- Уверяю тебя, что я сделал это. Без операции ты теряешь трепет и биение сердца. А коли потерял, надо постараться это вернуть. Я зашит туже, чем почтовая сумка в Сан Квантине. Ну, что ты думаешь?
Он откинул голову и убрал с висков седеющие волосы. Два крошечных шва сказали, что он не шутит. Криста внимательно разглядывала их.
- Иисусе! Стив! Но внешне ты не изменился.
- Вот почему я заложил свой дом, чтобы заплатить за эту проклятую хирургию. Предполагается, что ты не должен меняться внешне. Вообще-то, я не стараюсь убежать от убийцы номер один и морочить голову зрителям "Неразгаданных тайн". Просто пытаюсь не сдаваться в битве против enno domini и хочу продолжать устраивать тошниловки со своими молодыми приятелями на берегу океана. Это самое малое, что может сделать старый пудель-аферист.
- Какой еще к черту пудель-аферист?
- Э… знаешь ли… это британское выражение для такого рода парней, что посылают цветы, пахнут слишком уж хорошо и носят шелковые полумаски, чтобы быть неузнанными в ночи.
Криста рассмеялась.
- А это больно?
- Да, но не операция. Ее обезболили Стив Хёфлин и молодое красное вино в "Эрмитаже". Но вот денежные расчеты превратились в настоящую агонию.
Они брели вдоль берега, рука об руку, распугивая суетливых крабов.
- Стив, ты сейчас занят? Что скажешь о позднем завтраке, то бишь раннем ленче у "Грина"? Сейчас там не должно быть католиков. У меня есть кое-что, о чем хотелось бы поговорить с тобой.
Криста подавила в себе угрызения совести. Согласившись выйти из отставки и сняться у Питтса для "Вога", она сделала это не без задней мысли. Пусть девушка, которая была запланирована, не смогла выйти, но ведь всегда есть и другие модели. Она намеревалась подлизаться к своему старому другу, поскольку хотела огорошить его деловым предложением. Беда состояла в том, что от этого предложения он легко мог отказаться. Чтобы побудить Стива согласиться на сделку, которую она задумала, ей приходилось обращаться к самым глубинам их давней дружбы.
- Только не говори мне, что хочешь, чтобы я снимал всех тех заезженных кляч, которые считаются моделями в твоем агентстве.
- Стив, не нужно даже шутить по адресу моих девушек. - Криста произнесла это с улыбкой, но в ее словах послышался металл. В меню юмора Стива могло быть все, что угодно, но только не ее агентство. Она была просто одержима им. Много лет она строила свою карьеру супермодели, даже выдержала экскурсию в джунгли Голливуда, имевшую дикий успех, но глубоко разочаровавшую ее, однако всю жизнь ее действительно завораживал только выигрыш, причем деньги она рассматривала лишь как способ вести счет. Ремесло модели где-то удовлетворяло ее амбиции, но им нельзя было заниматься долго. Появлялись новые девушки, более молодые, более "теперешние", с лицами "в струе моды" и телами, которые могли проделывать вещи, которых не могла она. Усвоила она одно: для процветания нужно использовать знания и навыки, которыми ты уже обладаешь. Вот она и решила уйти из "Эль" и, к ярости владельца, Джонни Россетти, основала свое собственное. Однако она не была намерена вести дело так, чтобы оно стало точной копией всех других. За многие годы она придумала абсолютно оригинальную схему. Стив Питтс был жизненно важен для ее успеха.
Несколько пеликанов, построившись в боевой порядок, устремились в королевскую голубизну неба, когда Стив осторожно поглядел на нее. Он знал эту девушку, как дочь или сестру, которых у него никогда не было. Она была удивительной во всех отношениях. Ее родители позаботились об этом. Криста часто с кривой усмешкой рассказывала про их подход к воспитанию ребенка - "узкая тропинка или широкая дорога", "формируйся или убирайся", что привело к тому, что девочка стала сильной в желаниях, но не в чувствах. Если ты встанешь на пути амбиций Кристы Кенвуд, она переломает тебе ноги, словно сухие ветки на дереве, и ее глаза останутся при этом сухими. Красивая оболочка, которая окутывала ее душу - нежная, сочная, чувственная - вводила в заблуждение относительно ее сущности, потому что в глубине своей натуры Криста была победителем, который никому не позволял перебегать себе дорогу.
- О'кей, - сказал он в конце концов. - Пошли позавтракаем. Мои артерии в состоянии одолеть еще одну порцию холестерина. А у "Грина" все так же приятно?
- Да. В прошлом году у них был ремонт. Несколько месяцев все было закрыто, а кончилось все тем, что декор остался абсолютно таким же, что и прежде. Пожалуй, что-то вроде твоей пластической операции.
- Слышишь, дорогуша, оставаться в форме, в то время как твои враги стареют - это сладчайшая месть. Знаешь, как это называется… Стежок во времени.
- А ты помнишь нашу первую встречу, Стив? - перебила его Криста, внезапно проявив жадность к воспоминаниям.
- Разве забудешь тот миг, когда на тебя наезжает паровой каток?
- Паровой каток? Стив, я не была такой тяжелой.
- Поверь мне, дорогуша, ты была-таки тяжелой. Ты напоминала сахарный пудинг - жирненькая, вся в ямочках, сочненькая, и ни разу за всю свою жизнь я не встречал ничего более летального.
- Стив! - Она ударила кулаком по его руке, хохоча над тем, какой она была, способная смеяться над этим благодаря тому, какой теперь стала.
- Ты подкатилась ко мне, а я тогда вел съемку, дорогуша, и заявила: "Я могу делать это". У бедной фордовской девушки чуть не случился апоплексический удар. Никогда не забуду ее лица. Cerise. Такой цвет я никогда не видел ни до, ни после.
- Неправда! Я сказала что-то вроде… "Мне очень хотелось бы уметь делать это".
Стив махнул рукой, опуская детали.
- Соль в том, милочка, что тогда ты была так же далека от модели, как я от состояния благосклонности.
- Ты сказал, что я слишком коротконогая, слишком толстая и слишком тупая, чтобы стать моделью. - Тон у Кристы был насмешливо-прокурорским.
- Я был еще мягок, дорогуша.
- Ну, и ты ошибся, не так ли, мистер Свенгали?
- Я не ошибся… просто до встречи с тобой я всегда полагал, что слова о вере, сдвигающей горы, всего лишь благочестивая мечта. Если бы мы запантетовали ту диету, которой ты придерживалась, мы бы наслаждались жизнью, покупая "Доналд Трамп" по десять штук на доллар, а не потели бы кровавым потом на этом горячем пляже.
- Я не садилась ни на какую диету. Просто перестала есть.
- Это я еще могу понять. Но никогда не смогу постичь, как это ты подросла.
- Оптическая иллюзия.
- Созданная скорее решительностью, чем зеркалами.
- Совершенно точно. - Криста сделала пируэт на песке. Она чувствовала себя хорошенькой. Нет, неправда, роскошной. И на девять десятых благодаря силе воли. - А ты помнишь, как я обычно заставляла тебя снимать меня в кадре по колено, чтобы прибавить дополнительный рост?
- А еще нам приходилось бинтовать твои титьки, когда они чересчур выпирали.
- Но я не смогла заставить себя вытащить задние зубы, когда все другие это делали.
- Пожалуй, это единственное, перед чем ты спасовала.
- Да еще в тот раз, когда заявила, что умею водить машину, а сама не умела, и пришлось снимать весь рекламный ролик задом наперед, а потом прокручивать пленку наоборот.
- А съемка во Франции, когда ты отказалась курить, и пришлось сосредоточить всю тему на каком-то журчащем ручье?
- И это оказалась самая успешная реклама, какая когда-либо получалась у Гайтена.
- Да-а, и "Инфинити" позаимствовала идею использования природы, когда рекламируемый товар убирается из кадра. Черт побери, у тебя в те дни было больше мастерства, чем у Вайкики.
- Чепуха. Я просто знала, чего хочу.
- Ты Чингисхан и Атолла Гунн.
- Я была наивной и впечатлительной.
- Ты напоминала наконечник томагавка с нимбом и ангельскими крылышками.
- А ты был словно Господь с похмелья.
- Кто-то же должен был остановить тебя, чтобы ты не завоевала весь мир.
- А разве это плохо?
- Догадываюсь, что хорошо. За всю свою жизнь я не знал никого, кто желал бы столько, сколько ты. В этом заслуга родителей, не так ли?
Стив оставил юмор в стороне. В былые дни они обсуждали вещи вроде этих. Тогда успех, казалось, делал эти детские обиды ничего не значащими. Однако боль детских лет никогда не проходила. Она задерживалась в потаенных уголках души, и никакой "взрослый" никогда полностью не освобождался от нее, и уж точно не Криста и не он.
- Мои родители… моя милая Мери… Я потеряла их. Потеряла всех разом.
Неожиданно глаза Кристы наполнились слезами. Она боролась с собой, стараясь не давать волю эмоциям. Эмоции ведь такая вещь, которую иметь не полагалось. В ее детстве слезы были уделом проигравших. Они считались проявлением слабости, не делавшей чести твоей семье и уж тем более тебе.
- Родители - занятная штука, - произнес Стив с грустной задумчивостью. - Ты мог и не любить их, но всегда грустно, когда они уходят.
- Оскар Уайльд определил очень точно. Ты начинаешь с любви к ним. Позже осуждаешь их. Редко забываешь их. Да-а, мне их не хватало. Но Мери больше всех.
- Что она из себя представляла?
- О, младшая сестра, само воплощение этого понятия. Смышленая, искрометная, надоедливая, когда она все время висела на тебе. Однако, о, друг мой, как я ее любила. Такая маленькая и такая невероятно живая. Пожалуй, мои родители никогда и не были действительно живыми. Они жили в каком-то благовоспитанном состоянии умеренной реанимации, а вот Мери была… о, я даже и не знаю… я хочу сказать, что у нее было многое впереди… Господи, как бы мне хотелось, чтобы она была теперь со мной! Я бы делилась с ней всем, показывала ей свою программу…
- Ну, а потом автомобильная авария и финансовый крах? - спросил Стив, включаясь в воспоминания Кристы.
- Да-а, невинные шестнадцать лет и полное неумение обращаться с деньгами. Да и к тому же выяснилось, что баксы уже давно улетучились, только мама с отцом всячески скрывали это.
Стив горько улыбнулся. Он знал, что она чувствовала. Формально его детство проходило совершенно в другом мире, чем ее. Скандалы, побои, алкоголизм, заброшенность. А у нее пышные котильоны, праздность, пикники. Однако, эмоциональная обделенность Кристы, хотя и трудно уловимая, оказалась не менее болезненной, чем его, и это сделало их похожими. И теперь их нежные, уязвленные сердца бились в жесткой упаковке самоуверенности, позволявшей им безжалостно прорезать дорогу среди простых смертных, стремясь осуществить свои мечты. Теоретически они должны были бы стать неудачниками, но каждый из них решил считать ту пустыню, лишенную любви - свое детство - скорее побуждением к действию, чем помехой. Возможно, поэтому они так любили друг друга.
- Кстати, дорогуша, тебе ведь не понадобилось много времени, чтобы снова наполнить фамильные сундуки. Но я не могу представить, чтобы твои родители когда-нибудь одобрили, что ты проводишь свою жизнь, извиваясь перед фотокамерой.
Криста засмеялась, полная чувства вины.
- Они пришли бы в ужас. Они ведь так отгородились от действительности. Даже дом в Новой Англии не стали покупать, как все их друзья. Можешь ли ты поверить, что они были вместе еще в детском саду? Вы бы ужаснули друг друга, если бы могли встретиться. Ты бы пошатнул ихнюю картину мира.
- Не ихнюю, а их, дорогуша. Господи, и это после всех тех денег, что я затратил на твое образование. Кстати, дорогуша, они, видно, были не такими уж и плохими, раз произвели на свет такую умницу и красавицу, как ты.
- О, Стив, - засмеялась Криста. - Могу поклясться, что ты говоришь это всем мальчикам.
- На самом деле, - пробурчал Стив, изображая в шутку, что обиделся, - ты была единственной, кто мог бы меня спасти. Если бы ты только обратила свет своего лица на меня и дала мне кусочек…
- Ты бы пришел в ужас, Стив Питтс, - сказала Криста, играючи ударив его по руке, когда он договорил фразу. - Тот дизайн, который ты проводил с моим телом, всегда был строго коммерческим.
- Порой я подозреваю, что перегородка между коммерцией и похотью поразительно тонка, - заметил Стив.
- Иногда я согласна с тобой, - улыбнулась Криста.
Они молча шли, и молчание не казалось неловким. Криста оглянулась вокруг. Ничего не изменилось. Время не оставило своих следов на Палм-Бич, традиции тоже не повредили ему. Пляжные дома, стоимостью в мультимиллионы долларов, продутые океанскими ветрами, что злее наждачной бумаги, были так же разорены, как и всегда, краска пошла клочьями, ставни оторваны и хлопают на ветру, обломки детских игрушек валяются на лужайках. Каждый десятый дом был исключением, подтверждавшим правило… лощеный дворец, сооруженный каким-нибудь безвкусным парвеню, который не имел ни малейшего понятия, что такое Палм-Бич, и биржевой бизнес которого, вероятно, лопнет еще до того, как он сможет прижиться здесь. Она улыбнулась, когда они проходили мимо дома Молли Вильмот. Несколько лет назад бедная Молли, проснувшись как-то утром, обнаружила в своем плавательном бассейне старый пароход, принесенный сильным ветром и приливом. Положение обязывало, и ухмылявшиеся латиноамериканские кочегары были приглашены на шикарный завтрак под картиной Пикассо, принадлежавшей Вильмот. Такое возможно только на Палм-Бич! Криста посмотрела на океанскую даль. Вдали от берега с легших в дрейф лодок ловили рыбу. Пара аквалангистов плавала вокруг красного флажка на отмели. В миле или двух впереди, на острове Сингер, отделенном от Палм-Бич узкой бухтой Лейк-Ворт, стоявшие там небоскребы напоминали плутократам с безопасного расстояния, на что похож действительный мир.
Бетонный бастион проходил вдоль береговой полосы, и Криста почувствовала внезапный шок от воспоминаний. Это был дом Роуз Кеннеди, старый, хлопающий ставнями, прозванный "компаунд Кеннеди". Он никогда не стоял в стороне от жизни. Стойкий васповский республиканский городок ужаснулся, когда демократ и католик Джон Ф. Кеннеди получил разрешение построить вертолетную площадку в компаунде, чтобы устроить здесь зимний Белый Дом. Они гораздо меньше ужасались за несколько месяцев до этого, когда девушка из "Юпитера" заявила, что ее изнасиловал племянник Кеннеди, Тедди. Мнение Палм-Бич было таково, что это костлявое создание, нырявшее в океан в четыре часа утра вместе с набравшимся Тедди, могло согласиться на все, что угодно. Калитка, выходившая на пляж, побелела от соленого ветра и сейчас была закрыта для всего мира. Но Криста помнила те времена, когда она была широко распахнута.
- Давай, Мери! Или тебе не хочется получить хот дог? Хочется или нет, я спрашиваю?
- Я иду, только у меня заноза в ноге, больно же, Криста!
- Так вы обе идете или нет? - Четыре кузена Кеннеди стояли на бетонном волноломе, глядя вниз на двух сестер, стоявших на берегу.
- Господи, да мы идем. Не можете подождать? У Мери болит нога.
- А у Тедди нога отрезана, - сказал Патрик со всей иронией, какую мог изобразить восьмилетний мальчишка.
- Возможно, Патрик, - резко бросил Тедди. Только ему самому позволено было шутить насчет своей отрезанной ноги.
- Мы ведь ждали тебя, когда у тебя был приступ астмы, - завыла в ответ Мери с берега. Она сидела на песке и старалась разглядеть занозу, поднеся ступню к лицу.
Криста подошла и наклонилась к ней.
- Дай-ка я погляжу.
- Смотри, вон заноза.
- Да, ты права. Ну, опирайся на меня. У них в доме должна найтись иголка.
Они вместе ковыляли через деревянную калитку, выходившую на пляж, по зеленому коридору из кустарника, вверх по ступенькам на лужайку. Вечерами, во время пикников на пляже, всегда кто-нибудь из Кеннеди, Шрайвер или Смит прятались тут, чтобы выпрыгнуть на тебя в лунном свете. Криста содрогнулась от неприятных воспоминаний.
На лужайке их встретил Крис Кеннеди с озабоченным лицом.
- Это серьезно?
- Да нет, это заноза. Только ушла глубоко. Мне нужна иголка, чтобы ее вытащить.
- Сейчас, сейчас… Макс, ступай и найди иголку и спички. Лучше, если мы ее простерилизуем.
Мери села на траву. Мальчики столпились вокруг.
- Может, я лучше позову маму? - предложил Тедди.
- Нет, не надо, я сама справлюсь, - отрезала Криста. - А ты будешь терпеливой, ведь правда, Мери?
Мери закусила губу.
- Думаю, что буду, - пообещала она.
Игла прибыла, большая и сверкающая. Последовала церемония стерилизации. Ее водили взад-вперед над пламенем, пока кончик не почернел как смоль.
- Она обожжет меня. - На глазах у Мери выступили слезы.
- Нет, не обожжет. Я подую на нее. - Криста подула. Глаза четверых мальчишек остановились на ней. Она получила аудиторию, к тому же весьма высокопоставленную. Пожалуй, она станет хирургом, когда вырастет.
Это была ее первая операция.
- Мне не нужно было дуть на нее. Ведь я могла занести на нее бациллы. - Криста упивалась ролью доктора.
- Давай, Криста. Папа делает хот доги возле бассейна. Они уже сто лет как готовы. - Патрик был голоден.
- О'кей, о'кей. - Криста тяжело вздохнула и воткнула иголку в ножку своей маленькой сестренки, туда, где чернела заноза.
- Ай! - закричала Мери. Это оказалось слишком тяжело для семилетней - возбуждение, боль, всеобщее внимание, мысль о том, что они прозевают хот доги. Она разразилась слезами.
- Перестань, - резко приказала Криста. - Перестань, Мери!
- Кеннеди не плачут, - заявил Патрик.
Криста резко обернулась к нему. Только ей разрешалось критиковать свою семью. И больше никому.
- Моя сестра не Кеннеди. Она Кенвуд, а Кенвудам позволено плакать, - отрезала она.
Кенвуды могут плакать. Кенвуды могут плакать. Много лет Криста вспоминала гнев, с которым она произнесла эти слова. Поскольку, разумеется, Кенвудам, как и Кеннеди, плакать не полагалось. Это было правилом ее родителей, и это суммировало в себе все, что только было тяжелого в ее детстве. Мать с отцом никогда не понимали простой истины, которую она поняла еще тогда: подавляя эмоции, ты не избавляешься от них. Они продолжают жить, бурлят под поверхностью и морщат обои на тщательно разглаженном фасаде. Они болезненны, подобно занозе в маленькой ножке ее сестренки, и они сделали Кристу жестокой, хотя она могла бы стать мягкой, нежной и заботливой. Бедная, бедная Мери. Если бы она могла обнять ее сейчас. Если бы только в эту минуту Мери могла оказаться здесь, задавать вопросы, требовать внимания старшей сестры, которую обожала. Самая сладкая маленькая сестренка в мире увидела после того случая еще только четыре лета.
Криста пыталась отогнать воспоминания, но не смогла.