- Я не скрываю, - бодро начала я. - С чего ты взял…
- Слышу, - ответил он отрывисто.
- Сев, я правда…
- Не тяни, - оборвал он меня на полуслове.
Ну что уж теперь. Придется сказать.
- Послушай… Знаешь… Я не хотела говорить… Мой бывший муж дал мне только половину того, что нужно. Вторую половину я зарабатываю сама. Продала тут одну свое работенку. Подсвечник. Деньги должны быть на следующей неделе. Жду пока. Как получу, так сразу…
- На будущее, Кузнечик, запоминай: если тебе что-то нужно, говори мне сразу, - голос у него был сдержанный.
Конечно, я ничего не рассказала ему о том, как я на самом деле заработала деньги. В последний день перед отъездом на всякий случай я заглянула в магазин, где был выставлен на продажу мой подсвечник.
Когда я вошла, его держал в руках и разглядывал какой-то мужчина. Хоть бы купил, подумала я. Все бы дела закончились.
Человек этот был похож на Визбора. Круглое лицо. Мягкие черты. Очень короткие светлые волосы и начинающиеся залысины. Мне мгновенно стало понятно, что он никакой не американец. И, конечно, он по-русски сказал мне:
- Здравствуйте!
Заметив, что я силюсь понять, откуда я знаю его лицо, он с готовностью пришел мне на помощь:
- Бёркли. Стрип-клуб. Помните?
- Может быть… - Мне не очень хотелось встречаться с людьми из Бёркли. А этот смотрел на меня с такой улыбкой, как будто бы я и сейчас была без одежды.
- Вот светильник покупаю. Ничего, правда? - Он покрутил его в руках. Потом вопросительно посмотрел на меня, будто нуждаясь в моем совете.
- Да, недурно, - ответила я, - особенно если учесть, что это моя работа.
- Да быть не может! - он недоверчиво на меня посмотрел. - Вы что же, такая талантливая? И в Бёркли. И тут. А это случайно не вы поете? - И он поднял палец вверх, прислушиваясь к тихим звукам музыки.
- Нет. Это Мадонна, - ответила я, всем своим видом пресекая попытки дальнейшего знакомства.
- Я беру, - сказал мужчина, похожий на Визбора, и купил мой светильник. Потом со значением на меня посмотрел. Мол, знай наших! Я пожала плечами и кивнула головой.
Потом я получила у хозяина лавки причитающиеся мне деньги и удалилась, высокомерно кивнув на прощание покупателю. Но на выходе он все-таки успел сунуть мне свою визитку.
- А давайте я вас провожу! - Он кинулся за мной, пытаясь наладить со мной цивилизованный контакт.
- Спасибо. Не надо, - ответила я твердо и холодно.
И уже возле дома залезла в карман за ключами и вынула вместе с ними визитку. Андрей Мишутин, прочитала я. Генеральный директор ООО "Семь гномов". Ну и название… Вот и все, что я подумала.
* * *
Прямого рейса Сан-Франциско - Санкт-Петербург не было. Так что до дому я добиралась через Москву.
Я летела и думала о том, что меня ждет. После развода с Чургулией я представляла свое возвращение в мрачных тонах. Рассказывать всем, что мы развелись, казалось мне унизительным. Чургулия остался, а меня Америка выплюнула. Теперь же наличие или отсутствие в моей жизни какого-то Чургулии не имело ровным счетом никакого значения. Это я ушла к другому. И по моему счастливому виду каждый может догадаться о том, что Чургулия - мудак. Мне было жаль расставаться только с Денисом и Джаисом.
От родины я успела слегка отвыкнуть.
Несколько растерянная и обескураженная хамским досмотром багажа и мертвыми лицами таможенников, я вышла в мрачный зал прибытия аэропорта Шереметево-2.
Я понуро тащила за собой чемодан на колесиках, пытаясь смириться с мыслью, что именно сюда я так одержимо стремилась. И тут кто-то подхватил мой багаж, я повернулась и попала в Севины объятия.
Полчаса мы не могли сойти с места.
Мы прилетели в родной Питер. На пулковской автостоянке Сева оставил свой "БМВ". Мы сели в машину.
- Я на проспекте Ветеранов живу, - сказала я радостно.
- А я живу на Васильевском, - он серьезно посмотрел мне в глаза и продолжил: - Видишь ли, Кузнечик, я хочу, чтобы ты жила у меня. Может быть, это звучит цинично, но мне некогда за тобой ухаживать. Целыми днями тренировки. По два раза в месяц на сборах. Если мы не будем видеться дома по вечерам, мы не увидимся нигде и никогда.
- А как же мама? - растерянно спросила я.
- Мама это святое! - заверил он меня, все так же серьезно глядя мне в глаза. - Мы ей позвоним!
Всю дорогу до Васильевского острова я смеялась не переставая.
* * *
У балета своя специфика - женщины красивы на расстоянии. Вблизи - это просто мумии. К тому же профессия подразумевает постоянный телесный контакт. И это уже не возбуждает. Вот почему среди балетных артистов так много мужчин, не интересующихся женщинами. Мужчины же наоборот - пластичны, с прекрасно развитыми мышцами. С чувственной стороны балетные мужчины в сравнении с женщинами выигрывают.
А у меня на этой почве развилась своя теория. Меня не покидало чувство, что я сменила сексуальную ориентацию. После моего скупого на проявления чувств мужа-астеника, который просто позволял себя любить, я впервые почувствовала себя женщиной.
Сравнивать бесполезно. Я действительно сменила ориентацию и жила совершенно в другом измерении. Я узнала наконец настоящее значение слова "отдаться". Отдаваться имеет смысл только тому, кто знает, что с тобой, отдавшейся, делать. Уходить в пассив для меня оказалось наилучшим вариантом. Удовольствием, которого я раньше не знала.
Жилистая худоба Чургулии исказила мои представления о прелестях мужского тела. Теперь я, не переставая, удивлялась мощной тугой силе, скрытой под смуглой кожей. И сила эта постоянно себя проявляла. Я сходила с ума от того, что все время пребывала у него в руках. Его широкие ладони постоянно дежурили на подхвате, скользили по бедрам и пояснице. Подхватывали. Прижимали. Удерживали. И мне было безумно удобно в его хозяйских объятиях.
Раньше я этого боялась. Мне почему-то казалось, что поднять меня тяжело. Что расслабиться нельзя, иначе я попаду в какое-нибудь неловкое положение, когда ногу никак не вытащить, и вся конструкция вот-вот завалится набок, ломая по дороге все составные части.
С Севой все было ловко. Ловко, как будто бы мы два пазла из одной мозаики. Все фрагменты у нас совпадали идеально. Стопы ложились ему на плечи. Колени сгибались в его руках. Бедра укладывались к нему на колени. Ладони броней покрывали грудь. Всему было свое место.
Дышать любовью, касаться губами играющего мышцами плеча, вдыхать энзимы счастья и плакаться от переполняющих тебя чувств ему в шею. Обнимать эту горячую мощь и ощущать, что она тебя сильнее. Что ты травинка, кролик, мышь в его руках. И будет так, как он захочет. А он, будь уверена, захочет…
Это талант - уметь хотеть. Хотеть уметь. И делать это всегда по-разному. Жаль, что не существует в мире международных конкурсов интимной хореографии. Он мог бы порадовать зрителей оригинальной постановкой. Для этого надо быть заядлым шахматистом, чтобы просчитать такую длинную и непрерывную комбинацию ходов к победному мату. А я-то, дурочка, никак не понимала, почему постель должна быть широченной. И что это за глупое слово "сексодром".
…Сначала я взвизгнула от неожиданного перемещения в пространстве. Он стал мягко падать на спину, увлекая меня за собой. И я, конечно, быстро подлетела наверх. Мой визг его обрадовал. Он улыбнулся так, как будто играл с ребенком. И дальше началось такое! Сначала я смеялась, как на аттракционе. Потом я увлеклась. Мне казалось, что он сочиняет у меня на глазах стихи, каждая строчка которых мгновенно находит себе подходящую рифму.
В детстве мы на переменках играли в веревочку на пальцах. Узоры надо было снимать друг у друга. Помню, была там "конфета", "качельки", "гамак". Снимешь пальцами сверху, получится один узор. Снимешь снизу - совершенно другой.
Мы играли с ним в эту игру. Только во взрослый ее вариант.
Все было непрерывно, стремительно и без лишних слов. Из-за этого ощущения менялись, как орнамент в крутящемся калейдоскопе. Это было похоже то ли на танец, то ли на вольную борьбу. Мне казалось, что я Ньютон, получивший по голове яблоком и сделавший грандиозное открытие.
Я не знаю, как мне удавалось раньше соблюдать в этом сложном процессе тишину или по желанию окрашивать ее томными стонами собственного сочинения. Одними стонами тут не ограничишься. Все, что делает со мной он, заставляет меня вскрикивать и ахать. Может быть, все дело в том, что я не могу его предсказать. И каждое прикосновение и поворот событий бывают для меня неожиданными.
* * *
Через несколько дней после возвращения в родной город я вырвалась навестить маму с папой. После первой радости встречи пришлось рассказать им о разводе с Чургулией. Разговор у нас вышел сложный. Когда же я сообщила родителям, что жить дома не собираюсь, они и вовсе расстроились. А потом за мною приехал Сева. Меня переполняла гордость. Мамины глазки заблестели, а папа на прощанье незаметно показал мне большой палец.
- Так кто я по гороскопу, ты догадалась? - спросил он меня, когда мы вернулись к нему домой.
- Думаю, что да, - ответила я бесстрашно, - только мне нужно задать тебе кое-какие вопросы.
- Ну давай, - сказал он поудобнее устраиваясь на подоконнике.
- То, что ты любишь скорость, я поняла. Собак любишь?
- Люблю, - ответил он быстро, совсем не удивившись. - Овчарку в старости заведу…
- Меня смущает одно обстоятельство, - осторожно сказала я. Ошибаться ужасно не хотелось. - А именно то, что ты никогда не опаздываешь.
- Это я сейчас такой, - улыбнулся он, как человек, которого вот-вот выведут на чистую воду. Мой школьный дневник весь исписан замечаниями об опозданиях.
- Я боюсь ошибиться, - сказала я. И замолчала.
- Ну ошибешься, ничего страшного, - успокоил он. - Я же не Минотавр. Не за это сожру.
- Мне кажется, что твоя стихия - огонь, - осторожно начала я.
- А огонь это кто? - живо заинтересовался он. - Я в этом не очень силен.
- Овен, Лев, Стрелец, - словно вступая на минное поле, сказала я.
- Ну-ну, - подбодрил он, картинно подперев рукой подбородок.
То, что он мечтает о королевстве, конечно, похоже на Льва. Только вот королевство у него утопическое… Он романтик, а не тот, кто и вправду мечтает о власти. На Овна он не похож, потому что ни на кого при мне пока что не орал. Он - альтруист, щедрый и спокойный. И конечно, сэнсэй. И тут мои сомнения рассеялись окончательно - я вспомнила руку, указывающую мне на звезды. Она была направлена в небо, как лук Стрельца.
- Ты, наверное, Стрелец.
Он помолчал. Я испугалась, что ошиблась.
- Не наверное, а точно, - вздохнул он с облегчением. - Значит, все-таки астрология действительно наука.
Я с победным кличем кинулась ему на шею.
- А я - Водолей! - мы как будто бы заново знакомились. - Так вот ты - это как раз то, что доктор прописал!
- Так я не понял, - он отстранился на секунду. - Ты что больна, а я - лекарство?
- Угу… - кивнула я.
Любая формулировка меня сейчас устраивала.
Но, к сожалению, Севин день рождения отпраздновать не удалось. В декабре мы поехали в Финляндию на очередной отборочный этап кубка Скандинавии. Не особенно крупный турнир, но спортсмены здесь собирались самые сильные. Наши отчего-то занервничали. Сборная выступила из рук вон плохо. Эти обстоятельства огорчили всех ребят. Портной ходил с таким видом, будто в кармане у него лежал заготовленный приказ о расстреле сборной в полном составе. И отдельный приказ о моем четвертовании.
Сева прыгал и в свой день рождения тоже. Летал далеко, а вот с техникой приземления случилась какая-то беда. То он падал на одно колено, то вообще чудом не получил серьезную травму. Баллы снимали безбожно. Словом, праздника как не было. Сказать ему после всего "Поздравляю" было просто кощунством.
Зато Новый год мы решили отпраздновать вместе. Только вдвоем. Тут, на Васильевском, в Севкиной уютной квартире.
В десять вечера тридцать первого мы сели за стол, на котором стояли свечи и все, что я с любовью наготовила. Новое черненькое платье очень мне шло, судя по Севиной реакции. Он не сводил с меня глаз.
- А знаешь, - сказал он, - хоть Новый год еще не наступил, ты все-таки посмотри, что там под елкой лежит.
Я с нетерпением заглянула под пушистую елку, вытащила оттуда шуршащий пакет, развернула обертку. Потом вторую, потом третью, пока не добралась до маленькой коробочки. Наверняка кольцо, подумала я. Но, открыв ее, я на некоторое время лишилась дара речи. В глазах у меня двоилось. Там лежали две изумрудные сережки. Те самые, которые понравились мне в Сан-Франциско.
К черному платью мне так не хватало украшений! Я подбежала к зеркалу и приложила сережки к своим ушам. Смотрелось здорово. Такой красоты у меня еще не было никогда. Это был авангард, который сразу покорил мое сердце. Белая платиновая спираль неправильной формы. А внутри - на одном из центральных изгибов покачивалась капелька изумруда.
- Как я хотела бы их сейчас надеть! - со стоном огорчения сказала я.
- Ну хочешь, я тебе прямо сейчас проколю? - спросил Сева, как будто бы речь шла о том, чтобы подлить мне вина. Он встал и не спеша подошел ко мне сзади. Посмотрел на меня в зеркало. И заговорщически сказал. - Давай? Новый год в них встретишь…
- Подожди! - я убрала руки с сережками за спину. - Э, подожди! Вот так сразу?
- Ну ты что! Кузнечик! - пристыдил он меня. - Как скажешь, так и будет… Я еще не совсем с ума сошел. Держать тебе голову коленями не собираюсь. Расслабься… До полуночи время еще есть. Успеем.
Мы сели снова за стол, а серьги я положила рядом с собой. Я разглядывала изумруды. Наслаждалась их красотой. Восторгалась тем, что он как-то успел их купить. Вернулся. Специально. А ведь видели мы их именно в тот вечер, когда все и произошло. Памятные сережки, значимые. Мысль о том, что Новый год я могу встретить в них не оставляла меня в покое.
- Послушай, - сказала я, - а это точно не больно?
- Давай поспорим, - сказал он, пожав плечами и сосредоточенно занимаясь салатами, - что ты ничего не почувствуешь.
- Если я захочу выиграть - я выиграю. Я же могу сделать вид, что мне больно, - стала я тянуть время.
- Если ты меня обманешь, я узнаю сразу, - заверил он меня, то ли шутя, то ли серьезно.
- Интересно как? - спросила я, издеваясь.
- Это моя маленькая тайна. - Он загадочно улыбнулся. Потом плеснул в рюмку водки и бросил туда сережки.
- Так и хочется попробовать тебя обмануть, чтобы доказать обратное, - прошептала я, пытаясь понять, чего же я хочу на самом деле. Я хотела надеть сережки. И все тут! В конце концов, все женщины ходят с проколотыми ушами. Эка невидаль.
- Можешь даже не пытаться, - усмехнулся он. - Ну так что? Спорим?
- Надо же подготовиться.
- Зачем? - он искренне удивился. - Так же лучше. Не будешь тратить лишних нервов. - Он зажал мочку моего уха между указательным и большим пальцами и стал растирать ее.
- Ай! Ты что! Так же больно! - Я закрыла от него уши ладонями.
- Да ну что ты! Если это больно! - он усмехнулся и покачал головой. Отвел мои ладони в стороны. - Потерпи чуть-чуть. Ну, Кузнечик! Ведь совсем чуть-чуть.
- Страшно, между прочим. - Я демонстративно поморщилась, когда он снова стал растирать мне левую мочку.
- Да брось, - сказал он небрежно и даже как-то легкомысленно, продолжая трепать мое ухо.
- Ну еще долго? - спросила я нервно, пытаясь повернуться и увидеть, что он там делает.
- Да уже давно, - я подняла глаза вверх и встретилась с его насмешливым взглядом. Прикоснулась пальцами к уху. В нем была сережка. Странное ощущение. Ухо горело, но боли я не чувствовала. Когда он успел? Я даже не заметила, когда он вынул сережку из рюмки!
- Давай другое! - Он попытался нахмуриться. Только, по-моему, получилось неубедительно.
- Нет, ну так не бывает, - растерянно улыбнулась я, глядя на него во все глаза.
- Второе давай, - повторил он шепотом, стойко не реагируя на мои восторги раньше времени.
Новый Год я встречала с красными ушами. Не хотелось думать о том, что как встретишь год, так его и проведешь.
КОКАИН И ГЕРОИН
Перед днем рождения всегда бывает очень паршиво. Это нам еще Эльга Карловна говорила. Так что хандра в это время - вещь нормальная. Вспоминать бы об этом почаще. А то как навалится, так и не понимаешь, что же с тобой не так. То ли любовь прошла… То ли старость наступила… То ли талант пропал… То ли уже некрасивая совсем.
Сева уехал на промежуточный этап чемпионата России в далекий Нижний Тагил. Я скучаю. Его нет - и я чахну-сохну-дохну. Скорее бы он уже приехал. За эти несколько дней я обленилась, махнула на все рукой. Будто бы уже прожила жизнь… Так нужно, чтобы он приехал скорее и навел порядок в моей смятенной душе, разбудил бы жажду жить. Ведь он умеет.
Где же ты, Сева? С уникальным талантом показывать свет в конце тоннеля. Как это сложно - брать на себя ответственность за другого. Вкладывать душу. Гореть и доходчиво объяснять все то, что потом должно пригодиться.
Мне почему-то казалось, что главное в жизни - встретить свою любовь. Достичь чего-то в творчестве. Все это произошло. Я люблю. Любима. Творческая профессия. И теперь оказалось, что надо мечтать дальше, потому что все уже достигнуто. А что дальше-то? Отсюда и депрессия.
Я молода. Почему же такое ощущение, что все уже в прошлом? Срочно мечтать о будущем. Чего я хочу?
О детях я не мечтаю принципиально. Дети - это бомбы замедленного действия. Химическое оружие, зараженное вирусом любви. Я слышать не могу, когда кто-то говорит "завести ребенка". Он же не игрушечный, чтобы его заводить. Он настоящий. Вот и завести его невозможно. Тут уж как Бог даст.
Ах, где же ты, Сева, со своей способностью видеть меня такой, какая я есть. Не в теории, а на практике!