Во второй части спектакля Колпакова была обворожительна, грациозна, легка и воздушна, словно розовая пушинка. С блеском исполнив "Выходную вариацию", она долго раскланивалась под несмолкающий гром аплодисментов.
Во время адажио с четырьмя кавалерами Вера расплакалась. Бурные овации заглушили ее рыдания.
- Что с тобой, золотинка моя? - спрашивал Саня в антракте, утирая ей слезы платком.
- Это все музыка, - сказал Вадим. - Она рождает вдохновение и чувства, которые ищут выхода. Если б я мог, может, и сам бы заплакал.
- В этом сила гения, - сказал Саня - он позволяет многим людям ненадолго почувствовать себя гениями. Ну, полно, Верушка, успокойся. Впереди еще два акта. У нас платков не хватит.
К счастью, Вере удалось овладеть собой. После гран па Авроры и Дезире в сопровождение кордебалета нереид она аплодировала стоя и попеняла Сане и Вадиму за то, что они не догадались принести цветов для Колпаковой.
Ночью во сне Вадим услышал рыдание Веры, словно наяву, словно она была где-то рядом, и беспокойно сел в постели, озираясь и позабыв, где находится. Оля, разбуженная его резким движением, зажгла ночник и забросала его вопросами:
- Тебе нехорошо? Вадим! Не молчи. Что случилось?
- Вера. Она плакала. Как будто прямо здесь.
- Ты слишком много думаешь о своих друзьях. - Оля подбирала слова: говорить плохо о Сане или Вере нельзя было даже намеками. Она слишком дорожила Вадимом, чтобы поддаваться своим настроениям.
Она погладила его литое плечо.
- Это просто дурной сон. Иди ко мне.
Через полчаса, блаженно прижимаясь к нему и засыпая, она спросила:
- Когда они поженятся? Что-то все тянут и тянут.
- Теперь решили летом, на каникулах. Поедешь со мной в Свирицу на свадьбу?
- Ты еще спрашиваешь?
ГЛАВА 14
В конце апреля Сане сообщили, что заболела бабушка Марфа. Он срочно собрался и уехал домой. Вадим хотел ехать с ним, но Саня его отговорил.
- Если будет плохо, я позвоню тебе с почты, тогда приедешь. Не дай бог, чтобы до этого дошло. Ты присмотри пока за Верой.
Прошла неделя. От Сани вестей не было. Вера нервничала и грубила Вадиму. Ее неровный характер снова дал о себе знать. Иногда ей вдруг хотелось озорничать. Тогда она нарочно пряталась от Вадима, а он бегал и искал ее по всему университету. Она неожиданно выскакивала из укрытия, закрывала ему глаза ладошками и хохотала, довольная своей проделкой. Но уже через час начинала снова дуться и гнать его от себя. Он ходил за ней по пятам и облегченно вздыхал лишь после того как водворял ее в квартиру по улице Гоголя.
Весна, словно сговорившись с Верой, бедокурила ежедневно: только подразнит солнышком, и сразу окатит дождем.
Поздним воскресным вечером Вадим сидел дома, в своей комнате. На улице шел проливной дождь, удары грома с треском взрывались прямо у окна, и оттого он не расслышал звонка в передней. Дверь пошла открывать Лариса, недоумевая, кто может прийти в такую погоду и в такой час.
- Вера! - ахнула она.
Девушка промокла до нитки. В руках она держала полузакрытый зонт, который, видимо, ничем ей не помог. Струи воды стекали с зонта, с одежды, с волос на выложенный желтой плиткой пол лестничной площадки, и у ее ног уже скопилась целая лужица. На возглас Ларисы из гостиной вышел Петр Ефимыч в халате и с развернутой газетой в руках.
- Верочка! Как же это? Что произошло? Заходи же, заходи скорей!
Он взял девушку за плечи и заставил ее переступить порог. Она, казалось, закоченела и не могла сдвинуться с места.
- В-вадим… дома? - произнесла она наконец.
- Дома, дома. Что ж это такое? Снимай плащ. И туфли снимай. Вадим! Иди скорей сюда. Вот, полюбуйся. Куда ты смотрел, не пойму?
Вадим выбежал из своей комнаты и остолбенело уставился на Веру.
- Ты? - пробормотал он. - Что-то случилось? С Саней?!
- Нет, нет, с ним все в порядке. - Ее трясло. - Я… мне надо с тобой поговорить.
- Поговорить? Ты пришла сюда одна, ночью, чтобы поговорить?! Да как ты могла? Ты простудишься, заболеешь!
Он схватил ее за руку и потащил в комнату.
- Быстро! Снимай все! Как ты могла? Вот тебе мой халат. Почему ты мне не позвонила? На, вытри насухо волосы. Вернусь через пять минут, и чтоб ты уже переоделась.
- Мам, поставь, пожалуйста, чаю, - попросил он Ларису в коридоре. - А что еще можно сделать? - он ходил взад и вперед мимо своей двери в сильном волнении.
- Ты бы лучше выяснил, что привело Веру к тебе в столь поздний час, - посоветовал Петр Ефимыч. - Причина должна быть серьезная. Пойдем, Лариса, не будем им мешать, - он взял из рук Ларисы чашку с чаем и передал Вадиму.
Вадим постучал в дверь и, выждав минуту, вошел. Вера, утопая в его халате и тапочках, раскладывала на батарее парового отопления свою одежду. Она обернулась и посмотрела на него с видом затравленного зверька.
Он поставил на письменный стол чашку и усадил ее рядом на стул. Сам сел напротив.
- Теперь рассказывай, что случилось.
- Я люблю тебя, - сказала она.
- Конечно, Верушка, я тоже тебя люблю, - он смотрел на нее, улыбаясь.
- Я люблю тебя, - повторила она, глядя на него жадно и с ненавистью.
Ему вдруг стало страшно.
- Вера, послушай меня. Ты любишь Саню, - сказал он так, будто старался втолковать что-то неразумному ребенку.
- Да, я люблю Саню, - послушно повторила она. - Но тебя я люблю тоже. По-другому.
- Что ты хочешь этим сказать? Вера, ты пугаешь меня! Что ты вбила себе в голову?!
Она судорожно разрыдалась, закрыв лицо руками, и слезы стекали у нее между пальцев.
Вадим смотрел на нее в оцепенении. Он чувствовал, что надвигается катастрофа, масштабы которой нельзя предугадать. Он не хотел ей верить, но истина неумолимо открывалась ему - ее срывы, непонятные смены настроений, быстрые уклончивые взгляды, то яростные, то молящие, внезапное смущение - все то, чего он не замечал в своей беспечной слепоте.
- Но почему меня?! - закричал он на весь дом и вскочил с места. - Почему ты выбрала меня?! Ты могла влюбиться в кого угодно, только не в меня!
Петр Ефимыч в гостиной сложил газету и задумался. Из спальни вышла Лариса. Она уже готовилась ко сну, но слова Вадима заставили ее разволноваться.
- Ты слышал, Петя? Ведь это девушка Александра. Мы должны немедленно вмешаться.
- Ни в коем случае, - осадил ее супруг. - Все должно идти своим чередом. Это жизнь, дорогая моя. Она все решает сама. Если хочешь знать, я это предвидел, и, как всегда, оказался прав.
- Тогда ты должен предвидеть, что за этим последует! Я видела однажды, что сделалось с Вадимом, когда он подумал, что Саня на него обиделся. Нет, я пойду к ним и поговорю с Верой.
Она решительно направилась к комнате Вадима, но Петр Ефимыч, выказав завидную проворность, преградил ей дорогу.
- Лариса, я запрещаю тебе!
Она остановилась, понимая, что супруг серьезно намеревается употребить всю свою власть.
- Тогда Вадим был ребенком, - назидательно сказал Петр Ефимыч, - а теперь он мужчина, да еще какой! Пусть он сам решает, как ему поступать. Пойдем спать. Они разберутся без нас.
Вадим тем временем, совершенно потеряв голову, все же старался вразумить Веру.
- Ты должна забыть об этом, - говорил он, задыхаясь от волнения. - Забыть раз и навсегда! Подумай, какое горе ты причинишь Сане.
Она резко встала и прижалась к нему, обвив его шею своими ослепительно белыми руками.
- Я не могу, я пыталась. Не знаю, что стало со мной. Я измучена и несчастна. Наверно, мне надо уйти от вас обоих. Поцелуй меня. Я скверная и гадкая, меня тянет к тебе что-то непреодолимое, звериное и ужасное, чего я раньше в себе не подозревала. Я хочу остаться с тобой всего на одну ночь. Тогда мне станет легче, я уйду и больше не буду тебя беспокоить. Не прогоняй меня сейчас, ты всегда обо мне заботился.
Он смотрел сверху в обращенное к нему лицо, видел зовущие рдеющие губы, прекрасные глаза, влажно мерцающие серебром, чувствовал пьянящий запах тяжелых волос и знал, что любит ее, и любит уже давно, с того первого поцелуя в незабываемый летний вечер. Теперь он понимал, что был обречен с самого начала, и дружба его с Саней была обречена. Дружбу еще можно спасти, надо только отказаться от любви, но отказаться от девушки, которую он сейчас держал в объятиях, он не мог. Еще слабо пытался сопротивляться разум, но руки уже его не слушались, чувства вытеснили последние обрывки мыслей, скоро остались одни ощущения, дикое, нестерпимое желание, затем рывок - внезапное, стремительное сплетение тел, и наслаждение, какого он никогда прежде не испытывал. Его где-то блаженно и долго носило, но вот волна схлынула и оставила его на берегу голого и сирого, открытого всем ветрам, недавно сильного и счастливого, теперь жалкого, раздавленного и побитого о камни.
Вера целовала его губы, шею, плечи и шептала:
- Я знала, знала, что все так и будет. Я люблю тебя. Ты божественный.
Ему было нехорошо. Он поднялся, надел халат, еще хранивший тепло ее тела, пошел в ванную комнату и встал под ледяной душ.
Когда он вернулся, она сидела на краешке кровати, завернувшись в простыню и сжавшись в комок.
- Я тебе противна? - жалобно спросила она.
- Нет, Вера. Нет. Не будем сейчас об этом. Оденься, я отвезу тебя домой.
В машине он не произнес ни слова, но проводил ее до самой квартиры и ушел, убедившись в том, что она скрылась за дверью.
Назавтра, перед уходом на работу, Петр Ефимыч зашел в комнату сына. Вадим был совершенно спокоен и тоже собирался ехать на занятия. Петр Ефимыч положил на письменный стол страничку, вырванную из блокнота, и связку ключей сверху.
- Что это? - спросил Вадим.
- Я хорошо знаю, как нуждаются молодые люди в спокойной обстановке, где они могли бы встречаться. Сам был в твоем возрасте. Это адрес и ключи. Квартира принадлежит моим друзьям. Они уехали в длительную командировку. Можешь пока пользоваться.
- Спасибо, пап, только вряд ли они мне понадобятся, - голос Вадима звучал чересчур ровно.
- Мое дело предложить, - сказал отец и вышел.
Вадим поехал в университет. После занятий, как обычно, зашел за Верой. Она шарахнулась от него, как от зачумленного.
- Не смей ко мне подходить, - прошипела она. - Это все из-за тебя. Если бы ты не вертелся все время около Сани, ничего бы не случилось. Я ненавижу тебя!
Она круто повернулась, задев волосами его щеку, и быстро пошла прочь. Он провожал ее глазами и видел, как вздымаются и опадают при каждом шаге ее жаркие локоны и льются вдоль гибкой спины; как двигаются округлые бедра и стройные ноги, и чувствовал, что у него сохнет во рту.
Он не пошел за ней и не искал ее на следующий день. Он приходил домой и неподвижно сидел за столом, уставив невидящий взгляд в открытый учебник. Несколько раз звонила Оля. Все тем же ровным голосом он отвечал ей, что занят, и вешал трубку.
На третий день, подойдя к своей машине, он увидел Веру. Она стояла и смотрела на него с уже знакомой ему смесью вожделения и яростного неприятия. Он молча усадил ее на переднее сиденье и поехал к своему дому.
- Подожди здесь, я сейчас вернусь, - сказал он, останавливая машину у подъезда.
Он зашел в квартиру, взял со стола ключи и адрес, которые лежали на том же месте, где оставил их Петр Ефимыч, и спустился вниз.
- Куда мы едем? - спросила Вера напряженным голосом.
Он не ответил, лишь искоса скользнул по ней своим темным взглядом. У нее томительно сорвалось сердце и забилось быстро и беспорядочно.
ГЛАВА 15
Вера с Вадимом встречались в чужой квартире уже несколько недель. После того как Вадим стал в состоянии хоть что-то различать, он осмотрел квартиру и пришел к выводу, что вряд ли здесь кто-то жил. Она скорее напоминала двухкомнатный гостиничный номер. В ней было все, что необходимо человеку для непродолжительного проживания, но не было книг, картин, тех мелких вещей, украшений, милых безделиц, которые делают квартиру жилищем. Однако Вадим не стал ломать себе голову над тем, кому могла принадлежать квартира и для каких целей она предназначена. Ему было все равно. Он находился в состоянии прострации, из которого его могла вывести только Вера. Ни о чем другом, кроме нее, он думать не мог. Даже о Сане.
Любовь их с Верой больше походила на ненависть. Стоило им остаться наедине, и они набрасывались друг на друга, как враги. Он ласкал ее тяжело и исступленно, иногда грубо, и ей это нравилось. Она не уступала ему в силе страсти. Его спина была исполосована ногтями, а на плечах алели следы ее острых зубов.
Часто, отрезвев после ласк, она плакала и говорила, что любит Саню, а к Вадиму ее влечет низменное, плотское и постыдное. Он слушал ее равнодушно, без малейшего сочувствия.
- Ты зверь, - говорила она, - ты сам еще не знаешь, но ты настоящий зверь, умный и жестокий.
- Благодарю за лестную характеристику, - сухо отвечал он.
- Забудь все, что я сказала, - просила она через мгновение, осыпая его бесчисленными поцелуями. - Я люблю тебя больше жизни. Я пытаюсь обмануть и тебя и себя. Я умру, если не буду с тобой.
В такие минуты приступы агрессии сменялись наплывами взаимной нежности. Случалось, он подолгу замирал, погружаясь в созерцание ее красоты, которую нельзя было постичь разумом, можно было только впитать сердцем и хранить в себе как святыню. Он брал ее маленькую руку или изящную ступню, разглядывал и поражался могуществу природы, способной создать такое совершенство. Он смотрел на нее, и на ум ему приходили слова "чело", "ланиты", "перси" - и стихи Пушкина. Она, царственно раскинувшись в дремотной истоме, ощущала на себе его взгляд как живое теплое прикосновение. Тело ее отливало золотом, каждый волосок лучился и создавал игру света на белоснежной коже.
Одурманенные, в чувственном угаре, они не замечали, как летит время. Близилась летняя сессия, а от Сани по-прежнему не было никаких известий. В один из последних дней мая Вадим очнулся в Вериных объятиях, когда она невзначай упомянула, что через несколько дней экзамены, и сообразил, что Сани нет уже почти целый месяц. Предчувствие беды сдавило ему грудь. Он решил выждать еще два дня и ехать в Свирицу.
Ольга продолжала бегать к нему на факультет. Она видела, что с Вадимом творится что-то неладное, но не понимала, что именно. Того, что здесь замешана другая женщина, заподозрить она не могла, - слишком уж у него был несчастливый вид.
- Может, ты поссорился с Саней? Он тоже был в последний раз какой-то странный, - сказала она, совершая с ним обычный променад по коридору, в чем Вадим ей не отказывал, дабы избежать утомительных объяснений.
- Он узнал, что заболела его бабушка. Тогда ты его и видела.
- Да нет же, - возразила Оля, - это было давно, а я видела его совсем недавно, недели не прошло.
Вадим остановился, будто ударился о стену.
- Ты видела Саню неделю назад? Где?
- Здесь, в университете. Он очень плохо выглядел, серый, изнуренный, я с ним поздоровалась, а он меня как будто и не узнал.
Вадим схватил ее за плечи.
- Ты уверена, что это был он? Ты не обозналась?
- Да что я Саню не знаю? Пусти, Вадим, ты делаешь мне больно.
Вадим пошел на биологический факультет. Ощущение беды нарастало, и у него невольно подкашивались ноги. Была перемена. Он зашел в аудиторию, где занимался Санин курс. Несколько студентов, зажав уши руками, зубрили конспекты, готовились к опросу, но, увидев Вадима, все как один повернули к нему головы.
- Где Саня? Никитин? - спросил он.
Они продолжали на него пялиться, отчего он начал свирепеть.
Он сгреб ближайшего парня за одежду и вытащил из-за стола.
- Где Никитин? Я тебя спрашиваю!
- Слушай, брось задавать дурацкие вопросы, - испуганно сказал парень. - Небось, лучше нас знаешь, что он давно здесь не учится.
- Как - не учится? - от неожиданности Вадим выпустил студента.
- Вот так! Забрал документы и ушел из университета, - продолжал обижаться парень.
- Куда ушел?
- Спроси что-нибудь полегче. Мы думали, ты знаешь.
- Почему он это сделал? Он что-нибудь говорил?
- У него бабушка умерла. Больше ничего не знаем. Все его отговаривали, и ребята, и педагоги. Только он ни с кем даже не разговаривал.
Вадим, задыхаясь от страха, помчался в общежитие в надежде разузнать что-нибудь у Толяна. Но тот знал не больше, чем Санины однокурсники.
- Могу сказать только, что ему было очень худо. Он прямо с лица спал. Как приехал с похорон, так сразу за документами и пошел. Я спрашиваю: "Вадим хоть знает?". "Знает, знает", - говорит, и ушел. На следующий день прихожу с занятий, а в комнате пусто - ни его, ни вещей. Вот так. Даже не простился.
"Бабушка умерла, а он не сообщил ни мне, ни Вере. Значит, уже тогда что-то знал. Но как? Как он мог узнать, находясь в Свирице? Вера! Больше некому. Может, он ей звонил, и она во всем ему призналась?".
Он кинулся к Вере. Она клялась и божилась, что Саня ей не звонил, и она ни с кем не разговаривала. Она задрожала и побледнела, когда он рассказал ей о Сане.
- Почему никто из наших не сообщил мне, что бабушка Марфа умерла? Хотя, тетя говорила, что мама звонила несколько раз, но меня никогда не бывает дома. Вадим, Саня что-то узнал о нас с тобой. Но как, господи, как? Для всех это было тайной. Я бы ему все сама рассказала, объяснила, и он бы понял, он всегда все понимает. Где он, Вадим? Мне страшно. Ты должен его найти.
Вадим поехал в Свирицу. В поселке о Сане никто ничего не знал. Дом его стоял пустой и запертый. Вадим сел на крыльцо и долго не двигался. Из сарая вышел кот Дымка и стал тереться о его колени. Вадим погладил кота и пошел вдоль канала туда, где стоял бывший дом его бабушки. Дымка, подняв хвост, шел за ним. Вадим постоял у родной ограды, где часто ждал его Саня, посмотрел на дом, на окна - занавески в них были чужие.
Он дошел до монумента, пошел обратно и увидел, что навстречу ему движется Михаил. Они обнялись… Михаил стал высоким, дюжим парнем, ростом почти с Вадима. Пока Вадим с Саней учились в университете, он успел отслужить в армии, избавился от расхлябанной походки и рыжих, светлее, чем у Веры, торчащих вихров.
- Был сейчас на почте, звонил Вере. Она сказала, что ты здесь. Не пойму, что за история с Саней. И Верка чего-то не договаривает. Не иначе, очередной фортель выкинула, уж я-то свою сеструху знаю.
- Миша, вспомни все, что сможешь. Все, что он говорил, с кем встречался. Дай мне хоть какую-нибудь зацепку.