* * *
Суббота выдалась солнечной. Машка с подружкой умчалась на пляж, а Нара решила заняться домашними делами. Благодаря интенсивному лечению, чувствовала он себя гораздо лучше, и хотя нос всё ещё закладывало, сопли уже не лились рекой. Всё время пока она убирала квартиру и готовила обед, её мысли крутились вокруг Северинцева. И как бы она не старалась не думать, упорно возвращалась к нему. Он обещал приехать к ним ещё вчера. И не приехал. Хотя он вовсе не обязан был её навещать. Ну ладно, в пятницу - может дежурство было тяжёлым и он устал. Но сегодня, мог бы и заехать, хотя бы для того, чтобы отдать ключи от машины. Наре было обидно. Удивительно, но за пару дней, она успела к нему привязаться. Совсем как Машка. Ну и что, что у него язык острее скальпеля, всё равно он и правда классный! Таких мужчин как Северинцев у неё никогда не было и вряд ли когда-нибудь будут. Нара уже жалела, что оттолкнула его, хотя, возможно именно так и нужно было себя с ним вести. Чёрт! Её буквально раздирало от противоречий. С одной стороны ей было приятно, что он обратил внимание именно на неё. Ведь собственно кто она такая? Обычная женщина, которых вокруг пруд пруди и каждая вторая упадет к нему в объятия, помани он только пальцем. А Северинцев? Успешный мужчина, известный кардиохирург талантливый настолько, что к нему даже из обеих столиц народ приезжал лечиться. Характер правда у него, не дай бог! Но ведь и она тоже не подарок. И если быть уж совсем честной перед собой, Наре очень хотелось снова оказаться в его сильных объятиях и ощутить на губах волшебный поцелуй.
"Если он так умопомрачительно целуется, можно себе представить, что он творит в постели, - покраснев до корней волос, подумала Нара, - недаром же говорят, что талантливые люди, виртуозны во всём".
Она посмотрела пару серий "Сверхъестественного", стараясь не думать, что сказал бы Северинцев о том, что она обожает всякую дьявольщину. И когда пришла с гулянки Маня Нара собирая на стол ужин, загадала, что если Северинцев завтра приедет к ним, она не будет вести себя как старая дева, у которой от слова "секс" изжога начинается.
Но и в воскресенье профессор не появился. Зато с утра зарядил привычный для нынешнего лета противный дождь. Они целый день провели у телевизора, а вечером, Нара помогала Маше готовиться к первому рабочему дню в клинике, вполуха слушая её болтовню о том, какой из неё получится ценный донор когда ей разрешат сдавать кровь и скольким людям она сможет помочь.
Уже засыпая под мерный звук барабанящих по стеклу капель, Нара подумала, что готова уже на что угодно, лишь бы Северинцев снова пришёл к ней.
Глава 7
Надеждам Северинцева на то, что ему удасться отвлечься от мыслей о Наре в кругу семьи Волкова не суждено было сбыться. Они вертелись у него в голове постоянно. Что бы он не делал - дурачился ли с Ксюшкой, играл ли с пятилетним Ромкой в футбол, жарил ли с Вовчиком шашлык, всё равно мысленно возвращался к ней. Сводящее с ума возбуждение не отпускало, причиняя страшный дискомфорт. Вообще, он любил бывать в доме друзей. Тёплая семейная обстановка расслабляла его, и даже шебутные дети нисколько не мешали. Наоборот добавляли позитива, он приезжал от них прекрасно отдохнувшим. Вовка продал квартиру и купил дом в небольшой деревне в тридцати километрах от города в год когда у них с Натальей появился Ромка.
- Какая разница, Сань, с какой стороны на работу добираться, - рассуждал тогда Волков, - один хрен в пробках стоять. Отсюда я приезжаю даже быстрей, чем ты.
Александр был с ним согласен и одно время тоже думал сменить свою огромную квартиру на деревенский дом. Вот только делить его было не с кем и каждый вечер он один возвращался в пустую квартиру, с подачи его сестры Ольги отделанную по последнему слову дизайнерской мысли. Где самым знакомым предметом обстановки был стэйнвэйновский рояль привезенный им из дома родителей и занимавший значительное пространство в гостиной. В детстве Саня ненавидел его и в музыкальную школу, куда их с сестрой мать записала в пятилетнем возрасте, ходил что называется "из-под палки". Но став старше, он понял, что музыка успокаивает его и даже помогает отвлечься. Поэтому он любил музицировать, но чаще это были его собственные импровизации, нежели вещи великих композиторов.
В бане, куда они с Вовчиком завалились уже довольно поздно, друг заметил его полувозбуждённое состояние и по привычке взъерошив волосы смущённо пошутил:
- Сань, сдается мне у тебя прямо-таки хронический недотрах.
- Да не то слово! - мельком оглядев себя согласился он, запаривая в тазу берёзовый веник, - я тебе больше скажу, Вова - вообще никакого траха! Долбаная работа, что б её!
- Это плохо. Кардиохирургия, конечно, дело святое, но о себе- любимом тоже не стоит забывать. Завёл бы себе зазнобу, пока не поздно. А то ведь придётся Ваньке Мохову сдаваться. Мужик он замечательный, поёт хорошо и специалист классный, но встречаться с ним лучше вне стен его кабинета.
- Заводятся тараканы, Вов. Но ты прав.
- Так в чём же дело? В нашем захолустье бабы что ли перевелись?
- Я над этим работаю. И вообще, хорош обсуждать мою сексуальную жизнь. Давай уже париться!
- Ох, Север, даже как-то стрёмно к тебе спиной поворачиваться, - захихикал Вовка.
- Очень смешно! Повыёживайся мне ещё! Так веником отхожу до конца дней помнить будешь - погрозил распаренным веником Северинцев, - полезай давай, не бзди. Меня мужики не интересуют. Была бы моя воля, я бы вообще всех педиков в резервацию сослал. Чтоб род мужской не позорили. Уроды.
… После бани, они расслабленные сидели на веранде и пили пиво. Волков всё пытался с ним о чём-то поговорить, но Саня отмахнулся:
- Отстань, Вовчик, - мне пока не до серьёзных разговоров. Я всё равно сейчас не способен адекватно воспринимать информацию.
- Ладно, позже обсудим, - легко согласился Волков.
Всё было хорошо и Северинцев уже было решил, что баня пошла ему на пользу и его отпустило… пока на веранде не появилась Наталья. В цветастом шёлковом халатике.
- Чччёрт! - зашипел он, - эээ… я, пожалуй к себе пойду. Спокойной ночи ребята, - он вскочил и ринулся в комнату, где обычно ночевал когда гостил у них.
- Что это с ним? - Наташа недоумённо проводила его глазами.
- А, не обращай внимания, солнце моё. Чувак просто заработался чутка. Пройдёт.
Северинцев приехал домой только в воскресенье вечером. Разулся в прихожей, сгрузил на кухне Наташкины разносолы и прошёл к роялю.
Через пару секунд в гостиной раздались глубокие бархатные аккорды. Он играл, закрыв глаза, весь отдаваясь музыке, и под его пальцами рождалась неторопливая мелодия, напоенная меланхолией и нежностью, а в минорных аккордах звучала сдержанная боль. Внезапно он уронил локти прямо на клавиши, вырвав из недр инструмента душераздирающий звук, и замер, навалившись на рояль и закрыв лицо руками.
* * *
Утром в понедельник, Александр перестроился в левый ряд, чтобы проехать мимо её дома.
"Мда, Северинцев, - про себя подумал он, сворачивая в переулок, - это уже клиника. Ведь через мост в два раза быстрее, куда ж тебя несёт-то? А? Какие на фиг урологи? Тут впору уже знакомого психиатра искать".
Проезжая мимо троллейбусной остановки неподалёку от заветного дома, он заметил знакомую худенькую фигурку.
- Далеко собралась в такую рань? - спросил Александр притормозив и открывая пассажирскую дверь.
- Ой, дядя Саша! - обрадовалась Маша. - Я на работу еду. У меня сегодня первый рабочий день, - похвасталась она, - боюсь прямо до трясучки!
- Забирайся.
- Спасибо, - Машка влезла на сиденье и захлопнула дверь.
- Пристегнись. Так чего же ты боишься, Маша? - Северинцев плавно тронулся, вливаясь в утренний поток автомобилей.
- Ну я же там никого не знаю. Да и Юлия Сергеевна знаете какая строгая! Я уже в пятницу с ней познакомилась.
- Это она просто с виду такая. Девчонок своих строит только так. А с ними нельзя по-другому. Но вообще, Юлия Сергеевна добрейшей души человек. Да и персонал тамошний, очень хорошие люди. Одна баба Валя чего стоит! Там же детки лежат маленькие. Поэтому сил и терпения для того чтобы выходить их нужно столько, что там чёрствые просто не задерживаются. Сами сбегают. Ты - добрая девочка, тебе там самое место.
- Я малышей очень люблю.
- Это правильно. Так что не тушуйся. Всё будет в порядке. Да и характер у тебя лёгкий, быстро со всеми сойдёшься.
- Ага.
- Как здоровье Нары?
- Ой, дядя Саша, всё хорошо! Нарусик уже почти поправилась. Только задумчивая всё время какая-то и грустная. А почему вы не пришли?
- Маш, я занят был.
- Да мы так и поняли, - кивнула головой Маша. - Но мы вас всё равно ждали. А Нарусик так особенно.
- С чего ты взяла?
- Да так. Догадалась. Я вообще очень проницательная.
- Сиди уже, проницательная. Болтушка ты!
- И ничего не болтушка, - обиделась Маня, - я правду говорю. Ждала она вас.
- Я приеду. Сегодня вечером.
- Ура!
Маша ещё что-то болтала про себя, Северинцев не вслушивался. В этот момент в его голове рождалась идея.
…- Всё, Маш, поезд дальше не идёт.
- Мы уже приехали? Так быстро! Я в троллейбусе полчаса бы тряслась.
- Давай, беги. Удачного дня тебе.
- И вам! Спасибо. Мы увидимся на работе?
- Думаю нет. Хотя, всё возможно.
Маша убежала, а Северинцев достал из кармана трубу.
- Тош, это я, - сказал он, когда Антон ответил, - как там у нас дела?
- Да всё нормально вроде бы. А что?
- Экстренных нет?
- Неа. А из плановых только два шунтирования.
- Тош, я задержусь на часок. Кое-что решить надо.
- Да без проблем.
- Угу. Я сейчас ещё Михалычу звякну.
- Лады. Увидимся.
Антон положил трубку. Северинцев перезвонил главврачу, отпросившись у него, на что получил милостивое "да хоть до обеда!" и через десять минут его автомобиль уже выезжал с больничной парковки.
"Я только поговорю с ней и сразу же уйду, - уговаривал он себя, поднимаясь по лестнице, - только справлюсь о здоровье. И всё. Чёрт! Да что ж я как пацан малолетний?!"
Он нажал на кнопку звонка уже сам не зная, что ему больше хочется - чтобы она быстрей открыла или чтобы её дома не было.
Дверь открылась через пару минут. На пороге стояла Нара. Босая, в цветастом халате и влажными после душа волосами… Всё! У него на раз сорвало крышу.
* * *
Проводив Машку Нара постояла под душем, смывая с себя чересчур откровенный сон с участием одного очень симпатичного профессора, и для разнообразия решив не портить волосы феном, просто причесалась и принялась за уборку в кухне.
Она перемыла посуду, подмела пол, и взяв в руки северинцевский портфель, уткнулась носом в мягкую кожу, чувствуя себя законченной фетишистской.
- Ну почему он не пришёл? - спросила она у кейса.
Тот естественно промолчал и она тяжело вздохнув, вынесла его в прихожую, чтобы поставить на старый обеденный стол, оставшийся ещё от бабушки.
Звонок раздался так внезапно, что Нара подпрыгнула от испуга. Сердце бешено заколотилось где-то в горле. Каким-то шестым чувством она угадала - кто стоит за дверями.
- Господи, - она тихонько подошла и посмотрела в глазок. - Господи!
Щёлкнул замок и дверь отворилась.
Северинцев шагнул в прихожую.
- Нара, - прошептал он, хватая её за руку и зарываясь лицом в ладонь. - Нара…
- Александр Ник-колаевич, - заикаясь пробормотала Нара, чувствуя, как загораются щёки, как пот выступает на лихорадочно вспыхнувшей коже, как сводит от болезненного желания низ живота. Его близость сводила с ума.
- Если бы ты знала, о чем я думаю… неотрывно, неотвязно… что мне снится… Только ты, ты, ты… - лихорадочно шептал он, - … никогда… никого… так не хотел. Это одержимость, сумасшествие… Сам не знаю, что со мной… хуже, чем болезнь…
- Я… - она не успела ничего сказать.
Он наклонился - и мир замкнулся на его губах, прижавшихся к ее рту. Сладкие, чувственные, волшебные губы и умелый, настойчивый язык, пробившийся внутрь.
Нара гортанно застонала, обхватывая его руками, поглаживая спину, плечи.
Он подхватил её под мышки, усаживая на бабушкин стол, чтобы потом мягко опрокинуть на спину, дёрнул за поясок халата - полы разошлись в стороны, его ладонь медленно двинулась по её животу и замерла немного ниже пупка. - Хочу тебя… хочу до боли, до умопомрачения!
Нара буквально опьянела от голоса - негромкого, мягкого, волнующе-низкого. Рука на её животе не двигалась, но от ощущения теплой ладони на голой коже, она начала мелко дрожать. Наклонившись, он коснулся губами её груди.
- Не надо… боже, что вы де… лаете, - она почувствовала, как её сосок очутился между теплыми губами. Горячий влажный язык медленным широким мазком прошелся по бугорку, а рука, которая еще секунду назад грела её живот, скользнула ниже.
- О боже… - Она запустила трясущиеся руки в густые волосы и выгнулась, прижимаясь бедрами к ладони.
- Умм, - нежный ласкающий язык прочертил дорожку от одного соска к другому.
Одним движением он стянул с неё трусики.
- Ты моя девочка… дааа….
Нара задохнулась от наслаждения, когда он надавил на клитор, скользнул дальше, раздвигая ее нежные складочки. - Что вы де… Не на…
- Тихо, тихо, моя сладкая - он хрипло, судорожно вздохнул и поцеловал ее шею, лаская одной рукой. - Ооо… ты такая… Ты невероятная!..
Сказать "нет" она уже не могла, просто потому, что потеряла способность говорить. Губы Северинцева добрались до её уха, трепещущий кончик языка двинулся в путешествие по тонким изгибам ушной раковины. От хриплого прерывистого дыхания в голове окончательно помутилось.
Зажатая между его горячим, нетерпеливым телом и столом, она разрывалась между диким, едва контролируемым желанием отдаться ему и стыдом. Что будет, если он получит свое… и… уйдёт? Но разве не этого она ждала все эти бесконечные три дня? Не об этом мечтала: сознательно или нет - какая разница? Предвкушение скопилось внизу живота и спустя минуту, когда щелкнула пряжка ремня и вжикнула "молния" она почувствовала солоноватый запах его возбуждения. Рассудок помутился. Нара сама потянулась к нему, нетерпеливо прижалась губами к бьющейся жилке на шее - пульс сбился с ритма под ее горячим языком. Мыслей совсем не осталось. Всё, что сейчас имело значение - это его вкус, его сердцебиение под губами, отдающееся в венах, шумящее в ушах, закручивающееся в паху тугой спиралью.
Путаясь в пуговицах, она расстегнула его рубашку, накрыв ладонью плоский живот и дорожку жестких волос.
Он вошёл в неё одним сильным плавным толчком, бессвязно бормоча уносимый тем же приливом нарастающего наслаждения:
- Ммм… ооо…такая горячая… нежная…
Он толкнулся в нее - раз, другой, третий, содрогаясь от удовольствия, и Нара задрожала, выгнулась навстречу, изумленная и обезумевшая. Никогда прежде ей не доводилось испытывать такого острого, бесстыжего наслаждения. Он словно ворвался в самую ее душу - и разбередил, растревожил, задевая за оголенные нервы, о существовании которых она и не догадывалась. Он брал её жестко, беспощадно, с отчетливым, хлюпающим звуком, удерживая её руки за запястья. Нара стонала уже в голос, неистово подаваясь навстречу, а он блаженно улыбался. Все ее тело звенело и полыхало от сладострастия, и требовало больше, и больше, и больше, и резче, сильнее, глубже, хотя глубже казалось уже некуда. В какой-то момент он замер, отпустив запястья и сдавил груди, лаская соски, одновременно впиваясь губами в шею. Нара запрокинула голову, хватая ртом воздух, чувствуя, как он трется об нее - весь внутри и потянулась рукой вниз. Он мгновенно среагировал - накрыл ее ладонь своей и направил. Их пальцы перепутались, настойчиво поглаживая, надавливая, дразня, и перепачкались в горячей влаге. Нара просительно застонала - и он снова толкнул бедрами. Рывок, еще рывок, и еще… Наслаждение ударило в позвоночник, точно взорвавшийся вулкан, и расплавленной лавой растеклось по мышцам и она закричала, пресыщенная, переполненная до краев ошеломляющим блаженством, и низкими, рваными стонами Северинцева, и грубыми, похожими на агонию, толчками его плоти, и его спермой, и потом, который уже градом катился по намертво слипшимся, сплетенным телам.
…Оргазм схлынул, и она опомнившись, закрыла лицо руками, пряча пылающее от стыда лицо.
- О боже! Что мы… что вы…