Виктория Михайловна пришла на работу, не думая о том, что недавний инцидент в архиве, пусть и неординарный, вызовет такой мощный резонанс. Более чем достаточно было того, что сам президент, сам фараон-солнце, не побрезговал спуститься с офисных небес в архив и выразить личную признательность и благодарность. А тут началась настоящая вакханалия. Телефон раскалился добела. Звонили все, кому не лень. И те, с кем она успела познакомиться лично, и совершенно незнакомые господа всех рангов. Пронюхали, видать, позицию Балканского, узнали, что он самолично выразил ей признательность, и давай дружить с новой заведующей архивом изо всех сил – на всякий случай. От всеобщего внимания Виктория Михайловна растерялась. Ей никогда в жизни не приходилось быть героем дня или находиться в центре всеобщего внимания. Ощущать себя звездой местного масштаба оказалось делом довольно сложным и предельно хлопотным.
Добровольская тоже не осталась в стороне от всеобщего ажиотажа. Позвонила с самого утра, натараторила сто комплиментов в минуту и взяла с Виктории Михайловны слово, что они вместе пообедают. При встрече Надежда вела себя как всегда. Не умолкала ни на минуту, осыпала обалдевшую от происходящего Викторию Михайловну лучшими характеристиками и хвалила изо всех сил.
– Надя, я тебя прошу, остынь, – взмолилась Виктория Михайловна.
– А чего, собственно, я должна остыть? Ты настоящая героиня.
– Какая я героиня? Я от страха чуть не умерла, – возразила Виктория Михайловна.
– Я понимаю, что ты у нас человек скромный, как и положено настоящим героям. Похвально. Но я лично представить не могу, как огнетушитель держать и за какую фигню дергать, чтобы хуже не сделать. Я как представлю себе – ты одна, в архиве пожар. Это же кошмар полный. А ты поступила настолько грамотно и профессионально, словно не в библиотеке раньше работала, а служила брандмейстером или посещала курсы добровольной пожарной дружины. То, что ты героиня и молодец, не обсуждается. Только одного понять не могу: чего ты такая грустная и растерянная? От славы устала или есть другие причины?
От Надеждиного взгляда не уйдешь. Ситуацию чувствует нервами. Если нет фактов, на одних ощущениях делает правильные выводы. А еще говорят, что женская интуиция лишена всякого смысла.
– Да понимаешь, вроде ничего особенного. Подруга приглашает на недельку съездить за границу отдохнуть. Навалилась на меня и не отстает, – с легким вздохом сообщила Виктория Михайловна.
– А в чем проблема? – В Надеждиных глазах сквозило неподдельное удивление.
– Надя, ты умная и деловая женщина, а задаешь такие странные вопросы. Я работаю в системе без году неделя. С какими глазами я принесу заявление на отпуск, пусть и за свой счет, в отдел кадров?
– Гладильникова, с ясными глазами. Ты у нас герой дня. И почему бы тебе не воспользоваться честно заработанной славой? Я умираю. Да если бы мне сделали такое предложение, я бы землю носом начала рыть, чтобы осуществить задуманное. Что случится с твоим архивом? От пожара ты его уже спасла. А бомба, как известно, в одну воронку два раза не падает. Вот и оторвись раз в жизни по-человечески. Поезжай за границу, отдохни, наберись сил, напитайся солнцем и положительными эмоциями. Почувствуй себя свободной и счастливой женщиной. Самое время.
– Мне как-то неудобно, – поежилась Виктория Михайловна.
– Я тебе уже говорила, что ты дура? – ехидно поинтересовалась Добровольская.
– Говорила, – вздохнула Виктория Михайловна.
– Ты еще раз с блеском подтверждаешь это высокое звание. Сейчас вернемся на работу. Через пятнадцать минут чтобы заявление было у меня на столе. Я сама его завизирую и отнесу в отдел кадров, для того чтобы ты не сомневалась, что есть справедливость на свете.
Совершенно волшебным образом все сомнения и преграды отпали сами собой, Виктория Михайловна и опомниться не успела, как очутилась в аэропорту с Людмилой. Потом все закружилось, как в суматошной круговерти. Самолет, вышколенные стюардессы, сервис, о котором она имела представление только при просмотре зарубежных фильмов. Она до конца не понимала, что это происходит именно с ней. Все походило на сказку. Еще год назад она и представить себе не могла, что будет сидеть в мягком кресле международного авиалайнера и изображать из себя леди, которая решила отдохнуть от мирских забот на берегу ласкового и очень далекого моря просто потому, что ей этого захотелось.
А потом началась солнечная сказочная испанская феерия, которая накрыла ее с головой и заставила пересмотреть отношение к жизни вообще и в частности. Ослепительное солнце еще на выходе из салона самолета подарило взрыв радости и надежду, что жизнь на самом деле уникальная и удивительная штука. Как только Виктория Михайловна сделала первый шаг по трапу, произошла непостижимая трансформация ее сознания. Женщину словно напитали счастьем и предчувствием чуда. А потом был сплошной Голливуд. К трапу подогнали машину невиданной красоты. Виктория Михайловна предположить не могла, что мечта автомобильной промышленности томится в ожидании их скромных персон. Что делать, не привыкли тихие библиотекарши к подобному шику. Шофер в красивой униформе открыл двери и терпеливо ждал, когда они займут свои места. Поездка до дома заняла не больше сорока минут. Всю дорогу Виктория Михайловна смотрела в окно. Какая вокруг красота. Аквамариновый цвет ясного неба вообще не поддавался описанию. Под таким небом невозможно быть несчастным. Не успела она опомниться, как прибыли на место. А жаль, она готова была ехать и ехать по этим дорогам, наблюдая с одной стороны горы, а с другой – бесконечное море.
Скромный испанский домик в городке с чудным названием Салоу оказался настоящей виллой со всеми вытекающими последствиями. Людмила чувствовала себя как рыба в воде, а вот Виктория Михайловна была ошарашена великолепием. Но к хорошему привыкаешь быстро. После легкого завтрака на открытой веранде приятельницы решили времени зря не терять и отправились на прогулку по городу.
Не зря люди ездят в другие страны, ох не зря. А она еще сопротивлялась изо всех сил, искала причины, чтобы не поехать. Совершенно справедливо ее Надежда дурочкой называла. Из-за своего пуританского характера и гипертрофированного чувства ответственности едва не лишила себя несказанного удовольствия. Ощущение праздника, легкости и свободы не оставляло. Виктория Михайловна получала необыкновенное удовольствие от любой мелочи. Странно, но ей все казалось до боли знакомым в этом маленьком и уютном городке, будто она была здесь когда-то, бродила по его мощеным улочкам и была знакома с его обитателями с рождения. Она не чувствовала себя гостьей. Народ, казалось, никуда не спешит и не работает в принципе. На каждом шагу располагались милые уличные кафе. Запах кофе и выпечки перемешивался с запахом моря. Счастье неземное! Людмила ее теребила без конца, пыталась развлечь, думала, что ей скучно. Ей было не скучно. Она была счастлива впервые за долгие годы, и только одна мысль мешала раствориться в бурных чувствах. Ей стало жалко, что отпуск закончится. И это сказочное небо, море, славный город перейдут в разряд воспоминаний. Подруги с утра нежились на пляже, после обеда бродили по магазинчикам. Виктория Михайловна и не думала никогда, что транжирить денежки на приятные мелочи – такое удовольствие.
На третий день отдыха, всласть нагулявшись по бутикам, приятельницы решили посидеть в кондитерской. Количество пирожных и тортов не поддавалось описанию. Их были не десятки, даже не тысячи, а мириады! Фантастическая картина. Перед ними была не кондитерская – пик гастрономического искусства. Такое сработать может не ремесленник, только истинный художник. Глаза разбегались, и хотелось попробовать все и сразу. Остановиться было невозможно. В прохладном и уютном помещении сладко пахло смесью кофе с шоколадом. Приятельницы заказали кофе, после долгой внутренней борьбы остановили выбор на пирожных. Не успела Виктория Михайловна сделать глоток, как дверь в заведение открылась, предупредительно звякнув мелодичным звонком, и в кафе собственной персоной вошел господин Балканский, да не один, а в сопровождении сногсшибательной платиновой блондинки, длинноногой, глазастой, лет двадцати от роду. У Виктории Михайловны случился приступ нешуточной паники. Первая мысль была – что у нее от морского воздуха и барской жизни произошло временное затмение рассудка.
То, что Москва – большая деревня и непредсказуемые, самые невероятные встречи происходят с удивительным постоянством, она давно знает и привыкла к этому факту. Но уехать в дальние дали и встретить в кафе человека, который странным образом ворвался в твою судьбу, перевернул все представления на свете, да еще вдобавок постоянно бередит воображение по ночам, – это уж слишком. Рука Виктории Михайловны дрогнула, прелестная и ни в чем не повинная чашечка с кофе обиженно звякнула о блюдце. Благородный напиток расплескался и залил стерильную поверхность стола. У Виктории Михайловны было одно желание – провалиться сквозь землю, исчезнуть, стать невидимкой. Она вжалась в спинку стула и превратилась в статую. Господи, какой позор. Так возбудилась, что кофе пролила. Предупредительный официант буквально через миг примчался, чтобы устранить катастрофу местного масштаба. Только ей сейчас не официант был нужен, а незамедлительная "скорая помощь".
Так все было хорошо, и вот вам здрасте пожалуйста. Судьба-злодейка. Принесло же Балканского именно в этот город, как будто на карте мира мало других населенных пунктов. А красотка-то какая рядом. Ослепнуть можно. Вот вам монах и схимник в одном лице. Это что получается? На исторической родине мы строим из себя вдовца, а развлекаться по заграницам ездим? С юными блондинками. А что вас, собственно, так задело, уважаемая Виктория Михайловна? Вам Балканский кем приходится? Сердечным другом? Смешно. Он мальчик очень взрослый и самостоятельный и имеет полное право развлекаться хоть с блондинками, хоть с брюнетками. Устроила грохот, спасибо, что посуду не побила, чуть в обморок не грохнулась, привлекла всеобщее внимание. Нет бы из укрытия понаблюдать, как события будут развиваться. Все испортила. Откуда в ваши годы подобная нервозность и бледность тургеневских девушек?
– Вика, с тобой все в порядке? – услышала она встревоженный голос приятельницы.
– Все хорошо, не волнуйся. – Виктория Михайловна старалась изо всех сил вернуться в привычное состояние. Получалось плохо. Странно, кружилась голова, руки дрожали. Что-то она совсем рассиропилась.
– Чего уж хорошего. Выглядишь так, как будто привидение увидела.
– Так примерно и есть. Видишь вон ту парочку? Мужик в летах и блондинка у барной стойки?
– И что? Пара как пара. Здесь таких сладких парочек хоть пруд пруди. Ничего особенного.
– Как раз чего. Этот, который в годах, мой шеф. И по совместительству Дед Мороз.
– Вот нашла повод для страданий. Ты в законном отпуске. Какие могут быть проблемы? Я не вижу повода для того, чтобы падать в обморок. Скажи дяде "здрасте", изобрази радость – и продолжай радоваться жизни. Или я чего-то недопонимаю? Откуда такой трепет и волнение нешуточное? Вика, я тебя сто лет знаю и в жизни не видела подобного волнения. Ты что-то от меня скрываешь. Давай-ка внеси ясность, а то я волнуюсь. При чем тут Дед Мороз? Ты не перегрелась на солнце? – Костромина заволновалась.
– Если бы я сама знала про эту ясность, будь она неладна. – Виктория Михайловна готова была разрыдаться от волнения и подозрений, которые заставили ее ощутить довольно странное, непривычное и очень болезненное чувство ревности.
– Виктория, ты меня пугаешь. – Костромина приложила ладошку ко лбу приятельницы. – Слушай, дорогая, у тебя, по-моему, температура. Ты вся горишь. Давай-ка на этом закончим сегодняшнюю культурную программу и отправимся домой.
– Не переживай, все хорошо, все под контролем.
– А ты в курсе, что этот дядька идет к нашему столику? Мне предпринять какие-то меры безопасности или ты будешь себя вести адекватно? – озабоченно поинтересовалась Людмила.
– Буду, – обреченно выдавила из себя Виктория Михайловна. Вот уж поистине пути Господни неисповедимы. Только она избавилась от странных и глупых мыслей, расслабилась, подставила тело солнцу, позволила душе отдохнуть и забыть о житейских неурядицах – и тебе сюрприз. По какому праву этот незнакомый и далекий мужчина врывается в ее жизнь в те моменты, когда она этого не желает и не ждет?
Геннадий Николаевич подошел к столику и засиял радостной улыбкой. Кому бы рассказать! Улыбающийся Балканский! Это из области фантастики. Надо же, как молодые красавицы положительно действуют на измученных проблемами строгих мужчин. Просто очевидное и невероятное.
– Добрый вечер, Виктория Михайловна. Какая встреча. Надеюсь, вы не станете отрицать, что мы знакомы? – Само обаяние и радушие. Светский лев!
– Здравствуйте, Геннадий Николаевич! – Виктория Михайловна порадовалась за себя. Тон правильный, выдержанный, почти равнодушный. Приятно, конечно, встретить земляка за границей. Но они не приятели, не любовники. У них совершенно определенные отношения. Он работодатель, она его подчиненная. Вот и весь расклад. Конечно, они все люди русские, с широкой натурой и открытой душой, особенно на отдыхе. Но ее участь соглядатая не устраивает. Она прекрасно понимает, что вновь прикоснулась к чужой тайне, и Геннадий Николаевич подошел к их столику вовсе не из-за того, что вдруг увидел ее, единственную и неповторимую, и обрадовался до невозможности, а чтобы убедиться, что у нее хватит мозгов не трезвонить по всей Москве о шикарной блондинке. Тут и молодая красавица не заставила себя ждать. Подошла вслед за Балканским к столу, улыбнулась улыбкой необыкновенной и ослепительной.
– Папа, ты не познакомишь меня с этими милыми женщинами?
Виктория Михайловна впала в ступор. Папа. Какое замечательное слово! Значит оно лишь то, что эта немыслимая красотка в платиновой гриве волос и с ногами от ушей – вовсе не любовница Балканского, доченька Геннадия Николаевича, какое счастье! Господи, дай терпения. Сейчас она упадет со стула и умрет в уютном кафе замечательного испанского городка. И никто никогда не узнает, что на старости лет Виктория Михайловна Плотникова, добропорядочная мать двоих детей и брошенная жена, умудрилась влюбиться в мужчину, до которого не дойти, не доехать, не доползти ни при каких обстоятельствах. Слишком разные весовые категории. Она далеко не молода, у нее миллион дурацких комплексов и богатый жизненный опыт. Она почти бабушка. Это не важно, что нет внуков, возраст-то никуда не денешь. Пусть у тебя душа молода, кого это волнует, когда у глаз грустной стайкой собираются морщинки? Между ними пропасть длиною в целую жизнь. Очень разные судьбы и биографии. Практически полярные. Только непонятно почему какой-то неведомой силой занесло этого мужчину в ее дом в новогоднюю ночь, и событие это перемешало все представления и понятия.
– Маруся, конечно, с огромным удовольствием. Прошу любить и жаловать. Вот эту милую женщину зовут Виктория Михайловна. Мы вместе работаем. – Виктория Михайловна, как робот, наклонила голову. Однако сколько такта. "Мы вместе работаем…" А сам дрых у нее на коврике. Но что с него взять. Был пьян-с, не помнит-с. Или все-таки делает вид, что у него амнезия? Вот в чем вопрос.
– А меня зовут Людмила. – Вечная девушка не растерялась. Повела себя легко и свободно. И за это спасибо, переключила внимание на себя. У Виктории Михайловны появилась минутка для передышки. Компания, радуясь встрече, объединилась за одним столом. Официанты, мгновенно смекнув, что пахнет хорошим кушем, стали виться у стола, как назойливая мошкара. Еще бы, русские гуляют.
Вечер удался на славу. Гуляли долго, широко, с истинно русским размахом. Все участники, кроме замороженной и обалдевшей от всего происходящего Виктории Михайловны, радовались, как дети, словно встретились после долгой и вынужденной разлуки. В кондитерской нашлись и ликеры, и коктейли. Ближе к ночи компания плавно перебралась в ночной ресторанчик. Виктория Михайловна подчинилась законам радостного и буйного сообщества. Она вроде бы и присутствовала, и слова какие-то говорила, но ощущала только одно – она старая, парализованная гусыня, придумавшая себе на старости лет несбыточную сказку. Но что самое поразительное, происходило такое, чего не случалось с ней целую жизнь. Странным и непостижимым образом судьба сводила ее с этим человеком, словно говоря: "Проснись, узнай, не бойся, сделай шаг навстречу".
Вовсе не от выпитого, а от переживаний и странного состояния, незнакомого, тревожного, будоражащего, страшно разболелась голова. Виктория Михайловна несколько раз делала слабые попытки уговорить Людмилу отправиться домой, да куда там! Та веселилась во всю ивановскую и без всякого зазрения совести откровенно флиртовала с Геннадием Николаевичем. Совершенно непонятным образом компания разрасталась в соответствии с правилами геометрической прогрессии. Казалось, что все русское население маленького прибрежного городка с удовольствием присоединилось к их развеселой компании. В конце буйного и неуправляемого вечера русского веселье в далекой Испании переросло мыслимые границы. Виктория Михайловна поняла одну простую вещь: с русскими все планетарное сообщество не справится никогда и ни при каких обстоятельствах. Их темпераменту и неуемной тяге к бесконечному гулянью, разудалой бесшабашности, способности к братанию позавидует всякий. Прочим такие страсти и не снились никогда.
После полуночи компания людей, которые два часа назад не подозревали о существовании друг друга, а теперь братались, клялись в вечной любви и дружбе и вместе пели песни про московские окна, неожиданно решила, что необходимо поплавать в море нагишом вдоль по лунной дорожке. Это было слишком смело. Виктория Михайловна решила, что достаточно испытывать судьбу. Ей подобные развлечения не по возрасту. Она не стала призывать разошедшуюся не на шутку подругу к разуму, а просто тихонечко сунула официанту купюру и произнесла международное слово "такси". Сработал иностранный сервис на "отлично", без сучка без задоринки. Через двадцать минут Виктория Михайловна спокойно, не привлекая общего внимания, вышла из-за стола, покинула летний ресторанчик и села в такси.
У нее не было сожалений, что она покинула развеселую компанию. Скорее она испытывала нешуточное смятение. Слишком много обрушилось на ее многострадальную голову. Неожиданная поездка за границу, встреча с Балканским, о которой она не могла мечтать в самых страшных фантазиях. Жизнь просто обезумела и преподносила сюрприз за сюрпризом, а она, совершенно обалдев от происходящего, уже не понимала, как на все реагировать.