 38.