На следующий день моя лекция о различии авторитарных и субавторитарных режимов была прервана сообщением в Скайпе, который я почему-то забыл отключить. Поверх портрета моего любимого Франциско Франко с цитатой на огромном проекционном экране всплыла табличка "chkalovX хочет добавить вас в список контактов".
Студентов данное событие повеселило.
– Николай Михалыч, это Чкалов прилетел за республиканцев воевать! – заметил староста.
– Нет, Саша, Валерий Павлович Чкалов был далек от политики. Ему в свое время предлагали должность Наркома НКВД, он отказался. А кто знает, если б согласился, может, события тридцатых годов выглядели б иначе…
– Или Чкалов выглядел бы иначе, – парировал тот.
– И это более вероятно… – согласился я.
После пары я оказался на кафедре один. Интуиция не подвела: в контактной информации "чкалова" сверкала фотография Летчика на фоне кабины. Подключив наушники, я набрался сил перезвонить – нужно было понять, чего он хочет.
– Здорово! – радушно приветствовал он меня, не включая веб-камеры.
Я старался сохранить равнодушие.
– Да, Влад, привет.
– Ну что, как ты? Мы вчера с тобой так и не пообщались на приеме, а я хотел познакомиться поближе!
Интересно, что он под этим подразумевает? Хочет на меня наехать?
– Да я… настроение было не очень… тяжелый день выдался, столько всего свалилось…
– Так давай встретимся?
– Встретимся?
Я удивился, но он, кажется, воспринял это как испуг и рассмеялся.
– Да, а что? По пиву выпьем?
Ладно! Нужно переходить в наступление!
– Завтра, "Шато" на Крещатике. Во сколько можешь?
– Давай в шесть?
– Заметано. Ну все, пока, а то у меня пары.
– Давай-давай.
Ткнув в красную кнопочку, я почувствовал облегчение от завершения малоприятной беседы. Но сердце все равно не на месте. Как же я завтра его выдержу, если и сейчас так непросто?
Как раз в это мгновение скрипучая дверь тяжело открылась и на кафедру завалилась уставшая Настя с пачкой свеженьких студенческих тестов.
– Фууух, три пары подряд – это зло.
– Мне кажется, лет десять назад мы это свободно переносили…
– Ага, и еще смеялись над преподами. А я сейчас задержалась на десять минут, пока они дописывали…
Странно, на Настю это не похоже…
– С чего это ты так либеральничаешь с ними? – удивился я.
Она забросила тесты в стол и включила чайник.
– Не знаю… Женская душа – потемки. У нас остался кофе?…
Сон не шел в голову. Убедившись, что мой накроватный монстр в обличии Танечки крепко спит, развалившись на всю кровать, я пошел на балкон звонить Леше. Меня мало смущало, что уже половина первого, ибо я знал, что старый трудоголик не спит. Он не мог освободиться так рано – дел у адвоката предостаточно. И я не ошибся – голос очень даже бодрый и нимало не раздраженный:
– Чего тебе, хрен собачий?
Я решил применить его же оружие:
– Леш, занят? Я давно тебя не слышал и думал, что ты сдох.
– Ох как смешно! Ох как свежо! Ой, убил юмором! Молодец, Коля, потешил старика, – безразличным голосом сообщил Леша. – Ладно, минутка найдется. Чего хотел?
– Я завтра с Летчиком встречаюсь.
– Чего-о-о?
– С Настиным мужем.
– Зачем?!
Это искреннее бесхитростное "Зачем?!", едва ли не выкрикнутое во весь голос, дико рассмешило и напомнило мне его реакцию на порванную страховку в Шарм-эль-Шейхе.
– Зачем?! – повторил он еще громче, не меняя интонации.
Я совладал с ностальгией и ответил:
– Ну, он позвал.
– Тьфу, а если б он тебя попросил застрелиться?
– Ну, а если бы я отказал, он счел бы меня трусом.
– А так он счел тебя бесхребетным лодырем, которому нечего делать, кроме как шастать по пивнушкам с левыми людьми. Кто он тебе?
– А может, он отношения выяснить хочет? – робко закинул я.
Леша противно откашлялся и гаркнул в трубку:
– Да кто ты ему такой, отношения выяснять! Столько лет вы с ним, как в параллельных вселенных существовали, а тут вдруг нужен ты ему! Не знаю, что он хочет, но точно не будет морду бить.
– Мы с ним заочно давно немало знаем друг о друге. Может, накопилось что…
– Ну ты и идиот, каких свет не видывал. Как тебя земля носит, такого пустоголового? А Настя с вами или вы вдвоем?
– Нет-нет, как говорили в том фильме, кузнец не нужен. Хотя это он, наверное, кузнец. Или я?
– Ой, олух. Ладно, сам разбирайся.
Я не хотел заканчивать разговор на отмашках:
– Эй… а я тебя хотел попросить. Ну, чтоб вы с Ильей в машине посидели, пока я буду с ним говорить. А если понадобится огневая поддержка, вы выскочите, зайдете в…
– Все сказал? А то у меня висит дело дорогое. Огневой поддержи я тебе не обеспечу, а вот гвоздичку под Доской почета, где почему-то до сих пор висит твоя физиономия, справлю, если что не так пойдет. Завтра отзвонись после встречи, чтоб я венок успел заказать.
– Доброй ночи, Леша.
– Спокойной ночи.
Мне сильно полегчало от этого разговора. Леша всегда давал силы восстановиться – он не навешивал полезных многомудрых советов, как Илья, и не поучал, как Долинский. Просто говорил то, что нужно сказать, а не то, что я хотел услышать. Жизнь снова приобрела цвет, запах, звуки. Или это был запах джина, который плескался у меня в стакане?
Мы с джином постояли еще минут пять, разглядывая Оперный театр, иссекаемый декабрьским мокрым снегом; потом стакан опустел, и пришлось возвращаться в постылое супружеское ложе.
Не знаю, почему я назвал Летчику "Шато". Я не был там с того самого дня, как провожал безымянного друга в Молдавию и одну ночь "работал" помощником следователя.
Мое место было над лестницей, так, что когда он войдет, я увижу его раньше. Я даже заготовил фразочку из своего любимого "Профессионала": "Ты забыл, я всегда у тебя за спиной?". Не спорю, я был в напряжении, да еще в каком. Боялся? Нет! Я ничего не боюсь! Да, я боялся, что дам слабину, боялся своего собственного страха. Он пришел, чтобы доказать свое превосходство? Так я не дам ему этой возможности!
Я не успел ввернуть фразочку. Он появился из ниоткуда и упал за столик.
– Ну, здорово! – его рукопожатие было не сказать чтоб зверским, но весомым, ощутимым. Без желания причинить боль, просто показать уверенность.
– Привет!
Мой холодок под сердцем как рукой сняло. Это лишено логики, но вместо того, чтоб испытать прилив гнева, ревности, озлобленности, при виде его лица мне стало легко и спокойно.
– Давно ждешь?
– Да не, нормально, – отмахнулся я. – Ну что, вот мы и увиделись вживую! Что будешь? Здесь есть литровые бокалы…
– А давай менюшку разглядим для начала? – дружелюбно предложил Летчик.
…Не похож он на меня, совершенно. По крайней мере, внешне. Только глаза такие же, светло-карие. Я в них смотрел, как на самого себя. Впрочем, глаза не редкость, у половины страны такие, даже у Лешки.
Мой неожиданный собеседник был в сером свитере в горизонтальную красную полоску, на левом запястье какой-то тоненький браслет, видимо, на счастье. Эти летуны такие суеверные, черти… Единственное, что резало мне глаз, так это его обручальное кольцо. Я старался не смотреть на правую руку.
О чем мог говорить политолог с пилотом? Хотя половина букв в названиях наших профессий совпадают. Мы толком ничего не знаем друг о друге – так ошибочно думал я до конца второго бокала.
– Там такой снег валит… Сейчас бы в Майами, да? – он обжег меня этими словами.
Майами? Почему?
– Майами – хрустальная мечта моего детства. Не касайтесь ее своими лапами! – отметил я, пытаясь изобразить добрую улыбку. – Ты там был наверняка?
Он прихлебнул бронзового пива, поднимая тяжеленный бокал легко, как елочную игрушку, и внимательно взглянул мне в глаза.
– Нет, – ответил.
Лжет? Наверное, да. А почему? Из корректности? Настя запретила меня обижать злить? Интересно, она знает о нашей встрече?
– Я не был там, – твердо повторил Летчик. – Но я тоже хочу… в белых штанах… туда, где мулаты, голубые экспрессы…
– Это скорее про Рио. А Майами, это больше как… "Лицо со шрамом".
И снова по мне словно прошелся разряд: он произнес название фильма одновременно со мной и синхронно кивнул.
– Белый пиджак, шикарный кабриолет, кокс и автомат Томпсона? – он улыбался, но только глазами. – Понимаю. Я хочу жить у моря.
Еще один удар в точку! Но тут мне было, что ответить.
– Мои родители живут в Барселоне. Но в Каталонии, к сожалению, нет филиала ИПАМ, чтоб я постоянно торчал там. Обидно, когда твоя мечта сбывается у кого-то другого, да?
Непонятно, зачем я это сказал: обострение разговора явно не было мне на пользу.
– Ну, тебе не хуже меня об этом знать, – тихо уронил Летчик, перестав улыбаться и словно обращаясь к пивной кружке.
Наверное, стоило сделать вид, что не услышал, или отшутиться. Но в моей крови уже плескались продукты распада нескольких литров очень плотного и крепкого пива, разбавленные адреналином и тестостероном.
– Еще не вечер, – оскалился я.
Он мягко улыбнулся:
– Да нет, уже ближе к ночи.
Я стушевался. Упал взглядом в неравномерную размытую пенную корку на поверхности своего бокала. Я не знал, что ответить. Остроумные ответы, как это обычно бывает, придут постфактум, когда не с кем будет спорить.
Видимо, я замер на большее время, чем мне показалось, потому что Летчик легонько пошевелил меня за плечо.
– Эй, доцент? – спросил он как можно деликатнее. – У тебя все хорошо?
– Все хорошо – не дождешься, – я нашел в себе силы взбодриться, вздобриться и заулыбаться.
Он покачал головой.
– Коль, я пришел просто поговорить с тобой. О жизни, о тебе, обо мне. Не о Насте. Я много о тебе слышал, и мне интересно с тобой. Разве это предосудительно? Разве это не взаимно? Тем более, у нас оказалось гораздо больше общего, чем я мог себе представить.
А ведь прав, морда пилотская: музыкальные и литературные вкусы, мечты, жесты, даже глупая жлобская привычка кидать подставку от пива в пустой бокал… Не говоря уже о Насте.
Летчик продолжал:
– Она ведь моя, да? Ты не… Вы с ней?…
Вот оно как – доблестный "Чкалов" тоже захмелел, хотя и держался дольше моего. Я не ожидал подобного: он спрашивал, будто уточнял – было ли ему о чем беспокоиться? И ему достаточно было моего слова.
В моем помутненном сознании это дало прямую отсылку к Понтию Пилату с его наивным вопросом: "Скажи, ведь казни не было? Не было? Больше мне ничего не нужно!"
Не знаю, что сработало в моей голове, но я ответил правду, вместо того чтоб позлить его, как изначально планировал.
– Нет. Мы с ней – нет, – успокоил я. – Все в порядке, Влад. Ты не хуже меня знаешь, что она тебе верна. К моему большому, признаться, сожалению.
Он облегченно кивнул и задал следующий роскошный вопрос:
– А ты меня… боишься?
Наверное, стоило рассмеяться. Или сказать "нет, это ты меня боишься". Но я не сделал и этого – мне уже полегчало. Появилось ощущение, что сегодня моя взяла. Как будет дальше – это другой вопрос. Но сегодня…
– Нет, я тебя не боюсь. Будем водку?
– Да-а-а… – предложение сильно удивило Летчика. – Ты всегда пьешь водку поверх пива?
– Не верь никому, я не алкоголик, – отмахнулся я. – Это жизнь у меня такая развеселая: забот мало, времени много… Девушка, можно вас на секунду?
Я уже никуда не торопился, и мне совсем не было страшно. Кем бы ни был этот человек, он не был моим врагом: мы просто оказались по разные стороны одной большой истории, в которой на каждый ответ найдется новый вопрос.
Элементы сладкой жизни
Стыдно ему стало, и он ушел от меня прочь – в публичный дом, должно быть.
Отец Федор про Илью Виноградова Кису Воробьянинова
По совету Летчика – а он парень бывалый, они ведь там пьют как хирурги как сапожники – я принял пару кусков белого угля, и наутро было совсем хорошо, и солнце светило для меня ярко и благожелательно.
У Бори тоже настроение было отличное.
Он очень похож на отца – такие же блекло-голубые глаза, короткая стрижка и общие черты лица. И даром читать мысли они схожи.
– Николай Михалыч, у вас все хорошо? Быть может, нужна помощь? – поинтересовался он. – Вы так бодритесь, но я вижу, вас что-то гложет, так?
– Боря, не переживай. Я думаю о работе.
Мне не хотелось втягивать парня в свои проблемы. Уж если я буду когда-нибудь говорить о Летчике, так скорее с Вадимом, и это будет беседа не для протокола…
Он задорно рассмеялся:
– Неправда, не о работе! Так о работе не думают.
– Как? – удивился я.
– А вы приобнимаете подлокотник. Вы о женщине думаете, Николай Михалыч! – и Борис снова залился смехом. – Ну правда же, правда?
Я уже не удивлялся их фамильной проницательности.
– Правда, в точку!
– Ну вот, а отец не хочет, чтоб я в разведку шел служить… – напомнив самому себе об этом, мой водитель приуныл и до самого Института молчал.
Я зашел на кафедру финансового менеджмента, чтоб повидать одного тамошнего мастодонта – хотел договориться, чтоб он позанимался экономической математикой с моим протеже. Мастодонт меня принял, внимательно выслушал и согласился. И уже в дверях налетел на Долинского и Илью, возвращающихся с обеда.
В последние дни кривая настроения моего бедного друга Илюхи пошла вниз. Не то хроническая усталость одолела, не то здоровье подвело?… Но надо отдать должное – Илья всегда старательно бодрился и ни разу ни на что не жаловался.
– Коля, чего промышляешь тут? Своей кафедры нет? Взятки принес? – нарочито громко спросил он, забавляясь над реакцией коллег.
Долинский был более сдержан:
– Пошли в коридор.
А в коридоре и он несколько расслабился, и начал воспитывать меня благостным добрым тоном:
– Логинов, ты нашел себе бухгалтера в Фонд?
Вот это вопросец с утра! Не люблю такие…
– Не…
– Не-е-е-е… – передразнил консильери. – Ты не-доучка, не-женка и не-доросль! Все за тебя делать приходится!
– Нам приходится, – уточнил Илья. – В общем, Андрей предлагает бухгалтером Инну. Она согласна уйти из "Грифон-сервиса" и переключиться на Фонд при условии, что ты не будешь вмешиваться в его деятельность – чтоб не наломать дров.
Да это просто праздник какой-то! Они нашли человека, который будет делать за меня всю работу и не даст мне даже приблизиться к этой маете!
– И в чем здесь проблема? – я искренне не понимал в чем.
Долинский вздохнул, скривился и, не прощаясь, скрылся за дверью кафедры.
Илья присел на подоконник, жестом пригласил меня. Мимо сновали студенты, но что нам до них?
– Чего это он? – спросил у Ильи.
– Расслабься, просто Андрей расстроился, что ты не интересуешься делами. Расскажи, как ты? Почему такой потерянный?
Я не горел желанием делиться с Ильей проблемой. Он начнет советовать что-то из собственного опыта, а это не то, в чем я нуждаюсь. Тем не менее, я ответил:
– Вчера с Настиным мужем встречался.
– С Летчиком? Ух ты, и что, как? – оживился друг. – Я все забываю, он же не военный?
– Гражданский… Пилот гражданской авиации, командир воздушного судна. Вот говорила мне мама: "иди, Коля, на моряка учись", и был бы я круче него. В общем, любите, девушки, простых романтиков… Зато в прошлой жизни я был стеклодувом. Мне так нашептала в Каховке на вокзале ночью одноухая цыганка, когда наш класс ехал в Карпаты кататься на лыжах, и мы с Андреем Парфенюком – он сейчас авторитетный бомж на Харьковском, "Порфирием" кличут – отстали от поезда. Еще цыганка сказала, что я мог бы с тем же успехом быть учителем математики или Джорджем Вашингтоном, а в будущем стану священником или землемером. Андрюхе она, помнится, пообещала должность начальника санэпидемслужбы Сумской области, а еще украла у нас последнюю бутылку коньяка.
– Зато в этой жизни ты бесполезный для общества кандидат политических наук. Это явный прогресс, не так ли? – поддержал Илья.
Он решил не спрашивать, как я умудрился ехать из Киева в Карпаты через Каховку. А я не стал придумывать оригинальную шутку. Я и сам не был уверен, что эта очешуительная история произошла в реальности, а не в очередном мятежном сне в жаркий июльский полдень.
– Согласен…
– А у гражданских пилотов хорошая работа! – размечтался Илья. – Я б тоже так хотел. Курить в форточку, бухать в полете, хренову тучу денег зарабатывать… Стюардессы…
Стюардессы!
Меня осенило! Вот что нужно, чтоб моему другу полегчало!
– Илюха, ты в сауне когда был последний раз?
Он задумчиво прикрыл глаза, и ответ его оказался неожиданным:
– Года полтора назад. А что?
– Тогда сегодня после работы мы туда и отправимся. Нужно развеяться!
Илья улыбнулся, не догадываясь еще, что я задумал.
– Класс! Попаримся… Я наберу Инну, приглашу ее…
– Ни в коем случае! – всполошился я. – Мы будем даже без Леши и Долинского! Вдвоем. Просто отдыхаем и общаемся по жизни. Вспомним Комсомол.
Он кивнул, давая понять, что прекрасно это понимает… Хотя ничего пока что не понимал.
Отчего у Ильи не ладилось с настроением?
Я списал это на кризис седьмого года отношений – когда-то читал об этом явлении… А почему у меня такого нет? Ответ: потому что я из кризиса и не выходил.
Еще когда мы с ребятами были совсем молоды, я осуждал медленное превращение Инны из "боевой подруги революционера" в самую обычную супругу, причем, как мне тогда казалось, не с самым простым характером. Меня раздражало, что у Ильи теперь меньше свободного времени; что он все чаще мыслит и рассуждает категорией "мы"; что Инна "убрала" одного за другим тех наших общих друзей, кто мешал ей доминировать; что она принудила Илью бросить курить (что само по себе, в общем-то, неплохо – меня бы кто так!).
Зато теперь я яснее всех осознавал, что все это гораздо лучше, чем тот ад, который творился в моей жизни: полное наплевательское безразличие. Я не имел никакого права никого осуждать, особенно если человеку нравится то, что он имеет. Более того, я боялся признаться самому себе – но я крепко завидовал Илюхе…
Тем не менее, ему явно нужно расслабиться и отвлечься, чтоб его настроение вернулось в норму. Как? На этот счет я имел соображения.
Клуб "Горячая точка" относился к числу любимых заведений студентов ИПАМ: пожалуй, он стоял в первом ряду самых дорогих и широко известных заведений столицы. Он удобно располагался на Фрунзе, недалеко от стадиона, и славился, помимо прочего, прилегавшей к нему сауной с полным комплектом услуг.
Естественно, что ни Илья, ни Леша по клубам не ходили – не тот статус, не тот возраст, не те интересы. Да и я сам редко посещал основное помещение "Горячей точки", только когда возникал соблазн продемонстрировать студентам, что Коля Логинов на кое-что способен. При этом я оставался верным клиентом "развлекательного комплекса" при клубе.