"Три месяца! Только три месяца – и я буду от него свободна! Если не сойду с ума за этот срок… Я должна, должна все стерпеть, выдержать! Я не могу выбросить в урну свою карьеру, над созданием которой я трудилась так долго. Только потому, что из-за глупой случайности я очутилась под властью своего насильника. Но, неужели я действительно могу быть ему интересной? Именно сейчас, когда, по его словам, я стала для него отвратительной. И слишком старой? Может он еще немного поиграет со мной, а потом ему это дело надоест и он переключится на другой объект?" – с надеждой думала она, допечатывая статью.
Затем пробежала ее глазами, сделала необходимые правки, и со вздохом облегчения отправила ее факсом Трэйси, дописав внизу, что статью уже одобрил их новый начальник.
Выключив и закрыв ноутбук, она отправилась на кухню, где сделала себе просто огромную чашку успокаивающего чая с имбирем и мятой.
Устало подперев голову ладонью, Рита уставилась в окно, задумавшись, стоит ли ей рассказывать Трэйси о том, насколько опасен их новый начальник?
Попивая обжигающий зеленый чай, Рита вызвала в своей памяти образ подруги: высокая, стройная, с потрясающими формами, резким заливистым смехом и глубокими, бархатными черными глазами. Она одевалась в яркие, либо в угнетающе-черные цвета, и всегда мечтала когда-нибудь распрямить свои угольно-черные кудрявые волосы, хотя до практики дело так никогда и не доходило.
Как женщина, Трэйси никогда не была дурой, и понимала, что эти кудри придают ей изюминку и очарование, хотя и придают ее красивому личику какую-то безбашенность, совершенную несерьезность.
Для нее Трэйси была единственной подругой. С другой коллегой по работе, холодной, шведской красавицей Линдой она почти совершенно не общалась частным образом, только по работе, хотя они и не ссорились. Просто работали вместе.
Трэйси никогда не лезла ей в душу, быть может, потому что это ей было совершенно безразлично, но зато часто рассказывала о себе. О своей жизни, работе, мужчинах. Они часто любили вместе обедать в уютной кафешке и общаться на разные темы.
Она вдруг пожалела, что Трэйси никогда не была ей настолько близка, чтобы можно было доверить ей кошмары прошлого. Все-таки это было слишком личным, болезненным, обнажающим душу. Делающем ее слабой и уязвимой. А это она ненавидела! К тому же, Рита привыкла думать наперед. Ведь существовала же какая-то вероятность, что они могли поссориться. А своим возможным врагам она не хотела давать против себя козырей. Профессиональная осторожность.
Допивая чай и грея ладони о чашку, она вдруг подумала, что никому в мире не сможет довериться. Потому что у нее никого нет.
Совершенно усталая, она отправилась в спальню, где, едва заставив себя почистить зубы и переодеться в ночнушку, мгновенно погрузилась в наполненный давними эксклюзивными кошмарами сон.
Бегство, которое не приводило ни к какому результату. Настигающий ее прекрасный демон. И давнее изнасилование, которое память в очередной раз прокручивала во всех подробностях, добавив еще более зловещие детали.
Боль и покорность судьбы, и ужасное осознание того, что кошмар неизбежен, что ей его не избежать, не скрыться…
* * *
Яркие лучи солнца пробивались в комнату даже сквозь ветви дуба, который постепенно обрастал листочками.
Распростертая на кровати женщина в шелковой рубашке казалась прекрасной. Разметавшиеся по кровати густые медно-рыжие волосы оттеняли бледность тонкого, аристократичного лица. Она казалась идеальной куклой, изображающей принцессу.
Спящую или мертвую.
Этим ранним утром ее глаза были ярко-голубыми, с легкой примесью зеленого, оттенка нефрита.
Уже проснувшись и открыв глаза навстречу солнцу, она ощутила явное нежелание вставать. В постели было так уютно и безопасно.
Она свернулась калачиком, вжимаясь в мягкую перину, не желая открывать глаза. Огромное, почти во всю стену, окно, дарило ей весеннюю картину во всем ее восхитительном своеобразии: дрожащие от легкого ветерка, трепещущие изумрудные листочки, ярко-голубое, словно сапфир, небо с легкими, почти прозрачными облачками.
Не было никаких ни моральных, ни физических сил подниматься. К тому же, сегодня было воскресенье. Но Рита уже с утра каким-то шестым чувством ощущала, что и сегодня ей не дадут покоя.
"Только лишь бы не этот психопат, Джон Вейд!" – даже сквозь сон с ужасом подумала женщина.
Самой ужасной для нее мыслью было то, что теперь ее давние страхи снова вернутся, причем, усиленные появлением реального источника кошмаров.
И ей, наверное, оставалось лишь сойти с ума.
Просыпаясь, она ощутила приступ ярости, что пережитое ею в юности настигло ее снова.
Рита буквально заставила себя встать с постели, понимая, что лежать в кровати ей уже не хочется.
Прохладный душ, большая чашка чернильно-черного кофе с кусочком лайма. Мысли немного проясняются, и уже не кажутся ленивыми корабликами, едва покачивающимися на застывшей, почти стеклянной глади моря.
Жизнь кажется не такой уж ужасной, хотя по-прежнему тяжела утрата. Она понимает, чувствует, что рядом с Антуаном ей было бы намного легче. Даже просто с эгоистическим желанием переложить свои проблемы на чужие плечи, поделиться горем – ведь он был единственным, кому она доверяла, кому выговаривалась, жаловалась, перед кем не боялась показаться слабой.
Теперь же все исчезло.
И Рита осознала, что она, скорее всего, все-таки хрупкая женщина, а не боксер, привыкший держать удар.
Держать удар она не слишком хорошо умела. Но раньше все было намного проще. Она научилась не подпускать работу близко к сердцу и переживать из-за какого-то начальства, или из-за тех кровавых или просто неприличных ситуаций, в которые попадали известные личности.
Раньше у нее было четкое разделение: дом и работа. Работа, даже несмотря на дикие оргии с де Ноблэ, была скорее игрой, хоть отчасти даже опасной. Игрой, дарящей ощущение своей силы, необычности, власти над другими. Возможностью выплеснуть свой негатив.
А теперь она чувствовала, что весь ее мрак, вся та гадость, что накопилась в ее душе, течет обратно в нее же, затопляет, вызывает тошноту, словно испорченный водопровод.
– Я ничего больше не хочу! – внезапно вырвалось у нее. Решив немного отдохнуть, она перешла в гостиную и включила телевизор, развалившись на диване и пытаясь ни о чем плохом не думать. Но на киноэкране она внезапно заметила своего дорогого Гарри Джонсона. Юноша делал вид, что жутко смущается, понимая, насколько ему идут ямочки на щеках, когда он улыбается, и как соблазнительно он выглядит с невинным видом.
Рядом с ним позировала, рисуясь, его новая партнерша очередного фильма. Стройная, хрупкая красавица-блондинка с кукольным личиком и огромным бюстом.
Рита каждый раз удивлялась, когда видела, что девушки ходят на огромной шпильке, и ни разу не падая, превращая свою поступь в произведение искусства.
Девушка обнимала красивого парня за талию, эффектно улыбалась, и делала вид, будто он – ее собственность, ее трофей.
"Хорошо, что я туда не попала, – мелькнуло в голове Риты. – А то я бы чувствовала себя жалкой. Особенно после его слез насчет того, что я для него слишком старая. Наверное, он больше ко мне не вернется. За мальчика взялась очередная силиконовая красотка".
Эта мысль невольно вызвала у нее приступ острой тоски и почти физической боли. Она даже удивилась столь бурной реакции, но поспешила ее списать на ужасное настроение и нервные срывы последних дней.
"Я просто одинока! Мне не может нравится какой-то глупый мальчишка! И на его звездные "регалии" мне совершенно наплевать!"
Фыркнув, она выключила телевизор, с трудом удержавшись от того, чтобы не запустить пультом в телевизор. Прямо в исчезающую нахальную рожу Гарри, разросшуюся на весь экран.
"Нет уж, пусть лучше будет работа, чем сидеть и переживать, скулить, как побитая собачка!" – решительно подумала она.
Стоило позвонить Трэйси и Фрэду.
Может, они ей что подкинут?
Глава 10
Ничто так не красит блондинку, как жуткая смерть
– Привет, – приведя себя в порядок и увидев в зеркале нечто больше, чем среднестатическое огородное пугало, Рита почувствовала себя намного увереннее. – Есть что-то интересненькое? – она зажимала трубку изящным белоснежным плечом, с удовольствием разглядывая себя в зеркале: волосы, уложенные в замысловатую прическу, яркая косметика, тональный крем и пудра, скрывающие почти не заметные морщинки и, увы, огромные синяки под глазами. Хрупкая фигура в очень короткой атласной юбке и короткая кофточка, почти топ, из того же материала, темно-синего цвета. Туфли она надела на высоких каблуках, которые страстно ненавидела, но благодаря им ее длинные ноги казались вообще умопомрачительной длины.
– Хм, смотря что ты имеешь в виду, – Фрэд искренне удивился. – Подруга, насколько я помню, тебя в воскресенье и пушечным ядром, запуленным прямо в кровать, с постели не подымешь! Что-то случилось? Ты нашла в постели ежа, укололась об него, и решила, что это – знак, – надо идти на работу? – дурачился он, искренне изумленный. Она почти видела, как его глаза расширяются до невообразимых размеров, а коротко остриженные красные волосы становятся дыбом, и почти слышала мелодичный звон множества сережек, когда он от изумления шевелил ушами. И представляла, как дергается его серьга в носу, когда ноздри расширяются. – Только не говори, что все-таки решила заняться со мной сексом! Я этого не переживу.
– Почему это? Я что, такая страшная и старая? – на миг его слова укололи ее, заставив вспомнить оскорбления, выслушанные сначала от малолетнего "гения" кино, а потом от полусумасшедшего садиста-начальника с личиком популярных в последнее время геевско-женственных пластмассовых куколок, которые считались писком сезона.
"Анимэшные мальчики наступают!" – мрачно подумалось ей. "Вокруг одни сплошные гееподобные импотенты. Впрочем… мне грех жаловаться на внимание красивых мужчин", – девушка самодовольно улыбнулась.
Собственное настроение обрадовало ее, словно вместе с откровенным нарядом из какой-то совершенно новой коллекции, соединяющей абсурд с женственностью, и с ярким макияжем она вернула часть себя.
Себя прежнюю. Сучку Риту Свои, безжалостную репортершу, совершенно равнодушную к чужим бедам. Пожалуй, если б она в подобном настроении случайно оказалась в толпе журналистов, штурмующих Мерседес принцессы Дианы и ее любовника-араба, то тоже даже и не подумала бы оказывать им помощь, с наслаждением снимая на камеру их последний вздох и принимая ставки насчет того, сколько они еще протянут.
– Да нет, просто потом бы у тебя снова поменялось бы настроение и ты бы меня убила. А я люблю себя живого, – паясничал он. Но она слышала в его голосе улыбку. – Так что ты имеешь в виду, детка? Чего твоя душенька желает от старика Фрэда?
– Тоже мне старик! – хмыкнула она. – Ты же меня младше. А судя по мозгам, то ты вообще ребенок. Ладно, так и быть, скажу: я хочу поработать! Сегодня, если можно. Есть хоть какое-то место, где мы можем появиться? Только, пожалуйста, не надо снова тащить меня в частный самолет нашего журнала и снова перелетать океан, чтобы целый день снимать пустую яхту какой-то посредственной знаменитости! Или вечеринку на этой яхте. А потом – спускать трап и едва не топиться, так как пара каких-нибудь жалких актеров обязательно напьется и прыгнет за борт. Конечно, это была бы очередная сенсация – особенно я в мокром, облегающем платье, висящая над водой и пытающаяся выудить из воды здоровяка с мускулатурой Арнольда Шварцнейгера… Я предпочту что-то более спокойное. Воскресенье все же. Так как, это реально?
– Вообще-то я обычно пропускаю мероприятия на выходных, так как знаю, что ты отдыхаешь. Обычно по выходным работает Трэйси или Линда. Ты же обычно отсыпаешься…
– Угу, потому что я в другие дни обычно рулю, – заметила она, поправляя синюю туфлю. – Так что? Ты сможешь мне что-то предложить? – настаивала Рита, уже начиная сердиться. – От этой твоей манеры тянуть кота за хвост я скоро с ума сойду!
– Да, есть у меня кое-что на примете, – он зашуршал бумагами. – Вот! – он обрадовался. – Нашел. Один небольшой прием. Точнее, одно мероприятие.
– Интересно, где? В Кембридже, Оксфорде, Ричмонде или Кью? – задумчиво протянула она.
– В Ричмонде. Неподалеку от парка с оленями, – добавил Фрэд, обожающий все детализировать. Там очень интересный особняк… Когда-то это была большая конюшня. Участок земли сохранился почти в первозданном виде, но лошадей там больше нет. Сегодня там соберутся Звезды. И американские тоже, – добавил он. – Вручается премия от молодежного журнала "Оксфорд для интеллектуалов". Будешь смеяться – самым сексуальным актерам и актрисам года.
– Очень мило, – она хмыкнула. – Такой вроде бы умный журнал, и такая дурацкая премия.
– Ну, они тоже люди… Понимают, что без секса сейчас – никуда, – она чувствовала, что он усмехается. – Даже интеллектуалы хотят размножаться.
– Судя по тем, кто сейчас преобладает, получается у них не слишком, – ухмыльнулась она в трубку. – Ладно… Идея интересная, хотя сам журнальчик ни о чем мне не говорит. Я вообще первый раз о нем слышу!
– Да он недавно открылся. Вот они как бы и совмещают презентацию второго номера и награждение. Чтобы привлечь к себе внимание, – охотно объявил парень. – Будешь смеяться, почти вся редакция состоит из эмигрантов!
– Эээ, беженцев? – уточнила она, поправляя прическу.
– Ну, можно сказать и да. Все очень просто, – затараторил он. – Они приезжают к нам из стран третьего мира якобы учиться… А потом остаются. Кто замуж выходит за кого попало– сгодятся даже нищие и калеки, кто на работу устраивается – аналогично, хотя бы подметать улицы. А вот самые активные начинают пробиваться более решительно. Вот видишь, журнал открыли! Глядишь, к пятидесяти годам уже известными станут. В общем, мы, естественно, идем с тобой вместе. Я хватаю свою незабвенную камеру, сейчас быстренько во что-то гламурное переоденусь, хоть и не люблю этот стиль. Хотя, если у них прием в бывшей конюшне, то можно натянуть костюм лошади. Или – по-ковбойски. Рваные джинсы, главное – шляпу и высокие кожаные сапоги со шпорами! О, даааа! – в экстазе протянул он. – Я буду крутым! Я буду очень крутым! Все станут от меня кончать!
– А у тебя есть такой костюм? – заинтересованно поинтересовалась она.
– Конечно! Слушай, я понял, какого сорта там будет вечеринка! – возбужденно воскликнул он. – Типа одного клипа… Там у девушки волосы, как солома, и у всех парней тоже. Желтые – а в них крысы. А еще там девчонка скачет на искусственном коне, с такими движениями, ну, ты меня понимаешь! И все это в баре, похожем на сарай! Здорово! И масса пива. Вот такое дело я люблю! А не этот гламур, эти постные рожи и приклеенные улыбки. Да, завидую я нам! И на парк поглазеем, оленей половим, пока никто не видит. И напьемся на халяву!
– Ну, ты и трепло! Ладно, хватит болтать. Я уже закончила собираться, где тебя подобрать?
– Я к тебе на такси доеду, а потом пересядем в твой симпатичный джип. Люблю большие машины. Туда много в багажник помещается, например, спиртное, которое никогда не бывает лишним.
* * *
Рита кивнула вальяжно поджидавшему ее возле ворот Фрэду и прыснула от смеха, не в силах сдержаться. Конечно же, он с полной серьезностью на лице демонстрировал яркий псевдо-ковбойский костюм. Любой настоящий ковбой навел бы такой ужас лишь на своего врага. Во-первых, он был, конечно, кожаным, но ярко-розового цвета. Сапоги вообще какой-то неимоверной длины, доставали голенищами почти до бедер. Шляпа неимоверного размера, напоминающая мини-вариант НЛО ярко-розового цвета с длинной бахромой по кругу. Пояс был украшен поддельными драгоценными камнями, а на сапогах имелись громадные шпоры, что затрудняли и так трудное в сапогах такой длины движение.
Кое-как извернувшись, он добился того, чтобы большая часть шляпы очутилась у него над головой, а не закрывала лицо, важно улыбнулся и развел руками: мол, зацени, какой я гламурный!
– Да уж, ты мне даже настроение поднял! – она истерически расхохоталась, так, что даже слезы полились из глаз. Но Рита была совершенно спокойно за свою водостойкую тушь. – Ты точно уверен, что это не юмористический карнавал будет?
– Спокойствие, только спокойствие! Журналисты никогда не выглядят смешными, даже если одеты, как последние бомжи! – хмыкнул Фрэд.
Радостно затолкав в ее багажник свою огромную сумку, Фрэд с чувством исполненного долга уселся на двух задних сидениях, развалившись, как падишах на троне.
– Хорошо, что нам недалеко ехать, а то я бы заснул, – он слегка зевнул, прикрыв рот ладонью.
– Что, ты тоже иногда хочешь спать? – удивилась Рита. – А ты всегда такой свеженький… На наркоте сидишь, что ли?
– Да нет, давно было… Завязал. Карьера дороже. А я себе именно свеженьким нравлюсь. На энергетических напитках. Но в выходные я их не принимаю из принципа. А то так точно сердце может остановиться. Хотя, оно и так рано или поздно остановится, – он пожал плечами.
– Слишком ты молод, чтобы о смерти думать.
– Не скажи, не скажи. А у тебя иногда такое лицо, словно ты сама – смерть ходячая. Как-то мне сон приснился: типа я домой возвращаюсь, а возле моей двери Смерть стоит. С косой. И меня ждет. Так вот, обычно ты с таким же выражением лица на работу ходишь. И с работы тоже. Только иногда оно у тебя меняется. С мизантропически-тоскливого на зверски-злобное. Из серии, два вида выражений: либо "когда я сдохну", либо "когда вы, суки, сдохните!"
– С каким выражением хочу, с таким и хожу! – немного резко ответила Рита, досадуя, что кто-то заметил ее активное нежелание жить. Точнее, получать от жизни хоть какое-то удовольствие.
– Да я ж не против, – миролюбиво ответил он, просто, как мне кажется, тебе бы больше подошло другое выражение: "Я – королева мира!"
– Даже у нас в Англии королева – не я, – отозвалась репортерша. – Что уж говорить про весь мир!
Природа была просто великолепной. Если не считать множество отдыхающих, либо устраивающих шумные пикники с громко вопящими магнитофонами или другими средствами для уничтожения тишины в отдельно взятом тихом пригороде, то толпами выходили и заходили в уютные пивнушки на берегу реки.
Они проехали мимо элегантного Хэм Хауса, затем некоторое время проблуждали, пока не уткнулись в большие ворота парка с оленями. Правда, оленей видно не было.
"Попрятались, от отдыхающих", – подумалось Рите. "И я их вполне понимаю".
– Так, подожди, – Фрэд порылся в своих многочисленных карманах кожаного пиджака, и выудил на свет божий смятый лист бумаги, торжественно расправил его. – Да, этот особняк находится где-то между Хэм Хаусом, руслом реки и Хэмптон Кортом… Ага, вот и дворец! Так, теперь направо, то есть, налево. Чуть-чуть сверни, – командовал Фрэд, явно распалившись и предвкушая вечеринку. Ага, вот самое оно!
Рита прищурилась и уставилась в стекло, обозревая широко распахнутые большие деревянные ворота, украшенные цветными лентами.
Несмотря на внешнюю хлипкость ворот, возле них находились суровые охранники, мало отличимые от росших в окрестностях старинных дубов. Они придирчиво проверили их документы и приглашения, затем все-таки позволили им проехать.