– Ну, это если бы… Из-за имущества я бы и спорить не стал. Все имущество я и без того ей оставил. Ушел, только Егорку забрал. Она и не возражала поначалу, что он со мной жить будет… Да и не нужен он ей был в новой жизни…
– А она что, другого себе нашла?
– Нет. Не в том дело. Хотя, может, и нашла – по-моему, у них там это не возбраняется…
– А у них там – это где?
– Где, говорите? Да в общине религиозной!
– В секте, что ли?
– Я не знаю. По-моему, это не секта. У нее название такое… длинное. Сразу и не уяснишь, что они собой представляют. Община какой-то там скифской веси инглиистической церкви православных староверов… В общем, они себя просто братьями и сестрами зовут.
– А как она туда попала, ваша жена?
– Да я и сам не понял как… – в отчаянии пожал Кирин навязавшийся собеседник плечами. – Я работал, она вон с Егоркой дома сидела. Я поначалу и значения этому не придал. Ну, пусть, думаю, женщина книжки странные читает, пусть мяса не ест… Что такого-то? Я даже подсмеивался над ней поначалу… Это потом уже пугаться начал. Оно потом как-то так незаметно, но очень быстро все закрутилось… Ой, вы лучше не спрашивайте меня об этом! Когда на твоих глазах человек из совершенно нормального в жестокого фанатика трансформируется, это целая трагедия. И главное, выхода из нее никакого нет. Вот был человек, и нету! И сделать уже ничего не можешь, хоть головой об стенку бейся… В общем, ушел я. Забрал Егорку и ушел. А по-другому уже нельзя было. Она и не возражала – обрадовалась даже, что от "нечисти" дом освободился…
– А потом что, передумала?
– Ну да. Передумала. Три года прошло, и передумала.
– Сколько?! – ахнула возмущенно Кира. – Три года о сыне не вспоминала, а потом вдруг передумала? Ничего себе…
– Ну, не "вдруг", конечно… У них там, в этой их общине, местный главарь… или как там его зовут?… Ну, в общем, начальник переменился. Один умер, на его место другой пришел. Я его видел – ужас. Молодой, худой, патлы до пояса, глаза горят так страшно… Неестественным, знаете, таким светом горят, будто внутри у него ядерная мини-бомбочка взорвалась. Ну и вот… Этот, который на новенького пришел, будто бы голос какой-то с небес услышал, что ли… В общем, взбрело ему в голову увести свою паству прочь от мира земного. Не на небо увести, конечно, а подальше куда-нибудь – в леса, в поля… Чтобы там, в этих лесах и полях, начать новую и чистую безгрешную жизнь. Чтобы плодиться там и размножаться и создать из чистых и безгрешных сначала поселение, потом город, потом, стало быть, новое особое общество.
– А плодиться, естественно, надо только благодаря этому пастору? Вернее, при его непосредственном участии? Где-то я уже слышала про такое…
– Ну да. Может, и так. Я не вникал, в общем. Меня этот пастор с другого боку своим безумием задел. Пришло ему в голову, видите ли, пока чистые да безгрешные новые дети не народились, уже готовых с собой в те леса и поля забрать…
– А, понятно! Вот тут-то ваша благоверная про своего Егорку и вспомнила!
– Да. Совершенно верно, – грустно подтвердил Кирин собеседник. – Совершенно справедливо вы это заметили… Простите, как вас зовут?
– Кира. Меня зовут Кира, – торопливо представилась она.
– А меня – Станислав. А если коротко – Стас. Так вот, Кира, и получилось, что именно вспомнила! Нужен ей стал Егорка – ну просто позарез! Как проходной билет в светлое безгрешное будущее. Явилась она ко мне как-то и говорит: отдавай обратно, мол. Я мать, за мной все права юридические. Ну, я ее прогнал…
– А вот и плохо, что прогнали. Надо было сразу в суд бежать да с иском выступать, чтоб официально передали вам сына на воспитание.
– Так а чего там передавать-то? Я ж его воспитывал три года уже! Она даже и не интересовалась им, не до того ей было…
– Ну а дальше что? – нетерпеливо перебила его Кира. – Дальше, по всей видимости, она сама обратилась в суд с иском, но уже о передаче Егорки ей на воспитание? От вас?
– Ну да… Когда мне повестка в суд пришла, я даже и не подумал, что все это может так вот закончиться… Я даже адвоката не нанял! Думал, что приду в суд и расскажу все по порядку, как оно было. И про секту-общину, и про жену, и про то, как она за три года ни разу к Егорке не приехала…
– А вышло все по-другому, значит… – печально усмехнулась Кира. – Ваша жена взяла да и наняла адвоката Линькова…
– Ну да. Так оно и получилось. Не суд, а кошмар какой-то. Вы знаете, я до этого ни разу в настоящем суде не был, только в кино видел… Я ж думал, что там и в жизни так, как в кино… Что судья меня выслушает, проникнется, поймет и справедливое решение вынесет. Во дурак был…
– А что, разве не так все произошло? – осторожно усмехнувшись, спросила Кира.
– Нет. Совсем не так. Мне и объяснить толком ничего не дали. Я сначала пялился на них как идиот, а потом понял, что они… они просто свою песню поют, судья да адвокат, как два дурных соловья.
И для меня в этой песне слова не предусмотрено. Вроде я им все по делу объясняю, а получаюсь дурак дураком… А ваш Линьков так чешет красиво, и все у него так складно получается! Я ему про общину толкую, что опасно, мол, ребенка матери отдавать, потому как увезти может в неизвестном направлении, а он в ответ, что само по себе членство истицы в религиозной общине не может быть основанием для отказа в передаче ей ребенка на воспитание… А потом начал мне еще и вопросы всякие хитрые задавать. Оказывала ли, говорит, истица вредное влияние на сына? Наносила ли ему физический вред? Или психический? Я ему отвечаю: какой она могла ему вообще вред оказать, если не видела его три года подряд, а он все одно твердит: отвечайте по существу, отвечайте по существу… А по этому существу что получается? Раз не видела, то и не оказывала, и не наносила…
– Ну, понятно… – снова печально закивала Кира. – Линьков, он такой… Он напористый…
– Ой, да чего там – напористый! Вывернуть наизнанку все можно, был бы язык подвешен… Я думаю, что заплатила она ему очень много, вот и вся его в этом напористость! Она накануне, перед самым судом, квартиру продала, раз в поля да в леса за своим пастором собиралась рвануть, потому и деньги у нее были… А у меня, получилось, вроде как и жилья своего нет – мы с Егоркой пока у мамы живем. И этот ваш Линьков… Он же и на этом по-своему сыграл! Вроде какой я отец – без своего определенного места жительства. А я ж, дурак, не догадался даже договор на долевое участие в строительстве с собой взять! У меня почти все взносы на новую квартиру уже внесены, дом к Новому году сдается… Откуда ж я знал, что они там все… такие тупые сидят… Непробиваемо-напористые…
– Нет, Стас, они как раз не тупые, – снова с горечью вздохнула Кира. Так, будто и о своем о чем-то подумала. – Они как раз очень умные, Стас…
– Ты хочешь сказать: у кого денег больше, тот и умнее, что ли? Ведь ясно же как божий день – увезет она мальчишку и…
Он осекся на полуслове, взглянув коротко на притихшего мальчишку, потом улыбнулся Кире виновато:
– Простите, я, кажется, на "ты" перешел… Это я от волнения, наверное…
– Да ладно! – сердито махнула рукой Кира. – Ты, вы, какая разница! Хочешь, и я на "ты" буду? Не в этом же дело… Давай я лучше расскажу тебе, как дальше действовать! Тебе надо быстренько в течение десяти дней принести в тот же суд кассационную жалобу на решение судьи. Хочешь, я помогу тебе ее написать?
– Ну? И что потом?
– А потом областной суд пересмотрит решение первой инстанции и…
– А когда пересмотрит?
– Ну… Через месяц, наверное…
– Ага, через месяц! Да за это время Егорку десять раз успеют увезти, ты чего! Они и сейчас уже за нами охоту начали…
– Они – это кто?
– Так братья Татьянины. Татьяна – это жена моя бывшая. А братья – это те, которые по духу ей сподвижники. Между прочим, здоровенные такие сподвижники, качки-мордовороты. Такой двинет – живого места не оставит. Я когда из здания суда вышел, они недалеко от моей машины стояли. Я посмотрел – все колеса поколоты… Ну, я не стал дожидаться, когда они меня двинут, поймал такси да рванул быстренько к маме. Схватил Егорку, в чем был, и дёру. Мама потом позвонила – вовремя, говорит, ты ушел. Татьяна след в след за мной уже явилась. С этими, с братьями. Мать напугала – не увидишь ты, говорит, больше внука своего… Сегодня, говорит, мне сына обратно присудили…
– Ничего себе! И что теперь? Скрываться, что ль, будешь?
– Ну да. А что делать? Вообще-то я в полном отчаянии сейчас, в голове – каша… Потому и за тобой, наверное, поплелся.
– А зачем к Линькову-то пошел, раз решение уже вынесено? Он ведь уже ничего сделать не может…
– Да понимаю я все! Говорю же – голова кругом идет, как у волка, которого в красные флажки загнали. Я… Я просто в глаза ему хотел посмотреть, этому Линькову…
– А что, в суде не насмотрелся?
– Нет. Не насмотрелся. Там, в суде, такое было чувство, будто и глаз у него никаких нет. Так, две дырочки светятся сквозь очки…
– А зачем Егорке бантик розовый повязал? Для конспирации, что ль? Ему, между прочим, не нравится… Да, Егорка?
Мальчишка взглянул на нее недовольно и насупился, ткнул румяное лицо в стакан с соком. И заболтал под столом ногами, подопнув Киру под коленку пребольно.
– Да уж, не знаю, что тебе и посоветовать… – поморщившись, произнесла Кира. – Честное слово, не знаю…
– Да что тут посоветуешь… – тяжело вздохнул Стас, допив одним залпом остывший кофе. – Выслушала, не прогнала, и на том спасибо. Я еще спросить хотел… А ты что, тоже адвокат, да? Как этот… Линьков?
– Не, Стас, я не адвокат. Я пока стажер только. Я через два года адвокатом буду.
– Ну что ж, счастливо тебе оставаться, стажер Кира… Пойдем мы. Извини, что помешали.
– Вы не помешали мне нисколько…
– Да как это – не помешали? Вон, даже и пива толком не выпила!
– Послушай, Стас! А у тебя есть куда идти? Я поняла, что домой тебе нельзя…
– Ничего, найду.
– Чего ты найдешь? Уже вечер на дворе! Друзья у тебя есть, у которых переночевать хотя бы можно?
– Да друзья-то есть, конечно… Только все их адреса Татьяна прекрасно помнит… Нельзя мне к ним…
– О господи… Прямо детектив какой-то! Триллер. Боевик с элементами киднеппинга.
– Ну почему – киднеппинга? Придет Татьяна с братьями, на законных основаниях заберет у меня ребенка…
– Пап, я не хочу! – вдруг тихо, шепотом почти всхлипнул Егорка, скользнул с пластикового стула и, как обезьянка, полез к отцу на руки. – Я не хочу к маме, пап! Не отдавай меня! Хочешь, ленточку обранто надену? Не хочу, не хочу…
Он так и выговорил в волнении – "обранто". И неоднократное "не хочу" тоже выговорилось у него смешным и по-детски косноязычным – "не фочу". Оттого, наверное, что совсем мальчишка заплакать приготовился, да только держался изо всех сил, дрожа румяным лицом. И то – закосноязычишь тут, когда такие дела судебные да судьбоносные над твоей головой взрослыми дядьками творятся…
– Сынок, да ты что? – притворно рассердился Стас, одновременно прижимая к себе дрожащее от сдерживаемых слез сыновнее тельце. – Кому это я тебя отдам? Да ни за что на свете не отдам! И не думай даже! Вот дождемся с тобой, когда мама уедет, и будем жить дальше спокойно!
– А если не дождетесь? – тихо спросила Кира. – Что, так и будете бегать? Нет, Стас, надо обязательно в кассацию заявление подать, и адвоката нанять надо толкового…
– Ладно, разберемся. Спасибо тебе, Кира, за совет, за участие. Пойдем мы.
– Постой! Постой, Стас… Запиши-ка мой телефон на всякий пожарный случай. Вдруг не найдешь, где переночевать, я тебя пристрою куда-нибудь… Давай свой мобильник, я сама тебе запишу!
Легкая досада и недовольство собой тут же ворохнулись у нее в груди: чего, мол, такое делаешь-то, девушка Кира? Оно тебе зачем? Вдобавок еще и Кларин насмешливый голосок в голове прозвучал – про человека, стремящегося делать добро. Как там она выразилась? Человек, желающий творить добро, сам не понимает, чего он хочет? Точно. Конечно не понимает. Просто поддается дурному импульсу, и все. Вот как она сейчас поддалась. Глупая. А с другой стороны, как ему не поддашься-то? Он же прямо в душу так и заглядывает глазами этого странного и наивно обалдевшего от судебной несправедливости парня…
Пока она возилась с чужим мобильником, заверещал в сумке ее собственный. Она торопливо протянула Стасу его аппарат, закопошилась с "молнией", пытаясь расстегнуть ее побыстрее. Звонил Кирилл.
– Ну ты где? Почему так долго трубку не берешь?
– Я? Я в кафе сижу, пиво пью… А ты где? Приехал уже? – быстро заговорила Кира, одновременно махнув рукой и с облегчением улыбнувшись Стасу с Егоркой, уже поднявшимся, слава богу, из-за стола. Пусть идут, пусть уносят с собой ее досаду, и душевное неудобство, и этот ее дурной импульс тоже…
– Ну вот… Я так и знал, что ты забудешь! Всю дорогу гнал как дурак! И тебе звонил, да связи не было… А ты забыла! Вот уже второй раз, как забыла!
– Да что, что я забыла, говори толком!
– Как это – что? Сегодня какой день недели?
– Ну, пятница…
– Правильно, пятница! Третья пятница месяца!
– Ой, и правда! – рассмеявшись, охнула Кира. – Фу ты, господи… Я и правда забыла совсем… А что, тебе Ленка уже звонила?
– Зачем? Нет, конечно. Мы же договаривались – без звонков…
– Ну да, ну да…
– Я сейчас заеду за тобой! Ты в какой кафешке присела? В той, в своей любимой?
– Ага!
– Тогда жди. Минут через двадцать буду.
Нажав на кнопку отбоя, Кира еще повертела головой, пытаясь разглядеть в толпе случайного своего собеседника, но он как в воду канул. Нет, все-таки жалко парня. Хороший такой парень, и глаза умные. И мальчишку этого, Егорушку, тоже жалко. Такое чувство, будто виновата она перед ними оказалась. Но если рассуждать объективно – ни в чем она перед ними не виновата, правда? Нельзя же быть наивным таким… Адвоката он не захотел нанять, видишь ли! А теперь что… Надо было раньше думать… А она вот и телефон им свой оставила… А раз не виновата, значит, и от противного ощущения недовольства собой надо избавиться, иначе оно испортит ей все удовольствие от предстоящей вечеринки с однокашниками…
Вечеринку эту придумала Ленка Петрова – самая избалованная и самая симпатичная девчонка в их институтской группе. Можно сказать, не придумала даже, а покапризничала так. Не хочу, говорит, ни с кем расставаться, и все тут. Привыкла, говорит, изо дня в день ваши рожи видеть. Так и заявила на выпускном, что каждую третью пятницу месяца ждет всех без исключения у себя дома. Что, мол, родители у нее в этом плане демократы покладистые и раз в месяц она их на дачу запросто может выпнуть. И что нести с собой из пивного-съестного тоже ничего не надо. Вроде того, уж не разорятся ее обеспеченные родители, не впадут в непосильные траты, если оторвут немного от своих неограниченных штатными расписаниями заработков, чтоб ублажить милую доченьку. Они только рады будут, если доченька повеселится в приличной компании. А для них это угощение – тьфу просто, а никакие не траты. Никто из ребят против такого расклада и возражать не стал, и гордостью лишней не закипятился. У богатых, как говорится, свои причуды. Отчего ж не повидаться, не выпить-поесть на халяву, если Ленке так уж приспичило…
Машину Кирилла она увидела издалека. Отставив стакан с так и не допитым пивом, выскочила на кромку тротуара, помахала призывно, подняв руку вверх. Потом плюхнулась с удовольствием рядом с ним, потянулась губами для короткого поцелуя.
– Ну что, натешилась своими игрищами? – коротко хохотнув, спросил Кирилл, подставляя ей гладкую щеку. – Где ты нынче отдыхала-то? На площади Конкорд? Иль на Елисейских Полях потусовалась? А может, в Латинском квартале устриц откушать изволила? С холодным шампанским?
– Да ну тебя… – сердито махнула рукой Кира. – Вот ничего про себя не буду больше рассказывать!
– Ой, да ладно! Уж и приколоться над тобой нельзя! А ты знаешь, я вот все думаю – как ты поведешь себя, когда в натуральном виде все это перед тобой предстанет… Тебе ж, наверное, плохо будет?
– Хм… А почему это, интересно, мне должно быть плохо?
– Ну как? Была мечта, и не стало мечты…
– Да это вовсе не мечта, Кирилл, как ты не понимаешь… Это игра такая. Прогулка духа всего лишь. Это интереснее, чем мечта… Ну, как бы тебе объяснить…
– Да ладно. Не объясняй. Все равно не пойму. Где уж нам, убогим, все тонкости вашего дамского духа узреть. Тем более вымотался я, как собака… Весь день за рулем! Сейчас оставлю машину на стоянке у Ленкиного дома и напьюсь как свинья. А потом ты меня домой тащить будешь, как верная подруга…
– Ладно. Договорились.
– Что, правда? – живо обернулся к ней Кирилл. – Вот здорово! Так и представляю себе эту картину, как ты меня на своем плече прешь, как из такси выволакиваешь… А потом раздеваешь и спать укладываешь… А мама твоя нынче на дачу уехала? Погода вроде хорошая…
– Ваши мечты слишком уж далеко вперед забежали, юный пьяница! Мы насчет мамы и погоды вроде не договаривались! – засмеялась Кира.
– Ну так давай договоримся, в чем дело-то? Прямо здесь, на берегу… Вон, подъезжаем уже…
Ответить Кира ему не успела. Мобильный в кармане рубашки Кирилла заверещал так требовательно, будто от души возмущался их легкомысленным разговором. Коротко взглянув на дисплейчик, Кирилл вмиг посерьезнел лицом, проговорил в трубку радостным, бодрым голосом:
– Да, папа! Слушаю! Да, я уже приехал… Да, он передал тебе какие-то бумаги… Что, прямо сейчас?! А может, завтра? Устал я, пап… Ну, пап…
Голос адвоката Линькова был очень сердитым – даже до Киры долетали звонкие, как капли ледяного дождя, раздраженные нотки. "И чего ему неймется, интересно? – подумалось ей печально. – Деньгу хорошую утром заработал на этой Татьяне, непутевой Егорушкиной мамаше, вот и радовался бы своему сволочному адвокатскому счастью. Чего на сына-то наезжать?"
– Да. Хорошо, папа. Сейчас привезу, – убито проговорил в трубку Кирилл и с досадой стал запихивать маленький аппарат обратно в карман рубашки.
И все он никак не попадал в нужное место, все скользил мимо, пока Кира не протянула руку и не помогла своему несчастному бойфренду справиться с этой операцией. И так ей жалко его стало – прямо хоть по голове погладь да к сердцу прижми, успокаивая. Это ж надо – ехал парень, гнал всю дорогу, хотел на вечеринку попасть, чтоб надраться на воле в компании однокашников, а тут тебе нате – полный облом…
– Ну ладно, не огорчайся так, чего ты… – и впрямь попыталась она его утешить. – Может, эти бумаги ему ну просто позарез как нужны?
– Ой, да ладно… Ясно же, что никакие бумаги ему не нужны… Просто зло сорвать на ком-то надо, и все. Он же такой, наш папик! Ты его настоящего еще не видела… Он, если собой недоволен, обязательно на ком-нибудь срывается. С остервенением. И с избиением младенцев. У него утром какой-то процесс неприятный был, вот он и завелся!
– Зато по вознаграждению, скорее всего, приятный… – тихо пробормотала Кира, усмехнувшись.
– Что ты сказала, я не понял? – рассеянно повернул к ней голову Кирилл. – Бормочешь что-то себе под нос…
– Да это я так. О своем, о девичьем.
– Ну да… Тебе хорошо про девичье бормотать – ты сейчас к нашим пойдешь… А я пока пропилю по пробкам на другой конец города, пока обратно доеду… У Ленки все уже разойдутся, наверное…
– А хочешь, я с тобой поеду? А, Кирюш?