Поздно вечером Мелентьева втащила дары Кавказа на кухню к Жене, и подруги приложились к вину, просидев за разговорами полночи.
Главной темой обсуждения в этот вечер были государственные и коммерческие банки – кровеносные сосуды экономики, важнее которых может быть только сама экономика, но без кровеносных сосудов она – ничто.
* * *
…Халтурин не был националистом и ничего не имел против смешанных браков, но чтобы Женя променяла его на такого стручка? Он же вдвое старше, этот ее жених, не говоря об остальном. Нинка что, специально подсовывает Жене неликвид? Лучшая подруга, называется. А потом столько разговоров о наших девушках, безоглядно связавших свою судьбу с иностранцами… Все зло от брачных контор.
Весь следующий день Халтурин настраивался на серьезный разговор с Женей, но вырваться с работы не получилось.
Завод требовал все больше и больше внимания.
Наконец, Евгений выкроил время и позвонил Нинке.
Барабаня пальцами от нетерпения, выслушал несколько длинных гудков в трубке, и, как только услышал голос Мелентьевой, не смог сдержать возмущение:
– Ты почему не звонишь?
– А должна была?
– А разве нет?
– Если ты по поводу женитьбы, то опоздал. Я уже дала согласие Божко.
– Нин, не дури.
– А тогда зачем я должна была звонить?
– Насчет Жени. Ты ей объяснила?
– Пф, – фыркнула Нинка, – давно объяснила, и думала, ты уже поговорил с Женькой, и вы ходите в кино на последний сеанс и сидите на последнем ряду в кинотеатре и целуетесь.
Халтурин с бьющимся сердцем представил картину: он и Женя на последнем ряду в кинозале, целуются, как школьники. В общем, он совсем не против…
– А что? Нет? – недоумевала Нинка.
– Нет, – промычал Евгений.
– Ну, и дураки. Я все рассказала ей, дальше ты сам.
– Не ты ли ей подсунула жениха?
– Ах, это! Это ерунда. Я когда-то Женькину фотографию отправляла на сайт знакомств. Вот – пришел запоздалый ответ в натуральном виде. А ты откуда знаешь? – спохватилась Мелентьева. – Я Асланчика в тот же день спровадила домой, во Владикавказ, так откуда ты о нем узнал?
– Видел.
– Где?
– Во дворе. Приехал поговорить с Женей, а там этот…
– Ой, я не могу. И что? И ты не стал мешать большому и светлому чувству?
– Примерно, так.
– И кто ты после этого? Знаешь, я тебе помогать не стану. Ты не пара Жене.
– Это почему? – оскорбился Халтурин.
– Потому что ей нужен настоящий мужик, а не размазня. Ну, увидел ты, как она разговаривает с кем-то, ну и что? Подошел бы, спросил, что это значит, кто этот тип, и все бы понял. А ты что делаешь? Поворачиваешься и уходишь.
– Ничего подобного, я поговорил с женихом, он мне все объяснил. Сказал – это "мой нэвэст" и они "будут жэницца", – передразнил Аслана Халтурин.
– И после этого ты покинул арену.
– Конечно.
– По-твоему, это мужское поведение?
– А какое это поведение?
– Самоустранение – мужское поведение? С каких это пор?
– Если бы я задержался там, я бы врезал этому субъекту и собственными руками сделал бы из него мученика. Женя бы кинулась спасать ухажера, вызвала бы скорую и полицию, меня бы забрали, а жених оказался бы у Жени в квартире. Спасибо за совет.
– Ох, уж эти ботаники! Вместо того, чтобы рассуждать, сделал бы что-то! Пока-а, – пропела и Нинка отключилась.
Халтурину показалось, что он отстал от поезда – такая пустота образовалась на сердце. Действительно, что мешало подняться к Жене и спросить, кто этот тип и чего он от нее хочет. Стоп, а почему она сама не позвонила, когда узнала от Нинки правду? "Может, я ей не нравлюсь? И как теперь быть?".
Образ Жени в халате после ванны, с каплей воды над бровью, с мокрыми волосами возник из ниоткуда, заполнил собой кабинет, так что Халтурин расстегнул ворот рубашки. Захотелось увидеть Женю срочно, безотлагательно, сию секунду.
Евгений посмотрел на часы – около шести. Женя должна забирать сына из детского сада. Если повезет, они с Артемом зайдут в универсам.
Халтурин поднялся, сунул сигареты в карман, мобильную трубку, ключи, оглядел стол, заваленный бумагами, и задумался. Может, не надо ничего? Впереди Лондон, курсы MBI, может, не стоит ничего осложнять?
Вернулся в кресло, попытался углубиться в чтение какого-то акта, но вчитаться в документ не смог – Женино лицо заслоняло строчки.
Евгений закрыл глаза, откинулся на спинку кресла, покачался, прислушиваясь к ощущениям. В области солнечного сплетения сидела тоска.
Звонок телефона заставил Евгения поморщиться.
– Евгений, я купила билет, выезжаю через три часа, – бодрым голосом сообщила мама.
– Отлично, мам, я встречу тебя.
– Пока, сын, до завтра.
– Пока, мам.
Евгений столько раз мечтал переложить на кого-нибудь бытовые хлопоты, и вот, наконец, завтра у него на ужин будут котлеты, салат "оливье" и жареная картошка, а ему почему-то совсем этого не хочется. То есть, хочется котлет, картошки и салата, но по-другому. Хочется, чтобы по его однокомнатной съемной квартире ходила не мама, а Женя. Чтобы он делился с девушкой своими планами делать костяной фарфор в буржуазном стиле, посудные коллекций из дерева, стекла и алюминия, рассказывал о жизни Матвея Кузнецова.
Халтурин открыл, что его тоска имеет четкую направленность, что это тоска по Жене. Оказалась, чувство это давно проросло в сердце, опутало корнями и не поддавалось на все ухищрения его выдернуть. Все эти недели, пока Халтурин прятался за работой, тоска укрепляла позиции, захватывая новые участки души.
Халтурин вскочил с кресла – в конце концов, к маминому приезду он просто обязан сделать запасы продуктов…
…Евгений увидел Хаустову сразу, как только подошел к молочному отделу. Они с Артемом выбирали сырки.
– Ты будешь со сгущенкой? – спрашивала сына Женя.
– Буду.
– А с курагой?
– Буду.
– А что лучше?
– Лучше с курагой. И со сгущенкой.
Перед Артемом стояла взрослая проблема выбора.
– Здравствуйте, – произнес Евгений, неслышно подойдя сзади.
Хаустова вздрогнула, обернулась и выронила сырки.
Халтурин кинулся подбирать, Женя наклонился, и они стукнулись лбами. Лоб у Халтурина был твердокаменный, Женька схватилась за ушибленное место и присела:
– Ух!
– Дядя Женя, ты зачем так сделал? – У Артема задрожали губы.
– Я маму на таран взял. Прости. – Евгений отвел Женину ладонь ото лба.
На лбу обнаружилось красное пятно, Евгений подул и коснулся губами:
– Ничего себе!
– Камикадзе, – улыбнулась Женька, млея от прикосновения халтуринских губ.
Тема тоже улыбнулся.
Евгений подал Жене руку, потянул, не рассчитав силы, выдернул, как репку, – Женька налетела на Халтурина.
– Да что ж такое, – с мукой проговорил Евгений, – что-то я сегодня сам не свой. Это, наверное, от того, что завтра мама приезжает.
– Так это же отлично!
Женька все еще держалась за ушибленный лоб.
– Ты так считаешь?
– Конечно. Вам надо упорядочить свою жизнь. Работа у вас тяжелая, сложная, нервы, все такое. Питаться надо.
– Вообще-то в моем возрасте уже детей женят, а я вот, все на маму рассчитываю, – вырвалась у Евгения жалоба.
Они стояли у молочной витрины, мешали покупателям, их толкали, обходили, а они, не замечая ничего вокруг, обсуждали семейное положение Халтурина.
– Ну, я думаю, если б хотели, уже бы женились, – вымученным голосом заметила Женя. "Это он о той красавице, чужой жене", – догадалась она.
– Хочу. Только она еще этого не знает.
Артемка устал стоять на одном месте и потянул Женю за руку:
– Мама, идем.
– Да, – рассеянно ответила Женя, испытывая острое желание как можно скорей оказаться дома, запереться в спальне и всласть нареветься. – Так скажите ей об этом, объяснитесь с девушкой.
– Женя, мне нужен ваш совет, – с загадочным видом сообщил Халтурин, – давайте, отвезем Артема домой, а потом заедем ненадолго ко мне.
Женька замялась. "Господи, сколько можно отрезать хвост по частям? – взмолилась абсолютно раздавленная собственными мыслями Женька. – Зачем он подошел к нам? Зачем? Как он может так издеваться?".
– Не знаю. А это обязательно?
– Да. Обязательно.
В голосе Евгения было столько сдержанной страсти (или отчаяния?), что Женя сдалась:
– Ну, хорошо.
У кассы Халтурин, игнорируя Женькин протест, оплатил ее покупки, и они вместе вышли из магазина.
Евгений сосредоточенно крутил баранку, а Женька в своих фантазиях улетела так далеко, что у нее начался озноб. "Господи, сейчас разревусь! Что делать? Что, что? Почему он молчит?". Разорвала обертку, откусила сырок, прожевала, проглотила вместе со слезами. Уже лучше.
Женька заставила себя думать, что Халтурин покажет ей образец иконостаса или художественного фарфора, или еще чего-нибудь, что уже делают на заводе. Или (у Женьки болезненно сжалось сердце) покажет кольцо, которое собирается подарить невесте?
– Нашли православного художника? – вспомнила Женя.
– Да! Из семинарии пришел мальчик – такой молодец! Придумал потрясающий декор для рождественских чайных пар. У него талант.
– Я так и знала. – Женьке стало обидно оттого, что она уже чужая Халтурину, заводу и тому делу, которое они начинали вместе, ну, или почти вместе.
– Не вернешься на работу? – Евгений быстро посмотрел на Женю и опять уставился на дорогу, а она продолжала с недоверием разглядывать Халтурина.
Жене показалось, он стал еще красивее, еще мужественнее.
– Зачем?
– Как зачем? Работать. Я еще никого не взял на кадры.
– А как же… Странно. Что, до сих пор никого нет? – стараясь сдержать стук сердца, спросила Женька.
– Ты незаменима. – Глядя перед собой, Халтурин издал непонятный звук, то ли смешок, то ли стон.
Машина свернула, въехала во двор, и встала у подъезда, Евгений пожал по традиции детскую ладошку, и Женя повела сына домой.
Халтурин проводил их задумчивым взглядом. Кажется, в таких случаях покупают кольцо. Или как там это делается – предложение руки и сердца? Женщины любят, когда кольца, свечи, ресторан… Сначала помолвка, потом свадьба. И тут Евгений понял, что совершенно не подготовился к предстоящему объяснению. Что вообще он собирается сказать и сделать? Я виноват, хочу искупить своей свободой? Халтурину сделалось страшно, малодушное желание смыться домой навалилось и почти пересилило все остальные желания. Останавливала мысль: "Если уеду вот так, ничего не объяснив, то это будет означать полный, абсолютный, стопроцентный разрыв отношений". Это было не совсем то, чего добивался Халтурин. Побег отменялся.
Халтурин вышел из задумчивости – дверь подъезда распахнулась, выпуская Женю.
Евгений наблюдал, как приближается Женя, как смущается под мужским взглядом.
– Евгений Станиславович, – в Женьке вдруг обнаружилась легкая стервозность, захотелось наказать мучителя, – это что-то действительно важное? Может, не обязательно ехать к вам?
– Все относительно.
Соображая, как подступиться к новой проблеме, Халтурин мрачнел на глазах. В голову, кроме похотливых мыслей, ничего не лезло.
"Ресторан? Можно, – вяло соображал Евгений, – но ведь там не поцелуешь ее, и вообще – Голливуд какой-то…".
– Что-то случилось? – Женька видела – Халтурин нервничает.
– В том-то и дело, что ничего.
Евгений выжал газ, машина сорвалась с места, будто водитель убегал от собственных сомнений.
Слава Всевышнему, вот и дом – отступать некуда.
Халтурин вынул пакеты с продуктами из багажника, они поднялись на этаж, вошли в квартиру.
Женя остановилась у порога в нерешительности. Халтурин был напряжен и молчалив, и когда он обратился к Женьке, голос выдал его состояние:
– Раздевайся, не стесняйся, – хрипло попросил Халтурин, – вот тапки. Давай пальто.
Водворив одежду на вешалку, понес пакеты на кухню.
– Вам помочь? – Женя вошла следом с крайне озабоченным видом, готовая чистить картошку, если понадобится.
– Не надо ничего, Женя, сядь.
Халтурин положил Женьке руки на плечи, мягко усадил на стул. Когда она, дрожа от смутного предчувствия, села, Халтурин опустился перед ней на корточки, взял ее руки в свои. Женька с все возрастающей паникой смотрела на Халтурина. Он уткнулся лицом в прохладные маленькие ручки. Нестерпимая, раскаленная тишина плавно затягивала обоих в поцелуй. Халтурин поднял голову, серые глаза встретились с Женькиными испуганными, потемневшими.
– Женя, – лицо Халтурина приблизилось и расплылось.
Из поцелуя Женька вынырнула, как пловец из толщи воды, хватая ртом воздух – в легких образовалось безвоздушное пространство. Губы горели.
– Что? Что вам от меня надо? – срывающимся голосом жалостливо выкрикнула Женька. – Это невозможно! Я не могу так больше! Я люблю вас, Евгений Станиславович!
Хаустова попыталась встать, Евгений удержал ее за колени.
– Значит, ты выйдешь за меня?
– Замуж? – ошеломленно переспросила Хаустова.
– Да, замуж, – с отчаянной решимостью повторил Евгений.
– Зачем?
– Но ты только что сказала, что любишь меня.
– Я – да. А вы?
Женька, не мигая, смотрела на Халтурина, он не выдержал:
– В этом все и дело, – Евгений опять приник к Женькиным губам.
Женя уже ничего не соображала, в голове хороводом кружили тысячи сомнений и противоречивых мыслей, но губы и руки жили своей жизнью, они расстегивали рубашку Халтурина и целовали открывшуюся в вырезе грудь. Евгений не успевал за Женькой, она опережала его стремительным натиском. Только что был джемпер – и нет, только что пуговицы на рубашке были застегнуты – и уже грудь нараспашку, уже дело дошло до ремня…
– М-м, вот это да, – промычал Халтурин, вынося Женьку из кухни.
– Женя, Женечка…
– Женя, – понеслось из спальни.
* * *
Сергей Божко взрывался моментально, стоило заговорить с ним о Халтурине:
– Не заикайся! Даже не думай! Я ему морду набью, пусть только попадется мне этот надутый индюк. Где ты видела, чтобы тебя разоряли, а ты предлагал дружить?
Мелентьева поднимала брови:
– Сереж, насколько я помню, все наоборот: это ты разорял его завод, а он тебе предлагает дружить.
Через неделю у Нинки появился такой козырный аргумент, что у Сергея пропало желание возражать.
Каждый день Мелентьева начинала, будто с похмелья: тошнота и отвращение к еде наводили на некоторые мысли, и Нинка купила тест на беременность – предстояло пройти отборочный тур на материнство.
Нинка извлекла полоску из упаковки и скрылась в туалете.
Вышла из туалета Мелентьева с двумя штрихами на тесте. Протянула полоску Божко, сопроводив действие коротким словом:
– Вот.
Божко читал газету, и на тест поначалу внимания не обратил.
– Что?
– Ты не знаешь, что это?
Сергей с равнодушным видом рассматривал палочку-тест, соображал:
– Постой, это похоже на…
Поднял глаза и, обескураженный, с глупейшей улыбкой уставился на Мелентьеву. Мелентьева подтвердила догадку:
– Да.
– Да?
– Да.
Еще несколько минут диалог состоял из одной утвердительной частицы, пока Божко осознавал масштаб случившегося:
– Нин, а ты знаешь, что дети – это благодать?
– Знаю. Так мы можем в субботу пригласить Халтурина с Женей?
Ответом ей был поцелуй и гарантия полной свободы действий на всю оставшуюся жизнь.
Когда Халтурин услышал приглашение на рюмку чая, он слегка смутился, но быстро собрался:
– Нина, а Женю ты пригласила?
– Хаустову?
– Ну, конечно, Хаустову. А что, есть еще какая-то Женя?
– А вы уже друг без друга не можете? – глумилась Нинка.
– Не можем.
– Прими мои поздравления.
– Принимаю, – улыбнулся в трубку Халтурин.
– Могли бы и сказать, – с обидой проворчала Мелентьева, – приходите в три.
Простившись с Халтуриным, Нинка набрала домашний номер подруги.
– Привет, – в предвкушении подробностей примирения, прощебетала Нинка. – Куда пропала? Как дела?
Жене жаль было выставлять новость на Нинкино обозрение. Это была только ее, пока еще очень и очень драгоценная новость, которая нуждалась в бережном обращении. Женя опасалась, что очарование ночи, проведенной с Халтуриным, исчезнет, едва только она помашет перед Нинкиным носом подробностями. Может, позже, только не сейчас. И Женя ответила:
– Нормально. Мы разговаривали, он сказал почти тоже, что и ты.
– А где вы увиделись?
– В магазине, – Женя была счастлива, что не пришлось врать, – он заезжает в универсам, ну, который возле детсада Артемкиного, и мы там встретились, кстати, уже не первый раз.
– У-у, – протянула несколько разочарованная Нинка, – тогда приходите в три часа в субботу, я приготовлю что-нибудь.
– А что такое будет в субботу?
– Ничего, просто Халтурину с Божко нужно встретиться и перетереть кое-что. Я почему-то думаю, что они поладят.
– Не знаю, не знаю, – засомневалась Женя, – два медведя в одной берлоге?
– Им же не жить, а только посидеть за обедом.
– А если испортят обед?
– Жень, что они – дикари из племени мумба-юмба? Не смогут установить перемирие на три часа?
– А зачем вообще им устанавливать перемирие?
– Ну, например, чтобы Божко вложил деньги в производство – как тебе такая мысль?
– Мысль хорошая, – согласилась Женя, – но тогда перемирие – это не надежно. И трех часов не хватить.
– Ну, мы ж с тобой не для украшения. Поможем мужчинам.
– Если ты собираешься устроить стриптиз – я в этом не участвую
– Мысль хорошая. Я подумаю, – хихикнула Мелентьева.