Пока я говорила, Сева, наверное чтобы не смущать меня, удалился в душ. Я оптимистично пообещала маме, что скоро вернусь в Питер. Я умудрилась не сказать ей ничего конкретного. Ни про развод, ни про безденежье. Она и так была растеряна. Куда же мне еще ее расстраивать. Надо подбодрить. Я весело попрощалась с ней. Но как только я положила трубку, мне стало жалко ее до слез.
Сева вышел из душа в синем махровом халате. Его темные волосы были мокрыми. Не особо на меня глядя, он неторопливо, с совершенно естественным видом сел на противоположный край кровати, вытянул из-под нее чемодан и наклонился над ним. Мне перестало хватать воздуха.
- Ну все, спасибо, я позвонила, с мамой поговорила, - сказала я бодрой скороговоркой, вытянувшись во весь рост, как салютующая пионерка. - Я пошла.
- Да ну, куда ты сейчас пойдешь, в двенадцать-то ночи, - мирно проворчал он, продолжая возиться с чемоданом, так и не повернувшись. - Оставайся. Кровать в твоем распоряжении. Я посплю на диване…
* * *
На следующий день Сева встретил меня с работы, и мы пошли бродить по городу. Нам было весело. Мы отправились в туристский район Сан-Франциско, который называется Фишермэнворф. Заходили во все магазины подряд. В кондитерском все было сделано из шоколада: шоколадные ботинки, рояли, носы, стрекозы. Повсюду были развешаны, расставлены, размещены сувениры с эмблемой Сан-Франциско. Я подумала, что надо бы купить что-то родителям, так, на память. Потом я надолго застряла перед витриной ювелирной лавки. Мне очень понравились серьги с изумрудами. Уши у меня не проколоты, так что интерес был чисто художественный.
- Смотри, какие красивые, - сказала я Севе, - жаль, что у меня уши не проколоты.
Он с любопытством прикоснулся к мочке моего уха.
- Надо же, а почему?
- У меня подружке Машке в детстве прокалывали, так она ревела. Мне тоже собирались. Но я на нее посмотрела и отказалась.
- Так ей, наверно, иглой, - пожал он плечами. - А надо серьгой.
- Зверство какое-то… Она же тупая! - ужаснулась я.
- Вот именно. Поэтому и не больно. У меня бабка так полдеревни осчастливила. К ней все ходили. А летом, так вообще отбоя не было. Городские все приходили.
Мы пошли дальше.
- А чем бы ты занимался, если бы не прыгал с трамплина? - спросила я его.
- Не знаю… Мне многое хочется успеть. Это если по-настоящему. А так, я - утопист. Я это прекрасно понимаю. Но до сих пор мне больше всего хочется быть королем. Где-нибудь на Севере. В Норвегии, например. Где озера, скалы, океан… Или где-нибудь в Сибири. Ну, в общем, утопия. Можешь не смотреть на меня как на сумасшедшего. Я в курсе… Я никому не говорил. Ты, Кузнечик, первая.
- И зачем тебе королевство?
- Чтобы жить по своим законам. Мне нужно пространство, где законы будут не такими, как в остальном мире. А моими.
- Да уж, утопист… А какие у тебя будут законы?
- Суровые… Боюсь, тебе, Кузнечик, у меня не понравится.
- Что, головы всем поотрубаешь?
- Да нет, что ты! Нет. Суровые, но справедливые. Ну, например, за вранье - розги. У меня все вполне гуманно. Но кому-то, конечно, может не понравиться.
- Ничего себе утопист! Да ты садист какой-то. Гуманно…
- За одного битого двух небитых дают. Народная мудрость, между прочим. И потом, Кузнечик! Очень не люблю, когда врут… Хотя… Я же говорю - утопия. Люди - инертны. Они ищут точку покоя. Сначала жизнь задает им импульс. Школа. Надо. Через не могу. Спорт. Институт. А потом постоянный поиск теплого местечка, желание завалиться на диван. Домик в деревне. Потерянный рай. Созерцание реки времени.
- А надо как? Разве дзен - это плохо? Если бы все доходили до дзена - было бы просто прекрасно!
Мы свернули на улицу, ведущую к отелю "Калифорния".
- Мне почему-то кажется, что мир создан для того, чтобы его прочувствовать, познать. И изменить то, что тебе по силам, к лучшему. Дзен будет после смерти. Или в глубокой старости.
- Ну как его изменить! А главное, куда его менять? Ну что я, например, могу сделать, или ты? Чтобы Россия догнала и перегнала Америку? Все это уже было.
- Ой, Кузнечик! Мне такие слова не очень. Столько в них умудренности опытом. И, кстати говоря, чужим. А на самом деле - это прикрытие для лени. Тебе лень. Вот и все.
- Мне лень, да. Как представлю, что надо сделать, так сразу понимаю, что это невозможно. Только жизнь на это угроблю.
- Ты просто цель назвала неудобоваримую какую-то. Все равно, что жизнь положить на то, чтобы Аня стала такой же, как Маня.
- Ну а к чему надо стремиться?
- Если бы я знал, как надо… По-моему, нельзя бросать учиться. С курса на курс надо переходить всю жизнь. И сессию сдавать. Себе хотя бы. За год. Если изменить ты можешь только себя, стало быть, с себя и начинать. Что? Скажешь, работать не над чем?
- Чего-то я не хочу себе сессию сдавать.
- Себе не хочешь. Значит, будешь мне.
- Ты просто себе представить не можешь, как я счастлива, что мне не надо ничего сдавать. Я так устала…
- Ну отдохни немножко… Так и быть…
- А что, я разве уже в твоем королевстве? Так я ж не подданная, я - в гостях!
- В гостях, говоришь… Ну-ну… Попробуем тебя вероломно поработить.
- Ну ничего себе! Утопист! У тебя что там, в королевстве - рабовладельческий строй?
- Исключительно для королевы… - торжественно произнес он, открывая дверь номера.
* * *
Он вынул меня из-за водяной ширмы душа.
Его руки имели глаза и уши. Иначе как объяснить то, что они делали? Это были руки скульптора, которые по долгу профессии просто обязаны побывать абсолютно повсюду. Иначе какая-то часть моего тела останется недолепленной. Сначала я боялась поверить, что все это происходит со мной. Такая вот психологическая страховка - не верю, значит, не обманусь. Но он совершенно никуда не спешил. И через какое-то время я перестала понимать грань между приличным и неприличным, между эстетичным и неэстетичным, мучительным и приятным.
Он изводил меня. От его ласки ныло все мое женское естество. До такой степени возбуждения я доходила разве что в раннем девичестве, когда мечтала о чем-то непонятном, но не знала, что с этим делать. Оно бродило во мне и не находило выхода. Выход почему-то был заблокирован.
Так получалось и сейчас. Желание для меня - все равно, что мыльный пузырь. Надуваешь, надуваешь - и лопается. И все эти мыльные пузыри среднего размера.
Ему удалось надуть уже какой-то воздушный шар, который его колдовскими усилиями все переливался и переливался всеми цветами радуги.
Это давно должно было прекратиться. Но он контролировал каждое мое движение и пристально наблюдал за моей реакцией, продвигаясь к своей цели медленно, как канатоходец над пропастью. Один неверный шаг - и двадцать секунд свободного падения мне обеспечены. И я хотела, чтобы оно наконец случилось.
Но на губах его появилась таинственная улыбка человека, знающего ответ на хитрую загадку, которую я пытаюсь неверно решить. Он играл со мной, внимательно вглядываясь в мое лицо и прислушиваясь к своим рукам. В конце концов мне пришлось закричать:
- Да-да! Войдите!
- Лежи. Я сам открою, - он улыбнулся краешком губ. И сделал наконец то, о чем я так долго мечтала, мгновенно достав до самых глубин. Как умелый пловец, одолевший полбассейна одним мощным прыжком в воду. Я взвилась от невыносимых ощущений жесткого секса. Переполнявшее меня за минуту до этого яркое желание испуганно шарахнулось в сторону до лучших времен. Теперь я боролась лишь за то, чтобы выжить.
Но слегка напугав меня, он лишь отогнал желающее найти выход томление. Движения его стали едва заметными. И грозящий лопнуть с минуту на минуту радужный шар опять доверчиво выплыл на передний край моего сознания.
Мне казалось, что я разбегаюсь перед прыжком, так зачастило сердце. А потом что-то неизвестное мне, как смерть Кощею, пробуравило черное пространство, вырвалось на поверхность и разлетелось в беспорядочном мигании и блестках фейерверка. И я услышала чужой предсмертный крик, сорвавшийся с моих пересохших от лихорадочного дыхания губ.
А после, как человек, переживший стихийное бедствие, я боязливо выглянула из-за его плеча наружу и будто со стороны оглядела свою снесенную напрочь крышу.
Странно, но теперь мне казалось, что снесло ее на самом деле. Возвращающееся сознание зафиксировало какую-то странность. Я взглянула на потолок и чуть не подскочила. Помешала лежащая поперек меня рука. По потолку прямо на моих глазах змеилась черная трещина, и мелкие куски штукатурки падали на постель и на пол.
- Что это? Сев! - видимо, я сказала это таким голосом, от которого он мигом скинул с себя навалившийся сон. Проследил за моим взглядом и тут же вскочил.
- Подъем! - Он сгреб в охапку наши небрежно раскиданные вещи. Кинул мне футболку, мельком взглянув в окно. - Все на улице стоят. Интересно, давно?
Я пока что только успела найти свои трусики и надеть футболку. Вдруг здание содрогнулось, как будто бы совсем недалеко в землю беззвучно ударила громадная кувалда. Я закрыла руками голову и присела.
Сева схватил еще что-то со стола, прямо на голое тело натянул джинсы и выволок меня за руку из номера. Я спотыкалась и пыталась поддеть пальцем кроссовку, которая с меня сваливалась.
В коридоре царил полумрак. Только светился в конце зеленый огонек "Exit". Я вдруг услышала, как в полной тишине зашуршало, как будто бы кто-то поблизости просеивал крупу. На голову что-то посыпалось. Сева дернул меня в сторону.
- Осторожно. Держись. - Я тут же пролетела несколько ступенек, хватаясь за его руку. Все-таки ударила коленку.
Нигде не было ни души. Гостиница была совершенно безлюдной. Сева стремительно тащил меня за собой. Наконец-то мы выбежали в холл. У входа в отель стояла целая толпа полуодетого народа. Мы выбрались на воздух. К нам, раздвигая стоящих плечом, приблизился Марат:
- Во, попали, блин. Сейчас порушится все на хрен. Неслабое землетрясение. А вы-то где были? - и, посмотрев на нас с изумлением, спросил: - Че, ничего не слышали?
Мы переглянулись. Сева дернул голым плечом и качнул головой.
- Ну вы, блин, даете, - переводя взгляд с меня на Севу ухмыльнулся он. - Мы тут уже час стоим. Что-то в номер не хочется…
Сева посмотрел на меня сверху вниз, чуть улыбнулся, обнял за плечи и привлек к себе. Я прижалась щекой к его прохладной груди. Зарылась лицом, чтобы скрыть улыбку. Мои голые ноги замерзли.
- Надо подождать… - взволнованно сказал Марат. - Местные говорят, так бывает. Один раз тряхнет, и все. А бывает, что и не все.
- А Петрович где? - спросил Сева.
- Гулять пошел, - с негодованием ответил Марат и, судя по выражению его лица, выругался про себя.
- Пойдем и мы пройдемся, Кузнечик. Чего тут стоять. Надо куда-нибудь на открытое место выйти. На вот, надень, - он извлек из охапки одежды мои джинсы.
Я тут же с удовольствием в них влезла. Марат всплеснул руками. Повернулся и ушел. Сева накинул рубашку, и я с сожалением смотрела, как скрываются от меня его сильные плечи. А пуговицы одна за одной закрывают от меня его грудь. Вот и крестик, который я еще недавно ловила губами, уже не виден.
Мы отправились в сторону океана. На моей любимой улице Фултон-стрит дома стояли только по правой стороне. Слева во всю длину простирался громадный лесопарк. По левой мы с Севой и пошли. Здесь нам ничто не угрожало. Падать было нечему. Но самим нам куда-то упасть было просто необходимо. Проблема заключалась в том, что мне чудовищно хотелось спать. Мы дошли до побережья. Сели на каменный парапет.
- А вдруг цунами будет? - спросила я, вяло ужаснувшись. Почему-то землетрясение меня сейчас волновало меньше всего.
- Да нет, Кузнечик, не будет цунами. - Сева устало провел рукой по лицу. - Это ты размечталась. Дернуло пару раз.
- Жалко только, - сказала я глядя в одну точку, - что постель вся в штукатурке.
- Пойдем, - он спрыгнул на песок и снял меня с парапета.
Проснулась я оттого, что меня пригревали солнечные лучи. Я открыла глаза и не сразу смогла понять, где я. Было мягко. Спина согрета. Голова лежала на теплой руке. Шумели волны. Я оторвала голову от своей подушки, приподнялась и увидела океан, бескрайнюю песчаную косу пляжа. Позади меня зашевелился Сева, разминая затекшую руку. Я обернулась и увидела восходящее из-за берега розовое солнце. На границе песка возвышались удивительной формы сосны. Стволы их были украшены причудливыми узлами вывихнутых, как гигантские деревца бансай, веток. Ветрами, дующими с океана, их ломало и крючило на протяжении всей нелегкой жизни. А какая красота получилась!
- Пошли окунемся, - предложил Сева и стал скидывать одежду. - Океан спокойный. Наверно, уже все давно закончилось.
Холодный океан обжигал, бодрил и заряжал такой мощной энергией, что надо было ее срочно куда-то потратить…
КАЧЕЛИ ЛЮБВИ
Я болезненно в него влюблена. Я осознаю это. И от этого мне еще хуже. От его присутствия мне жарко. Да так, что, кажется, все на меня смотрят и прекрасно видят, что со мной происходит. Когда он мне что-то объясняет, я тупею. И вижу только его руку с красивейшим узором вен и точеными пальцами. Он смотрит на меня, чтобы получить ответ на заданный только что вопрос. А я успеваю на несколько секунд провалиться в его глаза и потом выгребаюсь из них, завязая по уши. Он ждет ответа. Я трясу головой и пытаюсь скинуть это наваждение. Но репутация моя страдает ужасно.
Неделя промелькнула в одно мгновение. Сборная улетела домой. Я не провожала его. Совершенно не хотелось расплакаться перед всей компанией.
Оба выходных дня я провалялась в постели. То безутешно рыдала, то улыбалась своим воспоминаниям.
Сева ждал меня в Питере, а я не могла выколотить деньги из своего бывшего мужа. Я уже сто раз раскаялась в том, что из гордости отказалась от Севиной помощи. Он ведь хотел купить мне билет на самолет. Но после нелепых упреков Портного, я пообещала себе денег у него не брать.
Чургулия не звонил. Пришлось разыскивать его с помощью Дениса, через Машу Арчер. Но никакой неловкости я не ощущала. Сева настолько перекрыл собой все впечатления от недавнего прошлого, что звонить разлучнице было для меня делом абсолютно нормальным. А вот Чургулия занервничал… На мое категоричное требование купить мне в конце концов билет, Чургулия после долгих колебаний пообещал мне половину суммы.
Что мне было делать?! Я согласилась на половину. Позвонила Денису и сказала:
- Дениска, у меня все плохо! Ты хотел мне поставить стриптиз - все, я согласна! Как скоро мы сможем это сделать?
- Ну… Наверно, за неделю, если с клубом договориться. А что у тебя стряслось?
- Я расскажу. Мало не покажется. Во-первых, меня выселяют из квартиры. Срок кончился. Деньги иссякли.
- Ну это полбеды! Живи у меня. Места хватит. Меня все равно целыми днями дома не бывает.
- Ты знаешь, отказываться я не буду. Спасибо тебе, Дениска. Но это еще не все. Чургулия дает мне денег на билет.
- Хоть что-то хорошее…
- Денис, он дает только половину.
- Да ты что!
- Мне нужно срочно заработать. Надо раздеваться - буду раздеваться. И не задержусь здесь больше ни на один день!
- А что твой… ну как его, парень… Трамплинщик.
- Сева, - сказала я и вздохнула, - Сева улетел домой. У них соревнования закончились. Но деньги тут совершенно ни при чем. Просить не буду.
* * *
Мое желание уехать было так велико, что барьеры, которые раньше были непреодолимы, рухнули сами собой. Раздеться публично - пожалуйста, сколько угодно. Только платите деньги. Да и в сознании моем после встречи с Севой что-то изменилось. Я была уверена в себе и в своей способности нравиться всем безоговорочно.
К постановке номера Денис подошел со всей серьезностью. Для начала определились с музыкой. Ее нам написал Джаис, с которым мы теперь часто виделись у Дениса. Денис так и не оставил своей затеи поставить мне номер, в котором бы одежка на мне с треском разрывалась. Однажды он купил в универмаге Эйч энд Эм на распродаже пять тельняшек из тонкого трикотажа. Мы долго пытались добиться нужного эффекта. То тельняшка не хотела рваться совсем, то рвалась совсем не там, где было надо. Пришлось чуть заметно надрезать в нужных местах ножницами. Музыка была сумасшедшей. К Севе хотелось так, что я научилась рвать на себе одежку "на ура".
В свободное от работы и репетиций время я пропадала в мастерской у Тони. Иначе я просто сошла бы с ума от затянувшегося ожидания. То, что я наваяла за это время, понравилось даже ему. А я как человек одержимый одной идеей подчиняла ей все свои поступки. Сделала светильник и тут же отнесла его в магазин, где продавалась картина Чургулии. Я настолько не думала о том, что мне могут отказать, что мне не отказали. Подсвечник поставили на продажу за сто долларов. Если бы его купили, мне пришлось бы раздеться меньше на один раз.
Репетиции были лишены пикантности. Раздеваться перед парой влюбленных друг в друга артистов, было так же спокойно, как если бы я проделывала это в одиночестве. И Джаис, и Денис хвалили меня от души, делали ценные замечания, учили меня органично совершать несвойственные мне в обычной жизни движения. Они поправляли меня, уверяя в том, что только они знают наверняка, что на самом деле нужно мужчинам.
И вот мы поехали в Беркли.
Стрип-клуб оказался именно таким, каким я его себе и представляла. Подиум с шестом на возвышении, а вокруг места для фанатов. Обо всем договаривался Дениска. Джаис, в вечной своей шапочке, не отходил от меня ни на шаг, прямо как телохранитель. Приветливая и разбитная девушка Дебора, мулатка, отвела меня в гримерку. Спросила, есть ли у меня туфли. Я показала ей взятую с собой пару с распродажи. Она отрицательно покачала головой:
- Думаю, тебе нужно вот это.
И она протянула мне прозрачные босоножки на толстенной платформе. В них ноги казались гораздо длиннее.
Перед первым выступлением я все-таки занервничала. Но Денис влил в меня полстакана коньяка. Может быть, это и не профессионально, но я и не профессионалка. Море мне стало по колено. Мне казалось, что все это происходит не со мной, а с какой-то другой отчаянной девицей. А я-то как раз давно улетела к Севе.
Впервые полученные аплодисменты показались мне плеском волн, а восторженные возгласы звучали как крики чаек. Все-таки великая вещь коньяк. Самым неприятным было - спускаться со сцены и томно ходить по рядам. Голова моя закружилась, и я чуть не упала, споткнувшись о вытянутые в проходе ноги.
- Ч-черт! - прошипела я.
- Извините, - сказали мне по-русски.
Но ни удивления, ни интереса во мне это не возбудило. Мне не было никакого дела до всего остального мира.
Я честно рвала на себе тельняшку пять раз. Не веря своим глазам, получила вожделенные доллары да еще и стеклянные туфли в придачу, от сентиментальной Деборы. Глубокой ночью Денису на квартиру позвонил Сева. Я оставила ему этот номер для экстренной связи.
- Что происходит, Ева? Почему ты еще в Америке? - послышался голос из-за океана.
- Жду денег! - прокричала я в ответ.
- Хотелось бы поскорее! - в голосе его был потрясающий напор.
- Я стараюсь, стараюсь… - я попыталась уйти от этой темы.
- Ты от меня что-то скрываешь, - утвердительно сказал он. - Колись давай. Что?