- Еще раз, пожалуйста. Вдох, задержка, медленный выдох. - Холодный диск стетоскопа перепрыгнул на другое место. - Корпус мира, серьезно? Мне всегда казалось, что это очень увлекательно.
Он встал перед ней. Доктор Вэйд сбросил с нее верхнюю часть платья и поставил стетоскоп под ее левую грудь. Мария закрыла глаза.
- Я тоже мечтал о каком-нибудь диком месте, например о Восточной Африке, - тихо сказал он, - но, так уж получилось, этим "диким" местом стала для меня долина Сан-Фернандо.
Мария выдавила из себя некое подобие улыбки и с облегчением вздохнула, когда доктор убрал стетоскоп. Затем он постучал небольшим молоточком по ее коленям и провел ручкой по ногам.
- Ляг, пожалуйста.
У Марии пересохло во рту. Она вытянулась на столе, сжав кулаки, и уставилась в потолок, пока доктор Вэйд ощупывал ее живот. Когда он задрал ее платье почти до самой шеи и обнажил грудь, у нее перехватило дыхание.
- Подними правую руку над головой, пожалуйста.
Она снова закрыла глаза. Его пальцы начала ощупывать подмышечную впадину и грудь. Она вздрогнула.
- Больно?
- Да, - прошептала она.
Он снова нажал на грудь.
- А здесь?
- Тоже.
- А здесь?
- Тоже…
Затем он повторил эту же процедуру с другой грудью.
- Скажи мне, Мария, что хуже: идти на прием к терапевту или к стоматологу? - спросил он.
Она распахнула глаза. Доктор Вэйд с улыбкой смотрел на нее.
- Ну, я…
- По мне, так нет ничего более ужасного, чем поход к стоматологу. Знаешь, Мария, мне неловко об этом говорить, но когда я иду к стоматологу, пусть даже поставить пломбу, я пью успокоительное, потому что мне так страшно, что у меня ноги подкашиваются.
Ее глаза округлились.
- Так больно?
Из ее уст вместе с выдохом вылетело слово "да".
Когда он наконец опустил платье и отошел, Мария, не дожидаясь его разрешения, села. Она взглянула на медсестру, которая по-прежнему улыбалась ей застывшей на ее губах улыбкой.
Доктор Вэйд вернулся к раковине и начал что-то писать в ее медицинской карте.
- Скажи мне, Мария, - сказал он, не глядя на нее, - когда у тебя началась менструация? Сколько лет тебе было?
Уши Марии вспыхнули.
- Э… э… когда мне было двенадцать.
- Цикл регулярный?
Она облизала верхнюю губу сухим языком.
- Э, да. То есть нет. Иногда это двадцать пять дней, а иногда больше тридцати.
- Когда была последняя менструация?
- Ой…
Она сглотнула и напрягла память. И тут она пришла к ней, та мысль, которая ускользнула от нее в школьной раздевалке. Она нахмурила лоб.
- Я что-то не помню.
Он кивнул и продолжил делать записи.
- Попробуй вспомнить. Это было меньше месяца назад?
Она бросила взгляд на медсестру и очень удивилась, увидев, что ее не смущают подобные вопросы.
- Кажется, нет. Дайте мне подумать. - Мария задумалась. Она не отмечала в календаре "критические дни", как это делали многие девочки; считала это абсолютно бесполезным занятием. Она вспомнила события мая, затем апреля и поняла, что это было давно. - Думаю, перед Пасхой.
Доктор Вэйд кивнул и сделал еще одну запись в карте. Затем он положил ручку в карман и одарил Марию очаровательной улыбкой.
- Мы почти закончили. Ты была настоящим ангелом. Я на минутку выйду, но обещаю скоро вернуться.
Однако через минутку доктор Вэйд не вернулся. Вместо него пришла медсестра, которая помогла Марии одеться и проводила девушку в уютную, красивую комнату.
Стены комнаты были отделаны темным деревом и увешаны полками с внушительного вида книгами. Повсюду висели гравюры и акварельные картины, оформленные в рамки дипломы и сертификаты. На тяжелом деревянном столе лежала огромная стопка медицинских журналов, которая, казалось, вот-вот упадет, подвижная скульптура лыжника, подставка для карандашей, настольная лампа и фотография женщины, обнимающей двух подростков.
Когда доктор Вэйд вошел в комнату и тихо закрыл за собой дверь, Мария вжалась в кожаное кресло и попыталась напустить на себя как можно более спокойный вид. Она очень сожалела, что с ней не было ее сумочки, так бы она смогла сжимать ее, а не собственные пальцы. Он сел за стол, разложил перед собой карту и бумаги и тепло улыбнулся Марии.
- Как бы мне хотелось, чтобы все мои пациенты были такими же любезными и послушными, как ты.
Она прочистила горло и прошептала: "Спасибо".
- Ты очень симпатичная девушка, Мария. Бьюсь об заклад, у тебя много друзей.
Она пожала плечами.
Облокотившись на стол, доктор Вэйд дружелюбно рассмеялся.
- Есть молодой человек?
- Да.
- Он счастливчик. Итак, к делу. - Джонас Вэйд прочистил горло и мгновенно стал серьезным. - Пока я тебя осматривал, в лаборатории, которая находится в этом же здании, делали твои анализы крови и мочи. Я всегда беру анализы у новых пациентов, которые приходят ко мне впервые. Особенно когда они приходят с жалобами, как ты. Итак, Мария, ты вполне здорова.
Брови Марии изогнулись дугой.
- Но это еще не говорит о том, что с тобой все в порядке, что ты абсолютно здорова. Эти лабораторные анализы лишь показывают, что твой гемоглобин в норме, что количество эритроцитов в твоем организме в норме, количество лейкоцитов, - его пальцы коснулись вложенных в карту бежевых листов, - эти показывают, насколько мы можем сейчас судить, что в твоем организме нет инфекции.
Его рука замерла на последнем, фиолетовом, листе, на котором были написаны результаты анализа, который он провел сам, пока Мария одевалась.
Он внимательно посмотрел на нее.
- Мне нужно задать тебе еще парочку вопросов, - доктор Вэйд немного понизил голос, - скажи мне, Мария, у тебя когда-либо были сексуальные отношения с мужчиной?
Ее брови взметнулись еще выше.
- Простите?
- Ты когда-либо занималась со своим молодым человеком сексом?
Мария бросила на него испуганный взгляд.
- Что вы, нет, доктор Вэйд.
- Ты уверена?
- Конечно, я уверена. Никогда.
Он несколько секунд изучал ее лицо.
- Мария, все, что ты говоришь в этом кабинете, будет известно только нам с тобой. Даже моя медсестра ничего не узнает. Более того, я даже не внесу этого в карте - С этими словами он закрыл папку и отложил ее в сторону. - Это строго между нами. Считай это обычным медицинским вопросом, как если бы я тебя спросил, удаляли ли тебе гланды.
Она бросила взгляд на карту и нахмурилась. Затем снова посмотрела на доктора Вэйда, взгляд ее был честным и вопросительным.
- Но, - она слегка пожала плечами, - я говорю правду, я никогда не была в постели с парнем.
- Г-м-м-м… - Джонас Вэйд сложил свои длинные тонкие пальцы домиком. Он покосился на фиолетовый листок, лежащий возле его локтя, и внимательно посмотрел на лицо девушки. - Знаешь, Мария, могло случиться так, что ты сделала это, но не поняла.
Она выдавила из себя слабенький смешок и почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
- Я бы поняла это, доктор Вэйд. Я никогда даже не раздевалась перед Майком. Разве что, - она внезапно опустила глаза и уставилась на свои руки, - разве что до пояса. Ну, вы понимаете… Я никогда не позволяла ему трогать меня… там…
Она услышала, что доктор Вэйд зашелестел бумагами, и, подняв глаза, увидела, что он начал собирать разложенные по столу листы и вкладывать их в ее карту.
- Думаю, на сегодня все, Мария, - он лучезарно улыбнулся ей и заговорил более громким голосом. - Некоторые болезни обнаруживаются в анализах мочи и крови не сразу. Им нужно некоторое время, чтобы культивироваться. Мы вырастим бактерии и посмотрим, что с тобой не так. Пока мы не сделаем всех анализов, мы не узнаем причин твоего недомогания. А ты тем временем не волнуйся, пей больше жидкости, хорошо ешь и много спи. Хорошо?
- Хорошо.
- А я, когда получу окончательные результаты, позвоню тебе.
Глава 3
На следующее утро Марию вырвало, но она, невзирая на протесты матери, смогла уговорить отца отвезти ее в школу, где проводился отбор девочек в группу поддержки. Мария собралась с силами и выступила относительно неплохо, и судьи, зная, что она способна выступать намного лучше, оставили ее в команде. Днем она начала готовиться к экзаменам, после ужина вместе с семьей смотрела специальный выпуск новостей, посвященный проходящему в Ватикане конклаву.
Перед традиционным субботним свиданием с Майком она сходила в церковь на исповедь.
Опустившись на колени в маленькой каморке, Мария почувствовала приступ тошноты. Она извинилась перед отцом Криспином и объяснила ему, что у нее грипп. В качестве наказания за совершенные на прошедшей неделе прегрешения ей следовало пять раз прочесть молитву Деве Марии. В воскресенье после церкви Мария провела день у бассейна за чтением модного бестселлера "Корабль дураков", в то время как ее отец смотрел по телевизору баскетбол, мать возила трех монахинь из церкви Святого Себастьяна по делам, а Эми учила катехизис, готовясь к предстоящей конфирмации.
На следующее утро, в понедельник, Мария чувствовала себя не лучше, чем накануне, и по требовательному настоянию матери осталась дома. Днем позвонила медсестра из кабинета доктора Вэйда и попросила Марию зайти к ним утром следующего дня по дороге в школу и сдать еще одну порцию мочи. Марии велели не пить после семи вечера, обязательно сходить "по-маленькому" перед сном и попытаться воздержаться от похода в туалет утром и "донести" все это до клиники. Вечером семья Мак-Фарлендов собралась в гостиной, чтобы посмотреть по телевизору, как над Сикстинской капеллой поднимется черный дым.
Во вторник, чувствуя себя немного получше, Мария пошла в школу и по дороге зашла к доктору Вэйду, чтобы сдать анализ.
В среду, когда день уже клонился к закату, Мария выскочила из своей комнаты и подбежала к отцу, который минуту назад вышел в коридор и застегивал чистую рубашку.
- Пап, привет! Когда ты пришел домой?
Они обменялись поцелуями и пошли по коридору, обняв друг друга за талию.
- Где-то пятнадцать минут назад. У тебя так громко играло радио, что ты даже не услышала, как я пришел. Кстати, кто, черт возьми, этот Том Дули?
- Ну, папа! - Она игриво сжала отца за талию и почувствовала под рубашкой крепкие мышцы. Ей это понравилось. Она была рада, что он взял себе за привычку ходить каждую среду в тренажерный зал. Этим он выгодно отличался от многих других отцов - своих ровесников, - которые позволили себе располнеть и обрюзгнуть.
- Тебе лучше, котенок?
- Намного! Думаю, я полностью поправилась.
- Как дела в школе?
- Потрясающе! Получила пятерку за свое выступление. И… - она лучезарно улыбнулась ему, в глазах блеснул огонек.
- И что?
- И самая потрясающая новость из всех потрясающих! Отец Майка решил не уезжать в Бостон! Они останутся на лето здесь!
Тед Мак-Фарленд тихо рассмеялся.
- Ну, не знаю, котенок, так ли это потрясающе. Тебе виднее.
- Теперь мы с Майком сможем каждый день ездить в Малибу вместе с другими ребятами!
Мария с отцом вошли в столовую, где уже сидела Эми, а Люссиль ставила на стол последние тарелки. Тед отпустил дочь.
- Я так полагаю, теперь ты начнешь выклянчивать у меня новый купальник?
Мария, обходя стол, бросила на отца озорной взгляд.
- Ты читаешь мои мысли, папа.
- Только не один из этих непристойных, - пробурчала Люссиль, отодвигая стул и садясь.
- Ой, ну мама, - произнесла Эми нараспев. - Крохотный-прекрохотный в желтенький горошек…
Мария, проходя мимо младшей сестры, дернула ее за волосы.
После того как все уселись, Тед прочитал молитву и начал разделывать жареное мясо.
- Только представьте, - восторженно сказала Мария, - целых двенадцать недель на пляже с Майком! Боже, я вне себя от счастья!
- Я надеюсь, ты сможешь найти в своем забитом расписании время для меня. Мне нужно превратить весь тот креп, что дала мне Ширли Томас, в платья, - сказала Люссиль, раскладывая по тарелкам девочек брокколи.
- О, конечно! - сказала Мария. - Я помню об этом. Они давно договорились, что летом будут шить вместе; у них было достаточно ткани, чтобы сшить несколько одинаковых костюмов.
Люссиль отбросила с лица рыжую прядь.
- Ну и жара сегодня. Говорят, что все лето будет таким.
Мария посмотрела на раскрасневшиеся щеки Люссиль. Много лет назад она завидовала природному румянцу матери, который избавлял ее от необходимости накладывать на щеки румяна, как делали другие женщины, пока в один прекрасный день, когда ей было четырнадцать лет, она не узнала, что столь чудесный оттенок щечек дарила ее матери не матушка-природа, а несколько послеобеденных коктейлей.
По средам они всегда ужинали в пять тридцать, так как Теду нужно было уходить в тренажерный зал, а Люссиль на собрание церковного общества. Для Эми это время также подходило идеально, так как вечером у нее были занятия с сестрой Агатой, которая готовила ее к конфирмации.
- Встречаешься сегодня с Майком? - спросил Тед.
Мария энергично закивала головой.
- Пойдем в кино на новый фильм.
- Как у тебя дела с катехизисом, Эми? Нужна помощь?
- Не-а. - Двенадцатилетняя девочка покачала головой, размахивая каштановыми волосами. - Сестра Агата отвечает на все мои вопросы. Все то же самое, как перед причастием, ничего нового.
Тед улыбнулся и кивнул головой. На мгновение он вспомнил о тех днях, когда он сам посещал занятия по катехизису в Чикаго, готовясь стать священником. Но потом разразилась война. В 1941 Тед Мак-Фарленд оставил семинарию и пошел воевать. Спустя три года службы желание стать священником пропало. В результате он стал биржевым маклером, и иногда, когда память, как сейчас, возвращала его к тем далеким дням, он задумывался о том, как бы сложилась его жизнь, не прими он тогда этого решения.
- Однако я все равно считаю, что так поступать с младенцами несправедливо.
Он взглянул на Эми, которая снова болтала ногами так, что все ее тело ходило ходуном.
- Что ты сказала? - спросил он.
- Я сказала, что так поступать с младенцами несправедливо.
- А как с ними поступают?
- Папа, ты не слушал, что я говорила! Сестра Агата рассказала нам о Чистилище для некрещеных младенцев. Я считаю, что Господь поступает по отношению к этим детям несправедливо, так как они ни в чем не виноваты.
- Понимаешь, Эми, - медленно сказал Тед, - если человек некрещеный, то на его душе лежит первородный грех. А ты знаешь, что никто не может попасть на небеса, имея на своей душе первородный грех, поэтому нас при рождении крестят.
- И поэтому, - тихо вставила Мария, - врачи спасли ребенка миссис Франчимони, а самой миссис Франчимони позволили умереть.
Люссиль резко взглянула на дочь.
- Мария Анна Мак-Фарленд! Кто сказал тебе это?
- Отец Криспин сказал. Но сначала мне сказала об этом Германи, которая слышала, как ее мать разговаривала об этом с соседкой.
- Германи Мэсси. Это та девочка-битник? Ее родители социалисты, знаешь об этом?
- И что?
- А то, что это практически одно и то же, что и коммунисты, на мой взгляд. И если они хотят коммунизма, то пусть уезжают и живут под руководством Хрущева. Посмотрела бы я, как бы им это понравилось.
- А что там с ребенком миссис? - с интересом спросила Эми.
- Германи говорит, что врачи сообщили мистеру Франчимони, что его жена находится в смертельной опасности и что им придется пожертвовать жизнью ребенка ради ее спасения. Однако мистер Франчимони поговорил об этом с отцом Криспином, и отец Криспин сказал ему, что ребенка нужно спасти любой ценой. Поэтому Франчимони велел врачам спасать ребенка, а не жену, и поэтому миссис Франчимони умерла.
- Это же ужасно! - воскликнула Эми.
- Мария, - тихо сказал Тед, положив вилку на тарелку и сцепив руки в замок, - все не так просто, как ты думаешь, проблема гораздо глубже.
- Ой, я знаю, папа. Когда Германи рассказала мне эту историю, я расспросила отца Криспина, и он мне все объяснил.
- И что он тебе сказал?
- Он сказал, что существует разница между земной жизнью и жизнью духовной и что именно духовную жизнь мы и должны спасать. Если мать крещеная, она после смерти попадает в рай, а младенцу нужно дать шанс покреститься, чтобы он тоже смог потом попасть в рай. Отец Криспин сказал, что перед смертью матери отпускаются все грехи и она умирает с чистой совестью и душой, поэтому она гарантированно попадает в рай и младенец, который рождается, проходит обряд крещения, тоже попадает потом в рай.
Тед задумчиво кивнул. Затем он перевел взгляд на Эми, которая сидела, склонив голову набок.
- Ты поняла?
- Ну, вроде, пап.
- Смотри: если спасти мать и позволить младенцу умереть, то только одной душе выпадает шанс попасть на небеса. Но если позволить умереть матери и сохранить жизнь ребенку, которого потом окрестить, то уже две души имеют возможность попасть на небеса. В этом и заключается спасение, Эми, когда спасают душу, а не тело. Отец Криспин прав. Теперь понятно?
- Думаю, да. Я бы не хотела, чтобы младенец попал в Чистилище.
После этого все разговоры за столом смолкли, было лишь слышно, как стучат о тарелки вилки и ножи. Эми смотрела на брокколи и думала о том, почему Бог, такой всемогущий и любящий, не позволяет некрещеным младенцам отправляться на небеса. Люссиль вспоминала Розмари Франчимони и их последний разговор. Тед размышлял о последующем отречении Артура Франчимони от церкви. Мария гадала, поглощая без всякого аппетита брокколи, когда же наконец за ней заедет Майк.
Тишину нарушил телефонный звонок. Эми, которая всегда сражалась за то, чтобы первой схватить трубку, подскочила и бросилась к телефону. Через мгновение она вернулась в столовую.
- Это доктор Вэйд.
- Да? Чего он хочет?
- Не знаю. Он ждет у телефона.
Люссиль встала и вышла из комнаты. Спустя несколько секунд она вернулась.
- Он хочет, чтобы после ужина я привезла к нему Марию.
- Сегодня? Зачем?
- Он получил результаты всех анализов и хочет рассказать нам о них лично.
- Ой, мам, у меня уже все прошло. Я прекрасно себя чувствую. Ты что, не сказала ему об этом? Майк приедет скоро…
- Мы заплатили за это, к тому же будет не лишним узнать, что он обнаружил. Может быть, он хочет дать тебе какие-нибудь витамины или еще что-нибудь в этом роде. С тебя не убудет, если мы ненадолго заедем к нему.
На этот раз Мария чувствовала себя гораздо более спокойной и расслабленной. Она сидела в кожаном кресле и неторопливо рассматривала элегантный кабинет. На этот раз не будет неприятного осмотра, а будет лишь беседа о результатах ее анализов. Когда доктор Вэйд неожиданно вошел в кабинет, тихо прикрыв за собой дверь, Мария заметила в его внешности несколько новых деталей. Он был не таким уж высоким, как показался ей раньше, и не таким уж молодым. Сегодня вокруг его глаз и рта отчетливо виднелись морщины, в черных волосах белело несколько новых седых прядок.