Приход Арсения был отличным поводом для того, чтобы наутро ступить босыми ногами на грешную землю, то есть теплое ковровое покрытие. И это "то есть" слишком много говорит о человечестве, но надо просыпаться не столь раздраженной, чтобы баловать себя вечными мыслями до завтрака. А Ирина, еще продирая глаза, чувствовала недовольство жизнью. Ее задела жалость мужчины уже не на одну, а на две ночи. Дескать, сиди, наивная, в замначальницах и не рыпайся. Она вспомнила, как знакомая пришла работать секретарем в маленькую фирму – пять человек в офисе, включая ее и гендиректора. Пообвыкнув, девушка начала сплетничать с водителем шефа.
– Лилия Петровна, божий одуванчик, наш бухгалтер…
– Она – финансовый директор.
– Иди ты! А Паша, юрист…
– Он – заместитель генерального.
– Елки, но Валера-то, инженер…
– Он – коммерческий директор.
– Блин, по ходу тут все начальники, я одна подчиненная, – расстроилась выпускница филфака и написала заявление об уходе.
"Тоже мне счастье – вечная конторщица в аналитическом центре, – думала Ирина. – Нет, прав был Евгений Владиславович, надо подчиняться одному и самому главному руководителю. Хорошая я помощница, раз он сохранил мой номер на годы. И помнит тех, о ком я ему рассказывала. Вот возьму и схожу к нему сама. Танька ему понадобилась, как же! Она – предлог, он и звонить ей не станет. Намучился с безответственными идиотками, думал, я, услышав его голос, сразу попрошусь обратно. И попрошусь, раз Арсений холост". Это и было причиной причин. Любовник вернулся по доброй воле. Сообщил, что никогда не был женат. Увольнять отказался. В каких еще ситуациях надеяться на замужество? Но Ирина и чистой кожей, и здоровым нутром, и даже корнями своих густющих от проветривания в любую погоду московских волос чувствовала: служебный роман не для него – щепетилен очень. Наверняка вздохнет с облегчением, если она куда-нибудь устроится. Заодно и покажет ему, что работу ей найти – не проблема. Просто лень было суетиться. Но если сам ночью пришел… Если свободен… Под лежачий камень вода не течет, надо действовать.
Она подошла к окну и отдернула штору. Простора хотелось, чтобы фантазия разыгралась. Лучший способ почувствовать себя человеком – расправить плечи, поднять голову и посмотреть вдаль. Сначала Ирина неосознанно так делала, а потом стала практиковать, когда надо было на что-то решиться, но апатия или трусость одолевали. Взгляд уперся в безобразную коробку строящегося напротив дома. Как быстро эти одинаковые монстры теперь вытягиваются, неделю назад еще была перспектива. И что делать? Ящик включать, искать канал с каким-нибудь обворожительным морским видом? Врут про гибель телевидения. Наоборот, экран скоро станет единственным настоящим окном в городских квартирах. Кожа и ноздри ничего не ощущают, зато тонны и километры воды живут, плещутся с неповторимым шумом. Ирина подняла глаза – равномерно голубой клок неба, будто искусственный. Эпоха смога. "Наверное, современные красители вот-вот отобьют у нас желание лицезреть природные краски, – вздохнула потомственная горожанка. – Люди тысячелетиями воспевали, скажем, небесные оттенки и развивали химию.
Много-много всего развили, чтобы освободить время для лицезрения. А времени почему-то все меньше и меньше. И оттенки все беднее и беднее. Грустно. Надо собираться на работу". Как говаривала ее сокурсница, убедилась, что не робот, что еще способна чувствовать, и хорошо, и беги себе дальше.
Начальник отдела, седой бодрячок за шестьдесят, быстро– и прямоходящий гимн интеллектуальному труду в сочетании с активным образом жизни, встретил ее широкой улыбкой. Как только наши обеспеченные узнали частных стоматологов, показывать зубы стало хорошим тоном. Все-таки похвастаться лучшим в себе и скрыть худшее – основной человеческий инстинкт. Питание и спаривание – за ним.
– Как вам новый руководитель, Ирочка? – спросил он.
– Никак, – ответила она. – Вам с ним контактировать, сами и разбирайтесь. Выздоровели? Все хорошо?
Он недовольно кивнул. Дурацкая ситуация. Не спросить о здоровье у человека, который несколько дней бюллетенил, невежливо. Если этот человек мнительный аскет и пенсионер, а ты вроде ждешь, когда он тебе свое рабочее место освободит, вопросы о самочувствии его злят. Но Ирина никак не могла заставить себя расцветать улыбкой при виде героя, мужественно преодолевшего очередное легкое недомогание, и констатировать с едва заметным удивлением и восхищением: "Отлично выглядите". А тот, кто не в силах порадовать начальство чем-то, кроме самоотверженного труда, карьеры никогда не сделает. "Не надо мне вашей лестницы к инфаркту, сами карабкайтесь наперегонки", – подумала Ирина и сказала:
– Я задержусь после обеда, но вернусь обязательно. Разрешите? Надо в банк съездить, отвезти мои договоры, а они по будням до шести, по выходным не работают. Вы же знаете.
– В одной стране живем, – вздохнул он.
Ирину сердила эта манера – разрешил или нет, не поймешь. "Ты уж, демократ чертов, или вели не отпрашиваться, а просто ставить в известность, или дай понять, что благословляешь на вынужденное отсутствие", – подумала она, запамятовав, что на самом деле лгала про банк, что многие врали, отлучаясь из офиса, и что начальник об этом знал.
Отработала до перерыва и бросилась в метро. Ей и в голову не пришло зайти в кафе обедать. Она действительно собиралась сгонять к Евгению Владиславовичу быстро. Если сам позвонил, значит, играть в шарады не придется. Она ему: "Ошиблась, уволившись. Хочу назад". Он: "Рад, что поумнела. Беру". Тогда бегом к Арсению с заявлением об уходе. И сразу предложить обмыть ее новую старую работу. Он все поймет, он оценит ее жесткий рывок к бывшему шефу. Отдалиться, чтобы сблизиться. Будто не пьяный рок лбами столкнул в баре, а потом в его кабинете, но сами плавно и красиво двигались навстречу друг другу. До этого не всякая женщина додумается. Кстати, уж и Евгению Владиславовичу можно будет сказать, мол, большое видится на расстоянии. Вроде и уходила только для того, чтобы познать его истинный масштаб. Прямо какое-то возвращение блудной дочери. Но по зову отца, а не с голодухи. И ведь расслышала она, умница, этот зов сквозь какой-то бред про нужду в сценаристке Татьяне.
"Я приготовила полезный завтрак. Молодец. Погуляла с мужем и детьми на свежем воздухе. Молодец. Позаботилась о вкусном обеде. Молодец. Но кто позаботится обо мне и моей печени?" – вопрошала жена и мать, загримированная под тургеневскую девушку. "Психиатр, – ответила в телевизор Ирина. – Сама себя хвалишь и жаждешь благодарности от тех, кого в поте лица идеально обслуживаешь. Тебе надо либо лечиться, либо разводиться с бездушным скотом мужем, либо начать раздавать подзатыльники своим счастливым детям. А лучше запряги всех, пусть помогают". Скажи ей кто-нибудь, что, превознося себя за еще не осуществленные идеи, она мало чем отличается от героини рекламной фигни, убила бы. Ну, обхамила, скорее. Однажды в электричке незнакомый дедок развлекал ее притчей про бедную, но умную мамашу. Та сварила пятерым детям пять последних в доме яиц, раздала и всхлипнула: "Кушайте, ангелочки, кушайте, а мама потерпит, ей сегодня есть нечего". Добрые малыши отдали родительнице по половинке каждый. Попутчик так заливисто хохотал! Так радовался женской находчивости. И заговорщицки подмигивал Ирине. "Дурак старый!" – крикнула она и выбежала в тамбур. Ее колотило, как припадочную. Еле успокоилась. "Я ведь с тобой мудростью делился. Кому ни рассказывал, все смеялись. Извиниться не хочешь, дочка?" – спросил дед, проходя мимо Ирины на выход. "Я жалею твою дочку до слез!" – завопила она и ринулась обратно в вагон. При случае поведала эту историю "нянюшке"-однокласснице. Та потупилась: "Ириша, нельзя же так с божьим одуванчиком". – "Можно, – твердо сказала Ирина. – Словами можно". – "Подумала бы про него что угодно, мне сказала, и была бы права. А так – нет. Христос запретил называть брата – пустым или никчемным, то есть, в сущности, дураком. Вдруг он именно таким провидению нужен", – строго напомнило воплощенное мягкосердечие. "Зачем? Как источник каких-нибудь мутаций? Так гены детям передал и свободен! Но это – не про него. Он вовсе не пустой. В нем полно дерьма. И дело у него есть – блудливо тешит одиноких пассажирок в электричке, те покатываются над его байками. Знаешь, если открыл рот, чтобы говорить с человеком, надо быть готовым выслушать любой ответ".
Сама она, как вскоре выяснилось, к любому ответу готова не была. Не удосужилась даже заранее созвониться с кем-нибудь из знакомых в офисе Евгения Владиславовича. Не сомневалась, что любой из прежних сослуживцев ей пропуск закажет. Но люди отнекивались – к кому направляешься, у того и проси. А нынешняя овчарка шефа вообще про лаяла, что день и часы приема по личным вопросам не изменились. Записать на следующую неделю? "Завтра же вылетишь отсюда, дрянь тупая, утка неуклюжая", – подумала Ирина, забыв, что в глаза не видела бдительную помощницу. И набрала по сотовому номер бывшего начальника, предвкушая дефиле упругим шагом по подиуму светлого коридора.
– Слушаю, Ира, только покороче, занят, – деловито и равнодушно сказал Евгений Владиславович.
– Здравствуйте. Я здесь, в вестибюле. Пришла поговорить с вами, жду пропуск.
– От кого?
– От вас.
– Я занят. И предмет разговора у нас через столько лет вряд ли есть.
– Но как же, Евгений Владиславович, – растерянно заблеяла Ирина, – вы же звонили насчет Татьяны, и я…
– Да, она сегодня у меня была. Я поговорил о рекламном сценарии, а потом решил взять ее личным помощником. Нынешняя барышня станет референтом. Обе довольны и рассыпались в благодарностях. Все, Ира, до свидания. Остальное узнавай у своей подруги.
Из мобильника не доносилось ни звука. Лучше бы трубка стационарного телефона, как добросовестная плакальщица, экономя силы, голосила равномерными длинными гудками. Ирина представила Татьяну, распушившую перед заказчиком хвост. Кто сказал, что у человека он рудиментарный орган? Еще какой развитый и вовсю действующий. А хвост-то у Таньки тощий и облезлый – сплошные комплексы. Но жизнь научила шерсть честолюбия дыбом ставить. Да при чем здесь Татьяна? Выложилась на самопрезентации и получила по заслугам. Она давно мечтает сменить нерегулярные гонорары на зарплату и пописывать сценарии ночами и в выходные. Говорит, в качестве приработка они самое то. Воистину оказалась в нужное время в нужном месте, дешевая сочинительница мыльных опер. И Евгений Владиславович в своем праве. Увидел толковую симпатичную девку и нанял. Ирина верно почуяла, что шеф ищет новую помощницу. Но не успела, надо было с утра сюда бежать. Татьяна у шефа прочно ассоциируются с ней, вот он и поторопился. Наверное, думает, что Ирина Сергеевна давно преуспела и назад ни за какие деньги не вернется. Хорошо, что не попросилась, пусть теперь шеф гадает, зачем являлась. А для Татьяны надо версию придумать, все равно ведь узнает, что Ирина заказывала пропуск. Ну, можно сказать, что не совсем поняла Евгения Владиславовича, думала, что он хочет у нее что-то выспросить насчет способностей подруги. Между прочим, Ирине ничего не стоило соврать ему, будто той и след давно простыл. Идиотская привычка секретарствовать: требует шеф чей-то телефонный номер – быстренько найди и выдай, не размышляя о последствиях для себя лично. Профессиональная особенность, можно сказать. Ну, пусть теперь Татьяна попробует угождать. А она, Ирина, еще сядет на место того, кого сей час замещает. Ей торопиться некуда, а он, как ни хорохорься, в возрасте. Что там надо делать? Всего-то не спрашивать о здоровье, а постоянно утверждать, что он – титан? И Арсений только рад будет, что она не ушла, вняла его совету не искать добра от добра. Пусть осваивается в агентстве на ее глазах. А то, как пронюхают женщины, что он холост, такое начнется. Все к лучшему. Иногда выживают те, кто добирается до желанного, но опасного места последним…
В таком духе Ирина утешала себя всю обратную дорогу, которой и не заметила. Она не обратила внимания на странный взгляд охранника, входя в здание аналитического центра. Только злорадно отметила, что здесь у нее электронный пропуск. Осознание происходящего вокруг наступило в коридоре седьмого этажа. Почему-то впереди нее и по бокам сновали женщины и настойчиво интересовались, что стряслось. Приглашали в свои комнаты на валерьянку. Звали к умывальнику. Ерунда какая-то, она давно взяла себя в руки. Она спокойна, работоспособна, кажется, даже не задержалась. Она явилась побеждать, а не хлебать чужую валерьянку. Зачем им вообще на работе лекарства? Вдруг бабы едва ли не отпрыгнули от нее, прижались к стенкам и лица сделали разнообразными, от испуганных до ехидных. Перед Ириной возник Арсений. Она не успела сказать ему: "Привет".
– Ирина Сергеевна, что с вами? Вам нужен врач? Что-то дома случилось?
Ирина от изумления нечленораздельно забормотала.
– Зайдите ко мне, – приказал Арсений и втолкнул ее в дверной проем, из которого секунду назад, оказывается, вышел. Секретарши в предбаннике не было, он ловко доволок Ирину до территории, с которой всего пару дней руководил аналитиками всех мастей, плотно закрыл дверь и сильно тряхнул за плечи: – Надралась, голубушка? Так вот в чем твои проблемы!
От возмущения Ирина онемела. Поэтому молча дыхнула на него. И неожиданно для себя, простившей всех, нет, никакой вины перед собой ни в ком не увидевшей, хрипло сказала:
– Сволочи! И Евгений Владиславович, и Танька. Как же я их ненавижу, ты бы знал! Почему вокруг меня такой ажиотаж?
Арсений, как слепую, подвел ее к зеркалу. Там Ирина сначала увидела его грозно-растерянный лик, а потом свои красные от слез, неимоверно распухшие веки, искусанные губы и волосы, которые уложить таким образом можно было, только если долго их на себе рвать.
– Это я? – вырвалось у спокойной, трудоспособной, близкой ко всем победам женщины. – Вот что сделали со мной проклятые мичуринцы! Евгений Владиславович и Танька! Нет, ты сам подумай: звонить мне ночью через семь лет, требовать номер, звать ее, а она, скотина, хоть бы эсэмэску прислала, что они сразу договорились встречаться, что он ее уже взял на мое место! Он думает, что хозяин мира? Она считает себя пупом земли? А надо мной можно издеваться, да? О, я отомщу за этот день, как я им отомщу!
Арсению нелегко далось приведение сотрудницы и любовницы в чувство. То есть она находилась в чувстве боли и не желала иного. Наконец умылась, причесалась и связно поведала о своих мытарствах.
– Клянусь, я не психопатка. Но так отвратительно со мной еще никто себя не вел, – пылко закончила Ирина. Потом задумчиво сказала: – Я представить себе не могла, что это возможно: отлично контролировать себя внутри, даже какие-то моральные принципы реализовывать – всех оправдывать, а снаружи невменяемо реветь.
– Я тоже не понимаю, как тебя, сильную нормальную женщину, угораздило, – тихо сказал Арсений. Особого сочувствия в его голосе Ирина не услышала. – Ведь мы вчера договорились работать вместе. Ты мне не поверила? Вот это цинизм! Но у циников не бывает нервных срывов. А тебе впору лечиться. Зачем тебя понесло в фирму?
Еще минуту назад Ирина могла ляпнуть, что хочет выйти за него замуж и решила отдалиться, чтобы приблизиться уже вплотную. Но теперь, опомнившись, ворчливо сказала:
– Мне показалось, что ты оставил меня из какой-то ложной жалости.
– А что такое ложная жалость? – озадачился Арсений.
Она только обреченно махнула рукой. И тут осознала, что действительно сделала пусть глупость, но ради него. Можно подумать, кто-нибудь когда-нибудь собирался совершить идиотский поступок. Все считали, что действуют умно. "Я влюбилась? – подумала Ирина. – Господи, сколько раз молила: пошли любовь, хоть безответную, пошли эту легкую тяжесть, сладкую горечь, только бы знать и ощущать, что стоит подумать о нем, и все исчезнет, и воспарю, и полечу. На минутку, пока не вспомню, что он меня не любит, но эта минутка стоит месяцев здравого ума и трезвой памяти. Неужели послал? А как еще можно объяснить мое временное помешательство? Единственное объяснение – я испугалась, что, раз у меня не получилось мигом сменить работу, придется остаться здесь. А остаться здесь было тогда равнозначным потере Арсения. Какая странная любовь – петь не хочется, а головой о стенку биться я не прочь". Она не предполагала, что он внимательно смотрит в ее темечко. Подняла тяжелую голову. Глаза в глаза. Арсений увидел сияющие серые плошки, исполненные чем-то неимоверным. Ирина смутилась, и мгновенно на ее лице появились тяжелые красные веки вокруг усталых пустых глаз человека, пережившего шок.
Но они оба уже поняли, что ее взгляд – это такая обнаженка, по сравнению с которой женщина в гинекологическом кресле посреди городской площади – ерунда. Любая голая правда, выраженная нецензурными словами, – ничто. Этот взгляд сделал презренными и долгий секс, и емкие разговоры по душам. Но в следующую секунду оба ощутили небывалое возбуждение. Человеческая природа юно, яростно бунтовала против общения взглядами. Когда-то Арсений спрашивал себя, что ему жальче всего будет потерять – зрение, обоняние или слух? Именно жальче, о практических вещах речь не шла. Так психолог готовил группу обеспокоенных людей к мыслям о возможной инвалидности. Только что случились теракты в Москве, и длилась череда авиакатастроф. Потеря зрения вызывала у всех ужас. Только Арсений честно сказал, что не сможет жить без прикосновения ветра к щеке и дождя, барабанящего по макушке. Народ глядел на него, как на извращенца. Возможно, Ирина была такой же.
Они не смогли противиться неожиданному сильному влечению. Использовали не по прямому назначению стол в начальничьем кабинете. Получилось все на нем гораздо лучше, чем в кровати. Тем не менее любовники были изумлены ощущением нормальности того, что произошло. Слова "пошлость" и "похоть" остались в их лексиконе для других ситуаций. И теперь нельзя было исключить, что количество таковых может начать быстро уменьшаться.
Ирина опомнилась чуть раньше и нарочито буднично сказала:
– Я пойду. Не волнуйся, работать пойду, не домой.
– Да и с какой стати домой в разгар рабочего дня? – неуклюже пошутил он. И почти без паузы: – Слушай, Ир, отправляйся к себе, поспи, успокоительных каких-нибудь попей, музыку включи, комедию любимую, отдохни. Правда, настоящей жалостью жалко, а не ложной. Выдумала же! Я, когда увидел тебя перед собой в коридоре, подумал, ты ко мне в кабинет шла.
– Ага, в сопровождении десятка твоих подчиненных. Испугался скандала?
– Разве для него есть повод? Нет, решил, что с твоими близкими не все ладно.
Ирина улыбнулась и молча направилась к двери. Взявшись за ручку, обернулась:
– Извини, больше ревмя реветь в коридоре не буду. Я иду к себе в отдел. А может, правильно, что женщинам неохотно доверяют руководящие должности? Еще истечет слезами на ковре у какого-нибудь босса, думая, что с умным видом рапортует об успехах.
– Видела бы ты, какие истерики мужчины закатывают, – напутствовал ее Арсений.
Обнаружив, что дверь была не заперта, Ирина, как школьница, не выучившая урок и не вызванная к доске, подумала: "Пронесло". Хотя по большому счету ее и вызвали, и спросили, и пятерку поставили. Она торопливо выбралась за порог. Состояние было такое, будто пару ночей не спала, пару дней не ела, уже перестала хотеть спать и есть и слабо недоумевала: неужели так можно жить? Войдя к непосредственному начальнику, она гипнотически на него уставилась и ровно сказала:
– Вы представить себе не можете, что со мной делали в банке.