* * *
…Сергею Божко вручили решение суда. Уничтоженный размахом потерь, банкир сел в машину и набрал Мелентьеву:
– Нинок, я освободился.
Сказал и усмехнулся. Получилось по смыслу близко: вышел на свободу, откинулся. "Что-то общее все-таки есть между тюрьмой и супружеством", – пришел к философскому выводу Божко.
Нинка с утра сидела на диете Жаклин Кеннеди – бутылка шампанского на весь день и ни крошки еды. Бутылка наполовину опустела, настроение у Мелентьевой было отличным, восприимчивость к юмору – повышенной. Она хихикнула:
– После отсидки?
– Хм, мы с тобой даже думает одинаково, – отозвался приятно удивленный Сергей, – давай отметим это событие.
– Я не могу, я на диете, – загрустила Нинка.
– Вот еще, зачем тебе диета? У тебя все прекрасно.
– Потому и прекрасно, что на диете.
– Завтра сядешь, – внес предложение банкир, – а Нин?
– Хорошо, – Нинка услышала грусть в голосе любовника, ей захотелось подержать Сергея. – Куда ехать?
– Приезжай в наше место.
Когда Нинка прибыла в небольшой, уютный ресторанчик, банкир уже принял на грудь, язык у него развязался, и Нинка услышала печальную историю про то, как неосмотрительный, неопытный, наивный, влюбленный до соплей Божко девять лет назад подписал брачный контракт, а по сути – приговор.
Супруга Божко заявила о выходе из состава учредителей банка, от чего банк зашатался: "ИнвестТраст" учреждался на деньги супруги, точнее, ее отца.
Обманутая жена отсудила у банкира их общий дом (в случае измены мужа дом отходил супруге). Общий счет и два раздельных пришлось делить с бывшей уже женой.
Этого противной стороне показалось мало, адвокат жены предпринял попытку уличить банкира в сокрытии доходов, но Божко отбил эту попытку.
Нинка не проявила ни грамма сочувствия, несмотря на вздохи Сергея и непритворную печаль о деньгах.
– Перестань ныть, – выслушав душераздирающую историю об ушедшей любви, попросила Нинка, – не верю, что у тебя не осталось заначек.
– Остались, конечно, – хохотнул банкир, – но разве это деньги? Нинок, я спокойно смогу купить квартирку или домик на Лазурном берегу или какой-нибудь
ма-а-аленький греческий остров, если запущу один очень выгодный проект. Ты хочешь домик на Лазурном берегу?
– Нет, – взъелась Нинка. Мелентьева была всей душой на стороне супруги банкира.
– Нинок, ты чего?
– Женская солидарность – объяснила Мелентьева, набрасываясь на форель, – вот представила, что у меня такой муж. Захотелось его придушить. Я бы на месте твоей бывшей установила за тобой слежку давно, с первого дня знакомства. Наверняка ты всю жизнь гуляешь от нее.
– Гуляю, – признался пьяненький Божко, – а ты бы не загуляла от нелюбимой жены, в смысле, мужа?
– А на фига женился?
– Папашка у нее крутой. Он и подвел нас к венцу.
– Выбрал для дочери мужа?
– Ага, – кивнул отяжелевшей головой банкир, – выбрал.
– Ошибся, выходит, папаша.
– Ошибся, по-крупному ошибся. Но я был очень аккуратен и осторожен. Это на тебе меня переклинило, Нинок, поверь.
– Верю… всякому зверю.
Нинке поняла, почему совместная жизнь с банкиром начала ее утомлять: ей совершенно не хотелось брать на себя ответственность за случившийся развод и выступать в роли огорода, в который все швыряют камни.
– Сереж, значит, теперь ты съедешь от меня?
– Прогоняешь?
– Отвечай на вопрос.
– Я думал, мы вместе переедем ко мне.
– Куда? На Лазурный берег?
– Нет, на Лазурный берег еще рано, давай пока просто купим дом в хорошем районе. Кстати, ты выйдешь за меня?
Алкоголь притупил реакции, Нинка пропустила реплику и с удивленным видом соображала, послышалось ей предложение или нет.
– Чего смотришь? – Сергей подлил шампанского в Нинкин фужер. – Выйдешь за меня?
– Сереж, давай завтра с утра на эту тему поговорим, – усмехнулась Мелентьева, – на трезвую голову.
– Завтра, так завтра, – согласился Божко под пристальным взглядом протрезвевшей хозяйки "Весты".
* * *
…За три последних дня Евгений успел продвинуться только в отношениях с Хаустовой.
Тот вечер, когда жилище Халтурина подверглось настоящему нашествию женщин, закончился непредсказуемым образом.
Приехав с кадровичкой на завод, он вдруг почувствовал вину и невероятную благодарность к барышне, и с нежностью поцеловал ей руку. От руки исходил чистый детский запах. Хаустова вдруг сжалась в комок и отодвинулась.
Распалившийся Евгений с огорчением выпустил Женькину ладошку.
Евгений не понимал, что произошло: вот только что он ощущал желание, исходившее от Жени, и вдруг – какая-то паника.
Евгений связал это с Нинкиным "фордом", который въезжал во двор.
В кабинете Халтурин скопировал самые важные страницы проекта, и, отдавая папку Мелентьевой, еще раз извинился.
Видя, что директор не собирается уходить, Женька не удержалась от вопроса:
– Евгений Станиславович, а вы разве не едете домой?
Евгений бросил быстрый взгляд на Мелентьеву, Нинка поняла намек и убралась из кабинета.
– Мне нельзя туда возвращаться, – со скрипом признался Евгений.
Глаза Женьки, и без того круглые, стали похожи на серебренные двухрублевые монетки.
– А где же вы будете спать?
– В гостиницу поеду или здесь останусь. – Халтурин обвел взглядом кабинет.
– Здесь? – Женькино сердце зашлось от жалости к лишенцу. – Евгений Станиславович, поехали ко мне. Я постелю вам на кухне, на диване. Там Нинка иногда ночует, если стулья подставить, вы поместитесь
Халтурин был сбит с толку окончательно: что она с ним делает? Неужели девушка предлагает ему дружбу? Чушь какая! Вот уж с кем-кем, а с ней он точно не сможет дружить. Есть мужчина у нее или нет? А если есть?
– Это удобно? – спросил из вежливости, по сути, уже приняв приглашение.
– Конечно! – заверила Женька, представляя лицо мамы, когда она обнаружит на кухне спящего мужчину.
"Ну, не в моей же постели", – выдвинула аргумент в свою пользу Хаустова, и на этом все сомнения отпали.
…"Развелась, а в личное дело изменения не занесла?" – гадал Халтурин, опять не находя следов присутствия мужчины в доме кадровички.
Обыск начал с ванной комнаты. Руки мыл с особой тщательностью, обследуя каждый предмет на стеклянной подвесной полке. Никаких намеков. Бритвенных принадлежностей, кремов для бритья – ничего, чем пользуется мужчина каждый день. Три зубные щетки (две взрослые, одна детская – по числу жильцов квартиры) подтверждали: мужчины нет. Правда, нельзя исключать любовь без проживания…
После вареников с капустой, чая с пряниками, бубликами, вафлями, вареньем – вишневым и клубничным – топ-менеджер Халтурин рассиропился и чуть не забыл о делах. Со вздохом поблагодарил Женьку, включил ноутбук и погрузился в анализ документов.
Женька устроилась на диване со штопкой, а Евгений работал с документами и время от времени бормотал:
– Что у нас есть? Пока одни догадки…Женя, как вы думаете, Куколев даст показания против Божко? – Халтурин поставил знак вопроса напротив фамилии бывшего директора и, не дожидаясь Женькиного ответа, продолжил: – Найти бы договор с банком… Где может быть договор? Мы бы заставили суд считаться с таким аргументом. С другой стороны…Да, раскрутить производство… Быстрее проскочить узкое место…
Слушая это бормотанье, Женька чувствовала себя заговорщицей, кандидатом в тайное общество франкмасонов. Это почему-то возбуждало.
Халтурин с новым для себя чувством смотрел на уютную, домашнюю Женьку.
М-м, как же все-таки хорошо заниматься бумагами на этой старенькой кухне поздним вечером, в присутствии этой девочки…Евгений поразился своим ощущениям: ради Женьки он оказался способен на великие дела. Захватывающее чувство!
– Евгений Станиславович, – встрепенулась Женька, хотела что-то сказать, но Халтурин перебил:
– Женя, мы же не на работе, давай просто – Евгений.
Хаустова зарделась.
– Евгений, – голос предательски дрогнул, – Нинка рассказывала, что у банкира связи на самом верху.
– Вот и посмотрим, чьи круче и выше, – обрадовался Халтурин, будто принимал участие в соревновании мальчиков "кто выше польет стенку".
…Утром Женьке показалось, что она проспала. Подскочила, зажгла светильник – оказалось, только шесть тридцать. Тихонько пробралась в ванную, залезла под душ, выдавила остатки геля, долго намыливала себя, с умилением думая о спящем через стенку Халтурине. Сердце пело.
Тихо, стараясь не скрипнуть дверью, выскользнула из ванной и услышала шепот:
– Доброе утро.
– Доброе, Евгений Станиславович, – улыбнулась Женька, как подсолнух, потянулась к Халтурину, сияя утренней свежестью, – чистая горлица.
– Женя, мы договаривались на Евгения, – попенял Халтурин, любуясь каплей воды над бровью и мокрыми прядями Женькиных волос, – или вечерние договоренности утром теряют силу?
Евгению до сумасшествия хотелось слизнуть переливчатую каплю с Женькиного лица, но он точно знал, что не сможет остановиться… А это уже перебор для человека, которого приютили на ночь.
– Ага, – кивнула Женька, сдерживая улыбку.
Халтурин потянул к Женьке руку, смеясь в душе над испугом девушки: Хаустова перестала дышать, не сводила глаз с руки. Рука смахнула каплю, Женька выдохнула.
– Женя, а можно в душ?
– Конечно, идемте, я вам все покажу.
Оставив Халтурина в ванной, Женька прислушалась к себе: на лицо были все признаки сумасшествия. Приложила ладони к щекам, потрясла головой, уговаривая себя не сходить с ума. Причесалась перед зеркалом в прихожей, свернула узлом волосы, переоделась и побежала жарить гренки. Андрей обожал гренки, и Женька почему-то была уверена, что Халтурин их тоже обожает.
Женя не ошиблась. Евгений с детской радостью спросил:
– Гренки?
– Любите?
– Очень.
Халтурин умолчал о том, что мама почти каждый день делала ему на завтрак именно такие: сначала поджаривала хлеб в масле, потом окунала подрумяненные ломти во взбитые яйца с молоком и опять обжаривала.
Женька забыла про чай, сидела, по-бабьи подперев ладонью щеку, смотрела, как Халтурин наворачивает жареный хлеб и умилялась.
Когда Евгений ночью делился с Женькой своими мыслями, Хаустова плохо соображала. Во-первых, сильно поглупела от присутствия на ее кухне кризис-менеджера, во-вторых, спать хотела.
По дороге на работу вспомнила смутное беспокойство.
– Евгений Станиславович, вы упоминали вчера о каком-то договоре? – Женьку не покидало ощущение, что она знает, о чем идет речь.
– Кредитный договор. Не просто же так гоняли деньги Куколев с Божко. Должен быть договор. У меня есть платежка, но этого мало. Куколев молчит, у Божко можно не спрашивать.
– У нас все договоры проверял юрист. Я поищу у Ильи в столе или в шкафу, вдруг остался экземпляр.
– Отлично. Кстати, завтра приезжает наша команда. Я с утра поеду встречать двух нужных людей. Было бы хорошо, если бы вы нашли в аренду квартиру двухкомнатную.
– К завтрашнему дню?
– Проблема? Я как-то замотался…
– Не знаю, Евгений Станиславович, попробую.
– Ничего, поживут какое-то время в гостинице.
– Я постараюсь, – Женька покусала губу. Мама опять будет ворчать и дуться.
* * *
…После работы Хаустова взялась за поиски договора. Переложила все папки, перелистала последние документы в шкафчике юриста – ничего не нашла. Вспомнила, что Шепель, бывший юрист завода, оставил номер телефона. Нашла на календаре запись, набрала цифры и услышала голос Ильи:
– Алло?
– Здравствуйте, Илья Сергеевич, это Женя Хаустова.
– А, Женя, здравствуй! Как там наша лавка поживает?
– Потихоньку. Илья Сергеевич, скажите, вы что-нибудь знаете о последнем кредитном договоре завода с "ИнвестТрастом"?
Трубка молчала, Женька позвала:
– Алло, Илья Сергеевич?
– Слышу тебя, слышу. Просто думаю. Вообще, знаешь, не телефонный это разговор.
Внутри у Женьки все оборвалось: Илья Сергеевич зря не скажет. Мужские игры вмиг потеряли привлекательность и крутизну. Откуда-то потянуло холодом, Женька передернула плечами.
– Илья Сергеевич, вы можете встретиться со мной в пиццерии возле техникума?
– Хорошо, подъезжай.
* * *
…Дима Каверзев и Павел Жижко потребовали ввести их в курс дела, едва сошли с подножки поезда.
– Как кредиторы?
– Когда суд?
– Что накопал? – забросали они вопросами Халтурина.
– Что с инвестором?
Халтурин загадочно улыбался, подогревая здоровое любопытство соратников по оружию, молчал, пока грузили вещи в машину и отъезжали с привокзальной площади.
Лед хрустел под ногами прохожих, дорога сверкала ледяной коркой, халтуринская "Нива" ползла, как черепаха – мороз ударил неожиданно, после дождя, а он резину, как обычно, сменить не успел, и чувствовал себя за рулем, как на горной речке в байдарке.
Получая неподдельное удовольствие от профессионального разговора, Халтурин с видом победителя изрек:
– Мужики, новости такие: мы не ликвидируем предприятие. И второе: инвестор пропал, сгинул. Да и черт с ним.
– Куда пропал? Как – не ликвидируем? А что мы делаем? – наперегонки кинулись выяснять мужики.
– Не знаю, куда пропал. Не отвечает на звонки. Передаю послания на автоответчик и референту – пока тишина. По поводу завода. Сообщаю: мы выведем завод из банкротства чистым и невинным, как младенец.
– Жень, а зачем? – Дмитрий знал, что первоначальный план был иной.
– Ситуация изменилась, – уклончиво ответил Халтурин. – Банкиры, как выяснилось, задумали искусственное банкротство.
– Ну, и что из этого? Поможем банкиру.
– Не станем мы помогать банкиру, потому что он плохиш.
– Чего он хочет?
– Он хочет автозаправку поставить на месте завода, мойку для большегрузных машин и гостиницу.
– Отличная идея, может, договоримся с ним?
– Пусть для своей идеи найдет другое место. Мужики, я посылал запрос в архив Питерского института гражданских инженеров, мне обещали копию проекта иконостаса, который делали на заводе Матвея Кузнецова по эскизам архитектора Косякова и скульптора Анненского. Оборудование завозим и начинаем производство иконостасов. Делаем выставочный образец, отправляем на Международную выставку керамики, чтобы за рубежом тоже знали о нас. Я поэтому Павла и позвал.
– Что-то я тебя, Евгений, не узнаю. Влюбился, что ли?
– Так, парни, командуйте, – не повелся на провокацию Халтурин, – вещи забросим на квартиру, или сразу обедать?
– Обедать, – в голос отозвались парни, переключаясь на предстоящий обед, – и побыстрей.
– Нельзя быстрей, у меня резина летняя.
Евгений повез товарищей по партии в тот ресторан, где обедали они с Божко, и нарвался на банкира с подругой Жени – Ниной Мелентьевой.
Парочка обедала с шампанским, вокруг стола извивалась прежняя официантка. Увидев Халтурина, Божко нахмурился.
Евгений пропустил Диму с Павлом, поздоровался с противником, сделал вид, что впервые видит его даму, и уже миновал их столик, как услышал Нинкин капризный голос:
– Евгений Станиславович, здравствуйте!
– Здравствуйте, – кивнул Халтурин с некоторым удивлением, которое со стороны можно было толковать по-разному: "извините, не помню вашего имени", или "извините, не припомню, где встречались".
До Нинки дошло, но было поздно. Божко впился в подругу взглядом:
– Ты откуда знаешь этого деятеля?
– У Женьки встретила. Он заезжал к ней, – проклиная себя, соврала Нинка.
– Узнаю что-нибудь – убью, – пообещал банкир.
– Да я сама себе вены вскрою, – заверила банкира Мелентьева.
– Не забудь.
Компания мужчин устроилась за столиком, Халтурин достал мобильную трубку, набрал номер.
– Отдел кадров, – произнес Женькин голос.
В душе Халтурина разлилось тепло, он улыбнулся:
– Здравствуй, Женя.
– Здравствуйте, Евгений Станиславович, – улыбнулась в ответ Хаустова.
– Мы заехали в ресторан обедать и встретили твою подругу с банкиром. Нина не сообразила скрыть, что мы знакомы.
– Ой, – отозвалась трубка.
– Согласуйте с ней обстоятельства знакомства, а то, чего доброго, банкир найдет тебя и потребует подтверждения.
– Думаете, потребует?
– На него похоже.
* * *
…Илья Сергеевич немного опаздывал. Женька выпила сок и с беспокойством подсчитала незапланированные расходы.
– Ну, здравствуй. – Илья настороженным взглядом оглядел столики с редкими посетителям.
Женькин наставник и учитель, хороший юрист и примерный семьянин, Шепель обладал невероятной интуицией. Только теперь Хаустова догадалась об истинной причине увольнения – Илья предвидел, что завод завалят, как бычка на бойне.
Илья взял сок и присел к столику.
– Слышал, начинается война с кредиторами?
– Война – сильно сказано, – продолжая холодеть, возразила Женька, – так, бодаемся.
– Подожди, подожди, Божко своего не упустит. Хотя, у Москвы руки длиннее, чем у "ИнвестТраста".
– Вы имеете в виду, что Божко может выиграть арбитраж?
– Все зависит от связей нового директора. Как он тебе?
Женька притушила взгляд, пожала плечами, старательно изображая равнодушие:
– Нормально. Он не один, он с командой.
– Это правильно, без команды в таком деле нельзя. Наши не способны вести военные действия. Все свои – кумовья, сваты, крестные и крестники, – прихлебывая сок, перечислял Шепель, – к тому же лентяи. Запустили, значит, сома в наш аквариум. И воду почистит, и сожрет все лишнее.
Слова Шепеля вызвали у Жени смешок.
Нинка определила Халтурина как северо-восточный средиземноморский ветер – греко, Шепель сравнивает кризис-менеджера с аквариумным сомом. Сама Женька затруднялась с характеристикой, но одно знала точно – Халтурин очень нежный и ласковый, и, наверняка, знает, как сделать женщину счастливой.
Женька покраснела, подумав о Халтурине в таком ключе, выпила еще один стакан сока и напомнила Шепелю о кредитном договоре.
– Да, у меня остался черновик. Если дело дойдет до суда, суд затребует этот документ, так что зря вы переживаете.
– А где этот черновик?
Шепель наклонился к кожаному портфелю, снова оглядел зал, как в шпионском боевике – снизу, затем с явным облегчением подвинул Женьке файл, будто избавился от улики.
Напряжение Шепеля передалось Женьке, она с волнением сунула файл в сумку.
Мысли приняли совсем другое направление.
Если судить по поведению Ильи, это захватывающее приключение может обернуться неприятностью, к тому же представительские расходы нанесли удар по ее скудному семейному бюджету, и теперь придется экономить на фруктах.