Но одна мысль длинным острым копьем ударила между глаз. Лео не хотел, чтобы она меняла имя, независимо от причины. Она Солнышко. Имя Солнышко ей подходит. Ладно, возможно, он немного перегибает палку, потому что Солнышко – не совсем подходящее имя для человеческого существа, напоминает жидкость для мытья посуды, но ей оно шло, черт побери.
Вторая мысль, ударившая его по башке, была из тех навязчивых идей, которые постоянно кружат где-то на подкорке: может быть, секс не доставляет ей такого удовольствия, как ему? После недолгих колебаний Лео ее отмел. Он знал в этом толк и не мог ошибиться.
Ей было хорошо. Именно это пугало ее до чертиков.
Но прямо из его постели помчаться в бюро по регистрации рождений, смертей и свадеб? Это, уж извините, просто оскорбление! Лео снова вспомнил прошлую ночь.
Когда он читал хайку, Солнышко выглядела как восковая кукла, хотя потом стало очевидно: она не фанат этой поэзии.
Потом она собралась и стала спорить с ним насчет оставшихся мелочей по свадьбе. Что в порядке вещей. Она съела пиццу, будто это последняя еда на земле, тоже ничего удивительного.
Разговор за столом получился немного странным, как обычно, учитывая пристрастие Солнышка к разным удивительным фактам. Леонардо да Винчи изобрел ножницы, кто мог это знать? В Англии есть лабиринт, очертания которого образуют портрет Гарри Поттера, вот здорово. Лесные пожары распространяются быстрее вверх, чем вниз, а трещина в стекле расползается со скоростью три тысячи миль в час. Затем последовал восхитительный секс с нетрадиционным использованием тирамису, который в таком контексте показался ему самым вкусным десертом на свете. Утром Солнышко поцеловала его на прощание. В губы. Будто делала это каждый день. И ему понравилось. Попросила, чтобы он написал ей, когда доберется домой. И он это сделал с радостью.
А теперь что? Он должен согласиться с тем, что все кончено? И что означает это "до пробного обеда мы еще пересечемся"? Она что, издевается над ним? Он с ней не пересекается. По крайней мере, если у нее еще не окончательно отшибло мозги от мысли о четвертом свидании. Неужели она думает, он не понимает характера их отношений?
Он не намерен с ней дружить. Он не Гари, Бен, Йен или Тони, которых можно задвинуть в состояние "пересечений" за чашкой кофе, отслеживания статусов в "Фейсбуке" и приглашений на обед с целью оценить длину чьих-то волос. Он не какой-то идиотский "друг".
Лео почувствовал, как от ярости начинают вскипать мозги.
Он напишет ей, что отказывается пересекаться до пробного обеда. А там отведет ее в сторону и заставит сказать ему, что она… На этом месте мысль запнулась. Сказать ему, что она… Что? Она…
В голове возник образ Солнышка, целующей его на прощание тем утром. Когда просила отправить ей сообщение о том, что он дома.
Она…
Он…
О боже!
Все или ничего. С обрыва. В пропасть.
Неужели она – та самая?
Солнышко могла отбиваться от этого зубами и руками, но это она. Его единственная.
Лео понятия не имел, что с этим делать.
Черт возьми, да это же конопля, но какая-то не такая, как обычно.
Он не сразу сообразил это, когда увидел ее.
Обычно конопля выглядела совсем не сексуально. Почему от вида Солнышка Смарт в платье из этого материала у него потекли слюни? Простое прямое платье цвета темной бронзы держалось на двух бретельках, завязанных на плечах бантиками, которые так и тянуло развязать. Она не накрасила ни глаза, ни губы, выглядела свежей, как морской бриз. Волосы свободно спадали по плечам. На ногах мерцали золотые туфли на высоченных каблуках. В ушах золотые серьги прямыми стрелами спускались к игривым бантикам. Руку выше локтя украшал золотой браслет. Она носит ювелирные изделия?
Ладно, иногда, видимо, носит, идиот.
М-да. Перед ним сидело пятьдесят человек, которых надо было накормить, а он думал о том, какие украшения носит Солнышко. Круто!
– Солнышко.
– Эллин, – поправила она.
– Пока еще нет, верно? И Тони. Пойдемте, я покажу вам ваш столик.
Лео отвел их к столу и представил остальным.
А потом… Ее челка отросла слишком сильно. Солнышко зачесала ее набок, видимо пробуя вариант, выбранный для свадебного обеда, но одна прядь выбилась и упала на лоб. Лео поправил ее.
Ее глаза распахнулись шире. Он услышал, как она резко втянула воздух, глаза слегка затуманились. На какой-то краткий миг ему показалось, что все хорошо. Лео почувствовал на себе взгляд Тони. И всех остальных за столом.
"Вот и хорошо, – мстительно подумал он. – Обозначаю свою территорию, ребята, а она принадлежит мне".
Прошло две недели с тех пор, как Солнышко последний раз виделась с Лео. Две недели они контактировали только по имейлу. Она получила от него три письма. В первом Лео отказывался пересекаться с ней до сегодняшнего дня, отчего она почувствовала боль, как от удара. Во втором сообщал, какие вина будет подавать на свадебном обеде, как бы невзначай упомянул, что продал мотоцикл и купил "симпатичный безопасный "вольво". В третьем касался деталей сегодняшнего обеда. Солнышко подозревала, что такие письма он разослал всем приглашенным, если не считать того, что ей добавил маленькую приписку: "Не забудь взять урну с прахом сестры".
В таких не внушающих оптимизма обстоятельствах и учитывая, что после продажи мотоцикла у нее не осталось причин волноваться за него, Солнышко считала, что сможет держать чувства под контролем. Однако продажа мотоцикла, похоже, не уменьшила тревоги. Она все думала, думала и думала о Лео. И сколько ни старалась покончить с этим, проклятию не было конца. Одно прикосновение к волосам, и эмоции хлынули с такой силой, что она еле сдержалась, чтобы не броситься ему на шею.
И теперь, глядя, как он вышел на середину зала в хрустящей белоснежной куртке и хлопнул в ладоши, привлекая внимание публики, она почувствовала, что желудок запрыгал, как теннисный мячик.
Лео сказал приветственную речь, объяснил, что будет дальше, пробежался по меню и попросил присутствующих оставлять отзывы, хорошие и плохие. Все это время она не сводила с него глаз, будто перед ней стояла большая красивая ваза с тирамису.
Когда он скрылся на кухне, вечер вдруг погас и оставался таким невыносимо тоскливым, за исключением тех моментов, когда Лео появлялся в зале, чтобы, подсев на свободное место, переброситься парой слов с гостями.
Однако к столику Солнышка он не подходил ни разу. И она не знала, радоваться этому или печалиться. Она не собиралась лезть из кожи вон, напрягая слух, чтобы расслышать, что он говорит. Но он, конечно, заметил, что за эти две недели она превратилась в подобие стукнутой током летучей мыши.
Он подсел за соседний столик. Она впервые за все время ощутила на себе его взгляд.
Она не могла ни вздохнуть, ни думать. Только смотрела на него. Лео кивнул в ответ на слова сидевшей рядом с ним женщины, но продолжал смотреть на Солнышко.
После того как две недели подряд полностью игнорировал ее, он смотрел так, словно готов был схватить, утащить в угол, сорвать платье и…
Внезапно он резко повернул голову в сторону входа. Глаза Солнышка рефлекторно последовали за ним. Там происходила какая-то возня, продолжавшаяся уже несколько секунд. Слышался чей-то громкий голос. Звук потасовки. И…
Натали Кларк. Ох-хо-хо!
В один миг Лео оказался возле Натали и, сказав что-то администратору, пытавшемуся разрулить ситуацию, взял ее под руку и вывел на смотровую площадку. У Солнышка возникло ощущение как тогда, в "Отбивной на гриле". Она разозлилась на Лео и отчаянно хотела защитить его. Она не стала дожидаться, когда голова скажет сердцу, что это не ее дело. С застывшей улыбкой пробормотала что-то по поводу свадебных хлопот и вышла следом за Лео.
Глава 10
Солнышко появилась на смотровой площадке как раз в тот момент, когда Натали влепила Лео пощечину. Вспышка ярости была такой сильной, что Солнышко задрожала.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – Она схватила руку Натали, замахнувшуюся для следующего удара.
– Солнышко, вернись в зал. – Лео попытался оттеснить ее себе за спину.
– Вы! – с презрением выдавила Натали. – Девушка-спасатель! Так это вы та самая Солнышко? – Она окинула Солнышко с головы до ног. – В "Ку Брассери" говорят, он от вас без ума. Но он не знает, что значит кого-то любить. Даже дотронуться до вас не сможет.
Солнышко не потрудилась отвечать. Просто встала рядом с Лео и, взяв его за руку, поднесла к губам, а потом провела ею по своей щеке.
– Неужели?
Подчинившись, Лео заботливо прижал ее к себе.
– Натали, сегодня у меня частная вечеринка. В зале журналисты, которых может заинтересовать, какого черта здесь происходит. Давай не будем выносить все это на публику. Возвращайся в Сидней. Если не хочешь ехать ночью, можешь остановиться в ближайшем отеле.
– Почему я не могу поехать к тебе? – Натали сбросила пальто. Ее губы изогнулись в змеиной улыбке.
Солнышко в приступе ярости напряглась, Лео слегка сжал ей руку, молча, прося не вмешиваться. Она понимала, что должна послушаться его. Понимала… В этот момент Натали облизнула губы, подняла брови, и ярость взяла верх. Солнышко расхохоталась злобным, неестественным смехом.
– Совсем забыла про ваши татуировки. Бабочки. А вы знаете, что в мире насекомых бабочки самые ужасные насильники?
Она услышала, как Лео коротко рассмеялся, и стиснула его руку. С силой.
Натали уставилась на татуировку:
– Не говорите ерунды.
– Они так отчаянно стремятся к спариванию, что не могут дождаться, когда самка выйдет из куколки. Понимаете, это стадия их метаморфоза, в которую они переходят из гусеницы.
– Гадость какая!
– Я вас понимаю! Особенно если учесть, что они собираются в стаю и ждут, когда появится самка. Она еще вся мокрая, крылышки не открыты, а первый самец уже набрасывается на нее и… ну, думаю, вы можете себе представить. А потом ее имеют все остальные по очереди.
– Это… – Казалось, Натали утратила дар речи. Солнышко печально взяла ее за руку:
– В следующий раз сделайте орла, он, по крайней мере, находит пару на всю жизнь.
Натали стояла и, дрожа от бессильной злобы, переводила взгляд с Солнышка на Лео и обратно. Так продолжалось какое-то время. Три человека на маленькой смотровой площадке. Никто не двигался. Потом Натали последний раз с ненавистью посмотрела на Солнышко и ушла. Солнышко выпустила руку Лео и сделала шаг назад.
– Вот теперь я вернусь в зал.
– Зачем ты вообще выскочила?
– Я просто подумала, что тебе может понадобиться поддержка.
– У тебя был такой вид, как будто ты собираешься прыгнуть в пропасть.
Нет. Нет!
– Просто я не люблю насилия. А она тебя ударила. Это меня взбесило.
Лео, смеясь, провел пальцами по щеке.
– Да уж, тебе точно нужно потренироваться, чтобы тягаться с ней.
Ей стало стыдно, она почувствовала, что краснеет.
– О боже, ты прав. Я такая же, как она.
– Ты совсем не такая.
– Но я тоже тебя ударила!
– Но потом поцеловала, помнишь?
– Я… да, помню. Она поежилась.
– Тебе холодно?
– Я взяла пальто, но оно в машине.
– Тогда иди сюда. А Лунность? Она тоже в машине?
Она кивнула.
– Значит, это произойдет?
– Да, если ты уверен, что не возражаешь. Завтра годовщина.
– Солнышко. – Он погладил ее по голове, и они замерли. Надолго. – Мы уйдем, как только уберут десерт, хорошо?
– Тони…
– Плевать мне на Тони, да и тебе тоже. Как бы там ни было, он в состоянии о себе позаботиться. Наверняка приехал на своей машине. Я ни минуты не сомневаюсь, что ты не посадила бы его в машину, в которой Лунность.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все. А история про бабочек – это правда?
– Для некоторых видов, не уверена, что для всех.
Он открыл дверь в ресторан, откуда доносился смех.
– Бедная Натали. Возможно, у нее на руках вовсе нет насильников.
– Думаешь, я должна ей сказать?
– Уж если я смог найти в Интернете про расширение зрачков, то уверен: Натали найдет про бабочек-насильников. Хотя мне понравилось про орлов. На всю жизнь.
Час настал.
Солнышко с урной стояла на веранде дома Лео, перед лестницей, ведущей вниз. Она была босиком, в длинном, до самых лодыжек, вязаном пальто, надетом поверх платья из конопли. Без застежек. Смесь облачения ведьмы и хиппи, будто специально придуманное для этого обряда.
– Хорошо. Лео ждал.
– Хорошо, – повторила она, едва заметно кивнув. Потом бросила через плечо короткий взгляд на Лео. – Я должна сделать это сама.
– Знаю. Я спущусь на пляж, на случай, если тебе что-нибудь понадобится, но останусь на нижних ступеньках.
– Ты мне не понадобишься.
– Мало ли что.
Солнышко выглядела бледнее, чем обычно. Вся в напряжении. Но словно охваченная странной надеждой. Наконец она расправила плечи и начала спускаться.
Подождав пару минут, Лео последовал за ней. Когда он дошел до пляжа, она уже стояла на кромке воды. Он понял, что никогда не сможет забыть ее образ в окружении лунного света, прибоя, песка и ночи. Она поднесла урну к губам и поцеловала ее.
А потом сняла крышку и бросила ее за спину.
Как по сигналу, подул ветер. Солнышко, запрокинув голову, на миг прижала урну к груди, а затем решительным движением бросила пепел в сторону воды. Повторила это еще раз. Наклонилась, наполнила урну морской водой, потрясла ее и, дождавшись следующей волны, перевернула, чтобы содержимое попало прямо на гребень. Волна отхлынула, унося в океан последнюю горстку пепла Лунности.
Минуты шли.
Ветер стих.
Только волны прибоя по-прежнему мерно накатывали на песок.
Жизнь продолжалась.
Солнышко отбросила красивую урну на песок и пошла в сторону Лео. По ее щекам текли слезы.
Он распахнул объятия, она шагнула прямо в них. Он ничего не говорил. Только прижимал ее к себе, пока слезы, постепенно утихнув, не высохли.
Она подняла на него глаза:
– Спасибо тебе. Знаешь, она бы тебя полюбила. "А ты?" Вместо этого он сказал:
– Пойдем в постель, Солнышко.
Она посмотрела в его лицо, освещенное лунным светом. Коснулась щеки. Кивнула:
– В последний раз.
Она проснулась в постели одна, одетая в его рубашку.
Шторы были задвинуты, если не считать небольшой щелки, сквозь которую проникал яркий свет.
Она встала, раздвинула шторы, и вот перед ней пляж Лунности. Дикий, прекрасный и спокойный. Идеальный.
В комнату заглянул Лео, и ощущение покоя исчезло, сменившись обычным ча-ча-ча, возникавшим всякий раз при его появлении. Пришло время вернуться к реальности.
– Я сделаю тебе омлет. Всего несколько минут. Когда будешь готова, выходи на веранду. И не беспокойся, я положу туда чоризо.
– Нет. Я не хочу.
– Не любишь пикантную колбаску?
– Ингредиенты здесь ни при чем.
– Тогда в чем дело?
– В том, что ты никогда не готовишь дома для других.
– А для тебя готовлю. Она поперхнулась.
– Но я не хочу, чтобы ты для меня готовил.
– Почему?
– Потому что это не твое. Ты не должен меняться ради меня. Потому что…
– Потому что?
– Потому что я не могу измениться ради тебя.
– Я и не прошу.
– О! Это хорошо. Я испугалась, что…
– Что?
– Ну, вчера Натали сказала, будто в "Ку Брассери" говорят, что ты от меня без ума. Это было бы нехорошо.
– Я не без ума от тебя. Это тебя успокоит?
– Да. Нет. Я не знаю.
– Богатый выбор, Солнышко. Исчерпывающий.
– Нет. Я хотела сказать: да, это меня успокаивает. Просто я хочу, чтобы мы с тобой остались на одной странице.
– О какой странице ты говоришь?
– О странице номер четыре. Четыре свидания. Все кончено. И я рада, что все они состоялись. Я чувствовала себя виноватой. Ты продал мотоцикл, а я никак не могла заставить себя заполнить бумаги на изменение имени. Все казалось, это как-то неправильно. А значит, я была у тебя в долгу.
– И прошлой ночью ты всего лишь отдавала долг чести?
Внезапно перед ней возникла прошлая ночь, наполненная нежностью и радостью. Уверенные руки Лео ласкали ее, губы скользили по его телу то нежно, то требовательно. Настоящее волшебство. Но наутро любовь обернулась душившим ее страхом. Ей хотелось броситься в ноги к Лео и умолять никуда не уходить, никогда не умирать.
Но он не мог этого обещать.
– Да, у меня был долг, и я его отдала. Она подняла платье и пошла к двери.
– Куда ты идешь?
– В ванную. Переодеться.
– Я не только видел тебя голой, я трогал тебя руками, прикасался губами. И теперь ты бежишь в ванную переодеться?
Она молчала в нерешительности, потом, демонстративно пожав плечами, сбросила рубашку и платье.
Наклонившись, Лео подобрал что-то с пола.
– Ты не забыла это?
Она вырвала у него крошечные трусики бронзового цвета и натянула их.
– Все. Доволен?
Он задумчиво смотрел на нее, слегка опустив веки:
– Нет.
– Лео, чего ты от меня хочешь?
– Я хочу знать, что ты думаешь делать дальше, когда до свадьбы остался один шаг.
– Ну, мы станем одной семьей. Своего рода.
– Я тебе не брат.
– Я хотела сказать, мы будем чем-то вроде суррогатной семьи. Друзьями.
– Я тебе не друг.
– Но мы могли бы стать друзьями.
– Я же говорил, что не делаю этого.
– Да, обычно ты этого не делаешь, но я не такая, как другие твои бывшие.
– А я не такой, как твои. Я не стану твоим другом в "Фейсбуке", не буду обмениваться с тобой видеороликами, встречаться за чашечкой кофе и время от времени обедать, заканчивая вечер поцелуем в щечку.
– Почему?
– Потому что хочу тебя.
Солнышко беспомощно уставилась на него, чувствуя, как стучит сердце, распирая грудь.
– Ты же сказал, что не хочешь меня.
– Я этого не говорил.
– Ты сказал, что не сходишь с ума от меня.
– Это совсем другое. Ладно, я хочу тебя, как и ты меня. И это не имеет ничего общего с дружбой.
Она сглотнула. Боже. Боже. Боже.
– Я не хочу хотеть тебя.
Лео молниеносно бросился к ней и, подхватив под руки, приподнял.
– Но ты хочешь. Твои зрачки говорят, что хочешь.
– Ты знаешь, я не могу позволить себе любить тебя. – Казалось, слова сами собой вырвались у нее из груди.
– Кто говорит о любви? Не я, а ты, Солнышко. Ты. – Лео поцеловал ее, резко и сильно впившись в губы, заставляя ее таять и желать его с такой силой, что она чуть не вскрикнула, когда он прервал поцелуй. – Можешь называть это, как угодно, только не дружбой. Я никогда не буду твоим другом. – Внезапно он отпустил ее и быстро отошел. – Предупреждаю тебя совершенно честно, Солнышко. Я снова буду с тобой. Пять, шесть, семь раз. Или десять, или двадцать. Сколько угодно, но точно не четыре. Я буду с тобой снова, и в этом нет ничего дружеского.
Когда она ушла, он спустился на пляж, чувствуя злость и досаду.
Нет, она не "ушла", убежала прочь, будто за ней гнались все демоны ада.