- Не пора ли другим прекратить решать, что будет лучше для меня? Возможно пора начать относиться ко мне как ко взрослой и способной самостоятельно принять за себя решение? У меня есть свои собственные причины, по которым я хочу, чтобы ты была моим адвокатом, и это не имеет ничего общего с опытом. Не хочу открываться кому-то чужому и опытному человеку. Мне нужен тот, кто будет работать со мной и воспринимать меня такой, какая я есть. Разве ты не видишь?
Она не ответила. Поцеловала меня в щеку и зашагала к двери, таким образом уйдя от ответа.
Глава 5.
ФИОНА
Я успокоила своих сестер и дала им обещание, которое вряд ли смогла бы выполнить. Только такой наивный человек, как Тереза, могла что-то сказать такой психопатке, как я, и только член семьи Дрейзен мог унести с собой это "что-то" в могилу.
- Они хотели прийти. Это так важно, Дина?
Бразильские Перья звали Дина. От этого мне захотелось пнуть щенка.
- Ты выглядишь расстроенной, - сказала она.
- Я не расстроена.
- Ты до сих пор не вспомнила то, что произошло в ночь твоего появления здесь. Честно говоря, я вряд ли отправлю тебя домой до тех пор, пока ты не вспомнишь.
- Это не является условием моего освобождения. Если верить моему адвокату.
- У нас есть некая свобода действий.
- Вы имеете в виду, что можете сделать что угодно. Вы знаете, что вспышки агрессии были обоснованными. Все остальное просто херня.
- Что именно, по-твоему, происходит, Фиона? - она опустила локти на стол. Ее долбаная прическа наклонилась в правую сторону, а подготовленное, пустое выражение лица высасывало не только воздух из комнаты, но и правду из меня.
- Думаю, вы хотите подняться по карьерной лестнице, - несмотря на то, что голос в моей голове приказывал мне остановиться, я продолжила. - Думаю, что вы собираетесь изменить имена, чтобы защитить невиновного, написать статью о знаменитой испорченной наследнице и ее отце, который в довольно раннем возрасте женился на ее матери. Думаю, вы посадили меня назад на "Паксил", с которого Эллиот меня снял, чтобы я не могла себя контролировать и спала в дневное время.
- Еще не доказано, что у "Паксила" есть побочные действия, - она откинулась назад, скрещивая руки на коленях. - Очень интересно, то есть ты думаешь, что доктор Чэпмэн где-то в глубине души испытывал к тебе теплые чувства.
- Я думаю, что вы - подлая, - мои нервы были готовы раскалиться добела, и уже ничего не смогло бы остановить меня от того, чтобы нахрен сжечь всю эту фигню. - Полагаю, что вы - бессердечная пизда. Я для вас - просто вещь. Безделушка на вашей полке. Вы думаете, что работа со мной весьма несложная, и хокка является шоу, только если вы не спите под тем одеялом, от которого у меня начнется оспа.
- Давай поговорим…
- Пошла нахуй.
- Твои чувства…
- Пошла нахуй.
- Фиона, это…
- Пошла нахуй.
- Дикон связался с больницей.
- Пошла нахуй.
- Он хотел увидеться с тобой.
Она это сделала. Остановила мой поток ярости проблеском надежды.
- Это шутка. Я…
- Я сказала ему, что пока ты полностью не начнешь принимать участие в терапии, ему не позволят увидеть тебя.
- Что?
- Скажи мне, Фиона, ты бы позволила ему здесь появиться, если бы была по эту сторону стола? Твоя последняя вспышка жестокости вне этих стен коснулась его. Ты заблокировала это в своей памяти. Видя, что он мог бы дать толчок, к которому ты не готова…
Все закончилось на слове толчок. Как раз это сработало отлично. Я очень четко все помнила: давление на мою правую ногу, когда я встала, ощущение твердой поверхности деревянного стола, на которое я опиралась левым коленом, чувство полета, когда я выпрямила ногу на ее столе, и падение вперед в поной уверенности, что мои руки достают до ее сраной лживой глотки.
Думаю, что я кричала, и, кажется, именно это и спасло сучке жизнь.
Глава 6.
ЭЛЛИОТ
Как и любой уважающий себя богатый хиппи из Сан-Франциско, Джана посвятила себя терапии. Как и любой существующий неврастеник, она не осознала глубину своего невроза до тех пор, пока уже по уши не погрузилась в него.
Мой отец сказал мне, что время, которое я провел в семинарии, сделало меня более сосредоточенным, слишком теплым и сопереживающим, чтобы увидеть истинную цену каждого человека, но он никогда не славился своей гуманностью. Лишь своим умением анализировать данные и доминирующим отношением. Факты говорили ему, что Джана была прекрасна, а его властность подсказывала, что она доставит много хлопот.
Все первые месяцы наших отношений я работал в сане священника в Алондра Хауз в Комптоне, а Джана была моим спасением. Она не хотела говорить о моей работе, и это было время спокойствия. Мы вместе готовили, играли в волейбол на пляже, сидели на моем крыльце с пивом по ночам и наблюдали за вечеринками западного Голливуда, которые проходили в квартале по соседству.
Но мне было сложно вечно разделять работу и жизнь. Одна мать, которую я лечил в Алондра Хауз, подсадила своего сына на наркотики. Ему было восемь. Я доложил об этом, и последовавшие за этим угрозы от ее банды были весьма серьезными. Никто не хотел, чтобы навредили тому, кого они любят, но я бы не позволил восьмилетнему мальчику заниматься сексом с мужчинами в обмен на наркотики для его матери.
Ну, извините.
Это было полгода назад, парня передали в приемную семью, шайка успокоилась, но Джана смертельно боялась, и большую часть своего времени я провел, разрываясь между желанием успокоить ее и сбежать.
- Доброе утро, - сказала Джана, когда я спустился вниз. На ней был пиджак с вышивкой и замшевая юбка, которые ни на ком другом не смотрелись бы так хорошо. Ее светлые волосы орехового цвета были стянуты назад и спадали по спине. Она была помощником директора в небольшой модной частной школе, где самовыражение было отправной точкой, а строгие преподаватели были реальностью.
- Эй, - ответил я, отказавшись от кофе, который она мне протягивала. - Я уже опаздываю.
По телевизору шло развлекательное шоу. Еще одна история о Фионе Дрейзен. Тот же кадр, который мы видели уже неоднократно: она приближается к черному "Рэндж Роверу" со своими проколотыми сосками и в расстегнутой блузке. Знание истории за кадром не делало ее менее ужасной, Фиона поморщилась на камеру, закрывая дверь.
- Аа, - сказала Джана, привлекая мое внимание. - Я думала, тебе надо выезжать в половине девятого?
- У меня работающая мать, которая хочет встретиться в восемь, в противном случае она потеряет работу, - я накинул на плечи свой пиджак. Не знаю, почему мне нравилось быть с ней резким.
- Ладно, я хотела сказать, что мы ищем духовного наставника в школу, - сказала она. - Психолога-наставника, и я подумала…
Я ее пугал. Это читалось в выражении ее лица и в том, как с ее языка соскальзывали предложения. Я ненавидел это. Не хотел думать о том, что она не чувствовала себя свободной для того, чтобы выразить свои мысли из-за моей реакции. Я обнял ее.
- Ты подумала, что у меня нет постоянной работы, поэтому мне может это понравиться?
- Да. У меня есть твое резюме. Могу просто подкинуть его Мэри.
Я поцеловал ее, и вкус яблочного бальзама для губ остался у меня во рту.
- Конечно. Отправь ей.
Глава 7.
ФИОНА
Не сказала бы, что я проснулась. Я толком и не просыпалась. Я более-менее плыла по облакам, падала вниз, возвращалась на них и утопала снова. Волна мягкого белого света ударила меня в лицо, когда я почувствовала движение моего тела, но мое зрение оставалось неподвижным.
Моя киска тащила меня вниз. Как-то, пока мои ощущения были притупленными, пульсация возбуждения становилась центром, вокруг которого всё вращалось. Физическая потребность превосходила над умственной, а давление между ног требовало действия.
Я открыла глаза. Комната вокруг моей кровати была с белыми, обитыми микрозамшей, стенами. На полу был утеплённый линолеум без единого шва. Потолок из стекловолокна вмещал на себе три панели с мягким освещением, лишь на одной из них был конусообразный диск. Камера безопасности. До блеска вычищенный туалет. Дверь была закрыта, запечатана, заперта, а окна здесь не было и в помине.
Одиночная.
Я потрясла правой рукой под повязкой, потому что не могла думать, пока не смочу свой пульсирующий клитор. Как только я коснулась одежды, в которую меня облачили здесь, в Вестонвуде, я почувствовала укол.
Мне было больно. Очень больно. Красная, ненасытная боль, преследующая меня по утрам в воскресенье. Я поднесла пальцы левой руки к носу, понюхав свою киску. Какими бы дебильными ни были эти таблетки, я была в сознании достаточно, чтобы мастурбировать так долго, пока нахожусь в этой комнате, и мне всё равно было это нужно.
Я осмотрела углы кровати. На них смирительные ремни свисали: мои руки они предпочли оставить свободными. Они позволили мне лишиться всех сил. Может, даже хотели этого. Ну, я не дам им то, чего они хотят.
Я села и огляделась, но смотреть было не на что. Как долго я здесь находилась? Этого никак не узнать. У меня не было часов. Я должна была быть в сознании, чтобы поесть, и я уверена, что не в их интересах было заморить меня голодом.
Я взглянула в камеру.
−̶ Эй! Я есть хочу!
На самом деле, я не очень проголодалась, но я хотела, чтобы на меня обратил внимание хоть кто-то, хоть где-то. Я соскользнула с койки и ступила вперед, морщась. Было очень легко понять, как долго я была в этой комнате. Некоторое время до того, как я проголодалась, и некоторое время после того, как я натерла свой клитор настолько, что было больно идти.
Я пописала в маленькую ёмкость и помыла руки в маленьком белом умывальнике. Они наблюдали? Я была уверена, что да. К счастью для меня, мне было плевать.
−̶ Эй! −̶ прокричала я в камеру. −̶ Весело было? Наблюдать за тем, как я писаю? Это также и больно. Знаете, впервые я думаю о том, что лучше бы вы меня привязали.
Я расхаживала по комнате, думая о том, что каждое связывание имело свою цель. Это было наказание. Наказание за то, что я попыталась задушить своего терапевта. Господи, я хотела Эллиота. Я упала на кровать, желая его. Все мои сексуальные фантазии о нём вылетели в окно. Я хотела сидеть за столом и разговаривать, или лежать на кушетке и слушать, как он отсчитывает обратно.
Три.
Два.
Один.
* * *
Дикон связал меня и оставил дольше, чем обычно.
Это ассиметричное связывание - демонстрация для Мартина. Я в трусах и майке. Они оба уже видели их множество раз, проделывая это с моим телом. Сегодня −̶ только объективное наблюдение. Этого хотели все.
Я развернута лицом в потолок. Моё правое колено согнуто и подвязано в петле так, что касалось шеи. Левая нога была вытянута и привязана к левому запястью. Правая рука прижата к спине. Вокруг челюсти были верёвки, удерживая рот открытым, а голова покоилась на подвешенной верёвке.
Трусики сместились, как это бывает обычно, так что воздух ощущается между ног, и я чувствую, как остывает и высыхает моя влага. Голос Дикона становится гулом. Он показывает Мартину, как вязать узел, его руки прикасаются к моей коже там, где верёвка вжимается в моё тело, демонстрируя правильную крепость и умение обращения с сабой так, чтобы не навредить ей. Руки Мартина −̶ беззаботные и опасные −̶ крепят верёвку на внутренней части моего бедра. Его глаза сфокусированы на мне, будто я какой-то предмет, какая-то вещица, которую можно трахнуть, и эта мысль обжигает меня, словно ярость. Сегодня он хочет меня. Я чувствую это по тому, как он водит по мне пальцами.
Я не могу говорить или шевелиться, и пульсация намного сильнее, чем когда-либо. Я глубоко в подсознании сдаюсь своему возбуждению и своему господину, пока он использует меня как куклу, чтобы показать Мартину искусство шибари.
Дикон, чьи руки я узнаю даже, если не вижу его, тянет верёвку, и я качаюсь вперёд и назад, словно маятник. Слышу, как Мартин уходит. В моём подсознании появляется картина того, как изгиб моего бедра рассекает воздух, словно арка врат рая. Когда мои покачивания превращаются в лёгкое кружение, Дикон кладёт свои руки на мои плечи и останавливает меня.
−̶ Он никогда не коснётся тебя, −̶ говорит он, пробегая пальцами по позвоночнику. −̶ У него нет контроля. Я выброшу его, когда вернусь, −̶ он вытягивает верёвку из моего рта, оставляя на языке привкус каната.
-̶Да, сэр.
-̶Ты выглядишь прекрасно.
- Чувствую… Господи, я чувствую всё.
- Как тебе верёвки?
- Хорошо, сэр.
Дикон стоит между моих ног в рубашке на пуговицах и джинсах, под угловым ракурсом глядя на моё тело.
- Ты - самая идеальная модель, которая у меня когда-либо была, −̶ он кладёт руки на мой живот и скользит вверх к моей груди. Гладит её, пока не достигает сосков, заканчивая свою ласку, щипая и потягивая за кольца. −̶ Каждый раз, когда я трахаю тебя, я хочу обладать тобой. Твоим удовольствием, твоей болью. Смотри, −̶ он дёргает кольцо в соске, и меня выгибает в моих путах. −̶ Как это прекрасно −̶ контролировать тебя двумя кусочками металла и небольшим количеством верёвки. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул?
Дикон скользит пальцем по моей щёлке.
−̶ Открой глаза, −̶ он проникает в меня двумя пальцами, затем −̶ тремя, и мои глаза распахиваются. Его руки −̶ это источник удовольствия. −̶ Смотри на меня.
И я смотрю. Он словно тень напротив окна, а его взгляд на моём теле оказывает эффект, равный ласке десятью руками. Он вынимает пальцы и облизывает их, а потом ведёт по моим губам.
−̶ Кого ты чувствуешь? −̶ шепчет он, но его голос больше напоминает командный окрик.
−̶ Я чувствую нас.
Дикон вынимает свой член второй рукой и просто прижимается им к моей щёлке.
−̶ Я мог бы наблюдать за тобой весь день,−̶ произносит он, скользя в меня. Я стону. −̶ Может, и буду.
Он вытаскивает свой член и прижимает его к моей киске. Его хватка на моей челюсти −̶ сильная и болезненная, и, когда он шлёпает меня по груди, я чувству спазм между ног. Ещё один шлепок, и я люблю каждый укол боли.
Я вне своего разума, в удовольствии и боли. Он −̶ слишком нежен для Дикона, даже когда вонзается своим членом так глубоко, что становится больно. Он не двигается, используя гравитацию моего подвешенного тела, чтобы контролировать давление на его член. Он дёргает верёвку, затем другую, пока я не поднимаюсь вверх. Он возвращает свою руку в мой рот и смещается, пока весь мой вес не оказывается на нём. Он так глубоко во мне. Не двигается, не вколачивается, просто углубляется.
−̶ Я так и останусь, −̶ произносит он. −̶ Внутри тебя, пока ты не кончишь. −̶ Между нами стекает моя слюна, капая на его живот. −̶ Ты −̶ маленькая шлюха, котёнок, но ты −̶ моя маленькая шлюха. Ты понимаешь? Я владею твоим ртом. Я могу трахать его своей рукой, пока ты не истечёшь слюной. Я владею твой задницей, и если мне захочется, я могу вонзить в неё крюк. Твоя пизда −̶ моя, и я могу трахать её всем, чем пожелаю.
Я соглашаюсь, стеная и не сдерживая слюну. Я так близка, но он едва двигается, и это может растянуться навечно.
Дикон вытаскивает свою руку из моего рта и протягивает ею по щеке, оставляя мокрый след.
−̶ Ты −̶ моё неоцененное сокровище, −̶ его толчки становятся более затяжными и сильными. Он касается моего носа своим, пока я ускользаю всё дальше и дальше из сознания. −̶ Скажи это.
−̶ Я −̶ твоя.
Он знает что-то о капитуляции и подчинении воли, и это заводит меня. Напор удовольствия вот-вот вырвется наружу.
−̶ Ещё раз.
−̶ Я принадлежу тебе, −̶ я хватаю воздух после каждого слова. Он такой сильный, такой настоящий, и я чувствую себя так, будто сделана из пены. −̶ Могу ли я кончить, сэр?
−̶ Скажи это.
−̶ Без тебя я бы умерла, Дикон.
−̶ Ты хочешь кончить?
−̶ Я бы умерла.
Я чувствую его улыбку на своей щеке и думаю, как мы начинали и кем мы стали. Возвращаясь назад в пустую комнату, я скольжу пальцами по болящему, ноющему клитору, сидя на унитазе в одиночной камере больницы для душевнобольных.
Глава 8.
ФИОНА
Еду и маленькую ёмкость для таблеток просунули в отверстие внизу двери. Это было обычное гастрономическое дерьмо, которое я съела на краю своей кровати. Перекинула таблетки в горло и просунула поднос назад. В этой комнате меня покормили уже два раза: один раз яйцами, второй −̶ сэндвичем. Я мастурбировала ещё два раза, но в последний раз я не смогла кончить из-за боли.
Большую часть своего времени я провела, сидя на краю кровати, интересуясь, когда они меня выпустят. Я спала. Я думала о жизни, обо всём в ней, и обо всех низких вещах, которые я делала. Я украла парня Аманды в старой школе, увела его обещанием того, что сделаю ему минет. Я подстроила это, потому что кто захочет мужчину, которого можно так легко увести? Думала о времени, когда я трахалась с Кэвином Хартнайком, и заставила его плакать, когда не захотела больше этого делать. Или о том, как приглашала Гэри Адельстайна присоединиться к Эвану Фронету со мной в постели, даже если Эван не соглашался. Думала о моём первом анальном сексе перед тем, как мне исполнилось восемнадцать. Гэри удерживал меня над кухонным столом, когда он и Эван трахали мою задницу, пока я кричала как мелкая сучка.
После этого я плакала у Эвана на плече, потому что это была моя вина, разве нет? я задела его чувства, и это я хотела оргию, не так ли? Это то, что он сказал мне, когда толкнулся свои членом в мой рот позже той ночью −̶ что мы были равными, и я получила ту оргию, которой хотела. Если бы я просто расслабилась, это не было бы настолько болезненно, и им бы не пришлось меня удерживать.
В белой комнате в Вестонвуде не было ничего, что могло бы меня отвлечь. Я даже трахнуть себя не могла. Всё, что я могла делать, это пялиться на этот белый туалет, на эту маленькую раковину и думать: сраный мой Боже, что я наделала? Что я наделала? Что я наделала?!
Я держала тот нож для чистки копыт в своих руках впервые за несколько лет. Я чистила копыта Снежку. Они уже были достаточно чистыми, потому что Линдси заботилась о моей лошади больше, чем я. На руках были мозоли, и я плакала.
В этой комнате, где поговорить можно было только с унитазом, я потёрла руки. Там всё ещё были мозоли. Я видела маленькие тёмные пятна на местах там, где они были. Я держала тот нож в тот день. Из всех сраных вещей, которые я сделала, все предательское, душераздирающее, хладнокровное дерьмо, которое я сделала, самым худшим было ударить Дикона.