- Планетами, говорите. Сейчас поищем. - Он задрал голову вверх и стал медленно крутиться на месте. Потом что-то нашел. Повернулся ко мне и уперся пальцем в небо. - Вот, познакомьтесь, Юпитер.
- Планета удачи… - шепотом сказала я. - Наконец-то. А кстати, кто вы по гороскопу, Сева?
- Ну, если вы говорите, что астрология - наука, значит, сможете угадать сами. А я вам не скажу.
- Я же совсем вас не знаю, - попробовала я защитить любимую науку. - Тут нужно время. Показаться может все, что угодно.
- Я через неделю улетаю. Даю вам время до моего отъезда.
- А вдруг я улечу раньше?
- Честно говоря, что-то я в этом сомневаюсь… После всего, что вы рассказали. Так что неделя вам на разгадывание этой загадки. - И Сева мечтательно добавил: - Сейчас бы искупаться… На спинке полежать. Будет как в космосе.
- Страшно. Такие волны. Как будто летишь. А вам, Сев, летать не страшно?
- Я вообще-то боюсь высоты, - ответил он просто.
- А зачем же вы… - удивилась я.
- Ну я всегда стараюсь делать то, чего боюсь, - сказал он нехотя. - Если удается забыть, что боялся, становится хорошо.
- А одного раза не достаточно было? Прыгнул - и забыл.
- Тут у меня почему-то забыть не получается, Ева. Страх никуда не уходит. Терпеть этого не могу… - Он замолчал. А потом бодро добавил: - Поэтому все время и прыгаю. Зато каждый раз так хорошо.
- А я наоборот - если чего-то боюсь, избегаю этого. Надо же как-то прислушиваться к своей интуиции. Если страшно - может, не надо?
- Интуиция, конечно, вещь великая. Только пользоваться ею можно по-разному. Страх - как флажок. Есть флажок - значит, над этим и надо работать.
- Жить тогда тяжело. Каждый день как подвиг.
- А какой, по-вашему, должен быть каждый день, Ева? - Он повернулся ко мне. Но глаз его я в темноте не видела. Только чувствовала, что мой ответ для него очень важен. Разочаровать не хотелось.
- День должен быть нестрашным. Он не должен таить угрозу. - Я постаралась как можно искреннее выразить то, что действительно чувство вала в тот момент. - Этого у меня сейчас нет. А потому я точно знаю, что именно это ценно!
- Может быть, вы и правы…
Мы долго молча бродили по песку. Слушали океан. И смотрели на звезды. А я прятала лицо в воротник его куртки. Океан был рядом, но казалось, что где-то поблизости обязательно должны быть сосны. То ли глаза мои в конце концов привыкли к темноте. То ли действительно начинало светать…
Сева подошел ко мне. Я внутренне запаниковала.
Не сводя с меня глаз, он коснулся меня рукой. Я смотрела на него, как кролик на удава.
Он дернул молнию на кармане куртки. По-хозяйски залез туда рукой и вытащил сигареты с зажигалкой.
- Извините за беспокойство, - сказал он, вынул губами сигарету из пачки и положил ее обратно в мой карман. Отвернулся от ветра и, прикрывая лицо ладонями, закурил. - Вы ведь не курите?
Я покачала головой. Честно говоря, я бы закурила. Только руки мои находились в абсолютной недосягаемости. А вылезать было холодно.
- А вам, сборная России, разве можно? - спросила я ядовито.
- Но вы ж никому не скажете? - светло улыбнулся он, сладострастно затягиваясь. Ветер парусом надувал его белую рубашку. - Я не курю. Просто греюсь.
- Это вы на суде расскажете… - не могла не улыбнуться в ответ я.
- Ну пойдем. Провожу тебя, - он глянул на свои черные часы. - Время-то уже не детское.
- Разве мы на "ты"? - спросила я с подчеркнутым интересом и невинно на него воззрилась.
- Можешь говорить мне "вы", если тебе так удобней, - разрешил он, и в голосе его промелькнула хулиганская издевка.
- Нет уж, - строптиво ответила я. - Я за полное равноправие.
- Давай-ка мне лучше руку, - вздохнул он устало. - Где ты у нас тут живешь?
Долго, как бабочка в коконе, копошилась я в его куртке. Пока наконец рука моя не нашла себе выход через нескончаемый туннель рукава.
Я не могла заснуть. Раскинувшись на кровати, как морская звезда, я смотрела в потолок. Уже давно наступил рассвет. В памяти все еще шумел исполинский ночной океан. Пружинило под ногами укрытое песком побережье. Ветер, ветер. И звездное небо до самого горизонта.
Дело было вовсе не в блестящем браслете его черных часов. Просто мне ужасно понравились его руки.
СТИХИЙНОЕ БЕДСТВИЕ
В тот день я поняла, что значит идти на работу как на праздник. Солнце подсвечивало погруженные в океанический туман улицы. Сан-Франциско был мне симпатичен. Особая прелесть города в гористых чудных улицах с двухэтажными легкими домиками. Климат позволяет не утепляться. Удивительное место - ни жарко, ни холодно. И так весь год.
Если бы мне можно было выбирать, я бы жила здесь всю жизнь. Ну только при условии, что все мои друзья и родители переехали бы вместе со мной. Можно еще перетащить Исаакиевский собор. Хотя сейсмическая опасность не позволяет ставить в этом чудном городе такие мощные здания.
В начале двадцатого века землетрясение полностью стерло Сан-Франциско с лица земли. Все было отстроено заново. Поэтому здесь почти нет каменных жилых домов, только в центре. В 1989-м тряхнуло так, что повредило даже знаменитый двухэтажный мост через залив.
Все-таки за все в этой жизни приходится платить. Казалось бы - рай на земле. Так нет! Если не дай бог тряхнет, то рай за считанные секунды превратится в ад.
Весь день я летала как на крыльях. Ворочала бархат с удвоенной скоростью. Мучила этим напарника Ноа. Он только отрывисто крякал и просил не гнать. Что со мной творилось, я и сама еще толком не понимала. Вечер у меня сегодня намечался свободный. И никто на мою свободу пока что не покушался.
Смотреть на прыжки с трамплина меня пригласили на завтра.
Но я себе места не находила. Покончив с работой, я решила дозвониться до Дениса. Мы с ним давно не виделись. Дома его не оказалось. Видимо, он пропадал в театре. Готовился к выпуску нового спектакля. Позвонила в балетный департамент. Любезная девушка Синди ответила, что репетиция продлится до десяти вечера.
Домой возвращаться не хотелось. Хотелось занять себя каким-нибудь творческим делом, чтобы остаток дня пролетел незаметно. И тут ко мне подбежала холеная миссис Бэтчелер и сунула мне в руки рулон бумаги.
- Ева, сделай одолжение, отнеси эти шаблоны в слесарную, мистеру Нейлору, шефу декораторов.
И я пошла. Может быть, в другой раз я бы и огорчилась, но сейчас меня просто занимали делом и я была даже благодарна. Тони Нейлор сидел за длинным столом и занимался подбором колеров для окраски декораций. Он произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Если бы не угольно-черные глаза, он мог бы сыграть лучшего на свете Деда Мороза в фильме для взрослых. У него были длинные волосы с проседью, собранные в хвост, седая бородища и совершенно молодой взгляд.
Почему-то мне показалось, что я могу задать ему один волнующий меня вопрос, просто так, без пространных объяснений.
- Вы сдаете спектакль?
Он кивнул, не отрываясь от дел.
- Значит, люди работают допоздна?
- Да, приходится, - сокрушенно покачал он головой.
- А скажите, Тони, могу я позаниматься своим творчеством тут у вас, в свободное от работы время?
Мистер Нейлор оторвался от своих банок с красками и озорно на меня посмотрел.
- Валяйте, Ева, свободный верстак вон там, в левом углу. А инструменты у нас общие.
Я засиделась в цехе у Тони до одиннадцати. Бдительность мою усыпили бодро вкалывающие работники мастерских. Надо было срочно уносить ноги, ведь мне же теперь по Ларкин-стрит придется бежать сломя голову до самого дома. Так вот и закончился длинный рабочий день и вечер, который оказался занятым под завязку.
* * *
С Денисом мы встретились в обеденный перерыв.
- Что-то ты какая-то загадочная стала, - сказал он мне, покупая сэндвич с тунцом.
- Мне кажется, - сказала я, - я встретила мужчину.
- Мне кажется, я тоже.
Еще некоторое время я продолжала по инерции жевать. Потом с ощутимым трудом проглотила и вопросительно посмотрела на Дениса. Но он продолжал спокойно пить кофе. Я не стала у него ничего спрашивать, но аппетит пропал.
Примчавшись домой после работы, я начала собираться. Меня охватила странная паника. Я даже подумала о том, что вообще никуда не пойду. Ведь мой судьбоносный выход в красном платье остался в прошлом, и надо было двигаться дальше. Я вывалила вещи Эвелины на кровать. Взгляд мой неожиданно зацепился за нечто ярко-розовое. До того, как я перекрасилась в брюнетку, этот цвет меня не интересовал. Теперь же для меня открылись новые горизонты. Чургулия этой пошлости не увидит, а Сева должен меня заметить среди публики, во всяком случае я так себе представляла. Этой вещью оказалась тонкая цикламеновая кофточка, которая здорово смотрелась с моими черными волосами. Вырви глаз, подумала я.
В принципе, деньги, что мне заплатили за неделю, особенно разбазаривать было нельзя. Но без машины в Америке делать нечего. Четырнадцать долларов ушло на такси. Трамплин находился за Гайд-парком. Пропуском, который оставил мне Сева, я проложила себе путь в первые ряды зрителей.
Вот они какие, лыжники-летуны! Сначала маленький цветной комочек скатывается по склону трамплина, на самом его окончании стремительно вырастая в огромную странного вида птицу. И летит, летит, раскрыв руки-крылья навстречу ветру. Потом птица приземляется и катится к трибунам, превращаясь в человека-спортсмена, который лихо тормозит прямо перед зрителями, обдавая их волной принесенного с вершины ветра. Я даже слегка присела с непривычки, до того все это было быстро, красочно и необычно.
Я боялась, что не разберу имени своего прыгуна. Эти дикторы, видно, набрали каши в рот, ну ничего было не понять. А узнать по лицу тоже невозможно из-за шлемов и очков. Я вглядывалась до слез в разноцветные фигуры, отрывавшиеся от трамплина, но так и не смогла узнать Севу. А мне очень хотелось видеть, как именно он поднимется в воздух.
Вот очередной прыгун приземлился не совсем чисто, хотя и пролетел неплохо, лихо подъехал к барьеру. Он повернул голову к табло и стоял спиной к зрителям, ожидая своего результата. Не глядя, схватился рукой в перчатке за бортик в том самом месте, где стояла я. Я убрала руки. Взглянув на поменявшиеся строки в табло, он снял очки и повернулся лицом ко мне. Я еще ничего не успела сообразить, как он наклонился, быстро поцеловал меня в щеку так, будто делал это всю жизнь и сдержанно сказал:
- Подожди меня здесь. Я сейчас переоденусь и приду.
Он ушел, закинув лыжи на плечо, а я стояла, оглушенная, и мне хотелось глупо улыбаться. Так все это было неожиданно. Я смотрела на свои кроссовки и скрывала улыбку рукой. Мне казалось, что в этот момент все, кто стоял со мною рядом, завидуют мне по-черному! Может быть, даже мужчины. После давешнего разговора с Денисом, я не исключала этой возможности.
- Пойдем, поговорить надо, - сказал мне номенклатурного вида дядька, про которого за версту было понятно, что это мой несчастный соотечественник.
Его лысина была украшена веснушками, и этим он показался мне похожим на покровительницу женщин - Луну. Однако лицо у него было как у маршала Жукова. Такое же властное и деспотичное. Вероятно, поэтому я за ним и пошла.
- Богатеньких любишь, - сказал он мне елейным голоском. - Так это тебе не сюда. Это тебе к теннисистам. Это у них призовой фонд - миллион, а у нас пара тысчонок, и те спорткомитет забирает. Так что ты ошиблась, девочка.
И он ласково улыбнулся.
- Боюсь, вы меня с кем-то перепутали, товарищ! - ответила я, чувствуя себя так, будто провалилась в дачный сортир.
- Да я вас за версту вижу, киски-птички-балеринки, - процедил он уже сквозь зубы, и ласковые слова прозвучали как отборные ругательства.
Я стояла, захлебываясь грязной жижей его слов. И тут я увидела Севу, который искал меня в толпе. Мой собеседник обернулся и быстро сказал мне, грозя волосатым пальцем:
- Я тебя предупредил.
Он быстрым шагом кавалериста направился навстречу Севе. Что-то негромко ему сказал. Сева коротко вздохнул, кивнул и одарил его жестким взглядом исподлобья. Мне показалось, что в воздухе лязгнули острые клинки.
Сева направился ко мне. Какая у него походка… Он скуп в движениях. Минималист. Пластикой похож на зверя. И глаза у него, как у хищника, безумного солнечного цвета, совсем желтые вокруг зрачка, окруженные по краю темным и тонким кольцом.
Этот человек умеет летать. Он не боится летать без крыльев. Да он просто дракон. Человек-дракон. Или змей-искуситель из райского сада… И что он обо мне думает? Я ведь змея, ползающая на брюхе.
- Кто этот человек? - спросила я, талантливо, как мне показалось, изобразив незаинтересованность.
- Это наш тренер, с анекдотичной фамилией Портной. - И в голосе его прозвучала легкая неприязнь. - Он что-то тебе сказал? - рассеянно спросил Сева.
- Да нет, - ответила я, - просто попросил не подходить так близко к бортику.
- Да? - Сева с интересом на меня взглянул. И секунду помедлил.
Мне показалось, что за эту секунду он прочитал всю стенограмму нашего с Портным разговора. Но распространяться по этому поводу не стал.
- Ну что, пойдем отсюда? - И после небольшой паузы добавил, усмехнувшись: - Кузнечик.
* * *
Мы долго шли по аллее Гайд-парка. Я восторженно делилась с ним своими впечатлениями о его прыжке. И даже подумала, не слишком ли я восторжена. Подумает еще, что я совсем дурочка.
- Вообще-то сегодняшний прыжок был хреновый, - прервал он мои восторги. - Но я рад, что тебе понравилось.
Вероятно, чтобы переменить тему, он неожиданно сказал мне:
- Ты с мамой давно говорила?
- Что? - не поняла я.
- Маме, говорю, давно звонила?
- Я ей ни разу не звонила. Я ей письмо написала, когда решила задержаться тут.
- Сколько ты ее не видела?
- Около двух месяцев.
- Соскучилась?
- Иногда чувствую, что очень. Но лучше не будем об этом.
- Пойдем, позвонишь ей от меня.
- А это удобно? - спросила я как последняя дура и тут же вспомнила о заветах товарища Портного.
- Когда я звонил, мне было удобно, - улыбнулся он. - А тебе, если будет неудобно, мы подушечку подложим.
И нас разобрал смех.
Когда мы пришли в отель "Калифорния", начало темнеть.
Пока мы шли с ним по улице, я чувствовала себя свободно и легко. Но когда он открыл дверь своего номера, меня охватило чувство неловкости. Я сразу бросилась к телефонному аппарату.
- А как звонить ты знаешь? - спросила я, застыв с трубкой в руках.
- Рано еще звонить. Час-полтора подождем. Там ведь сейчас шесть часов утра, - сказал он и вынул из моей руки телефонную трубку. - Жрать хочу, умираю.
Тут в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли. В комнату ввалился здоровенный, как лось, чернявый парень и уставился на меня, картинно раскинув руки.
- Ну-ка, покажись… Ой, бля… Куколка какая! Хау дую ду? Сисяры классные. Ну что ты на меня так уставилась, курица? А ротик рабочий… - он сделал мне "козу" как маленькому ребенку. Потом обернулся к Севе: - Тайская? Где надыбал?
- Познакомься, Марат. Это Ева. Русский у нее родной. - Сева хлопнул его по плечу. - Надеюсь, вы понравитесь друг другу.
Парня надо было видеть. Он все еще продолжал заглядывать мне в глаза с обманчивой улыбочкой, но казалось, что в спину ему вонзилась стрела, так медленно и фатально начало меняться выражение его лица.
Я встала и решительно направилась к двери.
Сзади рухнуло что-то тяжелое. Обернувшись, я увидела Марата, "бегущего" ко мне на коленях.
- Девушка! Постойте! Не уходите! Он же меня убьет! - кричал Марат, стуча лбом об пол. - Виноват! Исправлюсь! Был не трезв! Вспылил!
Дверь приоткрылась, и в проеме показалось суровое лицо Портного. Он кивком головы велел Севе выйти в коридор. Когда за ними закрылась дверь, так и оставшийся на коленях Марат сконфуженно пробормотал:
- И перед ребятами как-то неудобно получилось…
- Ладно, Марат, встаньте, - мрачно сказала я, отходя от него. - И много вы здесь тайских девушек видели? Он их сюда часто водит? Да? А вы оцениваете?
- Этого не было никогда! - вскричал Марат и снова засеменил за мной на коленях. - Именно поэтому я и удивился! Обрадовался даже, можно сказать, за друга! Честное благородное слово!
- Да уж благородное… - произнесла я.
- Если вопросов больше нет, то я пошел, - проговорил Марат, сгибаясь в японском поклоне и пятясь к двери.
Дверь приоткрылась, и я услышала, как Сева, с трудом сдерживаясь, сказал тому, кто стоял в коридоре:
- Только не надо думать, что я трахаю все, что движется. Моя личная жизнь вообще никого не касается!
Он вошел в номер и громко захлопнул дверь.
- Извини, - сказал он мне, пытаясь остыть.
- Просто какой-то итальянский квартал, - сказала я. - Наверное, я пойду…
- Сядь, - поморщился он, как учитель от неправильного ответа.
И тут в дверь снова постучались.
- Хуй из зис? - резко спросил он, вложив свои невысказанные эмоции в кстати подвернувшуюся английскую фразу. Я вздрогнула и покраснела.
Привезли ужин. Мы съели его в обстановке, приближенной к непринужденной.
Потом я позвонила маме и заверила ее, что все у меня хорошо.