Я споткнулась обо что-то. Разумеется, это оказался проклятый петух! Я упала и уткнулась лицом прямо в кучу бьющихся перьев и лап. Мы сплелись в какой-то клубок; я даже не сразу сообразила, что происходит, а только изо всех сил старалась хоть как-то прикрыть глаза, чтобы павлин не угодил в них клювом.
- Ррр-аааа-уууккк!!! - Пикассо издал сверхъестественный, даже какой-то потусторонний крик.
- Слезь с меня! Пошел вон! - кричала я. Мы продолжали бороться. Пикассо шипел, я материлась на чем свет стоит. А уж когда он клюнул меня изо всех сил в коленку, я решила, что сейчас не выдержу и сверну его мерзкую птичью шею.
Но сперва надо было поймать павлина. Я твердо решила: когда войду в дом, птица должна быть у меня под мышкой. И я добилась своего. Но прежде чем это произошло, павлин клюнул меня в щеку; верхний край раны был в нескольких миллиметрах от глаза. Я сломала три ногтя и порвала пижаму. И все это - в борьбе с огромным петухом, подумать только! Ну ничего, я его все же победила, хоть наградой мне и было разве что птичье дерьмо, которое сдавшийся, но все еще злой Пикассо оставил на моей руке.
Зато теперь, по крайней мере, его не съест койот.
- Что тут происходит? - Эльспет стояла у подножия лестницы, когда я с трудом вошла в дом, неся под мышкой грязную птицу. - Мне послышалось, кого-то убивают.
- Это я уговаривала Пикассо идти домой, - объяснила я.
Эльспет посмотрела на меня внимательно. Я была растрепана, из рассеченной щеки сочилась кровь, обе коленки разбиты.
- С ним надо обращаться очень бережно, Лиззи, имей в виду. Пикассо - очень дорогая птица.
Пикассо посмотрел на меня с чувством превосходства и глубокого презрения, потом повернулся, прошел по красивому кафельному полу и встал рядом с Эльспет как равный с равным. Она опустила руку и с любовью погладила его по крошечной глупой головке.
- Она напугала тебя, милый? Противная Лиззи…
"Противная Лиззи" мечтала в этот момент только об одном: взять топор и отрубить проклятой птице ее мерзкую голову. Я могла бы запросто скормить Пикассо соседской собаке и сказать потом, что его съел койот.
- Помоги мне подняться наверх, - отрывисто приказала Эльспет.
Я поспешила ей навстречу.
- Да ты что, моя дорогая?! - Она возмущенно отпрянула. - Сперва иди и помой руки!
В ванной, соскребая птичий помет, намыливая руки несколько раз, прежде чем осторожно дотронуться до раны в щеке: я подумала, а не продешевила ли я? Пять тысяч долларов в день - не слишком высокая плата за то, что мне пришлось пережить?
Наутро меня разбудил тихий, но настойчивый звон колокольчика. Я не сразу вспомнила, где нахожусь. Я уже привыкла спать практически на полу, в комнате, где все стены увешаны плакатами, чтобы скрыть следы пуль. Поэтому открыть глаза и обнаружить, что ты находишься в спальне, которая напоминает будуар Марии-Антуанетты в Версале, было несколько странно. Это мешало собраться с мыслями. Все комнаты в доме Эрика делились на две категории: от Гуччи и от Версаче. В комнатах от Гуччи - дорогая замша и полированный металл - хозяин предпочитал находиться там, когда хотел почувствовать себя буддийским монахом. Комнаты от Версаче с их роскошью и буйством красок предназначались для приема гостей и наслаждения жизнью.
Мне была отведена розовая спальня для гостей от Версаче. Широкий диван утопал в розовых подушках, и это напомнило мне сказку про принцессу на горошине. Помнится, там королева-мать положила горошину под сто матрасов, чтобы проверить, достаточно ли невеста сына хрупка и нежна, чтобы называться принцессой. Настоящая принцесса почувствует горошину даже через сто матрасов и не сможет уснуть.
Мама Эрика тоже устроила мне проверку на выносливость. Проснувшись тем утром, я наконец вспомнила, где я, и до меня дошло, что звук колокольчика доносится из комнаты Эльспет.
- Лиззи! Лиззи! - звала она меня слабым голосом, когда я подлетела к двери в ее спальню.
Старуха вытащила меня прямо из постели, мне и в голову не могло прийти сначала привести себя в порядок, а уже потом откликнуться на ее зов. Она звонит в колокольчик! Я понимала, конечно, что мать Эрика находится на грани смерти, но надеялась, она протянет до возвращения сына. Очень не хотелось самой обнаружить ее труп, честно говоря. "Господи, только бы она была еще жива!" - подумала я, распахивая дверь в комнату Эльспет.
Но та и не думала умирать. Она сидела в постели, опираясь прямой спиной о подушки, и была похожа на аккуратного худенького пупсика в белом кружевном платьице. То ли она легла спать не раздеваясь и не умываясь, то ли проснулась уже давно и успела причесаться и накраситься. Она взглянула на меня, всклокоченную и заспанную, с таким ужасом, словно я ворвалась в дом с улицы и хотела похитить ее Родена.
- Что случилось? - спросила я. - Вы звонили в колокольчик.
- Да, приготовь мне тостик, пожалуйста. Я готова позавтракать. Надо поджарить белый хлеб, но только с одной стороны. Да, сегодня, пожалуй, так. И намазать тост маслом. С одной стороны, той, что не поджарена.
- А? - только и вымолвила я. Было шесть часов утра.
Эльспет посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнуло нечто, похожее на сочувствие.
- Лиззи, ты что, плохо спала?
- Нет, спала-то я хорошо. Просто маловато. Хотелось бы еще.
- Сон - пустая трата времени, - бодро сказала Эльспет.
Я уже чуть было не съязвила, что готовить ей завтрак в шесть утра - это пустая трата моего времени, но тут вспомнила, что бедная женщина больна. Не так много у нее осталось времени, чтобы тратить его впустую. Если бы мне оставалось жить всего пару недель, я, вероятно, тоже старалась бы спать как можно меньше.
- Хорошо, я сейчас приготовлю вам тост.
Я очень надеялась, что на следующий день Эльспет не проснется в такую рань, но, похоже, это было ее обычное время подъема. Через три дня я обнаружила, что, с тех пор как Эльспет приехала в Малибу, я сплю по четыре часа в сутки. Вечером она, как правило, хотела поболтать, и разговор затягивался за полночь. Потом я по меньшей мере час охотилась в саду за Пикассо. С той нашей драки первой ночью он почему-то старательно избегал меня и никогда не приходил на мой настойчивый зов. Я ложилась спать не раньше двух часов ночи, а в шесть уже автоматически просыпалась - за несколько секунд до того, как Эльспет принималась звонить в колокольчик.
И ладно бы хоть днем она сидела в кресле и ни о чем меня не просила. Так ведь нет! Еще с первой нашей встречи мне стало понятно, что Эльспет Нордофф ведет весьма активную общественную жизнь. Она была членом нескольких благотворительных комитетов, которым до всего было дело - от порока сердца до кастрации бездомных щенков в Южной Индии. Сразу после завтрака я приносила в спальню Эльспет ноутбук Эрика, и она все утро диктовала мне письма, адресованные поп-звездам, премьер-министрам и президентам. После чего я тратила несколько часов на исправление ошибок. "Слово "пожалуйста" пишется с буквой "й"".
В двенадцать к нам "на чай" приходили дамы преклонного возраста из различных комитетов. "Общество борьбы с жестокостью рыбалки". "Художественный проект округа Оранж". "Библия для варваров англичан". Для меня они слились в один нескончаемый поток. Это был ежедневный парад Добра, которое несли миру ухоженные пожилые леди. Все они были безупречны - от туфель-лодочек "Феррагамо" на низком каблуке до причесок, столь безукоризненных, словно их волосы каждое утро заново, в виде укладки, вырастали у них на голове. Они жаждали делать добро - и делать это стильно.
Если я не готовила чай "Эрл Грей" ("Что в Англии считается правильным, Лиззи, - сначала наливать в чашку чай или молоко?"), я занималась цветами. Дамы приносили такое количество букетов, что, ежедневно обрезая стебли белых и красных лилий, я невольно вспоминала фильм "День Триффидов". Потом от меня требовалось, чтобы я присоединялась к дамам и сочувственно вздыхала, слушая рассказы о том, как, например, одна из них застукала служанку из Мексики за поеданием хозяйского печенья.
- Мы платим ей сто пятьдесят долларов в неделю, вы только подумайте! И каждое воскресенье отпускаем ее на несколько часов навестить детишек в Лонг-Бич.
Потом разговор неизбежно возвращался к нашей с Эриком свадьбе.
- Вы уже назначили дату?
- Ну, видите ли, - говорила я, - он сейчас, как вы, вероятно, знаете, очень занят.
И каждый раз Эльспет хмурилась и перебивала меня:
- Вот вернется - скажу ему, что негоже оставлять эту милую юную леди так надолго одну.
- Все эти гавайские девицы… - покачала как-то головой одна из дам.
- Уверена, Эрику нет до них никакого дела, - холодно ответила Эльспет.
Я была с ней полностью согласна. Хотя не могла бы с уверенностью сказать то же самое о гавайских юношах.
Потом Эльспет, как правило, вздыхала и говорила:
- Может, мне уже и не суждено обнять Лиззи как свою невестку.
Кудахтанье пожилых дам затихало, лица печально вытягивались, они сочувственно кивали, а Эльспет продолжала:
- Никто не знает, сколько мне осталось. Мадлен (или имя какой-нибудь другой дамы, с которой она говорила в этот момент), когда меня не станет, обещай, что будешь контролировать работу "Библейского общества" ("Общества любителей искусства", "Общества защиты бездомных собак") так же ответственно, как делала это я, полностью отдаваясь любимому делу.
Разумеется, они обещали, а в довершение ко всему Эльспет добавляла:
- Я знаю, что могу доверить Эрика Лиззи. Она будет любить его и заботиться о нем так же, как сделала бы это я.
Дамы уходили, тихонько шмыгая носами. Но они не плакали, никогда. Чтобы тушь не потекла. В первый раз я и сама немного расклеилась, но в четвертый - просто нацепила грустную мину.
Мы оставались одни и снова брались за дело. Вторую половину дня Эльспет посвящала изучению рынка ценных бумаг. Для человека, который стоит одной ногой в могиле, у нее было просто море энергии. "Последний рывок на прощание", - говорила она с грустной улыбкой.
"Как бы мне не загнуться первой", - вздыхала я в те редкие минуты, когда удавалось ненадолго остаться одной.
Шел четвертый день пребывания Эльспет в доме Эрика. Вечером, после того как я помогла ей подняться наверх и лечь в постель, она жестом пригласила меня присесть рядом.
- Расскажи, - сказала она, - как вы познакомились с моим милым Эриком? Я хочу знать все: от того, как ты первый раз взглянула на него, и до того, как ты осознала, что это любовь.
Я поняла, что настал момент, когда мне пригодится все то, чему научили меня в драматической школе.
- Ну, - начала я, - я расскажу вам то, как все это запомнилось мне. Хотя я не уверена, что Эрик повторит вам то же самое слово в слово, - добавила я, оставляя Эрику путь к отступлению на случай, если мать попросит его рассказать свою версию знакомства.
- Не волнуйся, - Эльспет похлопала меня по руке, - я знаю, что мужчины менее эмоционально воспринимают все это. Мой муж, например, никогда не мог ответить на вопрос, какого цвета у меня глаза, хотя его неоднократно спрашивали об этом. Он никогда не замечал, что я купила новое платье, пока ему не приходил счет. Так что, Лиззи, просто расскажи мне, что ты помнишь. Ты сразу решила, что он - красавец, как только его увидела?
Я опустила голову и принялась рассматривать свои руки в надежде, что Эльспет не заметит моего выражения лица и решит, что я просто задумалась. На самом деле я изо всех сил старалась не рассмеяться. Нет, это только мать может решить, что ее сын, у которого голова лысая, как коленка, а череп имеет форму помятого грейпфрута, долго лежавшего на самом дне корзины в супермаркете, - что этот человек - красавец.
Когда я подняла голову, Эльспет смотрела на меня пристально и сосредоточенно. Она явно готова была выслушать долгий и подробный рассказ, а не просто - "наши глаза встретились, и мы поняли, что это любовь". Надо было срочно придумать правдоподобную историю.
- Был день рождения моей хорошей подруги Симы, - начала я.
Конечно, я рассказала ей историю моего знакомства с Ричардом. Я перенесла действие из простого лондонского паба в роскошный голливудский бар. Первое свидание было не в пиццерии, где мы с Ричардом съели по тарелке спагетти, а в превосходном ресторане под названием "Тихоокеанский Рим". Но все подробности я взяла, разумеется, из настоящей истории любви.
- А когда ты поняла, что любишь его?
- На выставке. Мы стояли у той самой картины кисти Хокни, "Мистер и миссис Кларк с Перси", в галерее Тейт.
К тому времени я уже рассказала Эльспет, что Эрик приезжал в Лондон познакомиться с моими родителями.
- А каким образом все вообще началось?
- Он просто рассказывал мне, что ему нравится в этой картине. Эрик подошел ко мне сзади, обнял за талию и положил подбородок мне на плечо. Меня вдруг поразило, какой же он пылкий и тем не менее глубокий человек, как он чуток и восприимчив. Мне захотелось посмотреть на мир его глазами. Захотелось отдаться ему целиком, без остатка, слиться с ним в одно целое и остаться так навсегда.
- И теперь это скоро случится, - сказала Эльспет восхищенно и счастливо.
- Да, я надеюсь.
Слава богу, на сегодня ей этого оказалось достаточно. Эльспет получила свою сказку перед сном, а я отправилась на ежевечернюю охоту на Пикассо.
- Пикассо! - позвала я. В моем голосе было меньше энтузиазма, чем обычно.
Сад тонул в тишине; только шум волн, ласкающих песок, доносился с пляжа. Я понимала, что вспоминать историю знакомства с Ричардом было не самой блестящей мыслью, но, как ни странно, на этот раз воспоминания не повергли меня в обычную меланхолию. Плакать не хотелось. Еще совсем недавно, стоило мне воскресить в памяти хоть миг нашего счастья, как слезы сами наворачивались на глаза. А сегодня вечером - нет…
Я потрясла коробкой с птичьим кормом и с удивлением обнаружила, что Пикассо стоит рядом со мной.
- Ну что, пошли в дом? - сказала я.
Павлин спокойно пошел следом за мной. Я перестала орать. Он перестал прятаться.
Неужели то же самое произошло с моими воспоминаниями о Ричарде? Я перестала прятаться от них, так неужели и они отпустят меня? Неужели боль наконец уходит?
Глава 23
Эльспет не слишком утомляла меня рассказами о своей болезни. То есть она постоянно напоминала мне о том, что вот-вот собирается покинуть этот мир, но какой именно недуг терзал ее, для меня оставалось неведомо. Даже через неделю после того, как мы с мамой Эрика поселились под одной крышей, я не знала, какой у нее диагноз. Мне оставалось только гадать. Уж не рак ли груди и у нее, как у бедной Брэнди? Только в очень запущенной форме?
Кстати, что касается Брэнди, то мне за всю неделю так и не удалось съездить к ней. Впрочем, я звонила подруге каждый вечер (как только из комнаты Эльспет доносился первый храп) и не могла нарадоваться ее хорошему настроению. Сделав дополнительные анализы, врачи с большой долей уверенности локализовали опухоль, но окончательные выводы можно было сделать только во время операции, проведя полное лабораторное исследование опухолевых тканей. Операцию собирались делать в ближайшие дни. К огромному облегчению Брэнди врач, который занимался ею в больнице Святого Экспедитора, считал, что в удалении молочных желез нет необходимости. Как он сказал, на таких ранних стадиях заболевания этого делать не требуется. Более того, вся операция должна была свестись к удалению части ткани из правой груди и, при удачном стечении обстоятельств, можно было рассчитывать на одновременное косметическое восстановление этого участка.
- Мне показывали фотографии женщин, которых оперировали в этой клинике, - сказала Брэнди, - знаешь, в большинстве случаев я бы и не догадалась, что им что-то вообще оперировали! Представляешь, как сейчас это делают? Приподнимают сосок, просто как крышечку на заварочном чайнике, выскребают из груди всякую гадость и закачивают вместо этого какие-то там синтетические материалы типа силикона.
- Ну так это же просто классно! - обрадовалась я. Что еще тут можно было сказать? А Брэнди продолжала:
- Я тут даже подумала, а не попросить ли доктора, если это, конечно, возможно, подкачать мне заодно и вторую грудь? Помнишь, тот парень из "Пипхоул Пикчерз" сказал, что у меня грудь начала обвисать?
- Мудак он, этот парень.
- Это да. Ну ладно, я теперь им покажу, что у кого отвисло. Даже не знаю… Вообще-то немножко страшно, все-таки лишняя операция… Но если уж они одну грудь все равно будут резать, почему бы не привести в порядок и вторую?
- Ну и ну! Узнаю наконец Брэнди! Вот это уже на тебя похоже! - воскликнула я. - Рада, что ты умудрилась найти во всем этом и забавную сторону.
- Знаешь, Лиззи, - сказала Брэнди, вдруг переходя на шепот, - признаюсь тебе честно, на самом деле я страшно трушу, просто… Но ты помнишь, что нужно делать, когда не так уверен в себе, как хочется? Принцип тот же, что и перед пробами, - действовать "как будто". Как будто роль уже у тебя в кармане, как будто тебе все в жизни ни по чем. Вот и сейчас я веду себя так, как если бы, очнувшись от наркоза, стала бы выглядеть как Анна Николь Смит.
- Тогда, надеюсь, тебе достанется более симпатичный муж, - усмехнулась я.
- А здесь, в клинике, кстати, есть на кого глаз положить, - доверительно сообщила Брэнди. - Один только лечащий врач чего стоит! Просто мужчина моей мечты! Вот уж в жизни не подумала бы, что встречу мужчину, в которого можно влюбиться, в тот момент, когда он вводил мне в вену катетер.
Брэнди уже рассказывала мне, что у нее в вене на предплечье зафиксирован катетер для введения жидких лекарств.
- Я, наверное, попрошу, чтобы его не снимали, когда будут меня выписывать, - засмеялась Брэнди, - можно будет сэкономить на спиртном. Закачаешь мне через катетер пару рюмок водки прямо в кровь - и я уже веселенькая, если не пьяная в стельку.
- Слушай, а эта штучка, она тебе не мешает? Все-таки игла в вене…
- Да плевать мне на катетер. Я как-то больше про врача думаю. Красивый какой! Приезжай, посмотришь. Должна же ты полюбоваться на предмет моих воздыханий.
Проведать Брэнди? Мысль хорошая, вот только когда? Судя по всему, Эльспет не собиралась выпускать меня из виду ни на секунду. И, честно говоря, я считала, что не имею морального права требовать у нее час-другой отгула, поскольку получала за работу пять тысяч долларов в день. В то же время мне очень хотелось повидать Брэнди до операции. Родственников у нее не было, а что касается Джо, то при всех его достоинствах сиделка из него никудышная. Даже в лучшие времена с чувством такта у парня было не очень, а теперь его неуклюжие шутки ранили больную перепуганную Брэнди еще сильнее. Вот, например, недавно он приперся к ней в палату и так, между дел, спросил: может ли он рассчитывать на лифчики Брэнди после операции, если они ей больше не понадобятся.
Я уже стала подумывать, не сбежать ли мне к Брэнди на пару часиков ночью, под покровом темноты, когда Эльспет крепко спит. Но тут вдруг Эльспет сама сообщила, что собирается съездить к врачу.
- Может быть, стоит пригласить доктора домой? - предложила я. В конце концов, старушке, которая не может без посторонней помощи подняться на второй этаж, наверное, не следует лишний раз выходить из дому.