– Поднимайтесь на второй этаж, – кивнула дежурная. – Они там все в полном сборе. И Еленочка тоже.
Юные музыканты убирали класс. Музыкантш, то есть девочек, было заметно больше, чем парней. Саня сразу впрягся в работу – переворачивал парты, двигал шкафы, выносил мусор. Но при этом, ловко и непринуждённо, оказывался именно возле Леночки. Когда она мыла окно, он толок ей мел, сминал газеты и приносил воду. Когда она наводила порядок в шкафах – подавал ей стопки книг. В одном шкафу она наткнулась на рулоны старых стенных газет. Их развернули, все ребята сбежались, стали смотреть, читать, вспоминать. Пару раз в заметках упоминалась Леночка: один раз серьёзно, о том, что выиграла республиканский конкурс пианистов. Вторая заметка – весёлое поздравление с днём рождения, с рисунком, на котором, даже в шарже, она была красавицей. Так Саня узнал её фамилию – Залужная, и день рождения – 18 апреля.
Все девочки, Леночкины одноклассницы, были весёлые, симпатичные, умненькие. Появление молодого офицера вызвало радостное удивление у них, а когда он представился: "Александр, кузен Елены", – одна девушка со смехом захлопала в ладоши, вторая воскликнула:
– Ну, Ленка, ну тихоня! Ты даёшь!
Он легко вписался в их компанию, но постоянно ловил на себе взгляды девчонок, ответно улыбался им, если звали – подходил, помогал. Но сам не отрывал взгляда от Леночки. Она была лучше всех. Да что там "лучше"! Она была единственной…
Саня замечал, что то одна, то другая девчонки, улучив момент, пытаются выспросить Леночку о нём. Но Леночка загадочно говорила что-то неопределённое или шутила. Ему это очень нравилось. Нравилось и то, что при других девочках она называла его, как и все, "Саша". И лишь когда рядом никого не оказывалось, говорила "Саня". Словно это была их тайна. И очень нравилась ему Леночка в спортивном костюме, который был на ней. Вчера она выглядела такой женственной и хрупкой, сегодня – стройной, ловкой и гибкой.
В час дня все пошли в школьную столовую, там "работников" покормили и напоили чаем. Потом убирали школьный двор. Вскапывали деревья, сгребали мусор, красили скамейки. Когда перешли на спортивную площадку, все развеселились. Девочки с разбега прыгали в длину в песок, бегали по дорожкам наперегонки, мальчики стали отжиматься на турнике. И, конечно, кто-то из девушек сказал:
– А что же наш доблестный офицер не покажет высший пилотаж?
– Я не лётчик, – хотел отшутиться Саня.
Но девчонки стали громко просить, и он, сбросив китель, в одной майке подошёл к турнику. Честное слово, он думал раза три отжаться, чтоб отстали. Но глянул на Леночку: она не отрывала смущённо-восхищённого взгляда от его широких плеч и накачанных бицепсов. И тогда, не удержавшись, он показал "класс": перевороты в воздухе, переброски на руках и, наконец, "солнце"… Когда спрыгнул и потянулся за кителем, ещё минуту стояла тишина. Потом кто-то первый захлопал, все закричали "браво!" и "брависсимо!"
Честно говоря, Саня совсем забыл, что он в школе особенной, спецмузыкальной. Обычные старшеклассники: мальчишки спорят о футбольных командах, девчонки, не скрывая, наблюдают за ним и Леночкой, перешёптываются, кто-то иронизирует, кто-то строит ему глазки… Но вот, когда уже директор школы подошёл к ним, поблагодарил за ударную работу и дал отбой, разошлись не все. Группа девушек, и Леночка тоже, побежали в музыкальный класс. Конечно же, он тоже пошёл с ними. И понял, наконец, какие они все необыкновенные и талантливые. В классе стояло сразу два инструмента – пианино и концертный рояль. Девочки стали играть: и по одной, и на двух инструментах одновременно, и даже в четыре руки на каждом! Специально для Александра они называли произведение и автора: Шопен, Моцарт, Рахманинов, Гендель, Вивальди… Впервые в жизни Саня подумал: "До чего же это красиво, классическая музыка…"
Потом девочки пели. Они пели "Чёрного кота", "Ландыши", "А у нас во дворе". А потом стали петь романсы, и тут солировала Леночка. И Саня понял почему. Её голос был так же прекрасен, как она сама. Он всегда был равнодушен к народным песням, но вот Леночка запела "Ты не шей мне, матушка, красный сарафан", и у него перехватило дыхание.
Лена пела, и сама себе аккомпанировала, девочки стояли вокруг рояля и негромко слаженно подпевали. И вдруг на последнем аккорде девушка бросила лукавый взгляд на офицера, ударила по клавишам и запела:
– Снова туда, где море огней, снова туда с тоскою моей…
Саня широко улыбнулся и подхватил припев:
– Устал я греться у чужого огня, о, где же сердце, что полюбит меня…
Девчонки с восторгом захлопали, а он картинно протянул руку партнёрше, и так, держась за руки, они раскланялись перед публикой.
В этот раз Саня тоже не был допущен во двор дома Леночки. Но она показала ему своё окно на третьем этаже. А потом, когда зажгла в комнате свет, отодвинула штору и помахала ему рукой. И показала жестом: "Всё. Иди". Когда штора вновь закрылась, он быстро просчитал в каком месте находится квартира, вошёл в арку, определил – второй подъезд. На подъезде висела табличка: "с кв. 15 до кв. 35". "Двадцать первая квартира" – точно высчитал Саня, и только после этого ушёл.
Назавтра у него и Леночки должно было состояться настоящее свидание. Первое! Случайную встречу и работу в школе нельзя ведь считать свиданием. А теперь она назначила ему встречу – у входа в городской парк, в 12 часов дня.
– В девять у меня начнётся первый экзамен, – сказала ему Леночки. – Не беспокойся, я быстро сдам. К двенадцати освобожусь…
Уже в половине двенадцатого Саня стоял на месте встречи. Он подумал: "А вдруг она раньше освободиться и придёт…" Нет, он не мог допустить, чтоб Леночка ждала его. В руке он держал букет крупных садовых ромашек. Когда-то, собираясь на свидание с одной девушкой, он хотел купить цветы, но представил, как будет стоять с этим букетом, а прохожие смотреть на его дурацкий вид, – и не купил. Теперь же, ловя улыбки людей, он счастливо улыбался в ответ, крепко и уверенно держа свой букет.
Без десяти двенадцать он увидел лёгкую фигурку девушки. Она шла вприпрыжку, размахивая большой нотной папкой. Саня быстро пошёл ей навстречу.
– Я так и знала, что ты уже здесь, – сказала Леночка.
Спрятала лицо в ромашки, глядя сквозь лепестки радостными глазами. Огромными, серыми, хрустально-прозрачными, оттенёнными длинными тёмными ресницами. На ней была красивая шёлковая блузка, голубая, которая так шла и к её глазам, и к пушистым светло-русым волосам. "Самая красивая, – мелькнула у Сани мысль. – Нет никого красивее…"
– Как экзамен? – спросил он, скрывая волнение. – Я, конечно, не сомневаюсь…
– И правильно, – засмеялась она. – История музыки такой интересный предмет. Да ещё вопросы мне попались хорошие. "Музыкальное искусство Западной Европы 19-го века" Это же сплошной романтизм! Причём, весь девятнадцатый век. Если в литературе и живописи романтизм почти иссяк к середине века, то в музыке и двадцатый чуток прихватил. Началось с Шуберта, Вебера, Паганини, Россини, потом – Шопен, Лист, Вагнер, Верди…
– А я никого не знаю, только о Паганини слышал, вроде скрипач такой необычный, на одной струне играл, – повинился Саня. – Полный неуч в музыкальном плане. Но я наверстаю с твоей помощью!
Они уже шли по центральной аллее парка, к большому фонтану. Саня нёс её папку, Леночка – букет.
– Всё тебе знать и не нужно…
– Вот спасибо!
– Но самые лучшие вещи: Бетховена "Лунную сонату", "К Элизе", Моцарта "Маленькую серенаду" и "Реквием", Грига "Песню Сольвейг", "Прелюдию" Рахманинова, "Сентиментальный вальс" Чайковского, Шуберта "Серенаду" и "Аве Мария", Листа "Грёзы любви", Паганини "Компанеллу", "Сказки Венского леса" Штрауса, "Рондо-Каприччиозо" Мендельсона, ноктюрны Шопена – это обязательно. Хотя бы! Я ведь много ещё могу называть.
– Всё буду узнавать с первых звуков! – пламенно пообещал Саня. – А что ещё у тебя в билете было?
– Второй вопрос попался вообще прелесть! Жизнь и творчество Фредерика Шопена. Да одну только историю любви его и Авроры Дюпен можно рассказывать целый час!
– Она тоже музыкант? Композитор?
И, увидев, как широко раскрылись глаза девушки, Саня махнул рукой:
– Ладно, ладно, понял. Ошибся.
– А имя Жорж Санд тебе что-то говорит?
– Писательница такая французская, мужской псевдоним себе взяла… А – догадался, – так это она и есть, Аврора?
– Логическое мышление у тебя развито, – похвалила Леночка. – А ты читал "Консуэло"? Это самая известная книга Жорж Санд.
– Нет, не читал, – покаянно опустил голову Саня. – Я всё больше Джека Лондона, Дюма… Но прочту, если ты советуешь.
– Правда, правда! Это такая интересная книга! Я, когда её читала, оторваться не могла. Однажды засиделась часов до двух ночи. Как раз самый таинственный и жутковатый эпизод – это, правда, уже не в "Консуэле", а в "Графине Рудольштадской", второй книге, продолжении… Консуэло идёт с факелом по длинному подземному коридору к гробу своего мужа… Я просто представила, что это я иду: в длинном серебристом блестящем платье, рука с поднятым факелом дрожит, тени на каменной кладке стен мечутся, сердце то колотится, то замирает… И вдруг папа заглядывает в комнату, говорит: "Ты почему не спишь?" Я вскрикнула и со стула упала – я на нём на коленках стояла!
Леночка звонко рассмеялась, и он тоже.
– Значит, на пятёрку сдала экзамен?
– Конечно, – пожала девушка плечами. – Я вообще отличница.
– Ну а есть отличники хотят? Или только знаниями питаются? Надо твою первую пятёрку отметить хорошим обедом.
За разговором Леночка не заметила, что Саня подвёл её к кафе под названием "Дубки". Вокруг симпатичного здания и правда росли стройные молодые деревья-дубы. Они зашли, и девушка сразу поняла, что это кафе ресторанного типа.
– Ой, – сказала она. – Я никогда ещё не была в ресторане.
– Ресторан, это когда ты приходишь сюда вечером, – со знанием дела пояснил офицер. – Когда здесь музыка, веселье, шум, брызги шампанского. Это всё у нас ещё впереди. Но шампанское можно и сейчас. Как ты?
Зал был уютный, но полупустой, столики можно было выбирать. Леночка хотела сесть у окна, но Саня повёл её к другому столику, где полумрак освещался приятно-таинственным светом бра. Тут же подошёл официант, положил перед ними меню. Они выбрали салат, красную рыбу сёмгу, солянку и жаркое "по-охотничьи" в горшочках. Хлеб им принесли поджаренный, а ещё – шампанское. Саня хотел заказать бутылку, но Леночка воскликнула:
– Нет, нет, немножко!
И им принесли по бокалу очень вкусного, красноватого мускатного шампанского.
Вкусным было вообще всё. А главное, Леночка чувствовала себя здесь так просто, словно бывать в ресторанах для неё обычное дело. Это потому, что рядом был Саня.
О чём они говорили? Ей потом даже было трудно вспомнить. Обо всём. А потом катались на цепной карусели, колесе обозрения, качелях-лодочках. Взлетали высоко, но ей совершенно не было страшно.
И просто гуляли по аллеям. Свернули на одну боковую, совершенно пустынную, сели на скамейку. И вдруг наступила тишина. Они оба молчали. И не потому, что не было что сказать: звенящая пауза-ожидание, словно вот-вот что-то произойдёт… Рука парня лежала на скамье рядом с её ладонью. Она видела, как подрагивают его пальцы, не решаясь прикоснуться к ней. Да, он уже брал её за руку, когда переводил через дорогу. Но то было совсем другое. Теперь прикосновение их рук – уже не действие. Чувство. Они оба это понимали. Он не решался, не знал хочет ли она этого, будет ли ей приятно. И тогда Леночка сама взяла Саню за руку. Положила ладошку на его сильную ладонь, и парень тут же сжал её, переплетя их пальцы. В тот же миг, одновременно, их качнуло друг к другу. Его губы прижались к её губам, тёмные густые волосы офицера перемешались со светлыми волнистыми волосами девушки.
Они целовались молча, долго, не замечая ничего вокруг. На минуту отрывались друг от друга, не отводя взглядов, и вновь искали губами губы. Первые робкие прикосновения сменились бесконечными, до головокружения. Но вот Леночка отстранилась и произнесла хрипловатым от волнения и утомления голосом:
– Как хорошо, что нет и никогда уже не будет войны!
Он сразу понял, что она хотела сказать.
– Да, – произнёс, – я знаю, ты бы ждала меня и дождалась бы. Но войны нет, и мы просто не расстанемся.
Он крепко сжимал её плечи, и Леночка кивнула:
– Да.
– Это никогда не кончится?
Он заглянул ей в глаза. И она кивнула:
– Да.
– Я люблю тебя!
Леночка молчала, и он вдруг испугался.
– Не думай, я первый раз… Я никому никогда этого не говорил.
Она смотрела ему в глаза не отрываясь. Потом её губы дрогнули:
– И никому не скажешь. Я тоже тебя люблю и буду любить всегда.
Весь день они гуляли только в парке. Им и не хотелось никуда уходить. Здесь было всё: и людные места, и совершенно уединённые аллеи и уголки, аттракционы и канатная дорога, и кафе с открытой верандой, где они ели мороженое и пили сок. Там, сидя за столиком, Александр машинально начал листать нотную папку, которую носил, а теперь положил на столик. Рассматривая неведомые ему знаки, он вдруг спросил:
– А можно нотами изобразить нас с тобой? Вроде бы символически? Так, чтоб только мы могли понять?
– Нотными знаками, – поправила Леночка. – Интересная мысль… Ну, вот так, например.
Она достала из папки простую тетрадку, нашла в конце чистый листок, лёгким движением нарисовала на бумаге скрипичный ключ – Саня узнал эту фигуру.
– Это я. Такая же изящная, красивая…
Она повела линию дальше, дорисовав полукруг с удлинённым краем.
– А это что?
– Это басовый ключ. Это ты – уверенный, сильный…
Он вдруг понял, что оба знака образовали одну фигуру – сердце. И сказал дрогнувшим голосом:
– О, где же сердце, что полюбит меня… Вот оно!
– Точно! – обрадовалась чему-то Леночка. – Ещё и мистер Икс!
Она быстро нарисовала ещё одну фигуру, спросила:
– На что похоже?
– На маску, – сразу понял он. – Маска мистера Икс? В которой ему судьба быть всегда? Это тоже какой-то ключ?
– Да. В разных ситуациях – баритоновый, сопрановый… Правда, его изображают вертикально, но я нарисовала горизонтально. Так он и правда похож на маску… Хочешь, эти три ключа будут нашим тайным знаком?
– И никто не догадается, только мы… Дай мне этот рисунок!
Леночка хотела вырвать листик из тетрадки, но спохватилась:
– Ой, тогда выпадет и другой листок, а у меня там конспект. Саня, я тебе потом, дома, это перерисую, ещё красивее! Ладно?
И они пошли бродить по парку дальше. В какой-то момент оказались около летнего кинотеатра, одновременно служащего и концертным залом. В будний день он не работал, дверь была закрыта, забор высок. Но Леночка сказала:
– Мы здесь когда-то выступали с музыкальной программой. Там, сзади, есть дверь на сцену. Мы тогда пришли раньше, стояли ждали администраторшу. Она пришла, сказала: "Ой, девочки, надо было посильнее дёрнуть замок, он здесь для видимости висит". Пойдём, дёрнем? Там на сцене пианино стоит, я тебе поиграю.
И они дёрнули замок, зашли на сцену. Леночка села к инструменту, задумалась на минутку, а потом торжественно объявила:
– Офицерский вальс!
Заиграла и тихо, проникновенно запела:
– Ночь коротка, спят облака, и лежит у меня на ладони незнакомая ваша рука…
Саня стоял за спинкой стула, обнимал её за плечи, целовал волосы. Когда девушка спела последние слова: "В этом зале пустом мы танцуем вдвоём, так скажите хоть слово, сам не знаю о чём" – он поднял её на ноги, сказал, глядя в глаза и обнимая:
– Я знаю, тебе только семнадцать. Мы подождём год, а потом поженимся. Ты будешь уже студенткой, учиться в консерватории. Не бойся, я сделаю всё, чтоб ты училась без проблем.
– А если тебя пошлют служить куда-нибудь далеко? – лукаво спросила Леночка.
Но Саня решительно помотал головой:
– Почему меня должны посылать? Нет! Я ведь только получил назначение, и меня здесь ценят, честное слово! И знаешь, мне, когда после адъюнктуры сюда прислали, прямым текстом сказали: "Года два-три послужишь, и получишь направление в военную академию". А это, скорее всего, Москва. Для тебя это ведь тоже хорошо?
– Ещё бы! – воскликнула Леночка. Приложила пальчик к его губам, потянувшимся к ней, и добавила серьёзно: – Я поеду за тобой повсюду. И в Москву, и в какой-нибудь маленький городок.
Убрала пальчик…
Ещё днём Леночка позвонила из будки телефон-автомата маме на работу. Сказала как сдала экзамен, добавила:
– Мы гуляем в парке.
Мама не уточнила кто это "мы", решила, конечно, что дочь с одноклассниками отмечает сдачу первого экзамена. Сказала лишь: "Только не допоздна, пожалуйста".
Парк был совсем близко от её дома. Когда сумерки заметно сгустились, Леночка и Саня подошли к дому.
– Давай я пойду с тобой, познакомлюсь с родителями?
– Нет-нет, – со смехом сказала девушка. – Ты забыл? Мне ещё только семнадцать! Не торопись, я должна их хотя бы чуток подготовить к такому визиту. Испугаются ведь!..
С трудом оторвались они друг от друга. Леночка уже сделала шаг, второй, а Саня всё ещё сжимал её пальцы, не отпускал…
Она дала ему свой домашний телефон. Три отпускных дня закончились, он не знал теперь, когда будет свободен.
– Я не смогу тебе часто звонить, – сказал он. – Скорее всего, вновь уеду на полигон со своими ребятами. Но как только освобожусь… Будешь ждать?
– Буду ждать…
Елена стояла в коридоре вагона, у слегка приоткрытого окна. Там, словно следуя за поездом, тянулись широкие открытые пространства – поля, полосы лесов, изгибы рек. Но взгляд женщины был затуманен, пришедшие воспоминания взволновали её, в купе стало душно, и она вышла сюда. Дорогие купе спального вагона почти все пустовали, потому и в коридоре её никто не тревожил. Она тихо, почти мысленно напевала романс:
– Я ехала домой, я думала о вас, тревожно мысль моя и путалась, и рвалась…
И вдруг подумала: "А где же у меня рисунок ключей? Приеду, найду…" Так вдруг захотелось увидеть сердце из скрипичного и басового ключа и "маску" мистера Икс.
Она ждала Саню три года. Конечно, она сдавала экзамены, поступала в консерваторию, заканчивала первый, второй, третий курсы, выступала на концертах, побеждала в конкурсах, солировала в филармонии… Но всё время ждала его.
Сначала было очень трудно. Каждый телефонный звонок, каждый звонок в двери – и Леночка срывалась с места, бежала. Каждый вечер в своей комнате она простаивала подолгу у окна. Если слышала, что хлопнула дверь подъезда, быстро выходила в коридор и с замирающим сердцем слушала шаги поднимающегося человека. Вот он прошёл второй этаж, идёт на третий… Дыхание почти останавливалось, но нет – поднимается дальше, выше…
Сколько таких дней и вечеров прошло, не счесть. Родители не знали о Сане, но, конечно, догадывались, что дочь влюблена. Однако Леночка была такой напряжённой, как сжатая пружина, что они боялись расспрашивать.