Сегодняшние польские "аковцы" кричат о том, что советские войска не пришли на помощь Варшавскому восстанию. Но как Армия Крайова отозвалась на восстание евреев в варшавском гетто весной 1943 года?
Генерал Бур-Комаровский в своих воспоминаниях "Подпольная армия" пишет, что когда Ровецкий созвал совещание штаба и робко заявил, "что в такой степени, в какой это возможно, мы должны прийти евреям на помощь", то от своих штабных офицеров "он услышал такие рассуждения: если Америка и Великобритания не в состоянии предотвратить это преступление немцев", то "как же мы сможем их остановить?".
А в газете "Жечпосполита" от 5–6 июля 2003 года была напечатана статья П. Шапиро "Краткий курс на память и забытье", в которой автор писал о том, что когда "в Лондон попали микрофильмы с отчетами о деятельности еврейского подполья, их использование во время войны не вызвало какого-либо энтузиазма со стороны польского подполья". Реакция лондонских поляков была такова: "Евреи любым путем стремятся разрекламировать во всем мире величие своего вооруженного сопротивления немцам". Может быть, евреи преувеличивали значение своего восстания. Допускаю. Но разве не тем же самым сегодня занимаются поляки, рекламируя "величие вооруженного сопротивления" Армии Крайовой задним числом, спустя шестьдесят лет после войны?
Не удержусь и еще раз процитирую отрывок из книги Вадима Кожинова, о котором я уже упоминал выше.
"По сведениям, собранным Б. Урланисом, в ходе югославского сопротивления погибли около 300 тысяч человек (из примерно 16 миллионов населения страны), албанского – почти 29 тысяч (из всего лишь 1 миллиона населения), а польского – 33 тысячи (из 35 миллионов). Таким образом, доля населения, погибшего в реальной борьбе с германской властью, в Польше в 20 раз меньше, чем в Югославии, и почти в 30 раз меньше, чем в Албании!"
Вот что означало "стоять с оружием у ноги"!
Много воды утекло с тех пор. Выросли новые поколения, не знающие обстоятельств, в которых проходили подобные репрессии, и потому надо и нам почаще вспоминать истинную историческую картину той эпохи…
В 1994 году, в наше демократическое время, Российская Академия наук, Институт славяноведения и балканистики, Государственный архив Российской Федерации и Научный центр общеславянских исследований издали крошечным, почти самиздатовским тиражом (500 экз.!), на плохой, желтой бумаге, в мягкой оберточной обложке собрание документов под названием "НКВД и польское подполье". Процитируем несколько донесений НКВД, касающихся деятельности АК в тылу советских войск на освобожденных землях Польши в 1944 году, задолго до ареста в марте 1945 года лидеров АК.
"16 октября 1944 года.
В Холмском уезде действуют отряды "АК"… (…) эти отряды совершили более 10 вооруженных нападений. Убито 15 человек из числа местных работников.
В Замостьянском уезде повстанцами убито 11 человек, из них 5 военнослужащих Красной Армии.
В Люблинском уезде действует отряд "АК" численностью до 300 человек. Совершено убийство пяти военнослужащих Красной Армии.
В Владовском уезде сформирован отряд "АК", насчитывающий 200 человек, совершено 6 убийств работников милиции".
Из донесения советника НКВД при Министерстве общественной безопасности Польши H. Н. Селивановского (1945 г.)
"С 1-го по 10 июня на территории Польши бандами "АК" совершено 120 вооруженных налетов на органы общественной безопасности и милиции, мелкие группы советских и польских военнослужащих, а также на гражданское население украинской и белорусской национальности": "убито 16 советских военнослужащих", "3 польских", "27 сотрудников органов общественной безопасности и милиции", "25 членов ППР и активистов", "207 – гражданского населения".
Еще одно донесение H. Н. Селивановского от 6 июня 1945 г.:
"6 июня с. г. банда "АК" подпоручика Цибульского, известного по псевдониму "Сокол", учинила погром над украинским населением деревни Ветховина (13 километров юго-западнее города Холм).
Банда "Сокола", численностью более 200 человек в форме Войска Польского, вооруженная станковыми и ручными пулеметами, автоматами, винтовками, подошла к селу на 45 подводах и частью в пешем строю.
Украинские жители, приняв банду за польские части, возвращающиеся с фронта, встретили ее почестями и цветами.
Пройдя через село и сосредоточив обоз в ближайшем лесу, бандиты возвратились и начали поголовное истребление украинцев.
Бандиты убили 202 человека, в том числе грудных детей, подростков, мужчин и женщин всех возрастов.
Мирные жители убивались огнестрельным оружием, мотыгами, лопатами, топорами, ножами, женщинам рубили головы, мужчин пытали раскаленными железными прутьями.
Забрав часть имущества из квартир убитых и 65 голов скота, банда направилась к селу Селец…"
Это – лишь малый список жертв "аковского" террора. Осенью 1945 года их число непрерывно растет:
"30 ноября 1945 г.
Убито 39, ранено 24, пленено 8 сотрудников милиции". "Военнослужащих Красной Армии убито 6 и ранено 5 человек".
"Убито 62, ранено 11 и пленено 5 человек".
"19 ноября в Кракове в квартире гр-на Хохберга (…) кроме хозяина, его матери и двух сестер находились 6 мужчин, по национальности евреи…
Бандиты предложили всем присутствующим в доме поднять руки вверх и стать к стене, а затем выстрелами из пистолетов убили 3 мужчин, ранили одну из женщин и скрылись".
"Убито 18 военнослужащих Красной Армии", "убит 61 человек из местного населения".
Из донесения от 23 апреля 1946 г.:
"Убито и ранено:
25 военнослужащих Красной Армии,
45 военнослужащих Войска Польского,
7 государственных служащих,
64 местных жителя".
В. Парсаданова пишет о 1000 убитых советских военнослужащих, но это явное преуменьшение историка, издающего свои труды в России на польские гранты.
Лишь за 4 месяца 1946 года (январь, февраль, март, апрель) "аковцами" было убито из числа военнослужащих советских и польских вместе с местным населением 836 человек.
И это лишь небольшая часть расстрельных списков Армии Крайовой, опубликованных в этом сборнике. Так что когда Петр Мицнер пишет о том, что заключение в советские лагеря семнадцати тысяч "бойцов АК… для них стало потрясением", думаю, что он преувеличивает. Они знали, за что их ссылают в лагеря, и, думаю, радовались, что всего лишь ссылают, а не ставят к стенке.
Сегодня, в год 60-летия Победы, когда Россию клеймят за интернирование "аковцев", когда наша власть принимает как должное плевки шляхтичей, вместо того чтобы осадить эту свору с достоинством, приличествующим великой Победе, конечно, понимаешь, что "козыревщина" еще не изжита из нашей внешнеполитической жизни.
Она лишает наших государственных мужей смелости, веры в свою правоту, поиска истины. А если уж самым храбрым иногда удается хоть как-то огрызнуться и возмутиться, то тут же из-за океана раздается шляхетский окрик знаменитого не меньше покойного папы поляка Бжезинского, который со страниц "Уолл-стрит джорнел" потребовал, чтобы российское правительство "не увиливало от оценки прошлого своей страны, которое во всем мире признано криминальным".
Тоже мне "тихий американец"…
"Берег левый, берег правый…"
1 августа 1944 года началось Варшавское восстание.
26 августа 1944 года Константин Рокоссовский дал интервью британскому корреспонденту Александру Верта.
Между маршалом Советского Союза и англичанином произошел такой разговор:
Рокоссовский: После нескольких недель тяжелых боев мы подошли примерно 1 августа к окраинам Праги. В тот момент немцы бросили в бой четыре танковые дивизии, и мы были оттеснены назад.
Верта: Думали ли вы 1 августа, что сможете уже через несколько дней овладеть Варшавой?
Рокоссовский: Если бы немцы не бросили в бой всех этих танков, мы смогли бы взять Варшаву, но шансов на это никогда не было больше 50 из 100…"
Верта: Было ли Варшавское восстание оправданным в таких обстоятельствах?
Рокоссовский: Нет, это была грубая ошибка. Повстанцы начали его на собственный страх и риск… Вооруженное восстание в таком месте, как Варшава, могло бы оказаться успешным только в том случае, если бы оно было тщательно скоординировано с действиями Красной Армии. Правильный выбор времени являлся здесь делом огромной важности. Варшавские повстанцы были плохо вооружены, и восстание имело бы смысл только в том случае, если бы мы были уже готовы вступить в Варшаву. Подобной готовности у нас не было ни на одном из этапов… Обстоятельства были неблагоприятны для нас. На войне такие вещи случаются…
Верта: Но у вас есть плацдармы к югу от Варшавы.
Рокоссовский: Нам очень трудно их удерживать, и мы теряем много людей. Учтите, что у нас за плечами более двух месяцев непрерывных боев. Мы освободили всю Белоруссию и почти четвертую часть Польши; но ведь и Красная Армия может временами уставать. Наши потери были очень велики…"
Честный рассказ солдата, поляка и великого полководца.
А вот как изображают те трагические события нынешние воинственные шляхтичи из журнала "Новая Польша":
"1 августа 1944 года, в разгар советского наступления, поляки подняли восстание в Варшаве, надеясь на поддержку русской армии. Но фронт был остановлен: повстанцы были "неправильные" ("Новая Польша", № 3, 2005 г.).
В том же номере: "Кремль, по словам директора Института национальной памяти Леона Кереса, должен принести извинения за неоказанную помощь Варшавскому восстанию".
"Москва еще не созрела для извинений за пассивность Советской Армии на подступах к гибнущей Варшаве" ("Новая Польша", № 9, 2004.).
"Папа рассказывал, как напротив горящей Варшавы стояла наша до зубов вооруженная армия и палец о палец не ударила, чтобы спасти. Могли помочь, но не хотели" (Тимур Коган, "Новая Польша", № 1, 2005 г.).
Автору этих слов, видимо, непонятно, что в Варшаве тогда стояла еще одна "до зубов вооруженная армия" – но другая, немецкая.
Сколько раз наши русофобы, российские и польские, упрекали Жукова, что он не жалел солдат, бросал их на взятие Берлина, что к "датам" якобы брали города, что такое жертвоприношение, такое нежелание беречь своих солдат – преступно… Но в истории с Варшавой все наоборот– до сих пор кричат: почему не стали брать ее с ходу! Брать ее с ходу, да еще не в соответствии со своими военными планами, а с чужими – значит положить десятки тысяч солдат. Но какое дело до русской крови борзописцам и фарисеям-историкам из "Новой Польши"? 600 тысяч им мало… Еще надо было прибавить, спасая авантюристов из АК.
Взять великий город – дело непростое, это не деревушка и не хутор. Бои в городе – одна из самых тяжелейших военных операций. Вспомним, что немцы не могли овладеть руинами Сталинграда, а наши солдаты в 1994 году – кварталами Грозного. Но если следовать шляхетской логике, то Сталин только и ждал момента, когда немцы раздавят повстанцев, чтобы потом взять Варшаву. Однако мы ее взяли не через несколько дней или даже недель после капитуляции Бур-Комаровского, а почти через четыре (!) месяца – 18 января 1945 года. Вот сколько времени понадобилось нашим войскам, нашим штабам, нашим отставшим от фронта тылам, чтобы собрать разведданные, подтянуть резервы, выработать стратегию, по которой следует с наименьшими потерями штурмовать громадный город. Не по-шляхетски мы его брали. А по-советски. По-сталински.
22 июля 1944 года на первом клочке освобожденной Польши был образован Польский комитет национального освобождения. Испугавшись, что он будет представлять будущую власть Польши, "аковцы" тут же обратились к англичанам с просьбой о поддержке будущего восстания. Англичане не дураки: отказались от плана конкретной помощи, сославшись в числе других причин на необходимость "согласования этих действий с советским правительством".
Несмотря на это, через 3 дня главнокомандующий АК отдал приказ о начале восстания.
Вот как вспоминал о начале этой трагедии во время 20-й годовщины восстания один из его участников (дальше выдержки из сборника: "Варшавское восстание. Статьи. Речи. Воспоминания. Документы"):
"АК приняло решение о восстании за 6 дней до его начала. Не было никакого плана вооруженных действий. В момент начала восстания командование АК располагало в Варшаве примерно 16 тыс. человек, а вооружение, причем исключительно так называемое личное оружие, имелось лишь для 3,5 тысячи. Боеприпасов хватило только на несколько дней борьбы…"
Из воспоминаний повстанцев:
"С грустью мы смотрели в сторону Вислы, откуда должны были прийти помощь и освобождение, а для некоторых наших собеседников, как они говорили, – новая оккупация".
"Переправиться через Вислу, по мнению некоторых, означало попасть в руки другого врага… Они хотели выступить в роли хозяев Варшавы, а теперь сами искали убежища и помощи. Ведь это будет двойным поражением".
За два часа до переправы к советскому берегу через Вислу штаб Бур-Комаровского принял решение о капитуляции. Лучше в плен к немцам, чем союз с Советской Армией и Армией Людовой: "Кто-то из присутствующих с трудом выдавил из себя: "Ведь это или чудовищное преступление, или непростительная глупость".
28. IX.44. (из донесения представителя главного командования АК подполковника Зигмунда Добровольского о переговорах с немцами о капитуляции):
"Продолжение борьбы означает только бесцельно обрекать на смерть сотни тысяч мирных жителей, прежде всего женщин и детей" (дошло за 2 дня до капитуляции. – Ст. К.).
"Так как большевики являются такими же врагами Польши, как и врагами Германии, Армия Крайова не опозорит себя, если сложит оружие, исчерпав все возможности для спасения".
Из воспоминаний участников восстания:
"Условия капитуляции, переданные по лондонскому радио на польском языке, предоставляли права воюющей стороны лишь солдатам и офицерам Армии Крайовой. Это означало на деле, что граф Бур выпрашивал у немцев для своих бывших солдат и офицеров право находиться в концентрационных лагерях, а солдат и офицеров Армии Людовой, польской Армии Людовой и Корпуса безопасности обрекал на верную смерть… Полностью погиб Варшавский штаб Армии Людовой, сотни ее лучших деятелей, тысячи отважных солдат и офицеров. Граф Комаровский вместе со своим штабом спас свою жизнь ценою немецкого плена…"
Недаром, как писал в своем донесении в штаб АК полковник Вахновский, который вел с обергруппенфюрером СС генералом фон дем Бахом переговоры об условиях капитуляции, эсэсовский генерал "особенно подчеркнул свое доброжелательное отношение к полякам и Армии Крайовой". (Это после уничтожения двухсот тысяч мирного населения Варшавы.)
Конечно, никто никогда не упрекнет в недостатке мужества рядовых солдат Армии Крайовой, не знавших планов своего начальства и беззаветно умиравших за родину на руинах Варшавы. Но высшее офицерство! Оно даже фронтовое братство предало только лишь потому, что их временные собратья по оружию были из Армии Людовой и переправились к ним с восточного берега Вислы, а значит, были для них "советскими поляками".
От Волыни до Катыни
В майском номере "Новой Польши" за 2005 год опубликованы сразу два материала об отношениях Армии Крайовой и белорусских партизан во время фашистской оккупации. Автор одного из них Александр Гогун верен польской исторической концепции: для него "красные партизаны" (так названа статья) – это в первую очередь мародеры и грабители, партийные функционеры и чекисты. Польский историк, конечно же, заключает слова "народные мстители" в иронические кавычки и охотно, как и вся польская историография, переходит на геббельсовский язык, называя белорусских партизан "бандитами".
В том же номере еще один историк, Казимеж Краевский, вторит Гогуну. В статье "Кто расстреливал белорусских партизан" (которая является откликом на нашу перепечатку короткой заметки из немецкого журнала "Шпигель") он обвиняет белорусских партизан в том, что они выполняли "директивы руководства СССР, направленные на то, чтобы как можно быстрее ликвидировать Армию Крайову на восточных территориях, принадлежавших до войны Польше (…) как силу, которая могла противостоять агрессивным планам СССР".
Все-таки шляхта верна себе – рано или поздно проговорится: Западная Белоруссия у Краевского названа "восточной территорией, принадлежавшей до войны Польше".
Никак не хотят признать поляки, что белорусы боролись с ними не по указу чекистов и партийных функционеров, а чтобы по окончании войны жить в единой Белоруссии, но не в польской колонии, именуемой "восточной территорией".
В Польше времен Пилсудского и после его смерти Западной Белоруссии не существовало. Она называлась "крессами всходними" – то есть "восточной окраиной". Поляки в те времена не признавали белорусов за нацию. Известный польский идеолог 30-х годов Адольф Невчинский безо всяких оговорок заявлял, что с белорусами нужно разговаривать на языке "висельниц и только висельниц… Это будет!, – писал он, – самое правильное разрешение национального вопроса в Западной Белоруссии".
Нынешние польские историки (порой вместе с нашими политологами) изо всех сил стараются затушевать белорусско-польские противоречия минувшей эпохи. В февральском номере "Новой Польши" за 2005 год некая Инесса
Яжборовская (из Института сравнительной политики Российской Академии наук) изображает их так:
"Что произошло в 40-50-е годы? Когда Польша и другие страны Центральной и Восточной Европы были объявлены мононациональными государствами, была предпринята попытка превратить их действительно в однонациональные, ликвидировать национальные меньшинства. К примеру, белорусы потеряли свой язык, они должны были или уехать в советскую Белоруссию, или объявить себя поляками. Украинцы на это не пошли, украинцев постигла акция "Висла". И другие национальные меньшинства, которых на самом деле в Польше больше дюжины, практически должны были объявить себя поляками. Это была концепция сталинско-коминтерновская, и она проводилась последовательно во всех этих странах. Мы с вами были советскими людьми, мы с вами были носителями флага с надписью "морально-политическое единство советского народа". В Польше тоже укоренялась вот эта самая версия морально-политического единства народа".
Словом, все польские грехи приписываются Советскому Союзу. Но как бедная политологша объяснит, почему белорусы, которые в Польше из-за якобы просоветской польской политики "потеряли свой язык", чтобы говорить на нем, должны были "уехать в советскую Белоруссию. В противном случае им надо было объявить себя поляками"… Но это значит, что в советской Белоруссии подобных притеснений не было. (А как туманно и загадочно сказано: "Украинцы на это не пошли, украинцев постигла акция "Висла"!)
На самом деле в 20-30-е годы западные белорусы считали поляков оккупантами и боролись, как могли, с польскими полицейскими, жандармами и колонистами, получившими земли "всходних крессов".
Вот почему население "всходних крессов" с радостью приветствовало освободительный для них поход Красной Армии 17 сентября 1939 года. И в сегодняшней Белоруссии очень сильно общественное мнение, требующее, чтобы 17 сентября – день воссоединения расчлененного в 1921 году белорусского народа, стало государственным праздником республики.